Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 89 (всего у книги 275 страниц)
— Именно так! — Сохатый оглянулся на них. — Я думаю в нашей школе появился ещё один оборотень, парни. И он слизеринец.
========== Миледи приходит на помощь ==========
Жизнь повернулась к Питеру спиной.
Другого объяснения происходящему он просто не находил.
А ведь в понедельник всё начиналось просто великолепно. Он сидел за настоящим карточным столом, слева от него сидел сын заместителя премьер-министра, напротив — наследник корпорации Юниверсал Брумз Лимитед, а рядом — будущий владелец сети аптек, им подносили настоящие алкогольные напитки, где-то играла живая музыка, все переговаривались тихо и вежливо. Никто из этих богатых парней не пытался подшутить над Питером, не пытался сжульничать, не подкалывал его за невнимательность и запоздалую реакцию. Они говорили с ним вежливо. Они улыбались. Они принимали его за равного себе. Правда, когда Паркинсон, этот картавый пятнадцатилетний пижон принялся расспрашивать его о семье, Питер, отчаянно потея, наврал, что его отец — шпион Министерства, некий Петир Грю и что его упекли в Азкабан за службу Гриндевальду. Эта выдумка была его старой детской фантазией, но, как ни странно, новые друзья поверили в неё и расположились к Питеру ещё больше, так что он совсем расслабился и почувствовал, что эта ночь принадлежит ему...
А потом... потом партию выиграл этот тупой смазливый мальчик с кудрявыми волосами. И тут же все эти богатые парни мгновенно вскочили, окружили этого кудрявого недоумка и совершенно забыв про Питера. Они хлопали Эйвери по спине и плечам, они поздравляли его, а тот, белый как полотно, с посиневшими губами и стеклянными от ужаса глазами весь трясся от рукопожатий и оглядывался на Нотта, который один остался сидеть за столом, невидяще глядя куда-то вглубь той зеленой карты, которая принесла победу Эйвери.
Но, видимо судьбе было недостаточно одного поражения и вскоре Питер испытал ещё одно, на сей раз — на любовном фронте.
Он уже смирился с мыслью, что Блэйк Забини для него недоступна. Целый год он лелеял мечты о том, как когда-нибудь обязательно станет успешным, великим волшебником и тогда она обратит на него внимание. Но теперь эта роскошная, гордая девушка готова была в лепешку разбиться ради Бродяги и Питер понял, что на самом деле она ничем не лучше остальных тупоголовых куриц. И на него снизошло озарение: ему стоит обратить внимание на кого-нибудь под стать себе! Надо найти тихую, никому не нужную девчонку и влюбить её в себя, так, чтобы она бегала за ним так же, как Блэйк — за Сириусом. Он решил приударить за одноклассницей, Мэри Макдональд. Она ведь всё равно никому не нужна. Но как только эта светлая мысль прижилась в сознании Питера и он начал присматриваться к Мэри, в один прекрасный дождливый день увидел её в Хогсмиде, в кафе мадам Паддифут, где она самозабвенно лизалась с Сохатым...
И вот теперь, избитый неудачами, одинокий и несчастный, Питер сидел в библиотеке, трудясь над сочинением для Макгонагалл, посасывал перо и думал о том, почему судьба так сильно его не любит. В окно лился глубокий рубиновый свет заката, но Питер знал, чувствовал, что он уже там, круглый белый диск, вестник несчастий...
Полнолуние...
Самая жуткая ночь во всем месяце. И самая каторжная для Питера.
Над ним снова будут измываться, снова будут унижать...
Питер потер живот и поморщился.
Весь этот стресс привел к тому, что у него развился гастрит.
Но от этого никуда не деться. Он обязан терпеть всё это, иначе его прогонят из компании. А этого он допустить ни в коем случае не мог. Уж лучше быть мишенью, чем пустым местом. Питер с тяжелым вздохом спрятал недописанное сочинение в сумку, кое-как затолкал книги на полки и направился к выходу из библиотеки, как вдруг услышал нечто такое, что заставило его остановиться, а затем и вовсе спрятаться за книжным стеллажом.
Говорили двое мальчиков. Питер хорошо знал эти голоса, помнил их дружный тембр, звучащий над зеленым карточным столом, помнил их смех.
— Ты не имеешь права указывать мне, Като! — говорил Эйвери. Голос у него был высокий и перепуганный, а когда Питер украдкой раздвинул книги и выглянул, увидел, что Нотт сжимает предплечья Эйвери, как-то...очень нежно. — Только не теперь. Я победитель. Я выиграл её. Значит я сделаю это!
