Текст книги ""Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"

Автор книги: Генри Крейн

Соавторы: Александра Полстон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 332 страниц)

– Нет! – мгновенно отреагировала Джулия и отошла от стола.

– Ну зачем ты так сразу? – попытался остановить ее Мейсон, – ты ведь не знаешь, какое одолжение я хочу попросить тебя сделать?

Джулия остановилась и обернулась к Мейсону.

– Это касается Марка, – сказал он.

– Ну и что? Что дальше, Мейсон?

– Я хочу, Джулия, чтобы ты, так же как Марка, выслушала и Мэри.

– Мейсон, я не обещала слушать Мэри.

– Но это недолго, Джулия, – как бы почувствовав, что он победил, Мейсон стал более спокойным и не таким злым. – Она ждет там – в холле, – он кивнул на дверь.

– Мне кажется, ты немного поторопился, – сказала Джулия.

– Но ты должна выслушать обе стороны.

– Я ничего никому не должна.

– Но ради справедливости, Джулия…

– Хорошо, я согласна. Но только ради Мэри, а не ради тебя, Мейсон.

– Ну что ж, меня устроит и это, – он прикусил рассеченную губу.

Несколько мгновений он молчал, потом поднял голову, очень тепло и доброжелательно взглянул в глаза Джулии и промолвил:

– Спасибо, – и тут же быстро покинул кабинет.

Лайонел сидел за стойкой бара. Но сейчас рядом с ним был не СиСи, а его бывшая жена Августа. Они пили ярко–оранжевый апельсиновый сок из высоких бокалов и обсуждали последние события.

– Мне не нравится, Лайонел, эта война, – сказала Августа. – Что он еще может нам сделать? – спросила она у своего бывшего мужа.

– Меня больше заботит, что я ему сделаю, а не он, – вальяжно откинувшись на спинку кресла сказал Лайонел Локридж и отставил бокал с соком. – СиСи потеряет больше чем я.

– Еще бы, – скептично усмехнулась Августа, – ведь у него есть наш дом, наша земля, наши акции и, наконец, твоя бесценная коллекция.

Горькая улыбка тронула губы Лайонела, когда Августа вспомнила о коллекции картин, которую он собирал всю жизнь. Но такое выражение лица он сделал только для Августы.

– Извини, я и забыл о ней, – улыбнувшись уже вполне нормально сказал Лайонел.

– Но ведь ты боготворил свою коллекцию, как ты мог о ней забыть? – изумилась Августа.

– Да, да, конечно, но не стоит волноваться. Чтобы не проговориться, Лайонел взял бокал и сделал глоток ароматной жидкости.

– Что‑то я тебя не пойму, не могу сообразить в чем дело, – пристально глядя в глаза Лайонелу спросила Августа.

– Да я не могу забыть о цене, которую он заплатил за эту коллекцию.

– Вскоре цена на эти картины утроится, – заметила Августа.

– Может быть – да, – флегматично заметил Лайонел, – а может быть – нет, ведь вкусы, в конце концов, меняются, – он вновь поднес ко рту стакан сока и сделал большой глоток.

– Надеюсь, ты вернешь эту коллекцию, но мне кажется, улыбаться сейчас бессмысленно. Надо хорошенько подумать, – Августа была явно огорчена флегматичным отношением своего бывшего мужа к бесценной, на ее взгляд, коллекции картин.

– Ну неужели ты забыла, что я во всем ищу только светлую сторону, только лучшие качества? – философски заметил Лайонел.

– И давно ли?

Но получить ответ Августа не смогла, потому что подошел один из официантов и положил перед Лайонелом Локриджем счет.

– Ваш счет, сэр, – сказал официант и застыл в отдалении.

– Спасибо, Джерри, можно ручку? Я его сейчас же подпишу.

– Извините, сэр, – вежливо ответил официант, – нужно оплатить наличными.

– Но раньше?..

– Это сейчас.

– В чем дело?

– Я исполняю распоряжение.

– Ясно…

Глаза Лайонела округлились от удивления. Августа поморщилась, нервно передернула плечами.

В ответ на взгляд Лайонела Джерри сказал:

– Извините еще раз, сэр, но кредит прекращен, – равнодушно сказав это, Джерри быстро удалился.

В это время в бар "Ориент–Экспресс" радостный и возбужденный вошел СиСи Кэпвелл вместе с дизайнером. Тот держал в руках большой лист ватманской бумаги с изображением рекламной буквы, которую СиСи мечтал установить на крыше своего отеля.

