Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 216 (всего у книги 339 страниц)

Я покачал головой, понимая, что в простых рассуждениях Гриши есть доля правды. И если найдется выгодоприобретатель, старых казарм легко может не стать. А еще, меня почему-то царапнуло, как ловко водитель вставляет в просторечный разговор мудреные словечки.

– Я подожду вас здесь, – продолжил парень.

– А если я надолго?

– Не переживайте, барин, – усмехнулся водитель. – Уж я найду, чем себя занять.

– Можешь встать в тени, чтобы крышу не напекло, – посоветовал я.

– И то верно, – облегченно выдохнул парень.

– Я предупрежу охрану, чтобы к тебе не цеплялись, – пожалел я водителя, выходя из салона.

– Спасибо, вашество, – ответил он и вновь улыбнулся. – Правду про вас говорят – добрый вы.

– Я некромант, – напомнил я и криво усмехнулся. – И могу как по-доброму помочь, так по-доброму и упокоить.

– Да я понял-понял, – закивал Гришаня.

Я вышел из авто, подошел к шлагбауму и произнес, обращаясь к вахтенному:

– Павел Филиппович Чехов. Прибыл к Филиппу Петровичу.

– Вас велено пропустить, – ответил офицер и подозрительно покосился на стоящую чуть поодаль машину. – А про этого мутного типа мне никаких указаний не давали.

– Не тираньте парня, – попросил я. – Он меня привез и отвезет, когда я освобожусь.

– Как скажете, мастер, – ответил гусар. – Идемте за мной, я вас провожу..

Глава 8
Откровения

Здание Генерального штаба представляло собой трехэтажное строение с высоким золоченым шпилем, на верхушке которого была установлена фигура слуги Искупителя. Белая статуя с острыми крыльями грозно взирала в сторону запада.

Вдоль дороги, ведущей к штабу, расположились статуи нескольких воинов. Первым в композиции был дружинник в кольчуге и шлеме, который стоял, опустив меч и приложив ладонь козырьком к глазам, словно высматривая вдали врагов. Следом разместились воин в золотых доспехах и шлеме и стрелец с пищалью, чуть далее высились гусар и пехотинец Алексеевского полка. Последним в ряду был боец в современной военной форме с автоматом. На постаментах с воинами виднелись одинаковые надписи: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет».

Каждый из этих солдат символизировал определенную эпоху и победы страны над врагами. Богатырь сражался против рыцарских орденов Европы, стрелец символизировал освобождение Империи от поляков. А гусар и пехотинец Алексеевского полка были установлены в честь победы над Французской республикой и шведами. Самые крупные войны Европы, которые закончились победой Отечества, были частью великой истории нашей Империи.

Мой провожатый не торопил меня, неспешно шагая в метре впереди. Он поднялся по ступеням, открыл высокие золоченые двери и провел меня в просторный холл. Вслед за ним я поднялся по широкой, устланной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж.

– Прошу, Павел Филиппович, – произнес мой провожатый, указывая на дверь.

– Спасибо, – ответил я и постучал в створку. И дождавшись приглушенного «Войдите», переступил через порог.

Кабинет у отца был ему под стать. Просторный, с высокими потолками, украшенными лепниной, с несколькими окнами, больше похожими на бойницы. Вдоль стен стояли шкафы с закрытыми дверцами. Стол был тяжелый, капитальный, обитый синим сукном. На нем расположился письменный набор из лазурита с дарственной подписью самого императора, небольшая лампа с абажуром и компьютер. Последний поразил меня. Отчего-то отец не ассоциировался у меня с использованием такой техники. Откровенно говоря, я скорее мог представить, что он все еще пишет гусиными перьями.

– Прогресс не остановить, – сказал Филипп Петрович, заметив мой изучающий взгляд. – Ты ведь не думал, что у меня в углу комнаты сидит писарь, а на подоконнике стоит клетка с почтовыми голубями?

– Скорее я предполагал, что под окном пакета с важным поручением ожидает гонец, – я пожал плечами.

