Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 339 страниц)

– Оказывается рыбалка азартный вид отдыха, – отозвался я, удивленный жаром, с которым говорил мой собеседник.

– Любое занятие можно делать с душой, – он словно смутился. – Пойду я, пора.

Мужчина улыбнулся, подхватил сачок, нахлобучил на голову шляпу и пошел прочь, в сторону, куда ушел Витте с супругой. Вскоре я потерял его из виду и вернулся к чаю.

Призраки прошлого

Лекарь пришел минут через пять и выглядел смущенным.

– Простите, Павел Филиппович, – он утер испарину со лба белоснежным платком, который затем бережно сложил и провел пальцем по вышивке на уголке. – Наденька иногда забывает принять пилюли, и это отражается на ней скверно. Вы наверняка знаете историю нашей семьи. Про нее в Петрограде не говорил только ленивый. Хотя, быть может, вы слишком молоды и не знаете подробностей.

– Извините, что смущаю вас своим присутствием. Если вам нужно быть с супругой…

– Бросьте, – мужчина устало улыбнулся. – Она сейчас спит и встанет лишь через пару часов. До того я принадлежу только самому себе. И вам, получается.

Он обезоруживающе улыбнулся, заставив меня кивнуть.

– Надежда Алексеевна пережила ужасные события. Вся ее родня погибла во время бунта. Смута породила многих монстров, Павел Филиппович. Бандитская группировка из бастардов решила, что настало время для перемен. Глубокой ночью они ворвались в дом Лыковых, которые тогда были влиятельной семьей в империи. Выродки убили почти всех, кто там был, и часть бандитов погибла в результате сопротивления. В живых чудом оказалась Наденька. Хотя это сложно назвать чудом. Девушка осталась наедине с двумя бандитами, которые намеревались убить ее. Надежда была юной и сила в ней еще не проснулась. Душегубы не ждали подвоха и недооценили девушку.

– Что произошло? – тихо уточнил я.

– Надежда могла наследовать одну из двух сил – огонь и воду. И в момент стресса ее организм призвал обе стихии из ее наследия. Это страшное явление крайне редкое. Чаще всего несчастный одаренный, которому не повезло вместить в себя две стихии, гибнет мгновенно.

– Я слышал о таком, но не знал, что подобное происходило в Петрограде в последние пятьдесят лет.

– В то время никому не было дела до произошедшего. Общество штормило, все ждали революции и готовились к гражданской войне. Буквально на следующий день погиб наследник императора, и все новостные каналы наперебой вещали именно об этой новости.

– И что произошло с Надеждой Алексеевной? Как ей удалось выжить?

– Предполагаю, что это была воля Искупителя, – мужчина осенил себя священным знаком и на мгновенье прикрыл глаза. – Душегубы хотели развлечься. Один призвал ледяного пса, который должны были разорвать девушку. А другой огненную птицу, чтобы спалить дом. Возможно, именно присутствие агрессивных зверей притянуло проснувшуюся силу младшей Лыковой. И вместо того, чтобы уничтожить свою носительницу, стихии направились на уничтожение опасности. Записи произошедшего далее были повреждены, но жандармам удалось восстановить цепь событий. Наденька не управляла силой, та действовала сама по себе. Напавшие были уничтожены, а сама девушка смертельно истощена. Она потеряла сознание. И только чудом не погибла от выгорания. Прибывшие пожарные и жандармы нашли тело. Повезло, что среди собравшейся поглазеть на зрелище толпы нашелся совсем еще юный лекарь, который смог поделиться с Надеждой силой. Ее хватило, чтобы душа не покинула тело. Но сама душа была разорвана.

– Мне жаль, – подал голос я, когда Лев Витальевич замолчал.

Он поднял на меня заблестевшие глаза и тряхнул головой.

