Текст книги ""Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"

Автор книги: Генри Крейн

– Что все это означает?

Джулия с отвращением вернула пакет окружному прокурору и с милой улыбкой сообщила:

– Поначалу я должна ознакомиться со всей информацией, касающейся этого дела. Нужно почитать твои показания. Я так думаю, что ты наверняка где‑то наврала. Если это так, то мне будет очень трудно тебя защищать.

Джима возмущенно вскинула руки.

– Да ты что, Джулия! Ты пытаешься издеваться надо мной, что ли? Я сказала чистую правду и всегда говорю чистую правду, сколь бы дорогой она для меня пи была.

Джулия скептически улыбнулась.

– То, что ты только что сказала, весьма мало похоже на правду, – констатировала она. – Ты бы лучше подумала о своей пекарне и о том, что ты там лепишь и из каких продуктов.

Окружной прокурор укоризненно покачал головой.

– Джулия, что ты говоришь? Мы должны всецело заботиться о малом бизнесе. Именно он является основой экономики в Соединенных Штатах. Что б мы делали, если б не такие предприимчивые люди, как Джина Кэпвелл? Нельзя также забывать, что именно на их благополучии держится порядок, стабильность и процветание. Средний класс – вот опора нашего общества, – с пафосом заключил он.

Джина благодарно взглянула на окружного прокурора.

– Да, да, он говорит чистую правду.

Тиммонс вдохновенно продолжил:

– Джулия, где же твой праведный гнев по поводу несправедливых обвинений, обрушившихся на маленького, ни в чем не виновного человека, по поводу справедливости, которая должна торжествовать всегда и везде? Я думал, что ты, как адвокат, должна выступать на стороне побитой собаки.

Это сравнение несколько покоробило Джину, но в собственных интересах она решила промолчать. Что касается Джулии, то она мрачно усмехнулась и махнула рукой.

– Кейт, давай оставим в покое бедных животных.

Но Тиммонс все еще не унимался. Он решил до конца продемонстрировать перед Джиной свое служебное рвение, что, впрочем, совершенно противоречило его служебным обязанностям, как государственного обвинителя.

– Кстати говоря, Джулия, своим адвокатским красноречием ты можешь исправить тяжелое положение одинокой женщины, которая вынуждена самостоятельно пробиваться в этой жизни.

– Одинокой, работающей женщины! Матери–одиночки! – с жаром добавила Джина, размахивая руками. – Точно, окружной прокурор прав, я уже об этом думала. Джулия, вы же с Крузом друзья, уговори его взять со мной в суд Брэндона. Ты представляешь, как это подействует на присяжных и судью? Они должны совершенно четко понять, что я невинная жертва, ставшая таковой лишь по воле случая. Сердца у них сразу же смягчатся, и они вынесут мне оправдательный приговор. Представляешь, как здорово? Мы обязательно должны сделать это.

Джулия едва не рассмеялась.

– Да, представляю себе, – иронически сказала она. – Материнство и яблочный пирог против Соединенных Штатов. О, извините, против Министерства здравоохранения. Это не совсем одно и то же. Интересно, что же перевесит на чаше весов правосудия? Хотя, впрочем, ответ и без того очевиден. Джина, может быть, ты успела еще что‑нибудь придумать? Я вижу, в предприимчивости тебе не откажешь. Ты не зря занимаешься малым бизнесом. Ну, давай, выкладывай, я ведь твой защитник, я должна знать все, что у тебя на уме.

Джина изобразила саму скромность.

– Я решила всецело отдаться на милость семьи, – потупив глазки, сказала она. – Что он может мне сделать? Особенно если учесть, что все мои деньги сейчас находятся в руках у кого‑то другого. Он должен принять во внимание, что моих собственных сбережений едва ли хватит на покупку одного костюма. Я ведь сугубо деловая женщина и, в сущности, не владею никакими свободными средствами.

Джулия ядовито улыбнулась.

– Я думаю, что нам стоит сейчас оставить вопрос о денежном ущербе.

Джина пожала плечами.

– Я не понимаю, почему. Ведь для меня это самое главное. Если я не смогу рассчитаться по искам, предъявленным в суд на мое имя, то меня попытаются засудить и посадить в тюрьму. Самое главное для нас с тобой – добиться снижения или полной отмены денежной компенсации.