– Было бы неплохо, – усмехнулся князь и поправил лацканы форменного пиджака. – Мне сложно доверять этой технике. Она без души. Наверно ты, как некромант, можешь меня понять.

– Пожалуй, даже хорошо, что в компьютере нет души. Иначе не было бы мне покоя в каждом доме.

– Даже представить не могу, как ты живешь.

В дверь деликатно постучали, и в кабинет заглянул офицер в застегнутом на все пуговицы кителе.

– Ваш чай готов, – отчеканил он.

– Принеси, – коротко велел князь и указал мне в свободное кресло.

Сам он занял место за столом.

– Как ты здесь устроился? – спросил я.

– Тут было ужасно сыро. Огонь в камине не занимался. Пришлось вызывать мастера, который прочистил трубу. Потом я заменил мебель, потому как диваны мне здесь были без надобности. А вот шкафов для бумаг тут не было вовсе. Ума не приложу, как бывший управленец обходился без них. Ведь гонять помощника в архив долго. Да и ненадежны эти хранилища. Там то трубу прорвет и все затопит, то крысы папки погрызут.

Мы оба понимали, что на деле в архивах важной организации ничего не могло испортиться без злого умысла. Но я предпочел кивнуть.

Дверь распахнулась, и в кабинет вошел помощник с подносом. Он аккуратно поставил чашку перед князем, а потом и передо мной. Затем коротко поклонился и вышел вон.

– А как коллектив? Сработался? – продолжил я.

– Это им надо со мной сработаться, – усмехнулся Филипп Петрович, отпивая чай. – Пришлось наказать пару бездельников, чтобы другие зашевелились. Оказалось, что здесь давно не проводили показательные порки.

– Ты вернул их? – ужаснулся я, едва не подавившись напитком.

– За кого ты меня принимаешь? – отец выразительно изогнул бровь. – Я же не варвар. Но это не помешало мне намекнуть, что эта процедура не запрещена уставом. И знаешь, офицеры враз стали пунктуальными. Воротнички застегнуты, бороды сбриты – все как положено.

– То есть ты навел порядок.

– До полного порядка тут еще далеко, – вздохнул старший Чехов. – В своем прошлом ведомстве я привык, что все идеально. На планерки все приходили ко времени. Рапорты сдавали как положено. Порядок в таких делах важен. Иначе потом концов не найдешь. Может кто-то и посчитает меня тираном, но поверь, в серьезных организациях нельзя иначе. Потом начнется анархия. Вот при случае спроси своего приятеля, Шуйского. Он наверняка доволен тем, что в его новом ведомстве все идеально устроено. Любое дело найти можно за пару минут. И узнать, кто несет ответственность за сохранность каждой бумаги. У меня все было записано, учтено и подшито.

Мужчина вздохнул и с какой-то тоской взглянул в окно.

– Если бы Минин не затеял всю эту историю, то я бы так и оставался на своем месте.

– Ты жалеешь о переводе?

– Нет, конечно, – князь покачал головой. – Здесь я принесу империи не меньше пользы, чем на прежнем месте. К тому же у меня всегда были амбиции.

Мне показалось, сейчас отец пытался убедить самого себя в том, что говорит.

– А может, я уже слишком стар для всего этого, – пробормотал он.

– Ты? Стар? – удивился я.

– Павел Филиппович, мне уже немало лет. Когда-то я питал надежду, что ты пойдешь по моим стопам. И лет так это через десять я смог бы передать тебе свой пост и уйти на покой.

– И чем бы ты сам занялся? – усмехнулся я, точно зная, что князя всегда был трудоголиком. – Ты ведь через неделю бы уже взвыл и вернулся. Выгнал бы меня из кресла и переставил стол на свое место.

– А что не так со столом? – нахмурился отец.

– Все с ним в порядке, – отмахнулся я.

– Может, ты и прав. Но знаешь, Софья Яковлевна тоже была лучшей в своем деле. И в один день решила, что не хочет больше служить. Она сказала, что устала от всего. Я тогда не понимал, как так можно. Мне думалось, что мама любила работу и считала своим призванием. Но отказалась от него в один день.

Он запнулся и поджал губы, словно вспомнив о чем-то не очень приятном.