– Наденька осталась жива. Никогда не устану благодарить Искупителя за это чудо. А потом она попала в мою лекарню, что я также считаю провидением высших сил. Я помню, когда впервые увидел девушку в палате, то поразился умиротворенному выражению ее лица. Ее волосы потеряли цвет в ту ночь и стали совершенно седыми. Кожа была бледной. Но я не замечал этого. Она была похожа на спящего ангела. Знаете, юноша, – мужчина слабо улыбнулся, – до того момента я не понимал, что не жил прежде, а всего лишь существовал. Что вся моя жизнь была подготовкой к встрече с Надеждой. Понимаю, вы можете решить, что я полюбил ее за внешность, но я увидел нечто другое. Она сияла изнутри. Я ощущал это своим сердцем.

Мужчина вновь замолчал и отвернулся, словно ему надо было о чем-то подумать.

– Знаете, когда встретите своего человека, весь мир вокруг вас застынет. В этот миг вы перестанете быть собой прежним. Вы станете лучшей версией самого себя. По крайней мере, так было со мной. Страшно представить, что было бы, если Нади не стало. Я даже не мог допустить мысли, что Наденька останется во тьме безумия.

– Вы смогли спасти ее, – тихо проговорил я.

– О нет, Павел Филиппович, это она спасла меня. Когда я встретил Надежду, я был циничным душеправом, который не ценил жизнь. Не свою ни чужую. Я был чурбаном, которому до выгорания оставалось всего ничего. А она заставила меня увидеть себя со стороны. Мы оба были сломаны. Просто никто не видел этого во мне. Внешне я казался совершенно здоровым. А после того как Наденька пошла на поправку, я тоже стал наполняться светом.

– Она продолжает владеть стихиями? – уточнил я.

– Осталась только сила воды. Огонь покинул ее, как мы надеемся, окончательно. Супруге я сам назначил растительное снадобье, которое помогает ей не нервничать. Для нее это очень вредно. Мы поселились в хорошем местечке, где она нашла себе добрых друзей и занятия по душе. Наденька рисует акварелью чудесные пейзажи и пишет стихи.

– Думаю, хворым повезло, что вы так долго в строю и нашли себе музу, – заметил я.

– К счастью, я нашел себе преемника, – поделился со мной Лев Витальевич. – Отличный лекарь, замечательный специалист в области душевных болезней и к тому же хороший человек, что немаловажно. Сейчас он мой заместитель в лекарне. Так что на будущее, если вам понадобится помощь в консультациях по вашему расследованию, а меня не окажется на месте, вы можете смело обращаться к нему. Ручаюсь, Егор Движнов вас не подведет. Он пишет работу по серийным душегубам прошлого, быть может вам это будет любопытно.

– Я знаю, что когда-то вы писали экспертизы по серийным убийствам. Верно?

– Было такое, – на секунду помрачнел мужчина. – Во времена Смуты душегубов развелось достаточно. Люди творили всякое. Многие наделенные силой теряли влияние и шли на страшные преступления. А у молодежи сила рвалась наружу и следить за ними было зачастую некому.

– Страшно представить, чем это могло обернуться для подданных.

– Некоторые следователи замечали совпадения в почерке преступников. И обращались ко мне. Чаще всего совпадения таковыми и являлись. Но порой все было иначе, – мужчина задумчиво посмотрел на меня. – Странно, что вы знаете о таком. Мало кому известно об этом части моей работы.

– Я некромант, – пришлось напомнить собеседнику.

– Неужто с вами чем-то поделились призраки? – оживился лекарь. – Я многое бы отдал, чтобы пообщаться с мертвыми. Хотелось бы узнать, как они справляются с травмами, как мирятся с фактом посмертного существования…

– У них все как у живых, наверно, – я пожал плечами.

– А правду говорят, что призраки не врут?

– Им это не нужно, – кивнул я. – Как и обращаться к нам уважительно. Потеря страха порой отменяет уважение.

– Прямо как у душевно нездоровых, – восхитился Лев Витальевич. – Я всегда умилялся этой их особенности – не бояться и быть открытыми. Ни один здоровый не станет вести себя так смело.

– И те и другие могут быть опасными, полагаю, – предположил я.