– Да, да, прекрасно, – рассматривая проект кивал головой СиСи, – немедленно приступайте к установке, я хочу, чтобы это было сделано как можно скорее.

– Хорошо, как скажете, – ответил мистеру Кэпвеллу художник и ушел.

Августа и Лайонел Локридж, услышав голос СиСи, тем более, радостный и возбужденный, нервно обернулись.

– Торопись, СиСи, спеши, но последнее слово будет не за тобой, – отойдя от стойки сказал Лайонел и прошелся около Кэпвелла старшего.

Келли уже полчаса пыталась нарисовать. Перла. Правда, натурщик из Перла был никудышный: он и минуты не мог просидеть спокойно, все время срывался со своего стула, пытался заглянуть через руку Келли на рисунок.

– Ну ты и молодчина, ну ты и даешь! – восклицал он.

Келли напряженно рисовала, пытаясь изобразить Перла как можно более похожим. Штрих ложился за штрихом, линия за линией.

На листе бумаги постепенно появлялось улыбающееся, немного ироничное лицо Перла с длинными черными вьющимися волосами.

– Келли, да ты настоящий художник! – воскликнул Перл, когда ему удалось заглянуть через плечо Келли на свое собственное изображение. – Я похож, почти как на фотографии.

– Да нет, Перл, что‑то у меня не очень хорошо получается.

– Келли, неужели у меня такой большой нос?

– Кажется, такой, но может… извини… я не очень хорошо рисую… может, чуть–чуть не получилось… я поправлю.

– Да нет, нет, Келли, что ты, по–моему, все прекрасно. Ты мне подаришь этот портрет?

– Конечно, Перл, мне не жалко. Хочешь, я нарисую тебя еще? Только для этого надо, чтобы ты хоть чуточку посидел на месте.

Но Перлу не сиделось. Он вскакивал со стула, потом взбирался на него, принимал всевозможные позы.

– Смотри, вот сейчас я напоминаю памятник одному очень известному человеку. Попробуй отгадать какому.

– Колумбу, – вдруг сказала Келли.

– Правильно, Христофору Колумбу! – воскликнул Перл, спрыгивая со стула и вновь заглядывая через плечо на свое изображение.

– Перл, ты мешаешь, так невозможно работать, ты все время смотришь под руку.

– А что, разве нельзя?

– Я не люблю. Я не люблю, когда мне заглядывают под руку, у меня тогда ничего не получается, – обиженно сказала Келли.

– Ну хорошо, хорошо, я больше не буду, – тоном преподавателя сказал Перл и уселся напротив Келли. – А почему ты рисуешь только меня?

– Почему только тебя? Я многих нарисовала и еще многих хочу нарисовать, – спокойно ответила Келли.

– Келли, ты посмотри на эту рожу, – указывая пальцем на рисунок восклицал Перл, – по–моему, я совершенно не фотогеничен.

– Наоборот, ты что, давай, давай, – как бы подбадривала девушка Перла, чтобы он критиковал ее неудачный рисунок и дальше.

– Но больше я критиковать тебя не буду. Я лучше изменю позу, – Перл выставил вперед правую руку, левую поставил себе на бедро. – Вот так, тебе нравится?

– Нет, не нравится, – сказала Келли, бросив на него короткий взгляд, – будь естественным, Перл, это лучше всего.

– Так лучше? – Перл приделал себе рожки.

– Хуже, хуже, Перл, будь естественным, – настойчиво повторила художница. – Сиди тихо, если хочешь – можешь разговаривать, можешь рассказать, зачем ты здесь, для чего. Может быть, это поможет тебе посидеть хотя бы четверть часа спокойно.

– Я здесь, – воскликнул Перл и вновь вскочил со стула, – чтобы сагитировать своих избирателей для своего переизбрания.

– Нет, нет, ты говоришь неправду, Перл. Я хочу знать, ведь ты же, насколько я чувствую, не настоящий пациент этой клиники?

– Тише, тише, – попросил Перл и покивал на Келли указательным пальцем, – тише. Но ведь ты, Келли, тоже не совсем…

– Я? Я – совсем другое дело, – сокрушенно сказала Келли и принялась наносить на бумагу резкие штрихи. – Откройся мне, пожалуйста, – попросила девушка, прекратив рисовать.