– Мне стоило понять это раньше, – тихо продолжил он. – Княгиня предпочла карьере воспитание внука. Первое время она совмещала службу и опеку над тобой.

– Она была лучшей бабушкой, – улыбнулся я. – Мне повезло с ней.

– Нам двоим повезло, – согласился отец. – Не представляю, что было бы с нашей семьей, если бы не она. Стоит отправить ей цветы. Как считаешь?

– Только не сегодня. Она устроила девичник в особняке. Позвала всех моих домашних.

– Она и Маргариту Ивановну просила приехать. Но та наотрез отказалась.

– Твоя жена остается при храме? – уточнил я, ощущая странную тревогу.

– Не выходит за его пределы, – кивнул отец. – Я говорил со своим соглядатаем. Он уверяет, что Марго остается в келье и выходит лишь на прогулки в закрытом дворике.

– Как ее здоровье?

– Я отправлял к ней нашего лекаря. Тот нашел ее состояние хорошим. Однако, его тоже беспокоит, что Марго не желает возвращаться в мир.

– Она решила стать служительнице? – опешил я.

– Нет. Она никогда не была религиозной. Знак Искупителя даже не умела толком творить. А уж ходить в храм и вовсе не считала нужным. Она даже мою благотворительность в приютах называла блажью.

Отец запнулся, покосившись на меня. Быть может, он ожидал порицания. Но я лишь кивнул, давая понять, что все понимаю.

– Марго никогда не носила амулетов, – продолжил отец задумчиво. – Мне и в голову не приходило, что однажды она решит обратиться в матери настоятельнице за помощью, когда ее подвело здоровье.

– Ее ведь осматривал лекарь еще до того, как она отправилась в храм. Что он сказал?

– Он не нашел никаких отклонений, – хмуро сообщил отец. – Маргарита всегда отличалась крепким здоровьем. И даже беременность не отразилась на ее самочувствии в первые месяцы. Она догадалась о своем положении случайно. И признаться, мы оба были ошарашены этой новостью. Потому как уже смирились с тем, что у нас не будет детей. После того случая…

Отец вновь запнулся и потер переносицу. Все же в своем кабинете он ощущал себя увереннее и потому не особенно подбирал слова.

– Прости, но я и впрямь не помню, что произошло в ту ночь в моей комнате, – тихо признался я.

– Марго тоже не знает, что случилось. И это ужасно ее терзало все эти годы. Мы даже обращались к душеправу. Но он не сумел вытянуть из разума моей супруги воспоминаний о том событии. Однако я никогда тебя не винил в том, что произошло.

– Я знаю, что винила во всем меня только Маргарита, – ответил я с горечью.

– Она потеряла ребенка и была не в себе. В то время мне пришлось разрываться между вами двумя. Ей нужно было кого-то винить. Я предпочел бы, чтобы крайним остался я.

Я не стал говорить, что мачеха выбрала винить пасынка, чтобы не развестись с супругом. Для меня это было очевидно, потому как Маргарита оставалась очень рациональным человеком даже в состоянии горя.

– Какие симптомы появились у Маргариты Ивановны? – уточнил я, чтобы не казаться безучастным.

– Все признаки токсикоза, – вздохнул Филипп Петрович. – К тому же порой она уверяла, что ей нечем дышать.

– Приступы астмы? – насторожился я, вспомнив о недомогании своей матери.

– Лекарь уверил, что все дело в беременности. Все же Марго тоже не юная девушка и для ее организма вынашивание не такое уж легкое действо.

– Конечно, – кивнул я.

Но заметил, как отец нахмурился. Он встал на ноги и прошелся до окна. Тронул небольшой предмет, который стоял на подоконнике, и пространство дрогнуло. Стало ясно, что все это время комната была закрыта пологом безмолвия. Князь вновь активировал устройство и вернулся на свое место.

– Ты полагаешь, что Марго могла подвергнуться тому же заболеванию, что и твоя мать, – медленно проговорил мужчина. – Но между ними нет родства.

– Я беседовал со Свиридовым, – нехотя признался я. – Он осведомлен о том, что произошло в нашей семье много лет назад.