– Все так, – согласился Лев Витальевич. – Талантливые пациенты порой нуждаются в блокирующих оковах. Я против такого, но иногда приходится идти на крайние меры. Однако, мы отошли от темы…

Мужчина положил ладонь на самовар, и вода в нем зашумела, набирая температуру. Сила огня у Витте была достаточной, чтобы через несколько секунд лекарь налил кипяток в чашку и уточнил:

– Вы ведь пришли, чтобы узнать о каком-то из своих клиентов?

– Не совсем, – ответил я. – Не так давно мне попало дело об убийстве актрисы Дианы. И я думаю, что подзащитный невиновен. Мне удалось найти старое дело Катерины Поповой, которую убили больше десяти лет назад. И эти убийства показались мне похожими.

– Вот как? – с интересом уточнил лекарь. – И чем же?

– Одинаковая профессия, – начал перечислять я. – Место убийства и способ. Девушек нашли на старой мануфактуре. И обе были убиты одним ударом ножа в сердце.

– Одним? – уточнил Витте. – Выходит, человек неплохо знает анатомию и рука у него твердая.

Я удивлённо посмотрел на него, и Лев Витальевич пояснил:

– Попасть точно между ребер и заколоть человека одним ударом довольно сложно. Высок шанс угодить в ребро. А кости человека достаточно крепки. Может быть это, конечно, совпадение и убийце дважды повезло. Более точно я бы сказал, если бы видел результаты вскрытия.

– Вот оно что, – пробормотал я, ошарашенный новым фактом. – А ведь и верно. Как я сам до этого не додумался? Выходит, он учился на лекаря?

– Не обязательно, – ответил Витте. – Он может быть самоучкой. Но два убийства редко можно объединить в серию. Это может быть простое совпадение.

– Ещё четыре актрисы пропали, – пояснил я. – Вещи одной из пропавших нашли неподалёку от мануфактуры.

Лев Витальевич задумался:

– Возможно. А временные промежутки?

Я достал блокнот и принялся искать станицу с жертвами.

– Ага, вот. После Катерины Поповой через два года пропала Светлая. После нее через год исчезли ещё две актрисы. Дальше был перерыв в пять лет. Затем через год пропала ещё одна. А два года спустя после последней пропажи убили Диану. На той же мануфактуре, где нашли Попову.

Лев Витальевич задумчиво забарабанил пальцами по столу:

– А вот это уже интересно, – пробормотал он. – Обычно серийные душегубы редко делают перерывы. Взять, к примеру, Шахматиста. Он убивал по нескольку человек в год, затаившись лишь однажды на пару лет. Серийный душегуб не может остановиться. Как зверь, который почуял кровь. Здесь же слишком большие перерывы. Будто какое-то время психика человека была стабильной, и он превращался в обычного подданного А затем наступало ухудшение состояния, и он снова шел убивать.

– Вот как… – протянул я. – То есть человек скудоумный?

– Скорее всего, – согласился Витте. – И девушки определенной внешности пробуждают его низменные инстинкты.

– Но если он душевнобольной, то должен состоять на учёте в доме скудоумия.

– Не обязательно. Если ваш душегуб дворянин – то его мог наблюдать частный лекарь, причем неплохой. Высокой квалификации, – возразил Лев Витальевич, и тут же поправился. – Вернее, он наблюдает его до сих пор. Иначе убийства были бы чаще. Лекарь умеет вытащить его психику из пучины безумия на достаточно долгие промежутки.

– И это скорее всего наследственное? – уточнил я.

– Да. Хотя возможно мальчик пережил в детстве сильный стресс, связанный с насилием. Например, на его глазах убили женщину, или наоборот, женщина, похожая на погибших актрис, погубила близкого для него человека. И мозг юноши навсегда отметил, что дамы такой внешности опасны и их нужно уничтожать. А может быть и то и другое.

Я вытащил из кармана ручку и сделал пометки в блокноте.

– И ещё, – добавил Витте. – Серийные душегубы часто жаждут признания. Или начинают чувствовать себя неуловимыми. Тогда душегуб хочет напоминать о себе. Писать письма в газеты, или играть с жандармами, оставляя им подсказки. Чаще всего это их и губит. И наступает звездный час мясника. О нем пишут в газетах, рассказывают по телевидению, про него даже могут снять фильм. Ваш случай не подпадает под эту категорию. Это ещё раз доказывает, что убивает он только в момент помешательства. В остальное время он может даже не помнить о том, что натворил. Или считать это плохим периодом в жизни и не придавать значения содеянному. Возможно, не считает женщин достойными сожаления.

