Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 111 (всего у книги 275 страниц)
Эдгар ответил что-то сестре, держа на руках младшего брата, а потом все трое Боунсов подошли к маленькой волшебнице, сидящей в инвалидном кресле рядом с собранным чемоданом Эдгара. Она вытянула руки, увидев своего старшего сына, и он прямо при всех сел на колени возле ее кресла и положил голову матери на колени.
Комок, сидящий у Лили в горле, выпустил шипы.
От досады она даже ногой топнула.
«У-у-у, мерлиновы кальсоны, я еще пожалею об этом», — в отчаянии подумала она. Подождав, пока к Амелии и миссис Боунс подойдет кто-нибудь из знакомых, она вышла во внутренний дворик, решительно отвела Эда в сторону и проговорила, глядя ему прямо в глаза:
— О том, что случилось, никогда и никто не должен узнать, Эд. Поклянись мне, что ты никому не скажешь.
Эдгар вытаращил на нее глаза.
— Ты серьезно?
— Поклянись!
— Я клянусь, — его красивое лицо просияло. — Лили...
Она не дала ему закончить.
— В свою очередь я тоже клянусь тебе, что никогда и никому не скажу, что ты сделал. Пусть это остается на твоей совести. Но если вдруг до меня дойдет слух, что ты сделал это снова, Боунс, моя сова с письмом вылетит немедленно. Ты понял?
— Да... Лили, ты...
— На этом все, — отрезала она и посмотрела ему прямо в глаза. — Я надеюсь, что мы больше никогда не увидимся. Пока, — с этими словами она развернулась и пошла прочь, чувствуя себя так, словно по ней прошло целое стадо гиппогрифов.
Хотелось верить, что она поступила правильно.
...1977 год, октябрь...
— ... и мы собираемся пожениться осенью. Мне очень повезло, что я ее встретил.
Сжимая губы, Лили вернула ему карточку, с которой ей махали и улыбались счастливые молодые люди.
Они стояли у одного из столиков, подальше от танцующей толпы. Лили сердито чистила мандаринку, Эдгар прятался за кубком.
— И повезло, что я встретил именно тебя, Лили, — добавил он гораздо тише, постукивая пальцем по золотому боку кубка. — Ты спасла мне жизнь.
— А мне не повезло, — без улыбки ответила она. — Ты мне жизнь испортил. Джеймс ненавидит меня, кто-то... — тут она сверкнула на юношу взглядом, — рассказал ему, что мы... что ты делал со мной в тот выпускной, и теперь он считает, что я лгунья и шлюха, и еще не знаю кто, потому что все это время любила тебя, — и она сунула в рот целую половинку мандарина.
— Я не отрицаю, — серьезно сказал он. — Я виноват перед тобой. И приехал, чтобы загладить вину.
Она вскинула на него вопросительный взгляд.
Эдгар весь сгруппировался, обхватил себя руками и воровато оглянулся по сторонам.
— Не хочешь потанцевать?
Лили сглотнула мандарин.
— Ты в своем уме? — жалким голосом спросила она.
— Если хочешь, чтобы тебя никто не подслушал — иди туда, где как можно больше людей. Золотое правило, — он поставил кубок на стол и жестом позвал её за собой. За руки хватать не стал. Это был хороший знак и Лили нехотя последовала за ним в гущу танцующих.
Танцевали они очень сдержанно, надо отдать Эду должное, он даже не пытался ее облапать или прижать покрепче.
Но в одном он оказался прав — танцующие были настолько заняты друг другом, что никому и в голову бы не пришло их подслушивать.
— Видишь ли... — негромко начал Боунс. — Моя карьера в отделе Международного магического сотрудничества была не совсем правдой. Тогда я не мог тебе сказать, на самом деле не могу говорить и сейчас, но должен, учитывая все, что происходит. Я работаю в Отделе Тайн. Я невыразимец, — добавил он одними губами.
Лили подумала, что ослышалась.
— Да, это так, — кивнул он в ответ на ее ошеломленный взгляд. — Туда принимают только лучших... лучших из лучших. Последние несколько месяцев мы сотрудничали с мракоборческим центром. Магловские семьи в срочном порядке прятали по всей стане, и понадобилось огромное число Хранителей Тайны, которые могли бы сохранить их новые адреса в секрете. Каждому невыразимцу доставалось несколько семей. И когда я узнал, что мне досталась семья по фамилии Эванс, то понял, что это просто знак свыше.
Лили сама не поняла, как остановилась.
Эдгар смотрел на нее и улыбался.