– Насколько? – резко уточнил отец.

– Достаточно, чтобы намекнуть, что мою мать могли отравить ядом, привезенным из-за пределов империи. Он заявил, что в те времена лекари были готовы на многое за щедрое вознаграждение.

– Он не может знать об этом, – отрывисто произнес князь.

– Я понимаю, что ты все проверил. Иначе и быть не могло.

– Ты не понял, сын, – князь провел пятерней по волосам, словно пытался собраться с мыслями. – Он не мог знать о гипотезе с отравлением. Потому как для всех твоя мать погибла от несчастного случая. Это была официальная версия. Мы не допустили слухов.

– Быть может, я неправильно понял судью, – теперь уже хмурился я. – Он упомянул, что ты потерял супругу в страшные времена. И я сказал о болезни.

– Он выглядел удивленным? – отец подался вперед, напомнив что передо мной мастер допросов.

– Нет, – я покачал головой.

– А стоило. Ведь болезнь в такой важной семье как наша, у женщины в самом расцвете сил – это как минимум странно. Такое сложно предположить. Мы во все времена располагали ресурсами, которые многим были недоступны.

– Свиридов умеет держать лицо, – предположил я. – Он мог не показать удивления, чтобы не оскорбить меня.

– Он пытался быть с тобой деликатным в остальной беседе?

– Нет, – я скривился, вспомнив визит Анатолия Викторовича.

– Значит, ему незачем было играть с тобой, – заключил отец и откинулся на спинку кресла. – Он приходил к тебе за помощью, верно?

Я кивнул.

– Хочет выторговать себе жизнь, старый интриган, – продолжил Филипп Петрович задумчиво. – И намекнул про эту историю он неспроста. Поверь, у него опыт в судействе и каждое слово было выверено. Быть может, даже хотел, чтобы ты поговорил со мной об этом. Или напротив…

Мужчина вновь поднялся на ноги и прошелся вдоль стены.

– Мало кто знает, что мы с тобой общаемся. В свете ходят слухи, что мой сын со мной не в ладах. Именно потому он выбрал карьеру адвоката. И не собирается наследовать мой пост. Быть может этот хрыч решил стравить нас. Посеять в тебе сомнения относительно случайно смерти твоей матери.

– Возможно, – не стал возражать я.

Филипп Петрович резко обернулся ко мне и сказал:

– Я любил твою мать. И никогда бы не причинил ей вреда.

– Знаю, – совершенно искренне согласился я.

– Или все куда глубже… – мне показалось, что отец рассуждает вслух, как привык делать в своем кабинете. – Есть вероятность, что таким образом Свиридов намекнул, что знает чуть больше. Он ведь был в сговоре с Щукиным.

Князь замер, уставившись в окно. Его кулаки сжались. Внезапно в комнате стало жарко. Разогретый воздух принялся покачиваться.

– Отец, – позвал я, не на шутку обеспокоившись.

Мужчина повернулся, и меня поразила ярость, которая полыхала в его глазах.

– Возьми себя в руки, – негромко попросил я. – Ты спалишь здание.

Филипп Петрович смежил веки и медленно выдохнул. Затем подошел к окну и распахнул раму, впуская в помещение прохладный ветерок.

– Прости. Я все еще привыкаю к новому уровню своей силы, – хрипло произнес князь. – Она и раньше была немалой. А сейчас…

– Ты справляешься? – я осторожно коснулся его плеча.

– Да. Я не подросток и могу себя контролировать. Просто сейчас…

Он вновь громко выдохнул, и стало ясно, что отец пытается успокоиться.

– Ильин, – крикнул князь, и дверь кабинета почти тотчас отворилась. – Включи блокиратор энергии.

Парень не стал ничего уточнять и вышел в приемную.

Почти сразу я ощутил волну, прокатившуюся сквозь мое тело. И едва смог устоять на ногах оттого, что силы буквально покинули тело.

– Сядь. С непривычки это не особенно приятно, – посоветовал отец.

Я вернулся в кресло. Хозяин кабинета не торопился садиться и остался стоять.