– Вот оно что, – пробормотал я. – Скажите, Лев Витальевич, а может ли этот человек быть наемным убийцей в момент, когда стабилен?

– Вряд ли, – покачал головой лекарь. – Вернее, точно нет. Наемные душегубы обычно не преследуют личных целей. Просто убийство за деньги. При этом они долго следят за жертвой, все тщательно планируют. Здесь же скорее всего все происходит спонтанно. В момент помешательства.

– А этот лекарь, который его ведёт. Он может знать про эту "особенность" пациента? – уточнил я.

– Полагаю, что знает, – вздохнул лекарь. – И после каждого случая срыва, он начинает тщательно следить за больным.

– То есть, они достаточно близкие люди, раз лекарь до сих пор не рассказал обо всем жандармам?

– Или он получает очень много денег и умеет держать язык за зубами, – добавил Витте. – Смею предположить, что душегуб не женат или же его супруга несчастная забитая женщина, которая живет в страхе и не бывает на людях.

– В страхе? – удивился я.

– Он живет не для семьи. Когда его обуревает жажда, он следит за жертвой, долго и тщательно. Он буквально становится ее поклонником и, возможно, даже верит в то, что любит свою будущую жертву. Он проходит стадии влюбленности, испытывает страсть и воплощает ее, а потом разочаровывается в девушке и убивает ее. Сразу после этого душегуб отыгрывается на родных, если они у него есть, так как страдает от разрыва отношений.

– Почему вы так считаете?

– Полагаю, что он не убивает девушек сонных. Судя по количеству сонного зелья в теле Дианы, она как раз очнулась в момент смерти. Душегуб дожидается, когда девушки придут в себя и осознают происходящее. Для него важно, чтобы несчастные успели испугаться, ужаснуться, хоть на мгновенье, но взглянули на него как на демона или божество. Уверен, что он бережно прячет этот момент в своей памяти и одновременно наслаждается им и ненавидит. И вероятно даже создал для алтарь при доме.

– Алтарь? – удивился я.

– Место, где он может вспомнить, вернуться в прошлое и прикоснуться к своим жертвам через что-то им принадлежащее. Он ведь снимает с жертв вещи?

– Да, верно.

– Он не может их выбросить, как мне кажется. Удар в сердце – это очень показательно. Слишком личное, в отличии от перерезанного горла или вынесенных из черепной коробки мозгов. Иными словами, он разрезает им сердце, потому что его собственное разбито.

– Очень интересно, – произнес я, делая последние пометки. – Вы мне помогли.

– Ваше дело оказалось весьма интересным, – ответил лекарь. – Как я и предполагал. Хотелось бы, конечно, посмотреть дела, результаты вскрытия всех жертв, но вряд ли они у вас есть, юноша.

– Спасибо, Лев Витальевич, что приняли меня в свой выходной и потратили так много времени. Вы очень мне помогли.

– А что еще делать старику в воскресенье? – улыбнулся лекарь.

– Например, сходить на рыбалку, – предположил я. – Ваш сосед сказал, что вы ходите к заводи ловить карасей.

– Рыбалка? – удивился мужчина и поднял брови. – Никогда не понимал этого занятия. Иногда мальчишки приносят нам садок за четверть рубля. Наденька берет у них рыбу только, чтобы порадовать монеткой и домашним печеньем, но весь улов скармливает котам. Кто из соседей мог так с вами пошутить?

– Писатель, что живет над вами, – растерялся я.

– Надо мной обитают незабвенные Мигулины, которые все пытаются сбыть дочку замуж. И они держат зубные клиники в Корабельном районе.

Я напрягся и уточнил:

– Может кто-то живет выше Мигулиных?