Не может быть...
— Вслух не произноси, только в уме, прочитаешь — сразу сожги. Я обязан тебе, Лили Эванс, — прошептал он и полез во внутренний карман. Достав из него крохотную бумажку, он, не разворачивая, вложил ее в резко похолодевшую руку Лили. Слезы сдавили ей горло, но она не могла плакать, только смотрела на Эдгара во все глаза и слегка задыхалась. — И возвращаю свой долг, — с этими словами он сжал ее стиснутые пальцы обеими руками и поцеловал.
— Эд... — слезы окончательно заволокли ей глаза. — Спасибо тебе, о Боже...
Не сдержавшись, она крепко обняла его, смеясь и плача одновременно, и тут-то это и случилось. Лили просто почувствовала его взгляд и повернулась в его сторону.
Джеймс шел к ним через толпу.
Ничего в нем не было особенного, как обычно лохматый, угловатый и неряшливый... ее Джеймс.
Сердце пропустило удар, но когда Лили увидела его выражение лица, то поняла, что произойдет еще до того, как это случилось...
Боунс тоже увидел Джеймса, но он ничего и не подозревал, поэтому улыбнулся и шагнул к нему навстрчечу, с неловкой улыбкой протягивая руку. Лили испугалась, что сейчас случится взрыв, но Джеймс вдруг тоже расплылся в самой веселой из своих улыбок, а потом просто с ходу врезал Эдгару по лицу.
***
Они вывалились из уборной, задохнувшиеся, растрепанные, зацелованные.
Все еще тяжело вздыхая, Сириус попытался застегнуть пуговицы на рубашке, но руки у него слегка дрожали. Патриция сияла как новенький галеон и улыбалась стертыми губами, пытаясь вернуть платье на место.
— Спасибо, крошка, — Сириус напоследок неловко чмокнул ее в губы, хотя попал, кажется, в нос и уже собрался вернуться в зал, но Стимпсон перехватила его.
— Я бы не отказалась попить, ужасно жарко, — выдохнула ему в ухо. Сириус с трудом удержался, чтобы не оттолкнуть ее.
— Да... стол вон там. Найдешь меня потом? Кстати, ты не видела Малфой?
— Люциуса?
Вот дура.
— Его сестру, Пат.
— Нет, не видела. Хотя... кажется, я видела ее с каким-то парнем, а потом... а зачем она тебе?
Вместо ответа он схватил ее лицо обеими ладонями и поцеловал как следует, а потом сразу же боком нырнул в компанию каких-то хохочущих ребят в костюмах лепреконов и пошел в зал, на ходу вправляя рубашку в брюки и стирая с лица и шеи помаду. Он хотел разыскать Сохатого, но тот как назло куда-то подевался. Видимо, толпа гриффиндорских болельщиц с четвертого курса, неведомо как проникшая в зал мимо Синистры, все-таки нашла его и сейчас насилует где-нибудь в уборной. Ремус меланхолично подпирал стену, вместо девчонки облизывал кубок с тыквенным соком, и делал вид, что ему очень весело, Питер топтался и дулся неподалеку от толпы хихикающих гриффиндорок, явно собираясь с духом, чтобы пригласить одну из них на танец.
А Роксана с "каким-то парнем". Значит, всё хорошо?
Значит, она перестала на него дуться и поняла, что к чему?
Если это так, он радоваться должен, верно?
— Вот ты где! Куда же ты пропал, мы тебя обыскались! — Кэри и Эмма или Мэри и Элли, как-то так их звали, в общем, пуффендуйки из прошлого выпуска повисли на Сириусе с обеих сторон. Черт его дернул угостить их бузинной наливкой.
— О, а я как раз вас искал, — улыбнулся он, обнимая их за плечи. — Опять хотите выпить?
— Мы хотим танцевать, — выдохнула ему в ухо Элли.
— Втроем, — многозначительно добавила ее подружка. — Ты когда-нибудь танцевал втроем?
— Я вообще еще в жизни ни с кем не танцевал, — рассеяно отозвался Сириус, снова украдкой оглядывая зал. — Ты будешь у меня первая, Кэри, согласна?
— Я — Мэри.
— Да какая р... то есть, как скажешь, Мэри. И...
— Анна, — ее подружка жарко поцеловала его в щеку.
— Анна, — Сириус остановил на брюнетке внимательный взгляд, на секунду заинтересовавшись. — Почему я вас не помню?
Девушки улыбнулись. Ни дать ни взять вейлы перед ужином.
