Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 128 (всего у книги 339 страниц)

Глава 7
Истина или ложь

Я удивленно взглянул на Нечаеву. Но девушка была поражена не меньше моего. Она кивнула, подтверждая сказанное.

– Мастера, можно вас на пару слов? – обратился я к сидящим за столом, и добавил. – Наедине.

Жандарм и кустодий переглянулись, но вопросов задавать не стали. Мы встали из-за стола и отошли на несколько шагов, оставив бормочущего что-то себе под нос Двушкина одного в беседке.

– Что-то случилось, Павел Филиппович? – уточнил кустодий, когда мы отошли на достаточное расстояние.

Я помолчал, подбирая слова. А затем осторожно произнёс:

– Сдаётся мне, он невиновен.

Шуйский недоверчиво усмехнулся, Зимин же кивнул, соглашаясь со мной

– Какой-то он больно потерянный для душегуба. У меня на эту породу чуйка. А здесь не сходится что-то. Вроде и выглядит Никон подозрительно. Однако…

– Да все они не виноваты, – возразил Шуйский. – Многие даже нагло врут на допросе прямо в лицо дознавателю. Как знакомец Павла Филипповича, Гордей Петров.

– Вы путаете профессиональных разбойников и серийных душегубов, Дмитрий Васильевич, – покачал головой кустодий. – Серийники обычно жаждут признания. Что рано или поздно их найдут. А здесь же просто растерянный барин. Будто он впервые слышит про все эти убийства.

– Я знаю один способ, как это можно проверить, – произнёс вдруг жандарм. – Идемте.

Он направился к столу, мы последовали за ним.

– Увы, мастер Двушкин, но все указывает на вас, – произнес Шуйский, как только сел на стул. – Все призраки утверждают, что вы зарезали их в какой-то одинокой хижине на болотах. Из ревности, видимо.

Конюший поднял взгляд на жандарма. И вид у мужчины был донельзя растерянным:

– В какой хижине? – уточнил он.

– Одинокой.

– Где?

– На болотах, – терпеливо повторил Дмитрий.

– Да отродясь там никакой хижины не было, – сообщил Никон и добавил, – Несколько заброшенных деревень только. Но к ним хода нет.

Шуйский кивнул:

– Хода нет по суше. А на лодке есть. На ней и переправляли в хижину в деревне. А там уж и резали.

Двушкин вздохнул и обхватил лицо здоровенными ладонями. Мне подумалось, что ему и нож был бы не нужен. Такими ручищами мужчина мог бы свернуть шею любой жертве.

– И не надо тут устраивать спектакли, – назидательно заявил Шуйский. – Против вас выступили призраки загубленных девиц. Они не стали бы лгать некроманту. И у господин Чехова есть четыре живых свидетеля, которым поверит сам император. А уж начальник охранки и вовсе.

На этой фразе Дмитрий Васильевич гордо поднял подбородок. Думаю, князь еще не знал про свое грядущее повышение. И то, что начальником охранки станет он сам.

– Вызовите лекаря-душеправа, – слабым голосом взмолился Никон. – Тот подтвердит, что я никого не убивал.

– Зарезали, – упрямо повторил жандарм, внимательно глядя на Двушкина. – Причем… топорно. Очень неаккуратно. Прямо как неумеха. И еще, все призраки говорят, что никак вы не научитесь…

Конюший замотал головой:

– Да я никого не трогал.

– Неумелый убийца, – продолжил Шуйский, словно не слушая мужчину. – Который режет как ребенок. Девушки посмеивались, когда рассказывали, как вы глупо размахивали ножичком. Как бегали за ними по комнате в той избе.

– Искупителем клянусь, что никого не губил…

– Резали, – упрямо повторил князь. – Ножом резали.

– Нет, господин. Я не делал этого…

– Наверное, вы считаете себя владыкой судеб, мастер Двушкин, – не унимался Дмитрий под одобрительным взглядом Зимина. – Этакий помещик, который единственная власть в этом болотном углу. Зачем вы так с ними? Они вам отказывали? Или у вас с живыми не получалось?

Двушкин выпучил глаза и покачал головой:

– Да не убивал я их, поймите. Позовите лекаря-душеправа, чтобы он устроил проверку «истина или ложь». Он подтвердит, что я никого не губил.