– Свиридов был дружен с Щукиным. Кто-то из них решил, что обыск в твоем доме – отличная идея. И теперь я не уверен, что инициатива исходила от судьи. Вероятно, мой бывший друг мог предложить поступить таким образом. И Анатолий Викторович согласился.

– Я ведь пришел, чтобы поговорить именно о нем.

– О судье?

– О Щукине, – я покачал головой. – Не верю, что ты так просто решил сдвинуть его с должности. Ты не мог не понимать, что его вышлют на границу. Что он потеряет не только место службы, но и возможность остаться в столице. Насколько я понял, вы были приятелями.

– Мы были друзьями, – поправил меня отец. – И только поэтому я позволил ему жить, а не убил.

– Что он сделал?

Филипп Петрович вернулся в кресло и вынул из подставки карандаш. Покрутил его в пальцах. Мне показалось, что он не пытается подобрать слова, а просто прокручивает в памяти события минувших лет. Потому как взгляд князя затуманился.

– Мы с Щукиным учились вместе. Мы были молоды и наивны. Делились друг с другом планами, мечтами. Между нами всегда была пропасть. Моя семья была намного более влиятельной. Его отец лишь недавно получил титул. Пусть и от самого императора за заслуги перед отечеством. Для меня это все не имело значения. Софья Яковлевна никогда не пыталась казаться кем-то иным. Она открыто заявляла, что стала княгиней потому как супруг пожелал сделать ее благородной. В те времена это было смело и дерзко. Но я всегда гордился матерью. Мне нравилось, что она не считает фамилию единственной своей ценностью.

– И что произошло между вами? Почему вы перестали быть друзьями?

– Между мужчинами может начаться война либо из-за денег и власти. Либо из-за женщины, – с горькой улыбкой сказал отец, и карандаш в его пальцах громко хрустнул.

Глава 9
История любви

Князь какое-то время молчал и смотрел мне за плечо. Словно видел там что-то важное, давно позабытое. Мне даже захотелось оглянуться и убедиться, что там никого нет. Несмотря на работу блокираторов силы в комнате стало жарче. Но наверняка мне так показалось из-за нарастающего напряжения.

Пауза затягивалась, и я с трудом удержался, чтобы не поторопить отца с рассказом. Меня останавливало только одно. Я понимал, что он должен поведать все сам. Без моих напоминаний.

– Когда я встретил твою маму, то был редким дураком, – начал наконец Филипп Петрович. – Ума не приложу, как она смогла рассмотреть во мне что-то хорошее. Я был не самым лучшим человеком.

– Брось, – начал было я, но отец покачал головой:

– Хороший, добрый человек не смог бы удержаться в жандармерии. И уж точно не смог бы построить в этом ведомстве карьеру.

Я только кивнул, вспомнив рассказ про банду жандармов.

– Это было меньшее зло, – словно прочитав мои мысли, ответил Филипп Петрович. – Порой приходилось делать вещи и похуже. И благодаря мне люди попадали на каторгу не за свои преступления.

– Но они были виновны, – возразил я. – И рано или поздно, они попали бы на каторгу. И кто знает, вышли бы они с нее, попади они туда за свои преступления. Как тот же Попов, который отбыл только один срок за одно убийство.

– Я уже говорил, что встречался с ним, – вдруг выдохнул отец. – Ездил в тот монастырь, чтобы попросить прощения. Он ответил, что не держит на меня зла.

– Каторга смогла его исправить.

– Это редкость, – ответил отец. – Поверить не могу, что он тот же самый человек. Изменился он знатно. И говор, и внешность – все в нем хоть почти то же самое, но все же иное. Он спокоен и уравновешен. Вовсе не напоминает зверя, которым был когда-то. В тот день, когда его скрутили и приволокли в участок, он кидался на каждого и ревел как медведь.

– Не могу этого представить, – честно признался я.

– Но речь не про это. В то время только твоя мать умела глядеть прямо в мою душу. И смогла рассмотреть во мне что-то светлое.

Мужчина потер лицо ладонями и затем отодвинул подальше полупустую чашку.