Джулия не без удовольствия отрицательно покачала головой.

– Нет, дорогая Джина, вопросы денежной компенсации не входят в круг дел, на которых я специализируюсь.

Джина непонимающе смотрела на нее.

– Как, а разве юристу не все равно, какими делами заниматься?

У Джулии был такой победоносный вид, словно она уже присутствовала на процессе, который вынес обвинительный приговор Джине Кэпвелл.

– Возможно, некоторым юристам и все равно, какими делами заниматься, но у меня узкая специализация. Я работаю только с уголовными делами.

Джина оцепенело посмотрела на Джулию, а затем перевела полный недоумения взгляд на окружного прокурора.

– Кейт, – вопросительно протянула она, – что все это означает?

Тиммонс постарался замять этот неприятный разговор.

– Я думаю, что Джулия поможет тебе с бумагами о банкротстве, – поспешно сказал он. – Ведь так, Джулия, дорогая?

Эти слова доставили Джулии такое неудовольствие, что она резко обернулась и пронзила окружного прокурора полным ненависти и презрения взглядом. Это, впрочем, ничуть не смутило Тиммонса, который едва удержался от желания удовлетворенно потереть руки. Пряча улыбку, он опустил голову и сделал вид, что занят разглядыванием каких‑то бумаг на столе Слейтера.

– Ладно, – медленно проговорила Джулия, – мы поговорим о всех тонкостях этого дела попозже, если ты не возражаешь. А сейчас мне хотелось бы перемолвиться с Кейтом несколькими словами. Но наедине, если ты не возражаешь.

Джина безразлично пожала плечами.

– Ну, конечно. Можете разговаривать о чем угодно и сколько угодно. Меня сейчас интересует только один вопрос – мой процесс будут показывать по телевидению?

Тиммонс шумно вздохнул.

– А как бы ты хотела, Джина? Тебе сейчас очень нужна публичная огласка? Или достаточно того, что появилось во всех газетах штата?

Джина развела руками.

– Ну, разумеется, мне ни к чему эта шумиха, хотя, возможно, кто‑то другой посчитал бы это дополнительной рекламой. Но мне такой рекламы не нужно.

Ничего не ответив, окружной прокурор так выразительно посмотрел на Джину, что она поняла все без слов.

– О нет, – простонала она. – Неужели нельзя избавиться от этих телевизионщиков? Ну, зачем, зачем им это нужно? Почему они обязательно хотят вытащить из суда каждое дело, а потом облить всех грязью? Ты же не представляешь, Кейт, что со мной будет. Они изобразят меня отравительницей, мелким жуликом и что мне тогда останется? Оправдываться опять же через те же самые газеты и то же самое телевидение? Но ведь у зрителя будет готов уже прочный образ, который обязательно вобьют ему в голову эти журналюги, а я потом должна буду соскребать с себя помои.

Тиммонс неумолимо покачал головой.

– Боюсь, что здесь, Джина, я тебе ничем не смогу помочь. В этом деле ты остаешься один на один с прессой. Я никак не могу запретить им делать их дело. Может быть, если б это касалось какого‑нибудь исключительно важного и крупного иска, то ссылаясь на важность, можно было бы добиться проведения закрытого заседания. Однако боюсь, что тебе, Джина, нужно сейчас, с самого начала приготовиться к тому, что процесс будет публичным и гласным. Тебе нужно свыкнуться с мыслью о том, что после начала процесса в каждом номере газеты, в каждом выпуске телевизионных и радионовостей будет полоскаться твое имя. Они вытащат на свет божий все, что только смогут узнать о тебе. В ход пойдет все: и подробности вашего развода с СиСи Кэпвеллом, и интимные детали из вашей совместной жизни, и твое веселое бурное прошлое, и твои нынешние делишки в свободное от работы в пекарне время. Никто из них не остановится перед тем, чтобы ткнуть ногой бедное издыхающее животное.

На этот раз Джина не выдержала.

– Это ты меня называешь издыхающим животным? – возмущенно воскликнула она. – Я не собираюсь позволять каким‑то щелкоперам затаптывать в грязь мое достоинство. Я им еще покажу.

Джулия нетерпеливо повернулась к Джине.