– Там только чердак, Павел Филиппович. И в нашем доме нет писателей. Я это точно знаю. Единственный, кто имеет труды на бумаге в нашем доме – это я сам. И этим ужасно гордится моя Наденька. А как выглядел тот шутник? Быть может, я пойму, если вы мне его опишите?

Я вдруг осознал странность, о которой до того и не задумывался – я не помнил ничего о внешности рыбака. Совсем. И как бы сильно я ни напрягался, не мог восстановить в памяти ни цвета его волос, ни формы носа, оттенка глаз. Перед моим внутренним взором возник размытый образ человека. Однако я до мельчайших подробностей помнил его одежду, обувь, шляпу и снасти. Даже рыба запомнилась, а сам человек нет.

– Значит, надо мной пошутили, – сказал я, пытаясь сохранить на лице улыбку.

– Все в порядке? – насторожился лекарь.

– Конечно. Вы мне очень помогли, но у меня еще много дел.

– Вы напрасно посвящаете свои выходные работе, – грустно улыбнулся Лев Витальевич. – Отдыхать полезно для здоровья. Это я вам как лекарь говорю.

Тепло попрощавшись мы расстались у беседки. Я обогнул дом и вышел к калитке. Оглянулся на строение и понял, что "рыбак" мог обойти его с другой стороны и выйти на дорогу. Скорее всего, он это и сделал. И это был мимик.

Кое-что о хороших девочках

В кармане зазвонил телефон. Я вытащил аппарат, на экране высветился номер Беловой. Я нажал на кнопку приёма вызова:

– Как спалось?

– Если бы ты не позвонил мне утром, мой сон был бы куда лучше, – послышался в динамике голос Алисы. – Записывай. Лена Райская это псевдоним Елены Борисовной. Девушка – бастард. Выросла в приюте святого Александра. Покинула его четыре года назад по достижении совершеннолетия.

– Спасибо, – поблагодарил я подругу.

– Теперь по "Рапирам". Черных в городе три. Одна из них принадлежит семье князя Калинина.

– Председателя Государственной Думы? – уточнил я.

– Да. Ещё одна числится за министерством Просвещения. А третья была недавно продана сервису проката авто. Продавец неизвестен.

– Я твой должник, Алиса, – произнес я.

– Это уж точно, Павел Филиппович, – ответила девушка. – Ради этой информации мне пришлось ехать в жандармерию. А раз уж я пришла в отдел – значит, по мнению начальства, я хочу поработать.

– Иванов снова зверствует? – уточнил я

– У нашего лучшего в Империи руководителя в последнее время очень часто меняется настроение, – после недолгой паузы произнесла Белова.

– Просто у него работа ответственная. И много начальников, которые требуют высокие показатели.

– А страдаем мы, – ответила Алиса и быстро добавила. – Ладно, мне пора. Скоро постараюсь заехать в гости. Будь готов умасливать меня всякими дорогими винами и яствами.

– Буду ждать, – заверил ее я, и девушка сбросила вызов. Я же убрал телефон в карман и направился к машине.

Фома сидел за рулём, откинувшись на спинку кресла, и дремал. Но едва я открыл дверь и сел на пассажирское сиденье, он мигом проснулся, тряхнул головой, отгоняя сонную оторопь, и обернулся ко мне:

– Ну, как сходили, вашество?

– Узнал много нового, – ответил я, и слуга кивнул:

– Не зря приехали, значится. Куда дальше?

Я задумчиво посмотрел в окно. Перед тем как навестить Райскую, можно было посетить приют и узнать о журналистке побольше. И я произнес:

– В приют святого Александра.

– Ага, понял.

Фома достал из бардачка карту, развернул ее и водя по бумаге пальцем принялся искать на ней нужное место.

– Нашел, – после недолгой паузы сообщил он и свернул карту.

Слуга завел двигатель, и авто выехало на шоссе.

Интересующий меня приют оказался недалеко от дома, где жил Витте. Он располагался во дворе одноименного храма, неподалёку от Северной площади. Фома проехал мимо станции метро, на павильоне которого была изображена панорама битвы, в которой князь Александр одержал победу над шведским войском. На панораме князь вел своих дружинников в бой. А призванные им ангелы-тотемы, расправив крылья, парили за его спиной. За предводителем в бой торжественно шла Новгородская дружина.

