Текст книги ""Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 (СИ)"
Автор книги: Генри Крейн
Соавторы: Александра Полстон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 330 (всего у книги 332 страниц)
Признание Джулии и ответ Мейсона. Цветы для Джулии. Уэйнрайт продолжает свои рассуждения. Что должна сделать адвокат, если она влюблена в своего подзащитного?.. Джулия еще раз убеждается, что современная женщина должна иметь все, в том числе и владеть компьютером. Визит к Генри Джакоби. Встреча с Кейтом Тиммонсом и его обещание.
Была глубокая ночь. Внезапно на улице начался дождь. Капли падали мягко и нежно, не так, как ранней весной, когда они шумно ударяются о голые еще ветви деревьев; теперь они тихо шуршали, стекая вниз по податливой листве…
Дождь успокоился также внезапно, как и начался – сделалось очень тихо. Уличный шум как‑то смолк, отошел на второй план.
Кэпвелл посмотрел в окно – над мокрым тротуаром метался свет одинокого фонаря. Древесная листва, освещенная снизу мощным электрическим фонарем, казалась почти белой, почти прозрачной, а кроны были как мерцающие светлые паруса…
Он, приподнявшись на локте, произнес тихо и задумчиво:
– Слышишь, Джулия?.. Та тоже подняла голову.
– Что…
Его голос звучал очень тихо, но, тем не менее, внятно:
– На улице дождь…
Она ответила задумчиво:
– Да…
Немного помолчав, Мейсон спросил:
– Тебе хорошо со мной?..
Джулия ничего не ответила – она только благодарно посмотрела на Кэпвелла, после чего зарылась лицом в подушку…
Эта была их первая ночь…
Все получилось как‑то само собой, они даже не договаривались о том, что Мейсон на эту ночь останется тут, у нее…
Так, как будто бы они были знакомы друг с другом целую вечность.
Она лежала рядом с Мейсоном, подложив руки за голову. Лицо ее рельефно выделялось на белой подушке. Одно плечо приподнялось – оно поблескивало, как матовая бронза. На руку падала узкая полоска света…
– Посмотри, – сказала она, поднося свою руку к лицу Мейсона.
Тот улыбнулся.
– Это от фонаря на улице. Она неспешно привстала.
Теперь осветилось и ее лицо. Свет сбегал по плечам, по груди, желтой, как пламя восковой свечи; он менялся, тона сменялись, становились оранжевыми, потом замелькали зеленоватые и голубые круги, а потом над ее головным оралом всплыло теплое красноватое сияние. Оно соскользнуло куда‑то вверх и очень медленно поползло по потолку.
Мейсон сказал:
– Это отсвет рекламы… Видишь, как прекрасно освещается твоя комната…
Она, кротко улыбнувшись, произнесла:
– Это потому, что ты рядом со мной… Потому, что тут ты… Ты освещаешь меня своим светом, Мейсон… Без тебя бы я теперь просто погибла!..
Овеянная бледно–синим светом, она стояла на коленях в постели…
– Хорошо у тебя тут, – ответил Кэпвелл, поправляя подушку, – по–моему, тут можно сидеть целыми месяцами и забывать обо всем, что творится на свете…
Она улыбнулась.
– Бывают времена, когда я не выбираюсь отсюда целыми неделями.
– Так часто бывает?.. Она поморщилась.
– Нет, не очень…
– Но почему?..
Прильнув щекой к плечу своего возлюбленного, Уэйнрайт произнесла:
– Знаешь, иногда я почему‑то начинаю чувствовать себя так одиноко… Так страшно одиноко, что мне не хочется больше никого видеть…
– И ты сидишь тут?..
Она кивнула.
– Да.
– Одна?..
– Да… – Она отвернулась, после чего печально добавила: – Иногда у меня бывали мужчины… Ты знаешь их: Дэвид, против которого ты в свое время выступал на судебном слушании… Помнишь его – он обвинялся в преднамеренном убийстве своей жены?..
Кэпвелл кивнул.
– Да… Как же не помнить – ты ведь его тогда еще защищала. Я проиграл то обвинение – помню, что напился потом, как свинья… Знаешь, – продолжал он, – иногда мне очень стыдно вспоминать то, что я делал раньше… До смерти Мэри.
Джулия, понимая, сколь болезненно перенес он смерть своей возлюбленной, поспешила отвести его внимание от этой темы.