– Зарезал, – в который раз вкрадчиво повторил князь Шуйский.

– Прошу проверку, господа. Молю вызвать душеправа, который сможет вытянуть из меня истину.

Зимин усмехнулся и потер подбородок:

– Дорогая процедура, мастер. Кто платить за это станет?

– Я покрою все расходы, – мигом уцепился конюший за призрачный шанс. – Деньги у меня имеются, – он тут же замялся, видимо опасаясь, что деньги могут стребовать в виде подношения.

Кустодий немного подумал, а затем кивнул:

– Хорошо, мастер Двушкин, не переживайте. Будь по-вашему. Вы верно полагаете, что нужного душеправа у нас не найдется. И у вас появится время, чтобы сбежать или сделать еще чего похуже… – Зимин провел пальцами по горлу. – Да только есть у нас такой умелец. И он не оплошает.

– Такой мне и надобен! – воскликнул Никон.

Кустодий вынул из кармана телефон, нашел в списке контактов нужный номер, и нажал на вызов. И продолжил, обращаясь к конюшему:

– Прямо сейчас и вызовем. Александр Васильевич? Зимин беспокоит.

Кустодий встал из-за стола и направился прочь от беседки. К нему тут же подошли собаки, но вопреки моим опасениям принялись вилять обрубками хвостов.

– Да, допрос провели. Александр Васильевич… – Стас рассеянно погладил одного из псов между ушами.

Дальнейшего разговора я не расслышал, потому что криомастер удалился на достаточное расстояние.

Вернулся он через минуту. Сел за стол и довольно произнёс, обращаясь к конюшему:

– Ну вот, мастер Двушкин. Скоро сюда прибудут и душеправ, и конвойная команда. Ну, на случай, если вы провалите допрос. Но я должен вас предупредить: после допроса с участием душеправа никаких смягчений не будет. И получите вы полный срок. Бессрочную каторгу в Сибири. Где и сгинете годков за пять.

Услышав эту новость хозяин дома часто закивал. На его лицо вернулись краски, а глаза засияли.

– Хорошо, хорошо, мастер, – затараторил он. – Давайте подождем.

– Учтите, мы глаз с вас не спустим, – сурово припечатал Дмитрий. – Не надейтесь нас обмануть.

– Ох, милсдари, и словам не выразить, как я рад, что у вас есть такой душеправ. Я крепкий и сдюжу проверку эту. Зато потом вы даже сомневаться не станете, что я ни при чем.

– Посмотрим, – недоверчиво бросил Шуйский и с тоской взглянул на часы. Его живот внезапно заурчал.

– Подать вам чай? Или отвар из лесных трав? Здесь делают такие сборы, которые в Петрограде и не пробовали.

– Да… – начал было Зимин, но Двушкин его перебил и гаркнул:

– Лукерья!

Дверь особняка открылась, и на террасу выбежала девушка лет двадцати. Она была невысокой, тоненькой, в просторном сарафане с вышивкой, которая была тут на одежде каждого жителя. Девица поправила косынку, повязанную поверх буйных кудрей, что выбивались из-под куска ткани.

– Сделай нам с гостями лесного отвара, – попросил конюший. – И добавь ягод красных из того туеска, который на печке стоит.

Служанка угодливо кивнула:

– Сделаю, хозяин.

– И пирогов подай. И не мешкай.

Она скрылась в доме, а Двушкин обернулся к нам:

– Спасибо вам за шанс оправдаться, мастера, – с жаром заговорил он. – Я докажу, что невиновен. И после этого вы сможете отыскать настоящего душегуба.

Шуйский кивнул:

– Наша задача установить справедливость, мастер. Разобраться, почему на болотах так много убитых призраков. И почему все они обвиняют в своей смерти вас. Я все же думаю, что вы надеетесь обмануть душеправа. Или подкупить его.

– И в мыслях не было, – совершенно искренне оскорбился конюший.

– Скоро мы во всем убедимся.

– Конечно, Дмитрий Владимирович, – довольно улыбнулся Никон и повторил. – Конечно.

Худенькая служанка вытащила из дома здоровенный самовар и притащила его к столу.

– Может вам помочь, – неловко предложил Зимин.

Служанка испуганно глянула на него и густо покраснела.

