Текст книги ""Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"
Автор книги: Генри Крейн
Соавторы: Александра Полстон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 324 (всего у книги 332 страниц)
В Санта–Барбаре появилась новая тема для разговоров. Новая улика в деле Мейсона. Первое судебное слушание. «Посмертное» письмо Лили Лайт не проясняет, а наоборот запутывает расследование. Джулия Уэйнрайт имеет полное право требовать отправить его на графологическую экспертизу, чего она и добивается от Кейта Тиммонса. Новость, узнанная от Гарри Брэфорда. Подозрения Джулии относительно хозяина фирмы «Джакоби и К» только усиливаются.
Разумеется, неожиданная новость о том, что Мейсон покушался на жизнь Лили Лайт, которая до недавнего времени была для этого человека воплощением духовной чистоты и кристальной нравственности, буквально всколыхнула всю Санта–Барбару.
Об этом невероятном событии говорили везде: в кафе–закусочных, в парикмахерских, на автостоянках, в магазинах, просто на улицах, в рабочих офисах, в семейных домах…
Многие жители Санта–Барбары оправдывали сына СиСи Кэпвелла, полагая, что он, попав в лапы какой‑то секты, вдохновительницей и руководительницей которой, скорее всего и была Лили Лайт, долго не мог порвать с ней, и потому избрал такой жуткий для этого способ – многие в городе не любили эту женщину.
Другие считали, что Мейсон, строя из себя высоконравственного человека и проповедника, чуть ли не святого, все это время просто искусно притворялся, и что ЗА маской святоши скрывался все тот же опустившийся человек, алкоголик, развратник, которым он одно время был, и что такая несчастная, такая высоконравственная Лили Лайт, обнаружив несоответствие между тем, за кого выдавал себя Мейсон и его истинной сутью, едва не поплатилась за это жизнью.
Кстати, такой точки зрения, в основном, придерживались поклонники потерпевшей.
Некоторые считали, что Мейсон попытался убить ее в состоянии аффекта, сильного душевного волнения, многие – что Лили Лайт сама виновата в случившемся, доведя Кэпвелла до умопомрачения.
Впрочем, это была лишь небольшая часть из, наверное, нескольких сотен версий, которые отстраивали для себя любопытные жители городка…
Конечно же, все эти версии были далеки от действительности, потому что никто не мог поверить, что Мейсон не пытался убить Лилиан Лайт…
Многие – и таких, надо сказать, было большинство, – злорадствовали: наконец‑то этот красавчик Мейсон, этот всеобщий любимец, познает в полной мере, что такое настоящее несчастье.
Во всяком случае – никто не оставался к делу Мейсона безразличным.
Однако находились и такие, которые сочувствовали Мейсону – Круз Кастильо, Сантана, Гарри Брэфорд, семья Кэпвеллов, конечно же…
И, разумеется, Джулия Уэйнрайт – не только потому, что она взялась за это, как казалось всем, гиблое и безнадежное дело, а еще и потому, что в последнее время чувствовала в себе все более и более горячие симпатии к этому интересному человеку.
Иногда самой Джулии начинало казаться, что это – не только симпатии, но и нечто другое…
Однако, наученная богатым жизненным опытом прошлых лет, когда она постоянно влюблялась в своих клиентов, Джулия Уэйнрайт усиленно внушала себе, что это ей всего только кажется…
Первое слушание по делу Мейсона было назначено на пятницу – таким образом, у Джулии оставалось еще целых три дня для того, чтобы попытаться связаться с Генри Джакоби – а в том, что он наверняка замешан в этой истории, у нее сомнений не вызывало…
На утро следующего дня Джулия решила отправиться к Генри – тем более, что у нее был повод, более чем подходящий: неустойка в сто тысяч долларов, которую она якобы должна была платить этому типу.
Однако в то утро ей так и не удалось поговорить с Джакоби…
Придя в свой офис, Джулия, согласно давней привычке, сразу же поставила кофеварку – день, по всей видимости, предстоял тяжелый, и она решила взбодрить себя двойной дозой кофе.
В этот момент в ее кабинет влетела секретарша Агата Резерфорд.