– Ты не думай так – многим людям стыдно вспоминать кое‑что из своего прошлого… Мне тоже… – Она замолчала, а потом продолжила: – Да, кроме Дэвида тут был еще и Гарри Брэфорд… Но после их ухода я все равно чувствовала себя так тоскливо и одиноко… Мне становилось еще хуже, чем до них…
– А я?..
Джулия подняла голову.
– Что – ты?..
– После моего ухода ты не будешь чувствовать себя еще хуже?..
– Нет, что ты… А потом – ты ведь придешь ко мне еще?..
– Но, – произнес Мейсон, – ты ведь понимаешь, что я не смогу часто приходить сюда…
Она спросила встревоженно:
– Почему?..
Мейсон промолчал – он только смотрел на Джулию, как завороженный…
Совершенно неожиданно для Джулии он спросил:
– Скажи мне… А в такие вот минуты ты, наверное, очень много думаешь… Так?..
Она кивнула едва заметно.
– Да, Мейсон…
– Скажи – о чем?.. Или это секрет?..
Подумав, Уэйнрайт ответила:
– Знаешь что, когда‑то у меня был один парень – морской пехотинец… Кстати говоря – мой первый мужчина. Мы даже собирались пожениться, а потом он меня бросил, уехав к себе в Германию, где служил…
Мейсон улыбнулся едва заметно.
– И ты все время вспоминаешь о нем, когда тебе тут одиноко?..
Джулия нахмурилась – ей были неприятны эти слова Кэпвелла.
– Не перебивай, я совсем не об этом… Так вот, он служил где‑то в Европе, а потом в Африке, а там попал на какую‑то войну, не помню только, с кем, и насмотрелся разных ужасов… Я его встретила как‑то год назад. Так вот, Мейсон, он вернулся жалким калекой и после войны все время думал, какое же это счастье – просто жить. И в сравнении с этим счастьем все остальное казалось ему просто незначительным…
– Ну, и что же ты?..
Вздохнув, Уэйнрайт изрекла:
– Я тоже стремлюсь жить такой жизнью – радоваться тому, что живу, что могу ходить, дышать воздухом, смеяться… Только… Только у меня этого что‑то никак не получается… Наверное это потому, что я все‑таки – очень поверхностный человек.
Мейсон покачал головой.
– Нет, Джулия… Поверхностны только те люди, которые считают себя глубокомысленными…
– А вот я определенно поверхностна. Мне иногда даже самой становится страшно, когда я начинаю думать об этом…
– Ты действительно считаешь так?..
– Дело в том, что я не особенно разбираюсь в глобальных вопросах жизни… В отличие, скажем, от тебя, Мейсон…
– Я тоже не слишком хорошо разбираюсь в них, – ответил тот.
– А я, как мне кажется – совсем плохо. Честно говоря – мне нравится в жизни только прекрасное… Вот я вижу живые цветы – и мне уже приятно.
– Хорошо, – ответил Мейсон, не задумываясь. – Хорошо. Цветы, так цветы…
– Хочешь преподнести мне букет?.. – спросила Уэйнрайт.
Мейсон немного помолчал, словно что‑то обдумывая, а потом произнес:
– Хотя…
– Что?
– Знаешь, Джулия, это уже не поверхностность… Это – высшая философия.
Джулия, усевшись рядом, передернула плечами.
– Возможно. Но, во всяком случае, не для меня. Мне всегда казалось, что я до ужаса поверхностная и легкомысленная…
Кэпвелл смущенно улыбнулся.
– Я тоже.
– Но не так, наверное, как я.
– Помнишь, – сказала Уэйнрайт, – ты как‑то рассказывал, что по твоим последним наблюдениям. Лили Лайт – авантюристка?..
– Вне всякого сомнения. Хотя, как мне кажется, для нее подходит несколько иное слово.
– Какое?..
– Она прожженная аферистка.
– Не вижу разницы…
– Как – неужели ты думаешь, что между тобой и Лайт нет никакой разницы?..
Джулия заулыбалась.
– Как же… Ведь я же не лежу в госпитале в состоянии комы…
Лицо Мейсона посуровело.
– Не кощунствуй, Джулия…
– Нет, ты спросил о разнице…
– Ты спросила о разнице в определениях… Впрочем, дело не в них…
Джулия, сделав небольшую паузу, продолжала:
– Так вот… Мне иногда кажется, что и я тоже. Только мой авантюризм какой‑то скрытый…
Мейсону от этого самоопределения собеседницы почему‑то стало очень смешно. Внимательно посмотрев на Джулию, он спросил:
– А почему теперь у тебя такое упрямое выражение лица?..