– Сама справиться, – глухо проговорил Никон и недовольно покосился на Лукерью.

Та водрузила самовар на столешницу, на которой стояла дощечка. От нее тотчас пошел ароматный можжевеловый дух. А девушка метнулась к дому и вскоре появилась подносом, на котором высился пузатый чайник, укутанный в вышитую цветами льняную салфетку, натертые до блеска кружки и вазочка с кусками сахара.

– У вас одна помощница? – невинно уточнила Арина Родионовна.

– На кухне не надобно боле одной бабы, – отмахнулся Никон. – Это дочка моя… какая-то там по счету, не помню. Она хоть и худосочная, но крепкая. Со стряпней справляется. Много не ест и язык за зубами держит. Золото, а не баба.

– Ежели бы болтливой была? – насупился Стас.

Двушкин понял, что сморозил глупость и побледнел.

– Вы не подумайте. Я бы никогда не пришиб девку-то. Если и поколачивал кого…

– Ох, – Нечаева прижала к губам ладонь.

– Токма мужиков. Баб я пальцем не трогаю. У меня ведь кулаки пудовые. Я и случайно мог бы зашибить.

– Зарезать, – язвительно вставил Дмитрий Васильевич.

И Никон не удержался и рявкнул:

– Да не резал я никого! Зачем мне баб резать, ежели они для другого сделаны.

– Для другого? – неожиданно вскинулась Арина Родионовна.

– Вы госпожа важная, – тут же принялся пояснять здоровяк извиняющимся тоном. – А к нам в деревню приезжают всякие простые, кому надобно копейку заработать или супружника себе найти. Многие не выдерживают тутошней жизни. И сбегают с коробейниками, которые по праздникам к нам заезжают. Тикают в город от трудов праведных, да от мужиков настоящих.

Двушкин выпятил грудь. всем своим видом показывая, кого он считает настоящим.

– Такие мужики с ножом управляться умеют? – монотонно уточнил Дмитрий.

Никон открыл рот, но в этот момент Лукерья принесла круглую плоскую тарелку с румяным пирогом.

Князь Шуйский хотел сказать что-то весомое, но его живот вновь заворчал. Я вспомнил, что с провизией в резиденции все было скверно и подумал, что стоило накормить своих спутников перед тем, как ехать на конюшни. Никон воспользовался паузой и примирительно произнес:

– Мастера, извольте отведать пирогов наших и чаю. Не побрезгуйте. Лукерья готовит знатно. Вы не смотрите, что сама она худая как палка. Не в коня корм, как говорится.

Он засмеялся своей шутке, но смех вышел напряженным.

– Перекусить и впрямь не помешает, – чинно согласился Дмитрий и взял предложенную служанкой салфетку. – Чай с красными ягодами, говорите? Что за ягоды?

– Клюква, – тихо сообщила девица и тут же вздрогнула, когда хозяин конюшен недобро зыркнул на нее.

– Ступай. Дел что ль нет, кроме как зубы сушить?

Лукерья мигом подобрала подол сарафана и сбежала в дом.

* * *

Лекарь и команда прибыли на удивление быстро. Через час молчаливая Лукерья привела к беседке трех человек. Двое были в черных плащах и широкополых шляпах, а последний же был упитанным мужчина лет сорока, с благодушным лицом. На нем была белая ряса Синода. Жрец прошел к столу, остановился, рядом с нами.

– Добрый день, мастер Лука, – поприветствовал его Зимин. – Нам нужна ваша помощь.

– Охотно помогу, Святослав Александрович, – ответил жрец. – Александр Васильевич уже пояснил, что от меня потребуется. Можем начать немедля.

– Вы готовы, мастер Двушкин? – уточнил кустодий у конюшего, и тот кивнул:

– Да, мастер Зимин.

Он толком ничего не ел и даже к чаю не притронулся. Сейчас Двушкин не выглядел таким уверенным как в момент согласия на процедуру. Думаю, он слышал о нем всякое и понимал, что рискует.

Мы поднялись на ноги и вышли из-за стола, уступив место синоднику. И жрец призвал тотемы. Рядом с душеправом появились слуги Искупителя, которые протягивали к хозяину руки, словно предлагая помощь. Мастер Лука сел в кресло и приказал:

– Располагайтесь поудобнее, мастер Двушкин. Расслабьтесь. И мы начнем действо.