– Джулия, – произнесла она, едва отдышавшись. – Там к тебе… Окружной прокурор. Кейт Тиммонс – собственной персоной…
Джулия, удивленно округлив глаза, поинтересовалась у своей секретарши:
– Интересно, для чего это я ему понадобилась?.. Да еще с самого раннего утра…
Агата пожала плечами.
– Не знаю…
Едва девушка произнесла эти снова, дверь раскрылась, и в проеме показался Кейт Тиммонс – как и всегда, в щегольском темно–синем костюме консервативного покроя, который он всегда так любил, в очень модном галстуке и, несмотря на довольно теплую погоду – в тонких лайковых перчатках.
– Привет, Джулия, – произнес он, присаживаясь. – Хорошо, что я тебя застал…
Джулия, не поднимая головы, ответила:
– Доброе утро…
– Можно?.. – спросил окружной прокурор, подвигая себе стул с таким видом, будто бы в ответ мог последовать отказ…
Уэйнрайт небрежно кивнула.
– Можно…
– Надеюсь, угостишь кофе?.. А то я сегодня утром как выехал из дому, так даже и не позавтракал по–человечески, – улыбнулся Тиммонс.
Стараясь не смотреть на посетителя – до того он теперь был ей неприятен, – Джулия произнесла Агате, стоявшей у стола:
– Сделай господину окружному прокурору сэндвичей… Хорошо?..
Приготовление сэндвичей и иногда кофе тоже входило в секретарские обязанности Резерфорд.
Когда сэндвичи и кофе были готовы, Джулия, усевшись за стол и заложив ногу за ногу, наконец‑то посмотрела на Тиммонса.
– Ну, что у тебя?..
– Сейчас, сейчас, дай выпить кофе, – произнес Кейт, делая мелкие глотки.
Адвокат, нехорошо посмотрев на этого нежелательного посетителя, предположила:
– Вновь упрятал своего недавнего коллегу за решетку?..
Джулия не зря задала этот вопрос она по–прежнему недолюбливала Тиммонса, и, увидев его с самого раннего утра на пороге своего кабинета, приготовилась к самым неутешительным новостям.
Так оно и оказалось…
Кейт, отпив небольшой глоток и закусив сэндвичем, улыбнулся.
– Нет, пока еще твой Мейсон на свободе…
Джулия скривилась, будто бы глотнула не кофе, а уксусной кислоты.
– Почему это – пока еще?..
– Потому, – ответил Кейт, – что в этом деле появились новые улики против него.
Джулия посмотрела на неожиданного утреннего визитера с явным недоверием.
– Улики?.. Тиммонс кивнул.
– Да.
– Ты сказал – какие‑то новые улики?.. Так ведь, я не ослышалась?..
– Так, так…
Джулия, молча допив свой кофе, отодвинула чашку на середину стола и, с наслаждением закурив сигарету, поинтересовалась:
– Ну, и что же за улики?..
– Понимаешь ли, – начал Тиммонс таким тоном, будто бы говорил не с профессиональным юристом, адвокатом, снискавшим славу лучшего в своем роде, а с несмышленой маленькой девочкой или, как минимум, со студенткой–первокурсницей провинциального юридического факультета, – понимаешь ли, Джулия, для меня, собственно, как и для всех, это дело совершенно ясное…
Джулия поспешно возразила:
– А для меня – нет.
Окружной прокурор улыбнулся – твое, мол, дело, ты взялась за него, а потому можешь считать Мейсона невиновным… Знаем мы твои адвокатские штучки.
– Ни у кого не вызывает сомнений, что именно Мейсон Кэпвелл, и никто другой пытался отправить на тот свет свою близкую… – Тиммонс на секунду замешкался, пытаясь подобрать нужное выражение, которое бы лучше всего определяло характер взаимоотношений Лили Лайт и Мейсона Кэпвелла. – Ну, скажем, своего близкого человека, свою приятельницу, – Тиммонс, по–видимому, посчитал, что такое определение подойдет более других. – Всем, – окружной прокурор сделал ударение на этом слове, – всем это совершенно понятно…
Джулия, искоса посмотрев на него, только поинтересовалась:
– Кому это – всем?..
Кейт передернул плечами.
– Ну, мне, например…
Уэйнрайт только усмехнулась.
– Ну, Кейт, ты ведь – далеко не все…
– Многим горожанам, – произнес Кейт, который никак не ожидал встретиться с такой глубоко эшелонированной обороной адвоката.