Она передернула плечами.
– Не знаю… У меня, как мне кажется, всегда такое лицо.
– Может быть, это отпечаток, который наложила на тебя твоя профессия?..
Она передернула плечами.
– Наверное…
– Во всяком случае, по тому, как ты ведешь процесс, нельзя сказать, что ты такая уж легкомысленная, какой хочешь показаться…
Уэйнрайт ответила смущенно:
– Спасибо… Кэпвелл продолжал:
– Иногда люди хотят казаться куда хуже, чем они есть на самом деле, – философски заметил Мейсон. – Правда, таких людей немного: подавляющее большинство как раз наоборот: хочет показаться лучше, чем они есть на самом деле…
Джулия, вспомнив окружного прокурора, почему‑то спросила:
– Как Кейт Тиммонс?..
– Не знаю… Я никого не имею в виду конкретно…
После этой фразы в спальне зависла пауза…
Мейсон лежал, развалившись на кровати. Он был расслаблен, умиротворен, спокоен и очень счастлив – во всяком случае, Джулии он показался теперь именно таким.
– Как хороша ты, Джулия!.. – воскликнул Мейсон, не в силах сдержать себя. – Как хороша ты обнаженной!.. Куда лучше, чем в любом из твоих платьев… Просто великолепна!.. Боже, и почему же это я раньше не замечал тебя?..
Она улыбнулась и наклонилась над ним.
– Наверное, потому, что никогда прежде не видел меня обнаженной…
Ее глаза были устремлены на него. Лицо было совсем близко – такое открытое, ясное, взволнованное, полное страстной силы.
– Держи меня крепко, – прошептала она. – Мне нужно, чтобы кто‑то держал меня крепко.
– Но почему?..
– Я боюсь…
– Чего же?..
– Иначе я упаду. Я очень боюсь упасть…
Мейсон вновь заулыбался.
– Не похоже…
– Что?
– Не похоже, что ты боишься… Не похоже, Джулия, что ты вообще чего‑нибудь в жизни боишься…
– Это тебе кажется…
– Я вижу.
Наклонившись к самому его уху, Джулия очень тихо произнесла:
– Тебе так кажется… Всем это кажется. А на самом деле я очень боюсь этого. Я вообще боюсь очень многих вещей на свете…
– Тогда буду держать тебя крепко, – произнес Кэпвелл, все еще не очнувшись от этого странного сна наяву, такого светлого и зыбкого. – Я буду держать тебя по–настоящему крепко…
– Правда?..
– Конечно… Ты даже удивишься.
Она коснулась ладонями его лица.
– Нет, правда?..
Мейсон кивнул.
– Да, да…
Теперь плечи ее осветились зеленоватым светом, словно погрузившись в очень глубокую воду. Он взял Джулию за руки и привлек к себе, – в этот самый момент его неожиданно, наверное, даже – вопреки его воле, захлестнула большая теплая волна, такая светлая и нежная…
И все погасло…
Джулия спала, положив голову на руку Мейсона. Он часто просыпался и смотрел на нее. Ему хотелось, чтобы это продлилось как можно дольше, чтобы эта ночь длилась бесконечно. Его и Джулию несло где‑то по ту сторону времени. Он тогда еще не понимал до конца, что она любит его. Мейсон подумал, что все сведется к одной только этой ночи, а потом все закончится.
Забрезжил рассвет.
Мейсон лежал неподвижно. Его рука под головой Джулии онемела и затекла, но он не шевелился, чтобы не нарушать сна Джулии, и только тогда, когда та перевернулась во сне, высвободил руку.
Мейсон тихонько поднялся, умылся и вновь прошел в спальню. Ему было очень странно – стоять в этой безмолвной серой комнате наедине со своими мыслями и смотреть на темные контуры деревьев за окном.
Обернувшись, он заметил, что Джулия пристально смотрит на него.
У Мейсона перехватило дыхание.
– Иди сюда, – сказала Джулия.
Он подошел и уселся к ней на кровать.
– Ты всегда будешь такой?..
Она вопросительно посмотрела на Мейсона.
– Да…
– Ты не изменишься?.. Не изменишься ко мне, Джулия?.. Скажи мне.