Конюший послушно откинулся на спинку стула, и положил руки на подлокотники.

– Сперва вам может быть не по себе, но бояться этого не стоит, – продолжил жрец. – Все будет происходить под присмотром меня – душеправа с разрешением на проведение сеансов «истины или лжи». Перед началом я хочу знать, добровольно ли вы дали согласие на сеанс?

– Так и есть, мастер, – с готовностью подтвердил Никон.

– У вас есть душевные болезни.

– Нет, – мужчина утер испарину со лба.

– Вы не уверены?

– Сын у меня немного странный. Кто-то может подумать, что это семейная хвороба. Но это не так. В моей семье все умные. А сын не такой, как все, в мамашу свою – убогую.

– Убогую, – жрец произнес это слово осуждающе и покачал головой.

– Дурную, – поправился Никон и неуверенно улыбнулся.

– Значит, душевные болезни отрицаете, – проговорил синодник и вздохнул, – Хорошо. Тогда начнем.

– Ритуал «истина или ложь», – восторженно прошептала стоявшая рядом со мной Арина Родионовна. – Подумать только. Это ж такая редкость.

В этом я был согласен с Нечаевой. Подобные ритуалы могли проводить только жрецы с рангом «легенда», которые ко всему прочему должны были пройти специальный курс Синода, чтобы освоить особые манипуляции по призыву уникального миньона. Такой помощник мог считывать эмоции и подтвердить, говорит ли человек истину. Процедура была недолгой, так что дознаватель должен был заранее подобрать правильные вопросы. Потому что ритуал забирал много сил призывника. А еще говорили, что долгий допрос может просто выжечь мозг того, над кем ритуал творится. Двушкин вполне мог вернуться из транса безумным.

К дополнению к опасностям, ритуал стоит дорого и деньги взымались в казну Синода и душеправа. Поэтому и проводилась крайне редко.

Жрец обернулся к нам и уточнил:

– Кто будет вести допрос, мастера?

Шуйский взглянул на Зимина:

– У вас побольше опыта, Станислав Александрович. Вам и вести.

Кустодий довольно кивнул и вышел к столу. Жрец же призвал миньона. И за спиной Двушкина появился огромный слуга Искупителя. Помощник положил ладони на голову Никона, и конюший обмяк в кресле. А глаза хозяина особняка на миг закатились. Веки начали медленно опускаться. Жрец же достал из кармана рясы диктофон и начал быстро диктовать:

– Проводится допрос конюшего Никона Двушкина по поводу дела об убийствах на болотах рядом с деревней Ласково. Проситель в присутствии свидетелей дал согласие на допрос. Сейчас, конюший погружен в транс, и готов отвечать на вопросы кустодия Станислава Александровича Морозова.

Криомастер кивнул, и начал задавать вопросы:

– Вас зовут Никон Двушкин?

– Да, – вяло ответил конюший.

Слуга Искупителя, который стоял за спиной Никона, секунду помедлил, а затем кивнул. Это означало, что хозяин особняка говорил правду.

– Истина. – проговорил Лука в диктофон едва слышно.

– Знали ли вы служительницу Синода, лекаря Ульяну Маркову?

– Да.

– Были ли вы близки с Ульяной Марковой?

– Да.

– Вы давали Ульяне Марковой деньги на содержание в обмен на ее любовь и ласку?

– Да.

Слуга Искупителя подтверждал каждый ответ. Но веки конюшего начали подергиваться, будто бы у мужчины начинался тик. И жрец нахмурился, заметив эту реакцию.

– Вы убили Ульяну Маркову?

– Нет.

Слуга Искупителя снова кивнул, подтверждая сказанное.

Голова Двушкина начала едва заметно подрагивать. И жрец покосился на Зимина, знаками показывая, что допрос нужно заканчивать. Но Стас продолжил:

– Вы знали, что в деревне пропали полсотни девушек и женщин?

– Да.

– Вы убили хотя бы одну из них?

– Нет.

Ладони Двушкина крепко стиснули подлокотники кресла. И стоявшая рядом со мной Арина Родионовна закусила губу. В ее глазах показался страх.