Перл откинул со лба черную прядь волос, прикрыл глаза, задумался. Но потом шутливым голосом сказал:

– Это довольно сложная история, Келли, очень сложная и очень длинная.

– Я понимаю, я все прекрасно понимаю.

– Это напрямую связано с тобой, Келли, и еще кое с кем другим.

– С кем? – спросила девушка.

– С тем, кому я очень давно уже хочу помочь – с моим братом, – грустно произнес Перл.

Сейчас Келли почувствовала, что он говорит чистую правду.

Она посмотрела на Перла и попыталась улыбнуться. Но Перл не ответил ей улыбкой, его лицо стало очень грустным и по нему было видно, что мысли его витают где‑то очень далеко.

Келли принялась быстро исправлять свой рисунок. Ей показалось, что именно сейчас, именно в это мгновение, она увидела истинное лицо Перла – очень грустное, обиженное и какое‑то одухотворенное.

– Вот так, вот так его надо нарисовать, – шептала Келли, быстро исправляя рисунок.

Но как она не старалась, истинное выражение лица Перла ей не удавалось перенести на бумагу.

"Что‑то я делаю не так, что‑то не улавливаю. Скорее всего, дело в глазах, в выражении глаз. Они у Перла одновременно и очень насмешливые и очень грустные. Но как это изобразить?$1 – рассуждала сама с собой Келли, быстро работая остро отточенным карандашом, нанося на бумагу один штрих за другим.

Но потом ей показалось, что все дело даже не в глазах, а в том, как нарисовать нервный рот Перла и она принялась исправлять, но, как водится, испортила рисунок.

– Ну что, у тебя ничего не получилось? – естественным спокойным голосом поинтересовался Перл.

– Да нет, вот видишь, хотела сделать как лучше, а все испортила.

– Ничего, Келли, не отчаивайся, можно нарисовать еще раз, потом еще… Сколько нужно будет тебе, столько я и буду сидеть.

– Спасибо, большое спасибо тебе, Перл, – сказала Келли.

ГЛАВА 17

– Если обижаешь чужих детей – жди, что и твоими тоже кто‑нибудь займется. – Лайонел Локридж уверен, что Августа должна оплачивать его счета. – Если знаешь правду – можешь выиграть любой процесс. – "Так есть у меня адвокат или нет?$1 – спрашивает Марк у Джулии.

В баре "Ориент–Экспресс" все продолжался тяжелый разговор между СиСи Кэпвеллом, Лайонелом и Августой Локриджами.

СиСи был страшно разгневан. Он стоял, оперевшись одной рукой о стойку бара и при каждом его слове стаканы, стоявшие на крышке, вздрагивали и позванивали. Лайонел был рад, что сумел довести СиСи до бешенства, а Августа не знала, что ей делать: то ли успокаивать мужа, то ли постараться какой‑нибудь колкостью как можно более сильно досадить СиСи.

Поэтому она, в основном, молчала и лишь изредка вставляла свои реплики. Когда Лайонел уж слишком расходился, она наступала ему на ногу, мол, уймись, не нужно так злить СиСи, с него и так достаточно.

– Уйди, Лайонел, я тебя очень прошу, не нужно меня злить, – СиСи старался говорить как можно более спокойно, но губы его дрожали, язык не слушался, а глаза грозно сверкали.

– Да нет, СиСи, я думаю, ты все‑таки уделишь мне минутку из своего драгоценного времени, – Лайонел зло засмеялся. – Оно пока еще у тебя драгоценное, СиСи, но скоро не будет стоить ни единого цента.

– Я не собираюсь, Лайонел, разбрасываться ради тебя своим временем. У меня много дел, поэтому уйди, не мешай мне жить. Иначе, если я разозлюсь – тебе, Локридж, не сдобровать.

– Нам есть о чем поговорить, – сказал Лайонел Локридж.

– Нам говорить уже не о чем, я все что хотел – сказал, а слышать твои бредни дальше не собираюсь, – СиСи Кэпвелл хотел положить конец разговору, но Лайонел не унимался.

– Все‑таки, тебе придется выслушать то, что я скажу тебе, как бы неприятно оно не было.

– Я все сказал, – вновь повторил СиСи.

– Не стоит меня провоцировать, – возразил Локридж, – ты согласна со мной, Августа?

Лайонел обернулся к своей бывшей жене, та томно закатила глаза и утвердительно кивнула.

– Да, СиСи, это было бы неумно.