Панорама была выполнена превосходно. На земле и в воздухе был виден каждый тотем, который поставили бойцы. А призванные существа, как и сами бойцы, были проработаны до мелочей.

Неподалёку от павильона высился памятник, изображавший светлого князя. Он стоял, приложив ладонь козырьком ко лбу, и грозно взирая в сторону, откуда пришли захватчики. А на постаменте был высечен девиз:

"Кто с враждой к нам придет – тот навеки останется лежать в нашей земле".

Я заметил как, проезжая мимо памятника, Фома осенил себя знаком Искупителя, выражая уважение неподвижной статуе князя.

За скульптурой начинался большой парк, в тени деревьев которого был храм и приют. Фома сделал крюк, выезжая к стене монастыря, и остановил машину на парковке. Обернулся ко мне и произнес:

– Здесь, вашество.

– Спасибо.

Я вышел из машины и направился по дорожке к распахнутым кованым воротам, у которых собрались люди в изорванной, перепачканный пылью одежде. Достал из кармана несколько мелких купюр и раздал их нуждающимся, как того велел обычай и воля Искупителя. Просители благодарно склонили головы, и я вышел в большой двор. Прямо передо мной высилась сложенная из белого камня, блестевшая на солнце куполами громада храма. И глядя на величественное здание, я невольно задумался, что в последнее время судьба очень часто сводит меня с Искупителем. Сначала монастырь, теперь храм.

– Помочь, юноша? – послышался тихий голос, который мигом вырвал меня из размышлений.

Я обернулся. Справа от меня стоял высокий бородатый мужчина в черной рясе. На шее служителя висел массивный деревянный знак Искупителя. Он с доброй улыбкой смотрел на меня, ожидая ответа.

– Мне нужен приют святого Александра, – сообщил я.

– Хотите оказать помощь детям? – уточнил священник и тут же кивнул, словно сам себе. – Благое дело. Приют за храмом, в сквере.

Он указал в нужную сторону.

– Спасибо, – поблагодарил я служителя и направился по мощеной камнем дорожке, которая и вывела меня к приюту. Двухэтажному зданию из красного кирпича, возле которого был разбит небольшой сад. Аккуратные клумбы вдоль дорожек и несколько красивых резных лавочек, на одной из которых я смог рассмотреть табличку:

"Александровскому приюту для детей-бастардов от члена Государственной Думы кадета Головина".

Возле здания было пусто. Я прошел к дверям, осторожно потянул на себя створку, и вошел в широкий холл, где меня встретила пожилая женщина в сером платье. Голову дамы покрывал платок. Страж двери сидела за столом слева от входа и читала "Имперские Ведомости", но едва хлопнула дверь, она мигом оторвалась от своего занятия, отложила газету и строго уточнила:

– Вы к кому, молодой человек?

– Я хотел бы поговорить с настоятельницей по поводу одной из ваших воспитанниц, – ответил я, и женщина нахмурилась:

– Из жандармерии?

– Нет, что вы. Меня зовут Павел Чехов. Адвокат.

Я достал из кармана удостоверение, раскрыл его и показал сидевшей за столом вахтерше. Та внимательно рассмотрела документ, бормоча что-то себе под нос, несколько раз переводила взгляд с удостоверения на меня, словно бы сверяясь с фотографией, затем открыла лежавшую на столе толстую тетрадь и принялась туда что-то записывать:

– По какому вопросу?

– Хотел бы поговорить по поводу Лены Борисовой, – ответил я.

– Леночка что-то натворила? – ахнула вахтерша.

– Нет, что вы, – поспешно успокоил я женщину. – Я понимаю, что сегодня воскресенье и, вероятно, неприемный день…

– Это для мирян он неприемный, – возразила женщина. – А настоятельница живет при приюте и в воскресенье в это время всегда в своем кабинете.

– Я могу пройти?

– Кабинет настоятельницы Серафимы в правом крыле. Первый этаж, – сухо сообщила мне женщина, мигом потеряв ко мне всякий интерес. Она отложила ручку, взяла со стола газету и вернулась к чтению новостей.