— Ты — кретин Генри, а не победитель! Посмотри на себя! Тебя уже трясет! — он облизал губы и яростно зашептал, так, что Питеру пришлось сунуть голову между книг. — Ты думаешь это так просто — убить человека? Думаешь так просто?! Ты хоть понимаешь, кто будет там этой ночью? Ты осознаешь, что они сделают с тобой, если узнают, кто ты? Что с тобой станет? А со мной? С твоей семьей? Тебе нельзя быть в лесу этой ночью, как же ты не понимаешь?!
— Когда он выберет меня...когда мне поставят Метку... — с каждым новым словом Эйвери приподнимал голову всё выше и выше. Нотт оттолкнул его, шагнул в сторону, запуская пальцы в волосы и снова обернулся. — Ты увидишь, на что я способен и пожалеешь о своем недоверии...
— Ты не слышишь меня?! Генри, ты не сможешь её убить, ты не сможешь контролировать себя! — Нотт вдруг встряхнул Эйвери за плечи и как-то неестественно, но очень нежно взял его лицо в ладони. — И тогда они убьют тебя! Я тебя потеряю, ты понимаешь?!
— Тогда отмени всё! — Питеру показалось, что в голосе Эйвери звучит мольба. — Отмени! Иди к Люциусу, или прямо к нему и скажи им, что я отказываюсь, — Нотт опустил руки и чуть отодвинулся. Теперь голос Эйвери дрожал. — Я стану предателем. Что они... что он сделает со мной? И с моей семьей? Он убьет нас всех! Ну что, ты пойдешь к нему? Пойдешь?
Катон покачал головой и вдруг притянул его к себе.
А дальше начало твориться такое, что Питер отпрянул от стеллажа и опрометью бросился из библиотеки.
* * *
Истома свела мышцы живота. Сириус вцепился в спинку кровати, предчувствуя близость развязки.
— Рокс... о черт... о да, детка, вот так, вот так...
Последний рывок. Нет, ещё один, ещё и ещё...ещё...и...
ДА! Да, черт возьми!
Удовольствие прожгло его, он с хрипом подался вперед, но после упал на теплую простынь ещё более злой, чем был до этого. Скопившееся напряжение не взорвалось, не освободило его, а наоборот, вдруг сжалось как разряженный воздух и растворилось в теле.
Черт...
Ничего не получилось...
Девушка, лежащая под ним, тоненько всхлипывала.
— Не плачь, — выдохнул Сириус, когда наконец смог восстановить дыхание. — В следующий раз будет лучше, обещаю, — он чмокнул её в приоткрытый рот, отодвинулся и сел, сбросив жаркую, липнущую к телу простынь. Взмокшую спину неприятно холодило.
— Ты был у меня первым, Сириус, — тихо пояснила Хлоя, глядя как он натягивает брюки.
— О, я уже понял, — Сириус обернулся и растянул губы в улыбке, надеясь сгладить резкий тон. — Ты замечательная, — он поцеловал её ещё раз и засобирался ещё быстрее.
Пора было убираться. Время поджимало.
— Ты ведь придешь ещё? — спросила девушка уже у самой двери.
Сириус обернулся.
Хлоя Гринграсс стояла перед ним, завернувшись в простыню.
И как это вышло, что девушка, просто источающая любовь каждым движением, каждым жестом, в постели оказалась такой зажатой и скучной?
— Ну конечно, — он широко улыбнулся, быстро поцеловал её на прощание и выскочил из мышеловки прежде, чем та успела захлопнуться.
В коридоре он первым делом достал палочку и пробормотал заклинание, убирающее запах чужих духов. Блэйк учует его первым делом. В последнее время её настроение менялось с такой скоростью, что Сириус, разговаривая с ней, чувствовал себя ковбоем на родео. Да и недавний визит какой-то важной бабки-Забини не улучшил дело — Блэйк стала не просто злой истеричкой, но и постоянно плачущей злой истеричкой.
Вопреки его ожиданиям и надеждам, она не спала. Сириус понял это как только схватился за дверную ручку.
Спальню заливал теплый свет ночника-лилии из плетеного золота. Растения сонно поскрипывали и шевелились в своих горшках, как-будто их шевелил ветерок. Блэйк сидела на своей помпезной кровати, среди подушек и почесывала белоснежного персидского кота, по кличке Поппимилк. На ней был шелковый халат цвета слоновой кости, а волосы были уложены так, словно Блэйк не спать собралась, а на прием к самому Темному Лорду.
Темные глаза казались старше без косметики и смотрели на Сириуса так враждебно, словно весь день до этого Блэйк мечтала избить Сириуса ногами.
Он закрыл дверь.
— Где ты был? — спросила она, едва он отпустил ручку. Взгляд у неё был тяжелый, почти как у Беллы в худшем из её настроений. — Ты обещал, что придешь в восемь.