– Может, ты, наконец, оставишь нас вдвоем? Я же тебе уже сказала, мне нужно поговорить с Кейтом наедине

Джина недовольно фыркнула и стремительно выскочила из кабинета. При этом у нее был такой вид, словно здесь ей нанесли глубочайшее оскорбление.

Подождав пока за ней закроется дверь, Джулия сказала:

– Ну, ладно, Кейт, допустим, я буду заниматься этим делом. Но, судя по ее поведению, ты ей уже что‑то наобещал. Ну, давай, сознавайся. Что ты ей сказал?

Тиммонс с горячностью воскликнул:

– Да ничего я ей не говорил. Ничего не обещал, кроме процесса. Только процесс. И все. Да и вообще, что с тобой, Джулия? Ты боишься, что твои высокие идеалы пострадают от соприкосновения с нашей окостеневшей и замшелой правовой системой? Или тебе просто противно заниматься такими мелкими делишками? Да, наверное, я требую от тебя слишком многого. Трудно после громкой шумной славы, заработанной на процессе Дэвида Лорана переходить к таким, вроде бы незаметным делам, которые, тем не менее, требуют не меньшей тщательности и аккуратности.

Джулия горделиво выпятила грудь.

– Знаешь что, господин окружной прокурор, – с демонстративным высокомерием заявила она. – Этот процесс станет началом конца твоей карьеры. За каждое подобное дело я буду сжимать кольцо вокруг тебя и всей твоей несведущей шайки, которую ты называешь твоими помощниками. Ты еще мечтать будешь о том, чтобы я вернулась на свое место, чтобы я стала настоящим защитником, а не каким‑то там государственным.

Тиммонс рассмеялся, опускаясь в кресло.

– Я знаю, почему ты так говоришь, Джулия, – заметил он. – Ты просто ненавидишь мужчин. Ведь это так, правда?

Джулия театрально вскинула руки.

– О чем ты говоришь, Кейт? О каких мужчинах ты ведешь речь? Где они? Покажи мне хоть одного вокруг. Они все куда‑то исчезли, провалились сквозь землю, испарились. Нет их, нет, понимаешь? И никто – к тебе это относится еще в большей степени – не сможет убедить меня в том, что где‑то здесь, рядом со мной по земле ходят мужчины. Я их в упор не вижу.

Судя по внешнему виду окружного прокурора, столь резкое заявление ничуть не испугало, не ошеломило и даже не удивило его. Он совершенно равнодушно перенес эту гневную филиппику и, рассеянно вертя в руке пустой пакет из‑под печенья от миссис Кэпвелл, заявил:

– Я бы предпочел увидеть тебя за закрытой дверью. Думаю, что так было бы лучше для всех. В первую очередь, для тебя самой.

Голос доктора Роулингса затих где‑то дальше по коридору. Очевидно, он потащил Элис к себе в кабинет, чтобы там узнать у нее, куда подевались беглецы – Келли и Перл. А они тем временем, стараясь не издать ни звука, сидели в подсобном помещении, ожидая, пока уляжется шум. Сигнал тревоги по–прежнему разносился по всем коридорам. Это неприятное зудение вызывало у Келли такое отвращение, что она едва сдерживала себя. Чтобы хоть немного отвлечься, она стала стаскивать с ноги Перла ботинок.

– Что ты делаешь? – удивленно прошептал он. – Не надо, мне же больно.

Она упрямо мотнула головой.

– Нет, надо посмотреть. Может быть, у тебя там что‑то серьезное?

Следом за ботинком она стащила носок и стала разглядывать чуть посиневшую и опухшую лодыжку. Осторожно притронувшись пальцами к распухшему месту, она спросила:

– Здесь больно?

Перл поморщился.

– Да, очень неприятно.

Она озабоченно разглядывала ногу.

– Но, знаешь, Перл, насколько мне известно, перелом выглядит не так. Это похоже на вывих. Вот видишь, здесь опухоль…

Надрывный вой сирены внезапно стих. В коридоре воцарилась полная тишина. Перл настороженно прислушался. Спустя несколько мгновений в коридоре снова послышался голос доктора Роулингса.

– Элис, перестань хныкать, – раздраженно восклицал он, – идем со мной. Ты должна показать, где прячутся Келли и Леонард Капник.

Беглецы явственно расслышали громкий плач Элис, который гулким эхом разносился по коридорам.