– Убивали ли вы женщин? – спокойно продолжал кустодий.

– Нет, – клацая зубами, ответил конюший.

Он вдруг задергался, затрясся, словно бы к креслу подали электрический ток.

– Вы причастны к убийствам женщин?

– Нет, – с трудом прохрипел Никон. И слуга Искупителя кивнул, подтверждая сказанное.

Зимин кивнул:

– Все, мастер Лука.

Жрец облегчённо вздохнул и отпустил миньона, который истаял в воздухе. А Двушкин захрипел и резко открыл глаза. Уставился на нас обезумевшим взглядом.

– Все хорошо, мастер, – тут же начал Лука, и от синодника к Никону потянулись нити света, которые окутали конюшего в кокон. И бедняга снова прикрыл глаза. Синодник же вынул из кармана платок и утер выступившую на лбу испарину:

– Все, мастер Зимин. Нам очень повезло, что миньон отключился, когда допрашиваемый был в пограничном состоянии. Еще немного – и нам пришлось бы вязать безумца, обладающего силой.

– Но все обошлось, – раздраженно отозвался кустодий. – Спасибо за помощь, мастер Лука. Вы и группа можете быть свободны.

Дважды синодника просить не пришлось. Жрец тяжело поднялся, вынул из складок рясы фляжку, к которой приложился, едва открутил крышку. В воздухе растекся аромат трав и алкоголя. Лука шумно выдохнул, принюхался к своему рукаву и утер выступившие на глазах слезы.

– Чаек крепкий, – сообщил он зачем-то, а потом махнул ладонью. – Кто вам поверит…

Затем взял со стола кусок пирога, сунул его в рот, почти не жуя, развернулся и засеменил к выходу. Группа задержания последовала за ним, оставив нас со спящим в кресле Двушкиным.

Некоторое время во дворе царило молчание. А затем, Зимин вздохнул, обернулся к нам и произнес:

– Итак, у меня две новости, дамы и господа. Как водится, хорошая и плохая. Хорошая в том, что я и Павел Филиппович оказались правы. И конюший невиновен. А плохая в том, что других подозреваемых у нас нет. А так как дело уже заведено, и группа должна будет отчитаться о результате, застряли мы здесь, скорее всего, надолго.

Глава 8
Обед

Мы вышли с территории особняка Двушкина. И на площади, нас встретила толпа с угрюмыми лицами. Все собравшиеся были одеты в уже знакомые рубища, вышитые чудными рунами. Вид серого сборища вызывал неприятные ассоциации. Отчего-то мне показалось, что картина эта напоминает мне межмирье, где призраки ждут, когда для них откроются двери в новую жизнь.

Судя по количеству людей здесь собралась вся деревня. Среди них были и женщины в сарафанах и косынках. У некоторых из них я заметил серпы. Оставалось надеяться, что эти инструменты жители случайно захватили с работ, а не собирались разобрать нас на части. И хоть бояться простых людей не стоило, меня происходящее напрягло. Было в этих сумрачных лицах что-то торжественно темное.

– Секта у них здесь, что-ли? – едва слышно пробормотал Зимин, с холодным любопытством рассматривая толпу.

Вперед вышел староста, который провожал нас к особняку Двушкина. И которого, очевидно, выбрали в качестве переговорщика. Он поклонился в пояс и начал:

– Не велите казнить, милсдари.

– И не думали, добрый человек, – ответил кустодий, сверля старосту стылым взглядом. – С машинами что-то случилось?

Парламентер поспешно замотал головой:

– Что вы, милсдари? – испуганно затараторил он. – Я же говорил, у нас воровство запрещено. Грех это. Наши в деревне даже двери не запирают. В любую избу войти каждый может, кто через ворота прошел.

Зимин усмехнулся:

– Ну, неудивительно, с такими-то питомцами.

Он кивнул в сторону одного из домов, за забором которого громко лаяла собака. Здоровая, лобастая, с широкой челюстью, наполненную острыми зубами.

– Да, это не от воров, милсдарь, – отмахнулся староста. – А от гостей с болот. Дюже они собак не жалуют.

Шуйский удивленно поднял бровь:

– Гостей с болот? – переспросил он. – Это кто такие?