— И тебе доброй ночи, детка, — Сириус подошел к кровати в волнах полупрозрачных тканей, по пути неприязненно увернувшись от радостного приветствия дьявольских силок. — Меня поймал Филч. Меня ждет наказание, так что ночевать я не останусь, но если тебе что-то надо — принесу. Что ты хочешь? Шоколад? Бананы? Банановый шоколад?
— У кого?
— Прости? — не понял Сириус.
— У кого ты будешь ночевать? — прорычала она, глядя на него в упор. Руки её странно напряглись — Сириус даже подумал, что если он скажет что-нибудь не то, она швырнет бедолагу Поппи в него.
— У Филча. Я же сказал, меня наказали. Ты можешь ревновать меня к Филчу, но я уверяю тебя, он не в моем вкусе.
— Я не верю, — громко перебила она.
— Что он не в моем вкусе?
Они помолчали. Блэйк упрямо смотрела на него и сопела.
— Ну... с этим я ничего не могу поделать. Если тебе ничего не нужно, я ухожу, — Сириус развернулся. — Спокойной ночи.
— В последнее время ты ночуешь где угодно, только не у меня! — выпалила она. Он снова обернулся. — Я надоела тебе? Скажи мне, что я такого сделала, что ты начал меня избегать? Или ты брезгуешь мной, теперь, когда я ношу в себе часть тебя?!
Сириуса её пафос покоробил.
— Блэйк, милая, если я так тебя раздражаю, то мне в самом деле незачем здесь...
Блэк вскочила на постели. Загорелые ноги мелькнули в полах белого халата. Кот испуганно мякнул и метнулся под кровать.
— Я беременна! По твоей милости! Во мне — ребенок!
— Я смотрю, ты уже и сама в это веришь! — сорвался Сириус.
В комнате повисла звенящая тишина.
Сириус почувствовал как засосало под ложечкой — последнее можно было и не говорить...
От слез глаза Блэйк как-будто стали больше размером, а потом она медленно опустилась на постель и отвернулась так, словно ей было больно. Плечи её коротко и жалобно вздрогнули. Сириус потер лицо, обошел постель и сел рядом, но она отодвинулась. Он попытался взять её за руку, приобнять, повернуть к себе лицом, но девушка уворачивалась и сучила по простыням босыми ногами, так, что халат сбился на сторону и Сириусу было видно уголок е черного белья.
После короткой борьбы ему все-таки удалось развернуть Блэйк и заставить её посмотреть на себя. В маслянисто-черных глазах плясали отблески ночника, в слипшихся, дрожащих губах скопились слезы, а лицо пошло розовыми пятнами от слез.
Да-а, видели бы её сейчас все эти влюбленные пятикурсники.
А будь на её месте другая девушка, любая другая девушка, он обнял бы её и поцеловал, так, чтобы у неё из головы вылетело всё и она перестала реветь. Но сейчас ему не хотелось этого. Не хотелось целовать её, не хотелось обнимать, она была неприятна ему, она была чужой. Они оба были чужими, но сидели на одной постели.
И вдруг он понял, что теперь так будет всегда. Всегда они будут чужими людьми в одной постели. И что даже появление третьего человека, который сейчас незримо присутствовал между ними, спрятанный в глубочайшем из таинств, не изменит этого.
— Я люблю тебя, Сириус, — вдруг произнесла она тоненьким, жалким голосом. Таким тоном говорят с палачом, когда он уже занес топор. — Я не знаю, что со мной, я с ума схожу. Я ревную тебя ко всем. Ты нужен мне, мне нужно знать, что ты не бросишь меня. Ты ведь не сделаешь этого? — она вытерла ладонью щеки. — Не сделаешь?
Пару долгих мгновений Сириус вглядывался в её глаза, а потом поднял другую руку и легонько сжал подбородок Блэйк.
— Никогда не считал себя ни подлецом, ни трусом.
Поппимилк, мурлыкнув, вспрыгнул обратно на кровать и с любопытством потыкался носом в его плечо. Сириус, все ещё пытаясь восстановить дыхание, махнул рукой, прогоняя животное.
Блэйк прижималась к нему, лежа у него на груди и он все ещё рассеяно обнимал её, хотя сам то и дело смотрел на часы.
Не дай Бог Сохатый сейчас ищет его на Карте...
— Сириус, я могу попросить тебя кое о чем? — пролепетала она, не открывая глаз.
Он кивнул, продолжая машинально поглаживать её.
— Сириус, пожалуйста, давай... съездим к твоим родителям?
Его рука замерла у неё на плече.
Повисла крошечная пауза.
— К кому? — деревянным голосом переспросил он, поднимаясь с подушки.