– Нет… А почему ты спрашиваешь?
Кэпвелл пожал плечами.
– Не знаю…
– Может быть, потому, что скоро утро?..
– Может быть… Стало немного светлее.
Джулия произнесла:
– А теперь дай мне одеться.
Он поднял с пола ее белье из тонкого шелка. Оно было почти невесомым. Он держал его в руке и думал, что оно какое‑то особенное. И та, кто носит его, тоже должна быть особенной.
Мейсон подал ей платье. Джулия притянула его голову и поцеловала его в лоб.
– Мейсон, – произнесла она, Мейсон… Я сейчас почему‑то подумала, что не сказала еще тебе самого главного…
Мейсон внимательно посмотрел на нее.
– Чего же?..
– А ты не понимаешь?.. Мейсон, я люблю тебя… Я очень тебя люблю…
И, сказав это, уткнулась головой в подушку. Мейсон тихо, одними только губами, произнес ей в ответ:
– Я… Я тоже люблю тебя, Джулия…
Мейсон, поднявшись, смущенно улыбнулся и вышел из комнаты. Почему‑то именно сейчас ему очень захотелось выйти на улицу, чтобы полной грудью вдохнуть свежий утренний воздух.
Выйдя из дому, он бесцельно пошел по улице. По пути он вспомнил, что надо было ей сказать, и чего он не сделал – много прекрасных слов. Он шел по улице и думал, как много мог бы сказать этой прекрасной женщине, будь он другим человеком.
А потом он направился в сторону цветочного магазина с вывеской «Освальд Р. Моррисон» и, вспомнив, как во время той ночной прогулки по Санта–Барбаре Джулии почему‑то захотелось роз. Мейсон накупил цветов на все деньги, что были у него с собой.
Продавщица набрала целую охапку и обещала отослать ее Джулии к десяти часам утра. Договариваясь с Кэпвеллом, она весело рассмеялась и от себя добавила к букету роз и пучок фиалок.
– Ваша дама будет наслаждаться ими по крайней мере две недели, – сказала она.
Мейсон Кэпвелл кивнул и расплатился, после чего медленно пошел домой… Но, дойдя до ворот своего дома, круто развернулся и вновь направился к дому Джулии, постепенно ускоряя шаг…
Он вошел, не постучавшись – дверь была открыта. Пройдя в спальню, он увидел, что она уже поднялась.
Подойдя к Джулии, Мейсон нежно приобнял ее за плечи и поцеловал ее.
– Я тоже, – сказал он, глядя Джулии в глаза, – я тоже, Джулия…
– Что ты?.. – спросила она его непонимающим голосом. – Что ты, Мейсон?..
– Я тоже люблю тебя!..
И она, ни слова не говоря, уткнулась лицом в его плечо…
Когда завтрак был закончен, Джулия, счастливо сверкнув глазами, предложила:
– Может быть, прогуляемся?.. Мейсон улыбнулся в ответ.
– Оказывается, Джулия, ты все‑таки безнадежный романтик…
Та удивленно подняла брови.
– Я?..
– Но не я же…
– Но почему?..
– Почему ты не считаешь себя романтиком?..
– Зато считаю тебя… Оказывается, ты очень любишь пешие прогулки не только по вечерам, но и по утрам…
Согласно кивнув, она произнесла:
– А разве это плохо?..
– Значит, ты дважды романтик.
– Значит, пойдем?..
– Да, конечно, конечно…
И они, быстро собравшись, вышли на улицу.
И вновь они пошли по пустынной еще улице, держась за руки…
Они гуляли долго, пока на улице не появились первые машины, они почти не говорили друг с другом, а только молча улыбались, а потом, не сговариваясь, вновь пошли в сторону дома Уэйнрайт…
Стало совсем светло…
Джулия и Мейсон стояли под фонарем. Фонари перед ее домом бросали беспокойный свет на старый ветвистый каштан, и переливчатые тени бегали по его верхушке. Сквозь неясный, мерцающий лунный свет дерево казалось высоким и могучим, хотя Джулия, которая каждый день проходила мимо него, знала, что оно трухлявое и дуплистое.
Крона этого каштана терялась где‑то в сумрачном небе, и, словно распростертая гигантская рука, тянулась к восходящему солнцу.
Джулия слегка поежилась.
– Тебе холодно? – спросил Кэпвелл.