Склонив голову на бок, Джулия иронично поинтересовалась:
– Послушай… Ты что – уполномочен представлять у меня мнение всего города?..
Тиммонс сразу же пошел на попятную.
– Я этого не говорил…
– Но ведь ты говоришь обо всех, – тут же напомнила ему Джулия. – Стало быть, я вправе предположить… Вправе предположить, что дело обстоит именно так…
Тон ее был довольно резок – в то утро мисс Уэйнрайт была зла, потому что всю ночь ей вновь болела голова, и она опять не выспалась…
А тут еще этот совершенно несносный Кейт Тиммонс – и для чего он сюда пришел?..
У Джулии вновь разболелась голова.
Нет, это просто невыносимо!..
Боже, сколько же все это может продолжаться?..
О, как в этот момент он был ненавистен для Джулии Уэйнрайт!..
Весь – и его новый шелковый галстук, и отутюженный дорогой костюм, и тонкая кремовая сорочка, и новые скрипящие туфли, и даже терпкий аромат дорогой туалетной воды, исходивший от него…
Тиммонс, самодовольно улыбнувшись, произнес:
– Ну, следствие теперь располагает несомненными доказательствами того, что Мейсон Кэпвелл загодя готово вил и планировал преднамеренное убийство… Убийство Лилиан Лайт.
Джулия насторожилась.
– То есть…
– Дело в том, – начал Кейт, – что незадолго до этого драматического эпизода Лили Лайт написала в прокуратуру письмо…
– Письмо?
Тиммонс утвердительно закивал.
– Именно…
– И что же за письмо?.. – поинтересовалась Джулия, лихорадочно соображая, что же именно могла написать эта аферистка, да еще – в прокуратуру.
– Ну, – начал Кейт, – я не могу разглашать этого… Ты ведь сама прекрасно знаешь законы. Я не могу разглашать этого до начала судебного заседания. То есть – до пятницы. Вот в пятницу и узнаешь…
Прищурившись, Джулия со скрытой враждебностью поинтересовалась:
– Тогда я хочу понять, для чего же ты тогда явился ко мне с утра…
– Чтобы постараться убедить тебя, – воскликнул Тиммонс, – что надеяться на благополучный исход дела – бесполезная трата времени! Мне просто жаль твоего времени, Джулия…
– Спасибо за сочувствие, – отрезала Уэйнрайт и отвернулась.
Допив кофе, Кейт отодвинул чашку. Джулия, посмотрев на него с видимой неприязнью, сказала:
– Кейт, мы с тобой не далее, как несколько дней назад говорили на эту тему по телефону… Ты ведь прекрасно знаешь, что такое презумпция невиновности… Никто не может быть назван преступником до того момента, как его вину не определит жюри присяжных… Не так ли, Тиммонс?.. Кому–кому, – Джулия невольно скопировала его недавние интонации, – а тебе это, профессиональному юристу, должно быть прекрасно известно…
Пожав плечами, окружной прокурор заметил:
– А я, собственно, и не говорю, что Мейсон Кэпвелл – преступник. Это – не более, чем предположение. Основанное, кстати говоря, на более чем веских уликах… А у твоего Мейсона, между прочим, нету абсолютно никакого алиби… Так что зацепиться вам не за что.
– Это не твое дело…
Кейт, откинувшись на спинку стула, лишь заметил в ответ:
– Вполне возможно, не отрицаю… Во всяком случае, этот наш разговор с тобой – неофициальный, так сказать, неслужебный, так что до пятницы это – действительно не мое дело… До пятницы. Но теперь я и не говорю, что вина Кэпвелла доказана…
– Вспомни, что ты заявил судье Джаггеру, когда встал вопрос – отпустить моего подзащитного под залог или нет?.. – напомнила Джулия.
– Я только сказал, что человек, который обвиняется в покушении на преднамеренное убийство, может быть опасен для общества, – попытался было выкрутиться Тиммонс, но Джулия вновь сказала:
– Меня поражает, Кейт, даже не то, с какой легкостью ты теперь пытаешься найти для себя оправдание, а то, как легко ты сдал на этом заседании своего недавнего товарища и коллегу…
Кейт только поморщился.