– На чем мы остановились? – задумался СиСи, – ты, Лайонел, сказал, что это было бы неумно, но сказал также, что будешь это делать и дальше.

– Да, СиСи, я еще не решил, кого из твоих детей начну преследовать первым и только поэтому пока еще бездействую, но когда я начну – тебе придется плохо. Неприятности придут не от меня – их принесут твои дети, СиСи.

– Лайонел, не трогай моих детей, – брови СиСи Кэпвелла сошлись над переносицей.

– А моих ты трогал? – ехидно заметил Лайонел, – и поэтому твоих щадить я не собираюсь, к тому же они этого заслуживают.

– Вспомни, что ты сделал Уоррену, – гневно вставила Августа.

– Я ничего ему не делал, – гневно возразил СиСи Кэпвелл.

– Ты так считаешь? – выкрикнула Августа.

– Да. Я ничего не сделал вашему Уоррену. Это вы сами виноваты, что так его воспитали – это ваша вина, Лайонел и Августа.

– Уж кто бы говорил о воспитании собственных детей, – вставил Лайонел Локридж, – но не ты, СиСи. Ты сам воспитал своих детей так, что теперь грызешься с ними со всеми поочередно. Ты же ни с кем не можешь помириться, у вас постоянные конфликты. Это твое воспитание, СиСи, твой стиль жизни.

– Это не твое дело! – выкрикнул СиСи, нервы его сдавали.

Он сжал кулак и подсунул его под самый нос Лайонела. Тот довольно спокойно для такой ситуации отвел руку СиСи в сторону.

– Не горячись, СиСи… То, что ты гневаешься, означает одно…

– Что?!

– Означает, что я говорю правду и то, что ты слаб передо мной.

– Лайонел, твой Уоррен тоже не подарок.

– Я могу резонно возразить тебе на это, СиСи, тем, что в отличие от твоих детей, мой Уоррен не безнадежен, а твои дети – конченые люди, такие же конченные как и ты сам.

– Заткнись, – прошипел СиСи.

– А–а, так я все‑таки разозлил тебя, достал. Что же, приятно видеть и слышать, как твое отвратное лицо идет пятнами.

На лице Лайонела Локриджа появилась зловещая улыбка, от этой улыбки СиСи сделалось не по себе. Он вспомнил все то зло, которое причинил ему Лайонел, но тут же ему вспомнилось и то, что он сам не безгрешен перед этим мужчиной и его женой.

"Ну что ж, – подумал СиСи, – наверное, каждому воздастся в этой жизни по заслугам. Но если будет плохо мне, то будет плохо и Лайонелу. Нам придется тонуть вместе".

– Я, СиСи, воспользуюсь всеми недостатками твоих детей. Кстати, ты не разговаривал днями с Мейсоном?

– О чем? – СиСи напрягся.

Он вспомнил свой последний разговор с сыном, который оставил у него на душе тяжелый осадок.

– Вряд ли вы говорили о чем‑нибудь приятном.

– Я просто хотел тебе напомнить одну вещь: тебе ничего не показалось странным в поведении Мейсона?

– Странным? – задумался СиСи.

– Да, именно. Я могу тебе объяснить все странности его поведения. У меня с Мейсоном была секретная договоренность.

– Секретная договоренность с моим сыном? Вы готовили заговор против меня?

– Ну, конечно, СиСи, ведь ты сам мастер плести всяческие гнусные интриги. Мы договорились с Мейсоном утопить тебя…

– Уходи прочь отсюда, Лайонел. Я не могу больше видеть твоей отвратительной рожи, – зло проговорил СиСи Кэпвелл.

– Пойдем, Августа, – бросил через плечо Лайонел Локридж.

Но отошли они недалеко – на несколько ярдов – и уселись за стойку бара. Августа затравленно смотрела на СиСи Кэпвелла, ожидая, что тот выкинет сейчас какую‑нибудь гадость.

СиСи Кэпвелл еле сдерживал свое негодование, он поочередно сжимал и разжимал кулаки, бросал гневные взгляды на Локриджей. Но что он мог сейчас сказать им? Ведь он не владел ситуацией, а предпринимать какие‑то импровизированные шаги сейчас, когда он был не в себе, СиСи Кэпвелл не собирался. Он привык действовать обдуманно и расчетливо. Поэтому большинство из его начинаний обыкновенно заканчивались успешно.

Лайонел делал вид, что занят разглядыванием своих ногтей, но краем глаза следил за СиСи.