Подняв плечи, она спрятала руки в рукава теплого жакета и произнесла:
– Нет, сейчас пройдет…
– Не любишь холода?..
– Нет…
– Я тоже.
Джулия вздохнула.
– Знаешь, холод ассоциируется у меня с чем‑то таким… Тоскливым и одиноким.
Мейсон нежно приобнял ее за плечи и рывком привлек к себе.
– Я понимаю тебя… Наверное, с твоими невеселыми мыслями?..
Она кивнула.
– Да…
– Я понимаю тебя… Джулия, больше тебе никогда в жизни не будет тоскливо и одиноко…
И она нежно поцеловала его в щеку.
Мейсон, улыбнувшись своим мыслям, произнес:
– Джулия, я приготовил тебе сюрприз…
– Вот как?..
– Ну да…
Она посмотрела на Кэпвелла с нескрываемым любопытством и поинтересовалась:
– А что за сюрприз?..
Он вновь улыбнулся.
– Скоро узнаешь… Только…
– Что?..
– Пообещай мне, что в десять, ты будешь дома… Хорошо?..
Она кивнула.
– Да…
Попрощавшись, они расстались. Мейсон сказал, что до четверга, то есть до судебного слушания по его делу, они вряд ли смогут увидеться – у Кэпвелла было множество неотложных дел.
– Хорошо, – ответила Уэйнрайт и направилась к двери своего дома.
«Сегодня – среда, – подумала она, – значит… Значит, у меня остается всего один день… Вместе с сегодняшним…»
Придя домой, Джулия вдруг почувствовала себя очень уставшей.
Подойдя к большому овальному зеркалу, висевшему в кабинете, она окинула себя критическим взором. Нет, все, вроде бы нормально: ни привычной бледности, ни синяков под глазами. У нее был такой вид, будто бы она не бодрствовала эту ночь, а спала глубоким сном.
Она хотела вновь лечь в кровать, но потом раздумала, вспомнив, что в десять часов ее ожидает какой‑то сюрприз от Мейсона.
Нет уж, лучше и не ложиться.
Мейсон…
Неожиданно рассуждения Джулии об этом человеке перешли из одной плоскости в иную – ей вновь вспомнилось, что в четверг, на судебном слушании, ей надо предоставить какие‑нибудь серьезные улики в его оправдание.
Да, хорошо сказать – предоставить улики.
Но где их взять?..
Откинувшись на спинку кресла, Уэйнрайт углубилась в свои рассуждения…
Хорошо, еще раз с самого начала: есть потерпевшая. Лили Лайт, есть Мейсон, который обвиняется в преднамеренном покушении на ее жизнь. И есть Джакоби.
Хорошо.
Когда Лили Лайт выбрасывалась из окна, в гостиничном номере не было никого, кроме Мейсона. Это очевидно. Чтобы тот не мог помешать ее достаточно своеобразной мести. Лили попросила его пройти в ванную комнату и намочить полотенце – якобы, для холодного компресса.
А что, если…
Внезапно в голове Джулии пронеслась догадка, от которой у нее просто захватило дух…
Что, если Лили Лайт и не думала сводить счеты с жизнью?..
Она ведь могла вскочить на подоконник и начать кричать «Помогите!..» или что‑нибудь в этом роде. Площадка перед гостиницей «Эдельвейс» всегда многолюдна, в любое время дня и ночи – там и автопаркинг, и круглосуточное кафе – наверняка кто‑нибудь да услышал бы!..
То есть, подобным вот образом она заручилась бы поддержкой какого угодно количества свидетелей.
А ведь в подобных исках, как правило, симпатии судьи и присяжных стоят на стороне потерпевших женщин.
Да, наверняка, именно так и было – неужели отказ
Мейсона дать ей денег на строительство какого‑то храма мог послужить причиной такого поступка – попытки самоубийства? Нет.
Неужели то, что Мейсон Кэпвелл, по ее словам, «оказался совсем не тем человеком, которого она рассчитывала в нем увидеть», толкнуло ее на бетонные плиты под окном гостиницы?..
Нет.
Неужели только разочарование в Кэпвелле могло послужить причиной произошедшего?.. Нет, нет и еще раз нет.
На Лили Лайт это очень непохоже – она могла испытывать только корыстные интересы к Кэпвеллу.
Да, именно так: наверняка она хотела призвать кого‑нибудь на помощь.