– Ну, скажем, товарищем мне он никогда не был… У меня вообще в жизни мало людей, к которым я испытываю дружеские чувства. А что касается твоего замечания… Понимаешь ли, – начал он все тем же менторским тоном, – понимаешь ли, Джулия… Я прежде всего прокурор, а потом уже – человек. Я стою на страже закона. И, разумеется, если этот твой Мейсон…
– Почему – мой?..
Улыбнувшись, Кейт пояснил:
– Но ведь ты взялась его защищать… Так вот, если твой подзащитный, – он сознательно употребил это слово, пытаясь таким образом дать понять Джулии, что снимает с себя всякую ответственность за этого человека, – если он совершит за это время еще одно преступление… Ну, отвечать, конечно же, будет он… Но и ты тоже… Ведь это ты ходатайствовала о том, чтобы его выпустили под залог… Не так ли?..
Джулия глухо ответила:
– Я адвокат… Но прежде всего, Кейт – я человек, я понимаю, что Мейсон не мог выбросить Лилиан Лайт из окна… Я верю ему.
– Что ж, – кивнул Тиммонс, – конечно же, верить
Мейсону или не верить – твое полное право.
– Разумеется.
Поднявшись из‑за стола, Тиммонс с вежливой улыбкой произнес:
– Спасибо за кофе. Значит, встретимся в пятницу, на первом слушании по этому делу.
После чего направился к двери.
Уэйнрайт показалось, что во всем виде окружного прокурора сквозило чувство какого‑то неприкрытого превосходства над ней…
Когда дверь за Тиммонсом закрылась, Джулия, поднявшись со своего места, подошла к окну и задумалась…
«Письмо. – размышляла она, – и что за письмо могла отправить в прокуратуру Лили Лайт?.. Ясно, какого приблизительно характера – во всяком случае, если бы она ничего не писала о Мейсоне, то это бы не было уликой… Неужели… – Она вспомнила последнюю беседу с Кэпвеллом по этому поводу. – Неужели она действительно решила отомстить ему своей смертью… Да, тогда все действительно сходится: она написала какое‑то там письмо, исподволь подготавливая таким образом почву для того, чтобы закопать Мейсона, чтобы навсегда похоронить его, а потом, как тот и утверждает, попыталась на его же глазах покончить жизнь самоубийством… Собственно, почему попыталась: если она надумала это сделать, если, как утверждает сам Кэпвелл, у нее не было другого способа, чтобы отомстить ему… Тогда это была не попытка. Лили Лайт наверняка была настроена более чем серьезно… Да, вполне вероятно, что так все и было… Во всяком случае, у обвинения теперь появился очень важный козырь… Что ж – остается дождаться судебного слушания в пятницу, чтобы выяснить, насколько же он уважителен и весом…»
Давно уже зал суда не собирал такого количества посетителей – мест для всех желающих узнать об этом деле не хватило, и потому любопытствующие не только сидели на приставных креслах, но даже стояли в проходах – случай для Санта–Барбары невероятный; в последний раз столько любопытствующих собирал, наверное, только процесс по делу Сантаны…
Мейсон чисто внешне выглядел совершенно спокойным, хотя и несколько бледноватым. Уэйнрайт объяснила для себя это обстоятельство тем, что он, наверное, очень переживает случившееся – во всяком случае, ей не хотелось думать, что он так сильно убивается из‑за того, что «эта прожженная аферистка Лили Лайт» якобы из‑за него едва не отправилась в мир иной…
В тот день Кейт Тиммонс буквально превзошел самого себя – он все время пытался подстраивать Мейсону всякие юридические каверзы, все время пытался подловить его на неточностях в ответах… Впрочем, Кэпвелл, который знал профессиональные качества своего бывшего коллеги, как никто другой, всякий раз отвечал ему спокойно, не давая запутать себя…
Джулия старалась не встречаться взглядами с Кейтом – настолько был ей в этот момент неприятен окружной прокурор… Да что там неприятен – он был просто отвратителен.