– Да прекрати же, – завизжал доктор Роулингс, – прошло уже столько времени, а ты все плачешь и плачешь. Ты напрасно надеешься ввести меня в заблуждение своим ревом. Я знаю, что когда нужно, у тебя сразу же прорезается голосок. Ах ты, мерзавка.

Келли со страхом подобралась к двери, чтобы получше расслышать, что происходит в коридоре.

– Сестра, – громко распорядился главный врач клиники, – проводите Элис к себе. Распорядитесь, чтобы все оставались в своих палатах до тех пор, пока мы не найдем Келли и мистера Капника.

Перл сокрушенно покачал головой и прислонился к дверному косяку.

– Черт побери, – прошептал он. – Это я виноват. Не надо было вам всего этого делать. Я бы и сам как‑нибудь выкрутился. Я уже не впервые попадаю в такие ситуации. Вы не должны были рисковать собой. Я представляю, какое теперь наказание ожидает эту бедную девочку. Она и так почти не разговаривает, а теперь, после такого потрясения наверняка замкнется в себе.

Но Келли отрицательно мотнула головой.

– Нет, Перл, ты плохо знаешь Элис. Она выкрутится, она обязательно выкрутится. На самом деле она очень хороший и верный товарищ. Ты не обращай внимание на то, что она такая испуганная и хрупкая с виду. Она нас не подведет. И доктор Роулингс ничего не сможет сделать.

Перл прикрыл глаза рукой и громко простонал.

– Что с тобой? Что? – обеспокоенно спросила Келли, заглядывая ему в лицо. – Тебе плохо? Ты не потеряешь сознание? Что они тебе дали?

Он убрал руку и с трудом открыл плотно сжатые веки.

– Келли, ты не должна беспокоиться за меня. Это обыкновенный наркотик. Со мной скоро все будет в порядке. Сейчас ты должна подумать о себе. Ты просто изумительная девушка.

Он сделал попытку улыбнуться, однако это ему удалось не слишком хорошо. Келли внезапно приложила палец к губам, услышав за дверью громкие шаги. Возле беглецов по коридору прошли несколько санитаров. Они шумно переговаривались между собой, выражая свое недоумение по поводу того, что эти беглецы словно сквозь землю провалились. Когда шум за дверью утих, Келли тяжело вздохнула.

– Мне так страшно, Перл, – едва слышно промолвила она. – Если бы ты знал, как я боюсь этого доктора Роулингса.

Перл покачал головой.

– Если бы не ты, Келли, то через пару минут я бы уже остался без мозгов. Только тебе я обязан своим спасением.

Он взял ее руку в свою ладонь и проникновенно прошептал:

– Спасибо. Огромное тебе спасибо.

Джулия наклонилась над столом, за которым сидел окружной прокурор, и с ядовитой улыбкой на устах сказала:

– А ты действительно штучка. Ты знаешь об этом?

Тиммонс вяло отмахнулся.

– Джулия, прекрати. Лучше подумай о себе. Тебе сейчас предстоит много трудной и кропотливой работы. Лучше приготовься к ней как следует.

Но она не отставала от него.

– А ты, наверное, ждешь, что я сдамся, – ехидно сказала Джулия. – Думаешь, что я так же, как и все остальные, покорюсь тебе. Тебе бы, наверняка, хотелось бы увидеть, как я униженно прошу тебя о пощаде.

Тиммонс скривился.

– Ну, что ты такое болтаешь… Я уже не раз в жизни встречал похожих на тебя женщин.

Джулия притворно удивилась.

– Неужели?!! И, наверняка, все они бросались тебе в ноги, умоляя о великодушии и снисхождении. Или нет… Они, как разозленные тигрицы, бросались на дверь и скребли ее когтями…

Тиммонс весело вскинул голову.

– Вот–вот. Именно так. У тебя богатая фантазия, Джулия. Это поможет в твоей деятельности государственного защитника.

Джулия состроила брезгливую мину.

– И не подумаю.

Тиммонс, демонстрируя правила весьма приличного тона, откинулся назад на спинку стула и взгромоздил ноги на угол стола.

– Ну, так что же мешает тебе, Джулия, работать в ведомстве окружного прокурора? Неужели тебе не нравится атмосфера здесь? Или ты не хочешь выступать на стороне общества?

Джулия смерила его презрительным взглядом.