– Спасибо, – поблагодарил ее я, но дама никак не отреагировала. И я направился в правое крыло.

Нужный мне кабинет был первым в коридоре крыла. Я деликатно постучал в створку, и дождавшись приглушенного "войдите", открыл дверь и шагнул внутрь.

Кабинет был небольшим, и из-за большого количества мебели казался тесным. Вдоль левой стены шли шкафы, за стеклянными дверцами которых хранились картонные папки, справа расположился диван, обитый тканью в клетку. А напротив входа расположился стол, за которым, сидела облаченная в серую рясу настоятельница. Перед ней лежал открытый журнал и женщина, склонившись, что-то в него записывала.

– Добрый день, матушка Серафима, – поприветствовал я сидевшую за столом женщину.

Настоятельница оторвалась от своего занятия и сдвинув очки в роговой оправе на кончик носа и взглянула на меня:

– Представьтесь, юноша. Для выпускника вы выглядите очень уж по-деловому. А среди воспитанников я вас не упомню.

У нее был низкий голос с легкой хрипотцой. И я поспешно произнес:

– Простите, матушка. Меня зовут Павел Филиппович Чехов. Я адвокат.

– Юноша, ну какая я вам матушка? – устало уточнила женщина. – Адвокат, говорите? Ну и кому на этот раз нужно писать характеристику?

– Никому, – опешил я, и женщина взглянула на меня с интересом:

– Вот как? Тогда я теряюсь в догадках насчёт причины вашего визита. Проходите, присаживайтесь.

Я прошел по застеленному ковром полу и присел в потертое кресло за стол напротив Серафимы.

– Слушаю вас очень внимательно, – произнесла она, отодвинув журнал.

– Я пришел насчёт Лены Борисовой. Она выпустилась из вашего приюта четыре года назад.

– Борисова, – произнесла Серафима. – Помню такую. Одна из немногих в выпуске, кто подавал надежды не попасть в острог. И признаться честно, меньше всего я думала, что вы придете ко мне по поводу этого светлого и доброго человека.

– Можете про нее рассказать? – попросил я, но женщина сурово посмотрела на меня:

– Павел Филиппович, вся информация о воспитанниках строго охраняется законом о личных данных. Если она что-то натворила, и ей нужны бумаги или рекомендации, которые помогут ей выпутаться из сложившейся ситуации, я их вам напишу. Но учтите, юноша, что вы на территории храма Искупителя. И лгать на святой земле большой грех. Творец не любит лжецов и его кара мигом вас настигнет.

Ее голос прозвучал строго и очень уж убедительно. И лгать мне сразу же расхотелось.

– Придется сделать официальный запрос через отца, – вздохнул я.

– Филиппа Петровича? – уточнила женщина и я кивнул:

– Знаете его?

– Отчего же не знать? – матушку Серафиму, казалось, даже удивил мой вопрос. – Его портрет висит в комнате для покаяния. Рядом с ликом Искупителя. А под ним подпись "будешь грешить – попадешь к нему на допрос".

– Вот как? – теперь пришла моя очередь удивляться.

– Филипп Петрович много лет ведёт шефство над нашим приютом. Оно ведь знаете как, Павел Филиппович. Вроде и приют с хорошим финансированием, и наставники все отличные, и договоры у нас заключены с разными лицеями. Считай путевка в жизнь. А подростков все одно тянет дебоширить и лихоимствовать. Уж не знаю почему. Вот и вливаются детишки с малых лет в ряды черносотенцев, сынов, да декабристов. И хулиганят. А ваш папенька или его подчинённые дважды в год приезжают к нам в приют, читают лекции о том, как преступления вредны для здоровья. Самых неверующих возят на экскурсии в острог. И это немного, да помогает. Строгий у вас отец, старой закалки. Вам с ним очень повезло.

Признаться, услышанное меня удивило. Особенно про то, что мне повезло с отцом. Никогда бы не подумал, что папенька, которого абсолютно не волновало воспитание собственного сына, вдруг возьмёт попечительство над сиротами. В благородство этого поступка я не верил. Скорее в попытку замолить грехи добрыми делами.