Одетый все в тот же костюм консервативного покроя, до которого был столь охоч и в ослепительно–белую рубашку, с темным галстуком, который прекрасно завершал весь гарнитур, Тиммонс, сидя справа от Уэйнрайт, с несколько преувеличенным пафосом говорил:
– Ваша честь!.. Дело, которое мы теперь слушаем – весьма и весьма непростое. И не только потому, что человек, который сидит теперь на скамье подсудимых, – он коротко кивнул в сторону Мейсона, – не только потому, что этот человек когда‑то был моим близким другом и сослуживцем… Не только потому, что это – бывший, – Тиммонс сознательно сделал ударение на слове «бывший», – да, бывший мой помощник… Не в первый раз мы сталкиваемся со столь ужасающим примером, когда люди, призванные охранять закон и служить делу правосудия, оказываются тягчайшими… – Он, искоса посмотрев в сторону Джулии, добавил: – тягчайшими преступниками.
Адвокат тут же поднялась со своего места и обернулась к окружному судье:
– Ваша честь, я протестую!.. Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, пока его вину не определит жюри присяжных… В нашей стране действует незыблемый принцип презумпции невиновности – кому–кому, а господину окружному прокурору это должно быть известно лучше, чем кому‑нибудь другому…
Мэл Джаггер, привычным жестом поправив то и дело сползающие с носа очки в толстой роговой оправе, произнес в ответ:
– Протест принят.
Джулия уселась на свое место, а окружной судья кивнул прокурору:
– Слушаем вас, мистер Тиммонс… Тот продолжал:
– Так вот: следствие располагает доказательством, что подсудимый, – он вновь кивнул в сторону Мейсона, который, сидя поодаль, всеми силами старался сохранять невозмутимость и присутствие духа, – что подсудимый загодя готовил это коварное преступление… Незадолго до этого печального события потерпевшая отправила в прокуратуру письмо, в котором… – он искоса посмотрел на Джулию, – в котором недвусмысленно предупреждала, что ее жизни и здоровью угрожает опасность…
Судья Джаггер заметно оживился.
– Вот как?..
Согласно закивав в ответ, Кейт посмотрел на Уэйнрайт и самодовольно улыбнулся.
– Да…
Вновь поправив очки, Джаггер изрек:
– Огласите это письмо.
Спустя несколько минут на экране диапроектора, установленного в зале судебных заседаний, появился следующий текст, набранный на компьютере и распечатанный на матричном принтере:
Достопочтенный мистер Тиммонс!
Написать эти строки заставляет меня не столько опасность, которой, как я поняла, подвергаюсь ежеминутно, ежесекундно, не столько боязнь за свою жизнь, сколько боязнь за моральный облик человека, с которым в последнее время связала свою судьбу.
С Мейсоном Кэпвеллом я познакомилась в то время, когда он пребывал в состоянии тяжелейшей душевной депрессии. У него умерла возлюбленная, Мэри, и Мейсон, не найдя применения своим силам, с головой бросился в омут пороков – в пьянство и в различные жизненные излишества. Он погряз в этих пороках окончательно и бесповоротно, и я, едва познакомившись с ним, пришла в ужас не столько от глубины его нравственного падения, сколько от того обстоятельства, что пороки нравились ему самому… Да, я пыталась найти ему оправдание, и, наконец, решила, что в то время ему было очень и очень плохо, и, узнав в чем дело, всеми силами пыталась спасти этого человека.
Сперва мне казалось, что он встал на правильный путь, однако потом я все более и более убеждалась, что жестоко ошиблась в Мейсоне. Под личиной святоши он скрывал совершенно чудовищный облик. Внешне он соглашался со всеми истинами, которые я ему внушала; но лишь внешне, потому что на самом деле он все дальше и дальше отдалялся от идеалов добра и справедливости, от того высокого предназначения, которое он должен был исполнить в жизни… Наконец, когда я поняла, кто же такой Мейсон Кэпвелл на самом деле, я сказала ему об этом. Более того – мне показалось, что Мейсон, изображая из себя настоящего праведника, почти святого, преследует какие‑то своекорыстные цели – правда, и теперь, когда я пишу вам эти строки, никак не могу определить для себя, какие же именно.
Я всегда была кристально честным человеком, и потому просто не могла не сказать ему, что думаю о сложившейся ситуации…
Мейсон Кэпвелл, поняв, что я раскусила его, возненавидел меня лютой ненавистью. Он неоднократно угрожал мне, он говорил, что если я расскажу о своих подозрениях кому‑нибудь в этом городе, то мне придется плохо. Однако я была тверда и непреклонна, я была непоколебима и несколько недель назад заявила ему, что вскоре о его двойной жизни узнают все.