"Не слишком ли я его разозлил? – думал Локридж, – еще чего доброго полезет драться. Все эти Кэпвеллы такие. Он все‑таки отец Мейсона, а до сих пор все в городе говорят о том, что Мейсон избил Марка Маккормика".

Августа осторожно положила свою ладонь на руку бывшего мужа.

– Лайонел, – прошептала она, – успокойся. По–моему, все будет хорошо, ты позлил его немного и хватит. Пусть теперь одумается.

– Нет, – мотнул головой Лайонел, – мы еще мало успели сделать. СиСи вскоре придет в себя и вновь станет хитрым и расчетливым.

СиСи Кэпвелл не мог оторвать взгляда от надменной улыбки Лайонела Локриджа, он сделал шаг к ним, но потом резко повернулся и уже, выходя из бара, через плечо, гневно бросил:

– Теперь война, Лайонел, тотальная война.

– Ну и пусть себе, – негромко ответил Лайонел, – повоюем.

Когда СиСи вышел из бара, Августа бросилась к бывшему мужу.

– Лайонел, ты же хотел ему сказать, наверное, куда больше?

– Да, но я приберег это на следующий случай.

– Нет, я не о том. Ты сказал много лишнего, но не сказал того, что нужно было сказать.

– О чем ты? – изумился Лайонел, – по–моему, разговор удался – я говорю о детях.

– О чьих? Моих или его? Играть детьми – это безнравственно. Я надеюсь, Лайонел, что ты просто увлекся и говорил о детях в запале.

– Ты думаешь, СиСи принимает меня за шута? Он еще узнает, насколько я серьезен. И о детях я говорил не просто так – он еще попомнит мои слова.

– Лайонел, что случилось с твоей нравственностью? Где твоя мораль? Подумай о боге! – воскликнула обращаясь к нему Августа.

Лайонел не ответил ей ничего, он сделал несколько глотков апельсинового сока из высокого бокала и отставил его в сторону.

– Ты что‑то сказала?

– Что стало с твоей нравственностью, Лайонел? – повторила Августа. – Ты даже не слушаешь моих слов, говоришь о своем.

Женщина пристально посмотрела на мужчину, ей казалось, она не узнает своего бывшего мужа – таким решительным и волевым сделалось его лицо.

"Боже мой, – подумала Августа, – раньше он все‑таки был более человечным, а теперь несчастья окончательно доконали его".

Лайонел Локридж, тяжело вздохнув, произнес:

– Это СиСи разрушил мою душу, уничтожил мои убеждения. Вот куда подевались нравственность и мораль, Августа. Раньше я был лучше, но тогда и жизнь была другая. А СиСи все уничтожает вокруг себя. Но я, Августа, все‑таки выше его.

– Неужели, Лайонел, тебе больше не было чего сказать ему? – возмутилась Августа.

– Конечно было. Я приберег для него множество сюрпризов.

– Ты мне о них расскажешь?

– Расскажу, Августа, если только ты никому не выдашь меня.

Августа отвернулась в сторону. На ее лице была презрительная улыбка.

– Я тебя когда‑нибудь выдавала, Лайонел?

– Не знаю, временами мне казалось, что ты предаешь меня, но может, я ошибался. Если честно признаться, то по большому счету ты не продала меня ни разу.

– А сейчас разговор пойдет по большому счету? – спросила Августа.

– Если это один из сюрпризов, приготовленных мной для СиСи, то можешь не сомневаться, разборки будут крутыми. Так ты не выдашь меня, Августа?

– Я уже ответила на твой вопрос, – немного обиделась женщина.

И Лайонел, чтобы хоть как‑то загладить свою вину, решил рассказать бывшей жене о самой интересной, на его взгляд, афере, которую он провернул за всю свою жизнь. Но Лайонел Локридж был осторожным человеком, он тронул свою бывшую жену за плечо:

– Августа, дело настолько важное, что ты должна поклясться.

– Я клянусь, – не раздумывая, согласилась Августа, – клянусь, что никто от меня не услышит ни слова, если только ты сам не дашь на это разрешение.

Лайонел вздохнул, но рассказывать не спешил. А Августу уже захлестнул азарт – она была чрезвычайно любопытна, может быть, даже более любопытна, чем кошка. Она просто сгорала от нетерпения.

– Ну что ты молчишь, Лайонел? Я жду. Видишь, как я разволновалась.