– Мы познакомились в Яблоневом саду. Я отправился туда с приятелями, чтобы прятаться в шумной компании от претенденток на титул. Софья Яковлевна поддерживала мое желание оставаться свободным, хотя список претенденток из старых семей был уже составлен и подан ей на рассмотрение. Но мама была уверена, что нельзя неволить сердце. И на мое счастье всегда отказывалась от любых брачных договоров, которые навязывали нашей семье. Хотя традиции нужно было соблюдать. В тот день я надел самый скучный костюм, спрятал в карман перстень с гербом. И вместо парфюма налил на ворот пиджака немного дешевого портвейна.

– И этот человек пытался воспитывать меня! – притворно возмутился я.

– Было дело, – хмыкнул князь и продолжил, – Я встретил Лилию у фонтана, когда направился к нему, чтобы умыться. Она сидела на скамье и читала.

– Книгу? – удивился я, и отец улыбнулся:

– Меня тоже это удивило. Девушка которая сидит на лавке у фонтана на приеме у императорской семьи и читает книгу. Как сейчас помню, это был том в потрепанной обложке.

– И что было дальше?

– Сперва я решил, что таким образом девица пытается казаться умной. И додумался вырвать из ее рук книгу. Знаешь, я ждал чего угодно, но только не укоризненного взгляда. Незнакомка заставила меня смутиться одним лишь выражением лица. Конечно я все же успел пошутить и попросил процитировать прочитанное.

– И что она сделала? – усмехнулся я, догадываясь, что отец сел в лужу.

– Она это сделала. Произнесла несколько предложений на мертвом языке, о котором я даже не слышал. Я конечно заявил, что можно произнести любую тарабарщину, чтобы сойти за сведующую. Лилия не стала спорить. Она протянула руку, чтобы я вернул книгу. И как только я это сделал, девушка потеряла ко мне интерес. Она вновь вернулась к чтению. Словно перед ней не стоял один из самых завидных женихов империи. К тому же весьма привлекательной наружности.

– От тебя несло алкоголем, – напомнил я.

– В то время многие в Яблоневом саду набирались для храбрости, – смутился отец.

– И ты разозлился, – догадался я.

– Ты даже не представляешь насколько, – отец покачал головой. – Я ушел прочь по тропе уверенным, что забуду о ней через пару минут. И весь остаток вечера пытался высмотреть ее среди гостей. Я даже вернулся к тому фонтану. Конечно, ее там не оказалось. Лишь в самом конце бала я увидел, как Лилия стояла у ворот сада со скучающим видом. Ее отчитывала компаньонка, а Лилия слушала эти нотации со скучающим видом и изредка кивала. Я точно помню, что старая грымза заявила, что девице стоило переговорить с претендентом на ее руку. И упомянула Щукина. В ответ Лилия только закатила глаза и тяжело вздохнула. А потом наши взгляды встретились. В тот момент у меня внутри все замерло. Я и сам не понял, как оказался рядом и взял ее за локоть. Как представился и спросил ее имя.

Князь вновь встал на ноги и подошел к окну. Он стоял у распахнутой рамы, обвеваемый ветром и не замечал ничего вокруг. И мне показалось, что в своих воспоминаниях он вернулся в то далекое прошлое. Когда был молод, беззаботен и счастлив.

– Я воспитывался простолюдинкой некроманткой и князем, покрытым боевыми шрамами, – продолжил Филипп Петрович. – Мои родители не питали меня романтическими бреднями. За нашим столом порой звучали неприличные шутки, которые чаще всего позволял себе отец. И саркастичные истории из уст матери. В доме проявлялись призраки с ранами, которых напитывала силой бабушка. И они были не прочь рассказать мне о том, как погибли. С юных лет я был в меру циничен и слишком уверен в себе. Жизнь представлялась мне чем-то забавным и несерьезным. Думалось, что все самое страшное будет с кем-нибудь другим. Что беды происходят где-то в чужих домах. А меня не коснется ничего из дурного. Но рядом с Лилией я становился другим. Я слушал ее, слышал каждое слово. Мне хотелось становиться лучше, чтобы стать достойным… Наверное, ты поймешь меня, сын,

Филипп Петрович замолчал, бросил на меня короткий взгляд, а затем продолжил:

– Иногда ты встречаешь человека и весь твой мир вдруг становится другим. Ты начинаешь беспокоиться о вещах, которых раньше не замечал. Ты узнаешь, что такое страх потерять дорогого человека. Страх разочаровать его.