Тогда Мейсон в порыве ярости попытался убить меня – я просто чудом спаслась.
После того, как Мейсон Кэпвелл едва не убил меня, я посчитала за лучшее переселиться в гостиницу «Эдельвейс» – во всяком случае тут, среди множества людей, я чувствовала себя куда безопасней.
Однако этот страшный человек не оставил намерений убить меня. И теперь, когда я пишу эти строки, я чувствую за своей спиной его дыхание. Оно подобно дыханию смерти.
Достопочтенный мистер Тиммонс, я недавний человек в Санта–Барбаре, я почти никого не знаю в этом городе, и у меня единственная надежда – справедливость и правосудие, с которым отождествляется тут ваше имя…
Спасите меня, помогите мне.
Я чувствую, что еще немного – и погибну от руки этого жуткого человека.
С искренним уважением – Лилиан Лайт.
Когда экран диапроектора погас, судья, посмотрев на Мейсона, спросил:
– Скажите, мистер Кэпвелл… Вы действительно пытались убить потерпевшую?..
Тот отрицательно покачал головой.
– Нет.
Мэл Джаггер продолжал:
– Вы угрожали ей?..
И вновь подсудимый мотнул головой в знак того, что это неправда.
– Нет.
Неожиданно голос подал Кейт
– Ваша честь, напоминаю вам, что подобные вопросы входят в компетенцию обвинения…
Джаггер, извинительно посмотрев в сторону прокурора, сказал:
– Прошу вас… Тиммонс хищно изогнулся.
– Вы заявляли Лилиан Лайт, что расправитесь с ней, если она исполнит то, что говорила?..
Это была искусно расставленная юридическая ловушка. Если бы Мейсон заявил, что действительно не угрожал потерпевшей, то, таким образом, он бы пусть в косвенной форме, но все‑таки дал бы положительный ответ на первую часть вопроса окружного прокурора – что она имела на него какие‑то компрометирующие сведения.
С минуту подумав, Мейсон произнес:
– Все, что написано тут – чистой воды ложь.
– Вы хотите сказать, – с преувеличенной вежливостью спросил окружной прокурор, – что ваша жертва, – он, сделав ударение на этом словосочетании, внимательно посмотрел на подсудимого, – вы хотите сказать, что ваша жертва не могла написать этого?..
– Вполне возможно, что это письмо действительно написала Лилиан Лайт, – произнес в ответ Кэпвелл, но я категорически утверждаю, что все, что написано в этом письме – ложь. Ложь от самого начала и до самого конца.
Хищно улыбнувшись и поправив свой модный галстук, Кейт Тиммонс поинтересовался:
– То есть… Уж не хотите ли вы сказать, что ваш образ жизни… – Он запнулся на какое‑то мгновение, подыскивая нужное выражение, наиболее точно характеризующее образ жизни этого человека и, не найдя ничего более подходящего, сказал: – Что ваш образ жизни, мягко говоря, в последнее время оставлял желать лучшего?..
Поднявшись со своего места, Джулия, обращаясь исключительно к судье, заметила:
– Ваша честь, я протестую. В задачи этого судебного разбирательства не входит изучение личности моего подзащитного… Он может оставить за собой полное право не отвечать на этот вопрос…
– Протест принят, – произнес окружной судья. – Вопрос снимается…
Однако Тиммонс продолжал наседать:
– Тогда каковы же причины, которые заставили Лили Лайт написать это письмо?..
Пожав плечами, Мейсон заметил:
– Об этом я ничего не могу знать…
После небольшой паузы судья, посовещавшись со своими помощниками, объявил:
– Перерыв на пятнадцать минут…
Во время перерыва Джулия, подойдя к Мейсону, спросила его:
– Послушай, Мейсон… Ты ничего не знал об этом письме?..
Тот пожал плечами.
– Нет…
– Она никогда не говорила тебе, что собирается написать Кейту Тиммонсу?..