Даже серьги в ее ушах легонько подрагивали и звенели. Лайонел радостный, что сумел так заинтриговать Августу, слегка улыбнулся.

– Я смотрю, тебе очень не терпится услышать о моих проделках?

– Они касаются меня? – насторожилась Августа.

– Они касаются меня, нас с тобой, СиСи и еще многих людей в этом городе, в том числе и Мейсона.

– Ужас как интересно, – призналась Августа, – так ты начнешь рассказывать или нет?

– А я люблю тебя подразнить, неужели ты этого еще не поняла?

– Ты бесчеловечный, – Августа уже не стесняясь, трясла Лайонела за руку, – ты обязан мне рассказать все с мельчайшими подробностями.

– Это связано с продажей наших картин СиСи. С продажей, в которой участвовал Мейсон.

– Да что ты говоришь? – насторожилась женщина. – Разве там что‑то было не в порядке? Я ведь доверяла и тебе, и Мейсону.

– Да, в этой акции Мейсон представлял тебя, Августа, и до сегодняшнего дня, до этого момента, – Лайонел наставительно поднял указательный палец и покачал им перед самым носом своей бывшей жены, – никто не знал, кроме меня, что картины поддельные.

Лайонел сделал долгую паузу, чтобы Августа могла переварить полученную информацию. Это известие произвело на женщину страшное впечатление.

Оно ее просто шокировало.

Августа побледнела, руки ее затряслись. Но это был запоздалый испуг, теперь‑то ничего ей не угрожало – ведь коллекция давно уже находилась в руках СиСи.

Но придя немного в себя, Августа подумала о другом, – она поняла, что Лайонел ее обманул.

– Так значит, все картины, которые я получила после развода – подделки? Ты, Лайонел, обманул меня, подставил меня?

– Да? дорогая, – спокойно ответил мужчина.

– Так ты – мошенник!

– А ты впервые слышишь об этом?

– Мошенник… – растерянно повторила Августа.

– Да…

Потом на ее лице появилась довольная улыбка.

– Ты, мой муж – мошенник, – уже другим тоном сказала она, – и подсунул мне фальшивки вместо настоящих картин?

– Да, я – мошенник, – признался Лайонел, – я согласен с этим, но ты вспомни сама, Августа, как я отговаривал тебя. Сколько сил я потратил на то, чтобы попытаться убедить тебя не брать картины. Но ты со своим упрямством настояла на своем и мне ничего не оставалось делать, как отдать тебе коллекцию. Ведь ты ни на что другое не соглашалась. А признаться тебе тогда, что картины неподлинные было бы глупо с моей стороны, не так ли?

– Да, – задумалась Августа, – ловко ты все‑таки провел меня.

– Надеюсь, ты, Августа, не в обиде на меня?

Но Августа пропустила замечание мистера Локриджа мимо ушей.

– И Мейсон знал, что картины поддельные?

– Конечно, а ради чего он так старался? Думаешь, ради тебя? И во всяком случае не ради меня. Он старался досадить своему отцу. Неужели, Августа, ты еще плохо знаешь Кэпвеллов?

– Так, Мейсон знал, – растягивая слова, проговорила Августа.

– Да, он абсолютно точно знал, что картины поддельные. Его оценщик проверил всю коллекцию и не нашел ни одной подлинной.

– Теперь я понимаю, – рассмеялась Августа, – Мейсон так ненавидит своего отца, что с превеликим удовольствием всучил ему подделки. А я‑то все думала, почему он так старается?

– Конечно, Августа, – Лайонел положил свою руку на плечо женщины и злорадно улыбнулся, – Мейсон сделал это с превеликим удовольствием.

– Да–а, многое теперь становится на свои места, – проговорила усмехаясь женщина, – многое становится понятным.

– Ты должна быть благодарна Мейсону и СиСи. Они вдвоем дали тебе целое состояние. Если бы Мейсон был немножко более любящим сыном, а СиСи – более пристойным отцом, то тебе бы никогда не видать больших денег… семейства Кэпвеллов.

И Лайонел, и Августа весело захохотали. Воспользовавшись моментом, Лайонел взял листок счета со стойки и показал его Августе. Та, все еще смеясь приняла счет и недоуменно уставилась на него.

– Дорогая, – вкрадчивым тоном сказал Лайонел.

– В чем дело?

– Не можешь ли ты оплатить этот счет?