– Она была невестой Щукина? – осведомился я.

– Их семьи хотели обручить своих детей. Но жених не торопился с обетами. Он не был готов к обряду и не желал знакомиться с невестой. Об этом мне сказала сама Лилия. И затем я открыто поговорил со Щукиным. Я спросил его о планах относительно свадьбы. Он и думать об этом не хотел. Его семья хорошо стояла на ногах и больше не нуждалась в этом браке для укрепления своего положения в обществе. Семья мамы была богатой и за дочь они давали солидное приданое. Но при этом не могли похвастаться высоким положением в обществе. Щукин хотел невесты более солидного уровня. Ко всему прочему в это время у него было несколько интрижек, которыми он был доволен.

– Значит, конфликта у вас не было, – заметил я.

– Напротив, парень был счастлив, узнав, что я заинтересован в Лилии. Он буквально благословил меня на ухаживания за ней. Помню, что он шутки ради даже предложил оплатить нам венчание. Мы пожали друг другу руки и я посчитал, что беспокоиться о чувствах друга мне не стоит.

– И что же произошло потом? – уточнил я.

Отец помрачнел и поджал губы. Нахмурился и продолжил отстраненным голосом:

– Он увидел, как я счастлив. Думаю, что именно это отрезвило моего друга. С каждым днем он становился все мрачнее. А когда увидел Лилию воочию, то и вовсе стал чернее тучи. Он заметил нас гуляющих в парке и прошел мимо, сделав вид, что не узнал меня. Я не обратил на это особого внимания. Был слишком слеп.

Князь сложил на груди руки, словно отгородился этим жестом ото всего мира.

– Мне стоило поговорить с ним прямо. Надо было решить вопрос как положено в подобных случаях, вызвав его на дуэль до первой крови. Дать возможность выпустить пар. Или в кулачном бою, позволить ему поставить мне пару синяков. Как знать, быть может тогда все сложилось бы иначе. Ведь раньше мы были друзьями. Наверно можно было все спасти, будь я мудрее. Но я не был мудрым. Я был влюбленным и не замечал надвигающейся бури.

– Что он сделал? – спросил я, не уверенный, что хочу знать ответ.

– Он согласился на брак. Сделал это втихую, не уведомив семьи о том, что за девушкой ухаживает другой человек. Договор, который много лет пылился у нотариуса был подписан без дополнительных согласований. И в дом Лилии приехали представители Щукиных. Ее родня не могла ничего возразить.

– И как мама… как она отреагировала?

– Она сказалась больной и смогла отправить мне весточку. Я чудом успел приехать и заявить о своих правах. Сделал это в часовне, когда на Лилию пытались надеть брачный венец.

– Ее семья была настолько консервативной? – ужаснулся я.

– Увы. Но я до сих пор считаю, что вся вина на мне. Стоило мне прийти к ее отцу и заявить о намерениях. Он был суровым человеком, но не стал бы противиться тому, чтобы породниться с семьей Чеховых. Я смог бы выплатить номинальный штраф семье Щукиных. Но все сложилось иначе. Твоя мама с бледным лицом стояла в белом платье у алтаря. И твердила, что не согласна стать женой этого человека. Но никто не слушал ее. Никто не слышал.

– Ты забрал маму?

– Сначала мы провели суд поединком.

– Разве это не было запрещено? – опешил я, вспомнив старую традицию.

Суд поединком не был запрещен в Империи прямо, скорее был данью старой традиции, времен свода законов Ярослава, который привез этот обычай откуда-то из Европы. Сторона в суде, не согласная с решением, могла вызвать на бой судей, ответчиков и всех, кто был причастен к делопроизводству. Вызывающий должен был по очереди биться со всеми, и если побеждал в боях, то его признавали в своем праве. На такой бой нельзя было выставлять за себя наемного бойца.