– Никогда. Иначе бы я сразу бы сказал тебе об этом, Джулия…
На минутку задумавшись, Джулия очень тихо произнесла:
– Да, действительно… Если эта Лили Лайт на самом деле планировала отомстить тебе таким вот образом, то не в ее интересах было раскрывать карты до того, как она исполнит то, что задумала… Мейсон кивнул.
– Да, действительно…
Джулия, глядя в какую‑то пространственную точку перед собой, размышляла: «Интересно, почему она не написала это письмо от руки?.. Почему сперва набирала его на компьютере, а затем – распечатывала на принтере?.. Зачем так усложнила себе задачу?.. А может…»
И тут в ее голове мелькнула догадка. Резко посмотрев на Мейсона, она спросила:
– Послушай… Почему это письмо написано ею не от руки?..
Тот равнодушно пожал плечами.
– Не знаю…
– И все‑таки… Кэпвелл тяжело вздохнул.
– Какое это имеет значение?..
– Боюсь, что имеет…
– Может быть. Лили долго писала его, редактировала, потом вновь писала… Хотя… Когда она жила в нашем доме, она лишь изредка заходила в мой кабинет, где стоит «Макинтош». Я никогда не видел, чтобы она подходила к компьютеру. Более того – свою машину я всегда закрываю на ключ, и в довершение к этому, у меня стоит код, который невозможно снять ни одним антикодом… Да и матричного принтера у меня никогда не было…
Джулия насторожилась.
– Это точно?..
Согласно кивнув, Мейсон изрек:
– Да… Наверняка.
– Значит… Значит, она, скорее всего, или хотела по каким‑то причинам скрыть свой почерк, или же… Или же хотел скрыть свой почерк человек, который это письмо написал…
Мейсон прищурился.
– Стало быть…
– Стало быть, это письмо, вполне возможно, написано не ее рукой… – закончила за него Уэйнрайт. – Но тогда – чьей же?..
После пятнадцатиминутного перерыва суд возобновил слушание.
Джаггер, обращаясь к Джулии, поинтересовался:
– Защита имеет какие‑нибудь вопросы?.. Поднявшись со своего места, Уэйнрайт решительным
тоном произнесла:
– Да, ваша честь…
– Слушаю, – ответил Тиммонс.
– У меня вызывает некоторое удивление – почему потерпевшая, которая, как я выяснила, никогда не пользовалась компьютером – во всяком случае, в то время, когда жила в доме Кэпвеллов, – почему она прибегла к столь необычному способу написания этого письма?..
Кейт Тиммонс, пожевав губами, равнодушным тоном произнес:
– В этом нет ничего удивительного… Компьютерами пользуются все цивилизованные люди… В наше‑то время, в конце двадцатого века…
– Но у нее никогда не было своего компьютера… – возразила Уэйнрайт.
– Но компьютер есть в доме Кэпвеллов… Во всяком случае, Лили Лайт могла написать это письмо там, – спокойно произнес Тиммонс.
– Да, действительно. Но мой подзащитный утверждает, что в его аппарате стоит код, кроме того, он всегда запирает его на ключ. И самое главное – в доме Кэпвеллов никогда не было матричного принтера.
Судья, поразмыслив, произнес:
– Мы опросим свидетелей на этот счет. – Сделав небольшую выжидательную паузу, он спросил, обращаясь к Уэйнрайт: – Есть ли у защиты еще какие‑нибудь вопросы относительно этого письма?..
Джулия продолжала:
– Конечно. Скажите, мистер Тиммонс, а адрес на конверте тоже отпечатан на принтере?..
– Нет.
– Написан от руки?
– Да, мисс Уэйнрайт, – ответил Тиммонс. – Адрес на конверте действительно написан от руки.
– В таком случае, – твердо сказала Джулия, – я требую, чтобы незамедлительно была проведена графологическая экспертиза – действительно ли этот адрес написан рукой Лили Лайт?
Джаггер, поразмыслив, вынес вердикт:
– Защита имеет полное право предъявлять подобные требования.
По залу пронеслась шумная струя недоумения. Тиммонс попробовал возразить:
– Ваша честь, в этом нет никакой необходимости… Все и так ясно…
Однако Джулия по–прежнему продолжала настаивать на своем:
– И все‑таки, я настаиваю на экспертизе.
После того, как она убедилась, что Мэл Джаггер действительно согласен с ней, суд перешел к следующему вопросу.