Августа с изумлением посмотрела на Лайонела, явно не понимая, зачем и почему она должна оплачивать счета своего бывшего мужа.

– Так ты оплатишь? – вновь спросил Лайонел.

Мейсон Кэпвелл, как и собирался, вышел за дверь и привел Мэри в кабинет Джулии Уэйнрайт. Теперь они находились в нем втроем. Мейсон уселся на стол, Джулия устроилась рядом с сейфом, а Мэри сидела в кресле.

Поколебавшись, Мэри послушалась Мейсона и принялась рассказывать Джулии во всех подробностях о том, как ее изнасиловал Марк Маккормик.

Ей было страшно неудобно и стыдно говорить обо всем Джулии, но она победила свою застенчивость и стыдливость – говорила откровенно. Однако поднять глаза и посмотреть в лицо Джулии, она все‑таки не могла.

Мейсон сидел рядом с ней, изредка клал свою руку на плечо Мэри, как бы пытаясь этим подбодрить ее, снять лишнее волнение. Джулия пристально смотрела на то, как нервничает Мэри, слышала, как похрустывают суставы ее пальцев – так сильно Мэри сцепила руки.

– Не волнуйся, Мэри, не волнуйся, – рассказывай дальше, – сказал Мейсон.

И Мэри продолжила свой рассказ–исповедь.

– Это кошмар. Самое ужасное воспоминание моей жизни, – опустив глаза говорила она, – я до сих пор чувствую на своем теле прикосновение его рук, потных и липких в тот ужасный день.

Мэри бросила короткий взгляд на Джулию – не слишком ли подробно она рассказывает. Но та ободряюще кивнула головой. Мол, рассказывай дальше, все очень важно.

– Я должна была и раньше догадываться, на что способен Марк. Но всегда хочется думать о людях лучше, чем они есть на самом деле. Тогда я ужасно растерялась, а он воспользовался этим. Он – негодяй. Теперь я это знаю, но тогда я ему верила, надеялась, что у него произошло временное умопомрачение.

Мэри вновь приостановилась.

– Я испугалась и стала сопротивляться, я надеялась, что он одумается. Но когда я увидела его бешеный взгляд, внутри у меня похолодело, казалось, руки и ноги окаменели. Я не могла заставить себя сделать ни одного осмысленного движения, а он воспользовался этим.

Джулия сочувственно посмотрела на Мэри – она понимала, как тяжело ей рассказывать.

– А потом Марк изобразил все так, как будто этот кошмар произошел сам собой, как будто события развивались спонтанно.

Мэри замолчала. Она не могла найти в себе силы продолжить. Да и о чем было говорить?

В общем‑то она рассказала все. И теперь ей должны помочь Джулия и Мейсон. Она надеялась на них.

Джулия покивала головой.

– Ну почему, Мэри, ты не рассказала об этом никому раньше, сразу после того, как это случилось?

– Вы должны понять меня. Мне было очень тяжело, и не хотелось, чтобы кто‑нибудь вообще узнал об этом, – чуть не плача, произнесла Мэри.

Мейсон взял ее руку. Он почувствовал, как горяча сейчас ее ладонь, как нервно подрагивают ее пальцы.

– И еще я боялась, – еще ниже опуская голову говорила Мэри, – что если Мейсон узнает о случившемся, то совершит что‑нибудь ужасное.

Мейсон вздрогнул и посмотрел на Джулию. Та отвела взгляд, как будто сама была в чем‑то виновата.

– Я бы его убил, – сквозь зубы процедил Мейсон Кэпвелл.

Мэри бросила короткий взгляд на своего любимого. Ее ужаснуло выражение лица Мейсона. Его лицо казалось каменным и непроницаемым. Но она почувствовала легкое прикосновение его пальцев, теплое и нежное. И Мэри нашла в себе силы, чтобы продолжить.

– А потом я начала думать, что это и моя вина, а не только вина Марка.

– Но теперь‑то ты так не думаешь? – спросила Джулия Уэйнрайт.

– Конечно, нет, теперь я прекрасно поняла, как все было на самом деле. Но тогда я верила Марку, я не могла думать о нем плохо. Это было изнасилование и Марк прекрасно знает об этом, независимо от того, признает он такой факт или нет.

Джулия растерянно посмотрела на Мэри. Ей было не по себе выпытывать подробности изнасилования у своей подруги, но она же взялась защищать в суде Марка и поэтому должна была знать все. Она хотела просто расспросить Мэри, но теперь, после ее эмоционального признания, в душе Джулии Уэйнрайт начала закипать злость к своему подзащитному и она ничего не могла с собой поделать.