Тогда все более–менее сходится: Лили Лайт договариваются с Джакоби о том, что та начнет изображать из себя жертву Мейсона. Предварительно они и составляют это письмо на имя Тиммонса – для подстраховки. Во всяком случае, они очень тонко рассчитали, что потом «потерпевшая» сможет со спокойным сердцем укорять Тиммонса словами: «Я ведь вам говорила!..»
Кстати, почему она решила составить именно письмо?.. Почему решила обратиться к окружному прокурору именно в письменной форме?.. Ведь они были достаточно неплохо знакомы, кажется, даже говорили друг другу «ты» – достаточно было просто подойти и сказать…
Нет, недостаточно…
Почему?
А все потому, что частная беседа не имеет силы документа.
Дальше: Лили Лайт звонит Мейсону и назначает ему встречу в гостинице. Тот, разумеется, приходит, потому что ничего не подозревает. Лили, предварительно вымыв окно, просит, чтобы тот открыл его – разумеется, Мейсон оставляет при этом отпечатки пальцев. Она под благовидным предлогом удаляет его из комнаты в ванну.
Пока все правильно – во всяком случае, пока все правильно…
Потом она должна была вскочить на подоконник и закричать «Помогите!..» людям, которые наверняка стояли внизу. Да и эта чернокожая горничная, которая с самого утра поливала цветы на коридоре, не смогла бы услышать ее призыва о помощи. Наверняка, спустя несколько минут в номере было бы полным–полно людей.
А вот тогда‑то у Лайт на руках оказались бы все козыри: она могла инкриминировать Кэпвеллу и попытку изнасилования, и попытку покушения на ее жизнь.
А потом вместе с Джакоби начать шантажировать его: потребовать определенную сумму денег за то, чтобы не возбуждать против Кэпвелла уголовного дела. Да, именно потому Джакоби и вызвал меня тогда в свой офис, предварительно повыгоняв из него всех своих сотрудников – чтобы не было лишних свидетелей. Ведь ему наверняка нужен был для этого дела хороший юрист, этому проходимцу Генри Джакоби…
Да, да, все сходится, все было именно так.
То есть – могло быть…
Однако Лили Лайт или ошиблась, поставив ногу не туда, куда надо, или переволновалась, или что‑то не рассчитала – во всяком случае, эта попытка прибрать к рукам деньги семьи Кэпвеллов окончилась драматически – полетом из раскрытого окна.
Впрочем, теперь не время об этом судить – Лили находится в состоянии тяжелейшей комы, и она не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию…
Можно считать, что Лили больше нет… Во всяком случае – пока.
Стало быть, остается Генри Джакоби.
Да, он один.
В таком случае, улики должны быть найдены против этого человека… Опять улики… Но где же их взять?.. Джулия задумалась…
Ее рука потянулась к сигаретам. Щелкнув пластмассовой зажигалкой, она прикурила и, быстро выпустив из легких сизую струйку табачного дыма, вновь погрузилась в свои размышления…
Итак – улики.
Единственное, за что теперь можно, да и не только можно, но и должна зацепиться – за это письмо. Если бы удалось доказать окружному судье Мэлу Джаггеру, что авторство его принадлежит Генри Джакоби, или хотя бы – что он имеет отношение к самому факту его появления, дело можно было бы считать выигранным. Но как?..
Как это доказать?.. Нужны улики…
Джулия, напряженно соображая, докурила сигарету почти до фильтра и тут же потянулась за следующей…
Генри Джакоби очень умный и расчетливый враг; он наверняка предпринял все, чтобы сокрыть или уничтожить следы этого письма – и винчестер компьютера, видимо, уже переформатировал, и ленту на принтере поменял…
Стало быть, улик нет.
И тут Джулию внезапно осенило: а что, если… Собственно говоря – а почему бы и нет?.. Нет, это просто невозможно!
Ведь она, Джулия Уэйнрайт – профессиональный юрист, такой уважаемый человек!.. А то, что она задумала, называется… Называется должностным подлогом, называется преступлением против правосудия!
Нет, нет и еще раз нет!..