– Я не хочу принимать подобного предложения от такого слизняка, как ты. Мне это просто противно. Даже если бы ты остался последним мужчиной на Земле, я бы умерла от воздержания…

Тиммонс от удовольствия даже потер руки.

– Джулия, ты прекрасно угадала мои намерения. Что же, давай перейдем к непристойностям, меня это так заводит.

Обмен ударами продолжался.

– Такие люди, как ты, Тиммонс, вызывают во мне глубокую ненависть по отношению к адвокатам, – выпалила Джулия. – Именно ты олицетворяешь самую худшую и отвратительную их часть!

Тиммонс изобразил на лице показное любопытство.

– Вот как? Это похоже на исповедь. Джулия, неужели ты хочешь рассказать мне все свои тайны?

С широкой улыбкой на лице Джулия поинтересовалась:

– А тебе, наверное, хотелось бы узнать все, что у меня на душе, проникнуть во все самые отдаленные ее уголки?

Тиммонс уверенно кивнул.

– Ага, ты себе не представляешь, до чего любопытно проникнуть в душу адвоката!

– Что ж, если ты хочешь, я могу рассказать тебе самую большую свою тайну… – заговорщицки понизив голос, сказала Джулия. – Только поклянись, что никому об этом не расскажешь. Клянешься?

Окружной прокурор торжественно приложил руку к груди.

– Клянусь. Клянусь своей мамочкой, что никогда не выдам страшную тайну адвоката Джулии Уэйнрайт.

Она рассмеялась.

– Ну, так вот, самое мое большое желание состоит в том, чтобы все вокруг сгорело дотла, к чертовой матери! – не стесняясь в выражениях, воскликнула Джулия. – И чтобы мы все остались без работы!..

Тиммонс непонимающе переспросил:

– Кто это «мы»?

Джулия укоризненно покачала головой.

– Ай, ай, ай… Как у нас трудно с догадливостью! Ты же сам только что сказал об адвокатах. Вот и я тебе говорю о том, что мечтаю, чтобы адвокаты в этой стране остались без работы.

Тиммонс почесал подбородок.

– Хм… Ну, и что бы было в результате?

Джулия едко улыбнулась.

– В результате… ты бы пошел по миру с протянутой рукой! Думаю, что это было бы весьма забавное зрелище.

Окружной прокурор откинул голову и, внимательно посмотрев на Джулию, кисло сказал:

– Ты, что, думаешь, что ты мне нравишься?

Не скрывая своего отвращения, Джулия воскликнула:

– Отнюдь нет! Как я могу сметь надеяться на такое? А вот что нравится тебе, я вижу, вижу насквозь! Ты же загнал меня в угол. Вот что тебе по–настоящему нравится! Не правда ли?

Тиммонс почувствовал, что словесную перепалку на таком уровне он проигрывает. Красноречие Джулии ничуть не уступало его собственному красноречию. А поскольку она была разгневана и возбуждена, то незачем было даже пробовать тягаться с ней.

Каждое слово в устах умной и проницательной женщины, находящейся к тому же в таком взвинченном состоянии – это смертоносный снаряд, увернуться от которого у окружного прокурора не было ни сил, ни возможности.

Несмотря на его хитрость и изворотливость, его способности были все‑таки ограничены. Именно в таких вот случаях он и прибегал к разного рода запрещенным или не слишком этичным приемам. Почувствовав, что терпит сокрушительное поражение, Тиммонс перешел к разговору на ином уровне.

– Джулия, ты ошиблась, – с откровенной холодностью в голосе сказал он. – Мне нравится, отнюдь не это.

Джулия с любопытством наклонилась над столом.

– Неужели ты хочешь рассказать мне свои тайны? – игриво воскликнула она. – Чувствую, что меня ожидает сенсация! Окружной прокурор намерен открыть душу независимому адвокату!.. Представляешь, какой леденящий душу заголовок мог бы появиться в одной из наших газет? «Что нравится окружному прокурору Кейту Тиммонсу?» Чувствую, что журналист, который напечатал бы подобную статеечку, немедленно получил бы приглашение в «Вашингтон Пост» или «Нью–Йорк Таймс». Ведь никто на свете не может похвастаться тем, что знает твои тайны. Ну, Кейт, расскажи, что ты любишь?

Тиммонс выдержал эффектную театральную паузу, затем припечатал Джулию к стене.