Да, – вздохнув, сказала Джулия, – он этого не признает.

Мэри кивнула головой.

– Я знаю об этом, Джулия.

– Мэри, а как ты появишься на суде?

От этого вопроса Мэри сделалось не по себе.

– Но я не хочу суда, – взмолилась она.

Мэри посмотрела на Джулию, потом на Мейсона, но ни у той, ни у другого не могла найти понимания.

– Я не хочу суда, – повторила она.

Джулия и Мейсон молчали. И Мэри смирилась со своей участью.

– Я понимаю, суда не избежать, – покорно произнесла она, – ведь Марк грозится добиваться опекунства над ребенком.

– Я так тебе сочувствую, Мэри, поверь, – очень искренне и тепло сказала Джулия.

Мейсон с благодарностью посмотрел на нее. Он явно не ожидал такого доброго и душевного отношения Джулии к беде Мэри.

– Джулия, но зачем ты тогда приняла предложение Марка быть его адвокатом? Ведь он не заслуживает твоей защиты, – сказал Мейсон.

Мэри попыталась встать с кресла, но тут же вновь опустилась в него.

– Джулия, независимо от того, как ты будешь поступать дальше, спасибо тебе уже за то, что выслушала меня. Поверь, мне в самом деле, стало намного легче, – Мэри виновато улыбнулась.

А Джулия ободряюще посмотрела на нее.

– Спасибо и тебе, Мэри, – ответила она.

Мэри, поняв, что разговор окончен, встала и Мейсон, взяв ее под руку, повел к двери. Но у порога их остановила Джулия.

– Мэри, извини меня, но я бы хотела переговорить с Мейсоном.

Мэри вопросительно посмотрела на своего спутника. Тот, не понимая, в чем дело, пожал плечами.

– Хорошо, подожди меня немного, я сейчас.

Он распахнул дверь и вывел Мэри в коридор, где бережно усадил на большой кожаный диван.

– Я сейчас вернусь, я недолго.

Мейсон возвратился в кабинет Джулии Уэйнрайт.

– В чем дело, Джулия? – вежливо осведомился он.

Та, не зная с чего начать, медлила, она нервно заламывала руки и перекладывала на столе бумаги. Наконец, она решилась.

– Мейсон, тебе этого дела не выиграть. Мейсон удивленно посмотрел на нее.

– Но ведь ты слышала слова Мэри. Ты знаешь, как все произошло. Неужели мы вместе не сможем противостоять… – Мейсон осекся.

Он вспомнил, что говорит сейчас не со своей хорошей знакомой, а с адвокатом Марка, а сам выступит на возможном процессе в качестве обвинителя.

– Я верю всему тому, что сказала Мэри. Но тем не менее, Мейсон, тебе этот процесс не выиграть.

– Но, Джулия, – воскликнул Мейсон, – это неважно в конце концов. Главное – знать правду и тогда можно выиграть любой процесс. И я его, Джулия, выиграю.

Мейсон, резко хлопнув дверью, вышел из кабинета.

В коридоре его ждала Мэри. Она сидела в углу дивана и перебирала руками подол платья. Как только дверь открылась, она вопросительно взглянула на него.

Джулия Уэйнрайт, оставшись одна, несколько минут расхаживала по кабинету. Она напряженно раздумывала над сложившейся ситуацией. Многое ее не удовлетворяло, а многое – было попросту противно. Но она заставила себя вернуться к исполнению обязанностей.

Джулия подошла к телефонному аппарату и попросила секретаря.

– Пригласи, пожалуйста, мистера Маккормика. В голосе ее прозвучало какое‑то презрение.

Почти мгновенно в кабинет из двери черного входа вошел Марк Маккормик и остановился на середине. Джулия стояла возле стола и пристально смотрела на вошедшего. Наступило молчание. Первым не выдержал Марк.

– Ну что, ты выслушала Мэри?

– Да, – Джулия кивнула.

– Теперь ты знаешь все, но в ее изложении.

– А у тебя есть своя версия?

– Но я же тебе уже рассказывал.

– По–моему, это две абсолютно разные истории и касаются они совершенно разных людей, – вздохнула Джулия Уэйнрайт.

– Так кому ты веришь? – поставил вопрос напрямую Марк.