– Ну, от тех, которые в топях живут, и богу своему болотному поклоняются, – спокойно пояснил староста, и тут же сменил тему разговора. – Так вы, милсдари, прибыли, чтобы разобраться с теми, кто на болотах озорничает да людей губит?

Стас кивнул:

– Так и есть. А вы знаете что-то?

– Давайте ко мне домой пройдем, и расскажу, что знаю, – ответил староста. – Заодно отобедаем. Время за полдень, а вы наверняка окромя чая и пирогов ничего у достопочтенного Никона и не отведали.

Мы переглянулись, и Шуйский с готовностью кивнул:

– Все равно придется опрашивать всех жителей.

– Пожалуй, – согласился с ним Зимин и обернулся ко мне:

– А вы как считаете, Павел Филиппович?

Я пожал плечами:

– Ну, идемте.

Староста довольно улыбнулся и указал на дом, который расположился неподалеку, на площади:

– Все уже подано. Токма вас ожидает.

Он развернулся и направился к дому. Мы последовали за ним. Толпа молча расступилась, позванивая инструментами и пропуская нас, но до ворот особняка старосты я чувствовал, как спину буравят тяжелые взгляды селян.

Староста подошел к дому, потянул на себя скрипнувшую калитку и прошел на территорию. Нечаева толкнула меня в бок, указав взглядом на полосу из песка, которую нарочно насыпали под полотном двери. Мы легко ее перешагнули и я заметил, как староста довольно кивнул при этом.

– Прошу, милсдари, – с улыбкой произнёс он, жестом приглашая нас за собой.

Мы последовали за мужчиной, обходя дом, за которым раскинулся задний двор. Он походил на двор Двушкина, хотя уступал в размерах. Тут также стояла беседка, только не резная, как у помещика, а попроще. Но все же добротная, из широких досок, выкрашенная белой краской.

Хозяин дома провел нас к накрытому внутри беседки столу, сел в старое плетеное кресло, которое видело лучшие времена, но было еще крепким. Мы тоже заняли места на удобной лавке.

– Прошу, милсдари. Отведайте, что Искупитель послал. Не побрезгуйте.

Я отметил, что Искупитель сегодня был щедр. Потому, что послал он запеченного с лесными травами глухаря, куски жареной оленины с ягодным соусом, и крупную рыбу в золотистом кляре. На деревянном подносе лежали крупные ломти домашнего хлеба с семенами, сочные перья зеленого лука, и лохматые веточки петрушки с каплями воды на ножках.

– Все дары леса, окромя зелени, – поймав мой удивленный взгляд, ответил староста. – И уверяю вас, все разрешения на охоту у местных жителей есть. У нас тут еще поблизости перепелиная ферма, так что если желаете…

– Не желаем, – ответил Зимин, с растущим интересом осматривая стол. – Вы будто готовились к нашему приезду. Или вы так каждый день пируете?

– Таковы местные традиции, – развел руками староста. – По покону, для обеда на столе должны быть мясо, птица и рыба. И если покон нарушить – Искупитель может разгневаться и лишить дом достатка. Охотники у нас знатные. Хоть силой не владеют, но у простых людей свои таланты. Вы отведайте. Вашему помощнику, который подле ворот вас ожидает и с собой говорит, моя дочка уже отнесла угощение. Так что никто голодным не останется в этот день. Все по покону.

– Благодарю, – ответил я, зная, как Фома не любит голодать.

– Никто не должен нуждаться. Это правило, которому мы следуем всегда, – произнес мужчина и вновь обвел стол. – Отобедайте, гости дорогие.

Уговаривать нас не пришлось. И мы принялись за еду. Которая и правда оказалась весьма хороша. Мясо было прожарено именно так, как полагалось. Дичь осталась сочной, а рыба была мягкой и жирной в той степени, в которой положено.

И когда румяная девушка в сарафане убрала опустевшую посуду, а на столешнице появился исходивший паром самовар и заварочный чайник, я откинулся на спинку кресла, весьма довольный обедом.

– Странно, что ваш помещик не предложил нам обед, – заметил Шуйский, хрустя луковой стрелкой.

– Может не до этого было, – пожал плечами староста. – Мы как увидели, что вы к выходу с его владений идете, так сразу поняли, что разговора по душам у вас не вышло.

– Это почему?