– Мне очень нравится убирать с дороги пьяных водителей! – жестко сказал он.

Язвительная улыбка мгновенно улетучилась с лица Джулии. Она выпрямилась, как гвоздь, и демонстративно отвернулась.

Перевес в схватке мгновенно оказался на стороне окружного прокурора. Пользуясь завидной форой, он продолжил:

– А ведь если бы мой племянник, четырехлетний мальчишка ростом не выше бампера, попал под колеса автомашины, которую вела пьяный адвокат Джулия Уэйнрайт, шансов на выживание у него сталось бы меньше, чем у какого‑нибудь сумчатого медведя, проживающего в глухих лесах Тасмании. Интересно, в таком случае ты стала бы жаловаться его матери в том, что я обвиняю тебя?

Тиммонс встал со стула и начал расхаживать по кабинету. Джулия чувствовала себя так подавленно, что едва нашлась что сказать:

– Я не оправдываю себя, – еле слышно проговорила она. – Но хочу тебе напомнить, что я никого не сбила.

Тиммонс громко рассмеялся.

– Только по Божьей милости! Можешь считать, что тебе крупно повезло! Другие, оказавшись в подобной ситуации, расстаются с жизнями, или, что еще хуже, лишают жизни других.

Джулия униженно опустила голову. Несмотря на злобный тон окружного прокурора и его явную неприязнь к ней, в общем, он был прав. Она не должна была так безрассудно поступать вчера вечером!

Это было против правил Джулии. Но вчера на нее накатила такая глубокая тоска и полное безразличие к жизни. Именно этим и объяснялась та невероятная цепочка глупостей, которые она совершила.

Вот почему она не находила сейчас слов, чтобы возразить окружному прокурору. А он, чувствуя свое несомненное превосходство, продолжал бросать ей в лицо гневные слова:

– Я ненавижу таких адвокатов, как ты! Меня просто тошнит от них!

Тиммонс занял место в углу возле американского флага, и театрально размахивая рукой, стал патетически восклицать:

– Для таких гнусных типов закон, порядок, справедливость, правосудие всего лишь игра. Они вынуждены играть по правилам, а выходить за рамки закона значит для них получать дополнительный импульс, они только возбуждаются от того, что отступают в сторону. Они считают себя выше остальных. Они считают себя высшими существами. Такие, как ты и Кастильо, позволяют себе не позволять многих мелочей – вроде езды в нетрезвом виде или того, что ты собиралась сделать с Марком Маккормиком…

Джулия почувствовала, как руки у нее начинают дрожать.

– А кто тебе сказал про Марка Маккормика? – нерешительно спросила она.

Тиммонс победоносно улыбнулся.

– Я же не болванчик, малышка. Если ты думаешь, что никто вокруг не замечает того, что ты вытворяешь, это большая ошибка. Тем более, ошибкой с твоей стороны было бы недооценивать меня. Но не надо считать себя выше других!

– Трепло! – гневно бросила Джулия. – Да, я действительно иногда совершаю ошибки, но я не считаю, что это одна из них. Я не настолько самонадеянна, однако не могу не чувствовать своего превосходства над тобой. Сначала ты сделал из меня добычу, потом ты меня унизил… Вот это, по твоим словам, закон и порядок, господин окружной прокурор? Сексуальное поражение ничто по сравнению с этим!

Окружной прокурор подошел к Джулии и внимательным недвусмысленным взглядом окинул ее фигуру с ног до головы. Потом он демонстративно потянул носом воздух, словно оценивая аромат духов, которые использовала Джулия. На лице его появилось выражение явного неудовольствия.

– Нет, – со значением протянул он. – Тут ты ошибаешься. Насчет сексуального поражения ты пытаешься льстить себе!

Джулия порывисто шагнула в сторону.

– Знаешь, Тиммонс, если вытряхнуть твои мозги и напялить на голову мешок с прорезями, ты бы стал умнее. Хотя, как знать… Как знать… Все может быть…

Она вышла из комнаты, демонстративно хлопнув дверью. Тиммонс проводил ее взглядом и рассмеялся. В этот раз он очень понравился себе. Разговор, действительно закончился очень эффектной тирадой относительно закона и порядка. Даже такой красноречивый адвокат, как Джулия Уэйнрайт, ничего не смогла возразить.