– Скажите, – Тиммонс обернулся к Кэпвеллу, – скажите, подсудимый…
Джулии в этот момент показалось, что это слово – «подсудимый», – Кейт произносит с особой тщательностью и старанием; видимо, называть своего бывшего коллегу «подсудимым» доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
Тиммонс продолжал:
– Скажите… Как складывались ваши отношения с потерпевшей в последнее время?..
И Мейсон рассказал то же самое, что несколько дней назад поведал Джулии – правда, на этот раз он сознательно избегал таких категоричных характеристик, как «прожженная проходимка» или «аферистка», заменяя их обтекаемыми словесными формами.
– Вы действительно не угрожали ей?..
– Нет.
– Вы имели к ней какие‑нибудь претензии?.. – вновь спросил Кейт.
– Какие именно?..
– Ну, скажем, финансового характера?..
– Нет.
– Это наверняка?..
Мейсон всем своим видом дал понять, что он никак не мог иметь каких‑либо имущественных претензий к Лилиан Лайт.
Тиммонс продолжал:
– А она к вам?..
– Скорее да, чем нет.
– Чего она добивалась от вас?..
– Чтобы я дал ей денег…
– Сколько же?..
– Она не называла конкретную цифру.
– И все‑таки – доллар, два… тысячу, сто тысяч?..
Мейсон пожал плечами.
– Не знаю… Она всегда хотела получить от меня очень много денег.
– Для каких целей?..
– Она давно собиралась построить в Санта–Барбаре храм – во всяком случае, так утверждала.
– А вы?..
– Я отказал ей в этом.
– В ее желании поставить храм?..
– Нет.
– В чем же?..
– Я категорически отказался давать ей деньги на какие бы то ни было нужды.
– Почему?..
– Потому что перестал верить этому человеку.
– Вы не были уверены, что эти деньги пойдут по тому назначению, о котором говорила потерпевшая?..
– Вот именно. Я уже рассказал, почему я перестал верить Лилиан Лайт.
– Когда вы отказали ей в деньгах, как она среагировала?..
– Пришла в неописуемую ярость.
– А потом?..
– Что – потом?..
– Она пыталась заводить с вами еще какой‑нибудь разговор о деньгах?..
– Да.
– Часто?..
– Почти каждый день.
– И вы ей всякий раз отказывали?..
– Разумеется. Я уже имел честь сообщить суду, по каким именно причинам.
– А в какой форме?..
– Я старался держаться с Лили Лайт как можно мягче, пытался объяснить ей, что грех корыстолюбия – один из самых страшных, и что скорее верблюд пройдет сквозь игольное ушко, чем богатый попадет в рай.
Кейт, поднявшись со своего места, вышел на подиум, где обычно выступали попеременно защита и обвинение, и, резко обернувшись к Мейсону, спросил:
– Расскажите поподробнее, как было дело… Стало быть, вы утверждаете, что в тот вечер она позвонила вам исключительно для того, чтобы встретиться и что‑то обсудить?..
– Совершенно верно.
– Когда это произошло?..
– Вечером, часов в десять.
– Она не была взволнована или удручена?..
– Мне так показалось.
– И вы согласились?..
– Да… Хотя я долго колебался – стоит ли мне еще раз встречаться с этой женщиной.
– Почему?..
– Потому что знал, что разговор вновь пойдет о деньгах…
– Тогда почему вы согласились?..
– Мне показалось, что Лилиан нуждается в моей помощи. В то время, когда я находился в состоянии сильнейшей душевной депрессии, она действительно помогла мне. Теперь сама Лили Лайт пребывала приблизительно в таком же состоянии, и я почему‑то подумал, что с моей стороны будет грехом не помочь ей. Когда чувствуешь себя несчастным, всегда надо вспомнить о несчастьях других и о том, что могло бы быть еще хуже. Надо вспомнить, чем ты был виноват прежде и чем виноват теперь, а также понимать, что то, что называется несчастьем, послано в испытание, для того, чтобы человек научился покорно переносить несчастья и для того, чтобы благодаря этому несчастью он стал лучше и добрее духом. А чтобы несчастье перенести, всегда надо выговориться кому‑нибудь из близких людей… Так ведь всегда легче.