Но внутренний голос шептал ей: Джулия, если ты не сделаешь этого, преступник, настоящий преступник останется на свободе, а Мейсон, человек, который любит тебя и которого любишь ты, попадет в тюрьму – притом надолго, очень надолго… Ты ведь призвана защищать невинно пострадавшего человека – кому же ты сделаешь хуже?.. Человеку, который не совершал этого преступления… Ведь если у тебя нет законных способов защитить своего клиента, который, ты ведь твердо убеждена, непричастен к этому преступлению, которое, собственно говоря, и преступлением‑то назвать нельзя – это просто несчастный случай, это неосторожность, которая еще раз подтверждает старую истину «не рой яму другому, сам в нее попадешь»…
Почему бы и нет, Джулия?!..
Уэйнрайт, потушив сигарету, выбросила ее и, тяжело вздохнув, поднялась со своего места и потянулась к папке со следственными документами…
Среди прочих бумаг там была и ксерокопия того «посмертного» письма Лилиан Лайт – такие папки со следственными документами, как правило, всегда давались адвокатам для ознакомления…
Ага, вот и письмо…
Ну‑ка, ну‑ка…
Джулия Уэйнрайт всегда считала себя современной женщиной – под этим понятием она подразумевала не только полнейшую самостоятельность и независимость в суждениях, но и умение обращаться с техникой.
Среди прочих достоинств Джулии два особенно выделяли се: она прекрасно водила автомобиль и владела персональным компьютером.
Взяв письмо, она долго изучала его и, наконец, пришла к выводу, что его лучше всего сканировать и переписать на дискету…
Спустя несколько минут дискета с записанным посланием Лайт была у Джулии. На всякий случай она сделала принтерную распечатку: копия, как две капли воды, была похожа на оригинал…
«Так, хорошо все‑таки, что мы живем в век такой услужливой техники, – подумала она, – когда копия практически неотличима от оригинала…»
Улыбнувшись своим мыслям, Джулия аккуратно положила дискету в свою замшевую сумочку и, быстро одевшись, пошла к выходу…
Однако у самого входа ее внимание привлек маленький автомобиль, раскрашенный во все цвета радуги. На его крыльях и капоте было выведено огромными буквами: «Цветочный магазин Освальда Р. Мориссона».
Из машины быстро вылез мальчик–рассыльный с огромным букетом роз.
«Вот повезло кому‑то, – подумала Джулия, которая к тому времени уже начисто забыла о том, что Мейсон обещал ей какой‑то сюрприз, – и у кого же это в нашем доме, интересно, такой ухажер?..»
Мальчик, с трудом неся огромный букет, подошел к ней и спросил:
– Простите, где тут живет мисс… – Он, поддерживая букет одной рукой, посмотрел на бумажку, где были записаны данные адресата. – Мисс Джулия Уэйнрайт?..
Джулия ответила смущенно:
– Это я…
Рассыльный, облегченно вздохнув, протянул цветы Уэйнрайт и произнес:
– Тогда – это для вас…
– Но я не заказывала цветов!.. – воскликнула Джулия, которая, впрочем, уже обо все догадалась; просто она еще раз хотела услышать, что это не ошибка и что цветы действительно предназначаются для нее.
– Эти цветы велел прислать вам один человек, – ответил мальчик.
– Кто же?..
Посыльной лукаво улыбнулся.
– Не знаю, мэм. Наверное, об этом лучше спросить у вас…
Путь Джулии лежал в офис Генри Джакоби. Она, сидя за рулем, сосредоточенно следила за дорогой. Джулия еще не знала, под каким именно поводом она появится в офисе своего человека – в подобных случаях она очень часто полагалась на импровизацию…
К счастью, а, может быть, и к несчастью для нее, Генри в офисе не оказалось. В конторе она застала только секретаря Джакоби – вертлявого молодого человека, который представился ей как Крис Мортон. Кстати, этого секретаря она никогда прежде не видела тут…
«Это хорошо – наверняка, если он и слышал что‑нибудь о Джулии Уэйнрайт, то наверняка не знает меня в лицо», – подумала она.
Джулия, смело пройдя в комнату, смело уселась в кресло и, покосясь на компьютер на рабочем столе Генри, небрежно поинтересовалась:
– Скажите, а где сам мистер Джакоби?..
Секретарь передернул плечами.
– Не могу знать… Он был тут полчаса назад, а затем куда‑то вышел.
Вопросительно посмотрев на молодого человека, Джулия поинтересовалась:
– А не знаете, куда именно?..
Крис замялся.
– Кажется, в суд… Мистер Джакоби говорил, что вроде бы, собирается подать на кого‑то там иск за оскорбление чести и достоинства.