– Кто же до обеда разговоры разговаривает? – резонно заметил мужчина. – Сначала покон велит накормить, напоить. Потом уже говорить про всякое важное.

– Значит, Двушкин не вашей породы? – предположил Зимин.

– Он хозяин,– уклонился от прямого ответа староста. – Ему можно всякое, чего нам не простится.

– Передайте мою благодарность тому, кто кухарил, – произнес Стас. – Так вкусно готовить умеют не во всяком ресторане Петрограда.

– Благодарствую, – довольно ответил староста, разливая по чашкам отвар. И по беседке поплыл аромат лесных трав и еще какой-то жгучей специи, от которой Нечаева тихонько чихнула, прикрыв рот белоснежным платочком.

– Так вы говорите, что знаете что-то про болота.

– Как же не знать, господа хорошие. Почитай всю жизть мы от этой напасти страдаем. Поначалу жалобы писали самому…– он показал пальцем в небо.

– Императору? – спросил я.

– Искупитель с вами, – охнул староста. – Неужели мы самого емператора такой мелочью стали бы беспокоить. Ему и без наших страданий есть чем заниматься. Стали бы мы по такому пустяку отвлекать самого емператора. Из-за простых селян мы жандарму писали, который к соседней деревне приписан. Важный такой дядька. Завсегда ходит в мундире с начищенными пуговицами, в отглаженных штанах и в белых штиблетах.

Последний предмет облика жандарма, видимо, особенно впечатлял старосту. Он даже прищурился, вспоминая о белой обуви.

– Важный, говорите? – тут же уточнил Дмитрий.

– А как же не важный, у него даже медаль есть. И погоны с бахромой.

Мы переглянулись, решив, что такого молодца нам стоит обязательно увидеть вживую.

– Никон Двушкин сказал, что местные жители не жалуют болота? – уточнил я, принимая одну из чашек. Сделал глоток и довольно кивнул: отвар, со смесью чая и трав был чудо как хорош.

– Так и есть, милсдарь, – подтвердил староста. – Места там дикие. Лихие. Поэтому поодиночке далеко в топи мы не ходоки. Там владения болотных жителей, а они гостей не шибко жалуют.

– Болотные жители? – живо уточнил кустодий.

– Да. Люд, который от Искупителя отказался. И болотному супостатному богу поклоняется.

Мужчина несколько раз сплюнул через левое плечо.

– Откуда же они там взялись? – поинтересовалась Нечаева, отпивая из чашки.

Староста на мгновенье смутился, но заговорил:

– Да кто их знает? Может быть сектанты какие на болотах прячутся? А может быть, всегда там жили. Дух там тяжелый стоит. Особливо, когда лето приходит и жарко делается. Вот у людей мозги набекрень и встают. И они отступаются от самого Искупителя. Быть может там сложно становится верить. Кто ж этих окаянных знает.

– А их кто-нибудь видел? – спросил Шуйский.

– А то! Видели, и не раз, как возле болот по ночам нечисть всякая шныряет.

– И как они выглядят? Приметы какие-то имеют?

– Приметы? – староста похлопал глазами, будто не сразу поняв, о чем речь.

– В чем они одеты, к примеру?

– Так кто ж знает, добрый господин. Эти гады к деревне не подходит. Боятся. А ежели кто из местных в топях заплутал, и во владения болотников попал, те обратно уже не возвращаются. Так что рассказать об них некому, милсдари.

Зимин и Шуйский переглянулись:

– А у них там на болотах прямо поселение? – осторожно уточнил кустодий. – Может быть, кто-то находил заброшенные дома? Ну, которые болотники покинули.

– Таких не находили, – покачал головой староста. – Топи – это такие места, в которых можно и пару десятков шагов час идти. Бывает девка какая за ягодой сунется чуть дале, а потом через минуту выскочит оттудава и бежит, а у самой ноги в кровь истоптаны, будто она цельный день там бродила. И хотя ничего она там не видела, но уверяет, что умом там помутилась, заплутала и моталась, пока молитву не вспомнила. И как слова сложила в молитву-то, так и просвет между кустами приметила, чтобы выйти назад.

– И вообще никто не возвращался от этих болотников? – спросил Шуйский.

Староста нахмурился, словно решая стоит ли говорить об этом.