– Вот значит как? И помогает? – полюбопытствовал я.

– На какое-то время да, – ответила Серафима. – Но я не думала, что он держит такую информацию в тайне от семьи.

– Он не привык говорить о работе, – честно признался я. – Мы с ним не особо близки в последнее время.

Говорить о том, что отец наверняка даже не знает, как сейчас выглядит его единственный сын, я не стал. Не стоит разочаровывать добрую женщину.

– Проблемы отцов и детей, – тяжело вздохнула настоятельница. – Ну ничего. Я думаю, у вас получится найти общий язык. Здесь, юноша, многие вообще отцов не видели. Как говорится, ушел за хлебом да так и не вернулся. А у вас очень добрый папенька. Хоть и строгий. Но как говорится, в строгости рождается послушание.

Я решил умолчать о том, что бежал из дому и много лет жил у бабушки, которая и занималась моим воспитанием. И что если бы мой отец ушел за хлебом, я бы даже не заметил его отсутствия. Вместо этого произнес:

– Да и Филипп Петрович не любит распространяться о благих делах, которые совершает. Он считает, что о добрых поступках не нужно хвастать.

Серафима удивлённо подняла брови, но не прокомментировала такое наглое враньё. Я же опасливо покосился на потолок, ожидая, что угрозы настоятельницы сбудутся и меня поразит молния. Но к счастью, Искупитель решил отложить мою кару на неопределенный срок.

– Ладно, Павел Филиппович. Раз уж вы сын Филиппа Петровича, так уж и быть. Расскажу. Но без подробностей, – настоятельница подняла к потолку указательный палец, и я заметил на ее губах едва заметную улыбку. – Что вы хотели узнать о Леночке?

– Расскажите про нее, – попросил я, благодаря судьбу за то, что моим отцом был начальник охранки. Никогда бы не думал, что имя отца так мне поможет. И уж тем более не подозревал, что об этом человеке кто-то будет отзываться так хорошо.

– Милая девочка, – ответила Серафима. – Добрая, отзывчивая. Любила шить кукол и младшим деткам дарить. Очень любознательная. Прилежно училась, в самодеятельности выступала. Это у нее от матери, наверное, тяга к сцене. Такой светлый ребенок – редкость в нашем заведении. Ни одного нарекания за все время, пока она была нашей воспитанницей. Очень увлекалась анатомией. Ухаживала за больными животными. То котика хромоногого принесет, но голубя со сломанным крылом. И как только находила таких убогих, ума не приложу. Собиралась стать лекарем в больнице для простых людей. Ей даже характеристики писали для лицея сестер милосердия.

– Да, это все очень на нее похоже, – пробормотал я.

– Знаете, я даже рада за Леночку, – продолжила Серафима. – Добилась своего, исполнила мечту.

– Откуда вы знаете? – вырвалось у меня.

– Нам не так часто удается порадоваться за наших воспитанников. Те, кому повезло устроиться, предпочитают не вспоминать о начале своего жизненного пути. Кто-то даже скрывает, что провел у нас детство. Хотя у нас не принято кнутом воспитывать или запирать в подвале. Мы детей словом добрым учим и иногда розгами, но не часто. А Леночка приходила несколько месяцев назад, – с готовностью пояснила Серафима. – Веселая такая. Вся светиться. Благодарила за воспитание и даже привезла с собой коробку игрушек для малышей. Сказала, что работает сестрой милосердия в лекарне святого Николая. Сообщила, что нашла свое призвание и помогает людям.

– Ага, – пробормотал я. – Вот оно что. В лекарне святого Николая. Очень достойное место.

– Да. Про родителей и родных все расспрашивала. Что мол хочет повидать, да не знает, кто они.

– И вы назвали их имена? – осторожно уточнил я, и Серафима вздохнула:

– Вообще, Павел Филиппович, это запрещено. Но Леночке сложно отказать. Поэтому ради благой цели пришлось нарушить закон. Да и что там скрывать? Все как всегда и как у всех. Отец неизвестен, а мать…