Блэйк поднялась, осторожно заглядывая ему в глаза, и Сириус вдруг понял, что она давно готовилась к этому разговору.
— Я написала твоей маме. Мне кажется, вам пора... вам пора воссоединиться, теперь мы ведь все станем одной семьей и нам нельзя становиться отщепенцами, мы должны держаться вме...
Сириус отцепил её пальцы от себя, встал, с трудом удерживая себя в руках, натянул брюки.
Блэйк испуганно наблюдала за ним.
— Ещё раз, Блэйки, — он закончил с ремнем и приподнял руку, всё ещё пытаясь обуздать растущую ярость. — К кому ...ты хочешь... чтобы я съездил?
— Сириус, ты не понимаешь, тебе это тоже нужно. Нам это нужно! Ты понимаешь, что теперь тебя считают предателем? А если я стану твоей женой и меня будут считать предательницей, и нашего малыша. Нам нельзя быть предателями, как же ты не понимаешь? — её голос перешел на шепот. — Я всё знаю, Сириус. Твоя матушка мне всё рассказала. Она рассказала, что ты рассердился на неё из-за этой грязнокровой Маккиннон, из-за того, что она не позволила вам быть вместе, но ведь теперь это всё неважно. Ты женишься на мне. Я понимаю, что тебе стыдно, что ты погорячился, но это ведь твои родители, они всегда примут тебя, всегда простят, надо просто сделать первый шаг...
Сириус схватил ночник и что было дури грохнул им об тумбочку. Лампа взорвалась, Блэйк взвизгнула, стекла и мягкий метал вспороли Сириусу ладонь, но он не почувствовал боли.
— ЧТОБЫ Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ СЛЫШАЛ ОБ ЭТОМ!!! — заорал он. — Мне примириться, мне сделать первый шаг?! Да что ты, мать твою несешь, Забини?! Что ты можешь знать о моей семье, что ты вообще можешь знать обо мне?!
Блэйк прижималась спиной к изголовью кровати, в ужасе глядя на Сириуса.
— Эти люди, которых ты называешь моей семьей, убивали своих родственников в их собственных постелях, а если не убивали, то скрещивались с ними, как животные, чтобы сберечь мать-её-чистую-кровь! — он театрально взмахнул руками. — И каждый день я, черт возьми, радуюсь, что я родился, по их меркам, психопатом и ненавижу всю эту сучью породу! Они ненавидят меня, я ненавижу их и это никогда не изменится, мы — не семья, мы никогда не были семьей, эти люди понятия не имеют о том, что есть семья, все их ценности заключаются в гребанных графинах с кровью, которыми их логово забито под завязку! С этими людьми ты хочешь стать семьей? Им хочешь отдать его?! — он ткнул в её живот. — Прекрасно! В таком случае иди к Регулусу, он будет счастлив, если ты раздвинешь перед ним ноги, а я... если я узнаю, услышу, что ты писала им обо мне или от моего лица — придушу тебя сам к чертям собачьим, понятно?!
Последнее слово ударилось об стены, пол и потолок. Блэйк всхлипнула в собственные ладони и закивала, а Сириус вдруг прозрел и ярость оставила его так же внезапно, как и охватила.
В спальне повисла абсолютная тишина.
Всё ещё задыхаясь, Сириус отступил от постели, почувствовал вдруг острую боль и посмотрел на свою руку.
Вся ладонь была залита кровью, то тут, то там в плоти засели осколки ночника.
Жуткое зрелище.
Как-будто он убил кого-то...
— Извини... — хрипло произнес Сириус. Натянувшаяся тишина лопнула и хлестнула его. — Прости, Блэйк, я не...
Блэйк отшатнулась от него, так, словно он был бешеным животным и тут в его памяти разбились слова Регулуса:
«Ты — больший Блэк, чем я, брат...»
Сириусу вдруг захотелось сбежать. В лес. К друзьям. Подальше от этих подземелий, от этой непонятной злобы, темноты, от дрожащей Блэйк... бежать, пока ветер не выдует из головы эти страшные слова, которые сейчас пульсировали в его голове.
— Поговорим обо всем завтра, — глухо молвил он. — А сейчас мне надо... мне пора идти, — он метнулся к двери.
Блэйк ничего не ответила и только закрыла лицо руками, когда он захлопнул дверь. Какое-то время просидела так, а потом очень медленно опустила руки на колени и произнесла совершенно бесцветным голосом:
— Завтра будет поздно.
Раз...два...три...четыре...пять...шесть...семь...
Метла парила в десяти футах над изумрудной травой поля, а Джеймс Поттер, в полном одиночестве и одних форменных брюках, подтягивался на ней, стараясь контролировать дыхание и не сорваться вниз.