«Стало быть, он действительно не знает меня в лицо, – подумала Джулия, – очень хорошо…»
Секретарь Джакоби, посмотрев на Джулию с интересом, поинтересовался:
– А вы к нему так или по делу?..
В этом вопросе Уэйнрайт послышалось разве что праздное любопытство – и ничего более.
– По делу… По одному очень важному, очень серьезному делу…
Однако Мортон почему‑то проявил необычайный интерес к особе посетительницы – наверняка, он скучал, и решил поразвлечь себя хоть таким образом.
– Простите, – произнес он, покосившись на Джулию, – я не расслышал, как вас зовут…
Джулия сделала вид, что этот вопрос относится не к ней, а к кому‑то другому.
– У меня очень серьезное дело к мистеру Генри Джакоби, – произнесла она, глядя пристально в глаза молодого человека. – Мне надо было бы с ним поговорить кое о чем…
После этих слов Уэйнрайт вынула из сумочки пачку сигарет и распечатала ее. Краем глаза она посмотрела в сумочку – дискета лежала на месте.
Мортон поднялся со своего места.
– Принести вам пепельницу?..
Непринужденно улыбнувшись, Джулия ответила:
– Знаете, я очень люблю курить и пить в это время кофе… Если бы вы могли сделать мне такое одолжение, я была бы вам очень признательна…
Секретарь, пройдя в смежную с офисом комнату, тут же принес ей пепельницу и, виновато посмотрев на Джулию, произнес:
– Будете курить сейчас или обождете, пока я приготовлю кофе?..
Стараясь держать себя как можно более спокойно и раскованно, Джулия произнесла:
– Обожду… И, если вас не затруднит, приготовьте покрепче.
Коротко кивнув, Мортон изрек:
– Сделаю вам самый крепкий кофе, какой только возможен…
После чего вышел вновь.
Джулия прекрасно понимала, что ей очень и очень повезло в том, что она не застала Генри Джакоби… Однако она понимала и то, что хозяин мог появиться в офисе в любой момент – следовательно, ей надо было действовать быстро и решительно.
Пока Мортон готовил кофе, Джулия, быстро подойдя к компьютеру, включила его.
Только бы в нем не стоял код…
Джулии повезло и на этот раз – вставив дискету, она быстро переписала ее на винчестер и, вынув ее из дисковода, прислушалась к тому, что делается в смежной комнате, открыла выдвижной ящик стола и сунула ее туда.
После чего уселась в кресло и, закинув ногу за ногу, изобразила на лице непринужденное ожидание.
Вот и появились долгожданные улики против Джакоби…
Наконец‑то!..
Теперь Джулия не волновалась больше за себя – точно тяжелый камень свалился с ее плеч…
Вошедший через минуту Мортон, казалось, ничего не заметил. Он только поставил перед Уэйнрайт чашечку кофе и поинтересовался:
– Вам сколько сахара?..
Джулия, закурив, посмотрела на него с улыбкой и ничего не ответила.
– Вам сколько сахара?.. – повторил Мортон свой вопрос.
Затушив сигарету, Уэйнрайт произнесла:
– Знаете что, молодой человек…
– Да…
– Я сейчас раздумала пить кофе. Приду к вам как‑нибудь в следующий раз…
И, под недоуменные взгляды секретаря странная посетительница удалилась…
Джулия, вне себя от радости, вышла на автостоянку и, подойдя к своему автомобилю, принялась искать в сумочке ключи.
Неожиданно она услышала совсем рядом:
– Мисс Уэйнрайт?..
Она обернулась – перед ней стоял Джакоби.
– Здравствуйте, – произнесла Джулия несколько надменным тоном.
– Доброе утро…
Подойдя поближе, Генри осторожным тоном поинтересовался:
– Вы ко мне?..
Джулия кивнула:
– Да… Точнее – от вас.
Вид у Генри был несколько растерянный – кого–кого, а Джулию Уэйнрайт увидеть в это утро рядом со своим офисом он никак не ожидал…
Пожав плечами с совершенно искренним недоумением, Джакоби произнес:
– Тогда пойдемте.
– Куда?.. – спросила Джулия таким гоном, будто бы не поняла этой фразы.
– Поднимемся ко мне в офис.
– Я была там только что, ждала вас минут десять и не дождалась, а теперь у меня не очень‑то и много времени для бесед…
Облокотившись о переднее крыло «олдсмобиля», Джакоби изрек:
– Тогда я не понимаю…