– Митрич только, – нехотя ответил он после раздумья. – Бедовый наш. Только поговорить вы с ним вряд ли можете, милсдари. Он после тот того, как с болот вернулся, не в себе маленько. Как он в деревню пришел, то рассказал что-то уж совсем бессвязное про топи, и болотный храм на воде, на дверях которого нарисован зеленый человек с головой жабьей. А теперь просто ходит и бормочет «собака, собака». А потом морду свою немытую закинет к небу и давать выть, словно псина безродная. И так тоскливо у него выходит, что жуть берет. В общем, не в себе он. Раньше Митрич плотником был знатным. А теперича мы от него все инструменты убрали окромя метлы, которой он улицы метет. Бывалоча выйдет ночью и ходит он с этой метлой, зажав ее между ляшек. Голый прыгает, будто на лошади едет. Однажды залез на крышу дома и оттудава пытался спрыгнуть, значицца, вроде как лететь собрался на метле ентой. Мы телегу с сеном подкатить успели и он туда рухнул, окаянный. Поколол колючками срамные места, но, увы, жив остался. Мы после того и лестницы у Митрича отобрали. От греха подальше.

– А что еще отобрали? – невинно поинтересовалась Арина Родионовна.

– Ничего ценного мы у него не забрали. Пришлось убрать ложки да тарелки, окромя деревянных. Ножи тоже. Корыто, в котором он пытался учить пса дышать под водой. Тот ему чуть руку не откусил за енто дело. Да и самого пса пришлось отобрать. Бедная животина почитай полгода скулила, как только дождь шел. Сейчас оклемалась. У меня живет.

– А кроме Митрича возвращался кто-нибудь?

– От остальных Искупитель нас уберег, – простодушно сообщил староста.

Кустодий кивнул:

– Понятно. Жаль, очень жаль.

Староста склонил голову и уточнил:

– Я вот думаю, что оно и к лучшему, милсдарь? А то была бы целая деревня Митричей. Мы с ним одним измучались.

– Почему не отправили в дом скудоумия? – задал вопрос прозорливый следователь.

– Так позор какой на всю деревню. Решат еще, что у нас дурные живут. К нам же опосля никто не приедет на проживание. А у нас мужиков неженатых много. И все они хорошие, не испорчены этими вашими городами с клубами, зельями, цирюльнями и общественными би… бибилиотеками, – последнее слово он прошептал со священным ужасом.

– Ладно, – вздохнул Зимин. – Вы, уважаемый, говорили по поводу пропавших. Что знаете чего-то. Можете рассказать?

Он посмотрел на старосту, ожидая ответа. И меня начали терзать смутные сомнения, что мужик сейчас начнет рассказывать, что люди с головами жаб воруют себе жен из селянок и приезжих, но староста смог меня удивить. Он воровато осмотрелся по сторонам, словно проверяя, не подслушивают ли нас, а затем наклонился через стол и, понизив голос, проговорил:

– Скорее всего, это темный всадник виноват, милсдари.

– Кто? – не понял Шуйский.

– Темный всадник, мастер Дмитрий Васильевич, – повторил староста.

– Это еще кто?

– Иногда у болот видят всадника во всем черном, – начал рассказывать мужик. – Он медленно едет, и глаза и у лошади и у конника багровым огнем горят. И если его увидел – обязательно жди беды. А вот если и всадник тебя приметил – обязательно человек заболеет и помрет.

После последней фразы, староста быстро осенил себя знаком Искупителя, и коснулся кончиками загрубевших пальцев вышитого на рубахе рисунка.

Зимин и Шуйский снова переглянулись. И в этот раз, в их взглядах читался скепсис:

– А этот всадник – это призрак? – уточнил кустодий.

– Зачем? – удивился староста. – Человек он. Колдун может быть, ну, или демон какой из болотных. Следы подков от лошади на мокрой земле остаются. Значица – не дух. Мы уж приезжим про него стараемся не рассказывать. А то они любопытные больно. Начинают по болотам шнырять и искать. А потом пропадают. Нам оно надо? Нет. Не надо.

– Вот как, – протянул Шуйский. – Ну, человек нам подходит. Просто призрака сложно поймать и посадить в острог, сами понимаете. Итак, где искать этого вашего темного всадника?