– На частной земле решал отец Лилии. И он позволил мне сразиться с ее братьями, с ним самим, а потом со Щукиным.

– Как ты справился? – нахмурился я.

– Братья и отец Лилии не бились во всю силу. Дуэль была нужна лишь для того, чтобы обозначить поединок. А вот Щукин бился со мной всерьез. Он проявил себя как хороший стратег. Не дал мне отдышаться после поединков и напал исподтишка.

– Неужели не побоялся последствий?

Отец пожал плечами:

– Он был в своем праве. Я тогда еще не предъявил права на девушку. А он получил ее по договору.

Князь помолчал еще какое-то время. Затем вздохнул и покачал головой.

– Даже спустя годы меня бросало в дрожь, когда я вспоминал взгляд Лилии, когда она стояла у алтаря. Она не была ровней нашей семье. Не была ровней мне в силе. Но я видел в ней свет, которого ни у кого другого не замечал. И проклинал себя за то, что не решился сделать все по покону раньше Щукина.

– Ты его наказал? – тихо уточнил я.

– Меньше чем хотел бы. Хоть я и был уставший, но сумел выстоять. Первая кровь не успокоила мерзавца. Он бросился на меня словно сумасшедший. И получил сполна. Когда мерзавец потерял сознание, была провозглашена моя победа. Я забрал девушку и покинул храм. Она стала моей по праву поединка. Варварский поединок сделал Лилию моей собственностью. Я не мог оскорбить любимую девушку подобным союзом. Потому мы обвенчались в ближайшем храме и домой я привез уже супругу.

– Бабушка была в шоке? – улыбнулся я.

– Она была в восторге, – хмыкнул отец и потер лоб. – Ты не представляешь, как она радовалась тому, что ее сын проявил характер. И мой выбор пришелся ей по душе. Лилия быстро нашла с матерью общий язык и никогда не общалась больше со своей семьей.

– Она не тосковала по ним?

– Это было ее решение. Она сменила отчество и отказалась от приданного в пользу приюта. Мама окружила ее заботой и любовью, на какую только была способна. А я старался делать ее счастливой. Насколько мог.

В комнате повисла тишина. Князь несколько раз тяжело вздохнул и вновь подошел к столу.

– После этого Щукин нигде не упоминал наш поединок. И ни слова не сказал о моей супруге. Признаться, я ждал от него подобной глупости. Был готов убить его за оскорбление моей семьи. Однако, он оказался достаточно умным, чтобы держать рот на замке.

– Тебе не повезло попасть в отдел, где он был начальником, – протянул я.

– Он не пользовался служебным положением, – ответил Филипп Петрович. – Если бы я смог доказать его неправоту, то имел бы право на бой с ним. И мог бы решать, каким этот бой будет. Так что на работе мы общались исключительно как начальник и подчиненный. Но когда появилась банда жандармов нужно было что-то решать. Потому что рано или поздно Щукин бы вышел на нас.

– А может быть и не вышел бы, – начал было я, но отец покачал головой:

– Слишком многое для него стояло на кону. Если бы он не раскрыл дело, его бы сняли с должности. Уж слишком громко звучало в газетах название банды. И хорошо, что нам хватило ума не трогать членов старых великокняжеских семей, которые были замешаны во всем этом. Иначе к делу бы еще подключились кустодии.

– Ты говорил, у вас был выбор, – напомнил я.

– Был, – подтвердил Филипп Петрович. – Отстранить Щукина, или убить его. И многие склонялись ко второму варианту. Включая Чернова. Я уговорил всех, чтобы оставить его в живых. Потому что не хотел лишней крови.

– Наверное зря, – покачал головой я.

– Может быть, – не стал отрицать отец. – Но так далеко я не загадывал. Да и чем бы мы отличались от обычных бандитов, если бы убили Щукина? До определенного момента нас сдерживала только идея не проливать кровь невинных. Но чем больше крови проливалось, тем больше эта идея выцветала. И Щукин мог стать той точкой невозврата. Поэтому он остался жив. Это только моя заслуга. Моя вина.