— Ладно, идем танцевать, — он улыбнулся им. — Анна...
Шах и мат, Малфой. Где бы ты ни была.
Хотя, к чему тут это?
Они танцевали втроем, и было очень здорово, Сириус даже на время позабыл про красное платье и расслабился, как вдруг где-то в толпе раздались громкие крики и звон бьющейся посуды.
Почуяв неладное, Сириус оставил сирен соблазнять друг дружку и отправился на шум, а когда увидел, что происходит, перешел на бег.
Преподаватели уже бежали со всех концов зала с этими ужасными лицами «я знал(а)-что-так-будет», девчонки визжали, парни орали, пытаясь разнять дерущихся, что-то кричала Эванс.
Протолкавшись сквозь толпу вместе с невесть откуда взявшимся Фрэнком и Ремусом, Сириус бросился к Сохатому и стащил его с распростертого и окровавленного Эдгара Боунса, которого Сириус узнал разве что по идиотской платиновой шевелюре, изрядно сдобренной «Суперблеском».
— Пусти меня! — орал как не в себе Сохатый, извиваясь и вырываясь, так что они втроем с трудом его удерживали. — Пусти!
— Сохатый, не дури! — рявкнул Сириус, но Джеймс оттолкнул его и снова бросился на Боунса, тот толкнул его, Джеймс врезался в стол, раздался звон, крики, Сохатый снова бросился в бой, но тут вдруг Эванс, которую держала Алиса, выскочила вперед и влепила Сохатому знатную пощечину.
Все застыло.
Джеймс отшатнулся от нее, держась за лицо.
— Хватит, — яростно молвила Лили в воцарившейся тишине.
Она стояла между Боунсом и Джеймсом, упрямо и гневно сверкая зелеными глазищами, Эдгар, кряхтя, поднимался с пола, а Джеймс, не отрывая от Лили взгляда, осторожно потрогал щеку, словно не вполне верил в то, что сейчас произошло, а потом демонстративно вытер с лица кровь.
Видок у него был тот еще: очки он потерял в сражении (Ремус поднял их остатки с пола и попытался починить), рубашка была наполовину разорвана, волосы колтуном, под глазом ссадина, губы разбита, а руки словно черничным соком измазаны.
Наградив Джеймса последним настороженным взглядом, Лили отвернулась от него и помогла Эдгару встать.
— Пойдем, тебе надо в больничное крыло.
— Кажется, он выбил мне зуб...
— Вот как! — выдохнул Джеймс в наступившей тишине и нервно рассмеялся. — Ну что же, я все понял, Эванс. Теперь я точно все понял, — он раскинул руки, словно призывая всех посмотреть на эту сцену, хотя с нее и так никто не сводил глаз. — Ты выбираешь его, верно? И с самого начала так было, я прав?
Лили сердито обернулась, взметнув волосами. Сириус заметил, что глаза у нее так и полнятся слезами, того и гляди из них выльется вся зелень. Губы были плотно сжаты, казалось, ее вот-вот порвет на части от желания высказать ему все.
— Всего хорошего, — под взглядами всех Джеймс шагнул к ней и крепко поцеловал ту руку, которой она его ударила. — Желаю счастья нахер.
С этими словами он развернулся и скрылся в толпе, которая тут же хлынула от него во все стороны, а Сириусу и Ремусу не осталось ничего, кроме как последовать за ним.
Преподаватели как раз прорвались на место схватки, и Сириус слышал возмущенное квохтанье профессора Стебль и высокий голос Джекилла. Можно было не сомневаться, что какая-нибудь добрая душа вроде Нюниуса обязательно на них настучит, но пока надо было дать Сохатому прийти в себя, иначе он и на преподавателей набросится.
— Садись, — они с Фрэнком силой усадили Джеймса за один из самых дальних и незаметных столов. — Какого хера, Сохатый, обязательно было делать это при всех?!
Не говоря ни слова и все еще кипя, словно котелок, Джеймс схватил кубок с медовухой и опрокинул в себя, но тут же мучительно застонал и схватился за разорванную губу.
Словно в насмешку над всем случившимся, играла веселая, заводная песня.
— Еблан, — бросил Сириус, отворачиваясь, чтобы Сохатый не понял, как жалко выглядит.
Ремус молча положил перед Джеймсом его очки.
— Хочешь свалить отсюда? — спросил Сириус после небольшой паузы.
Сохатый помотал головой и вцепился обеими руками в ножку кубка, нависая над ним с таким видом, будто больше всего на свете мечтал в нем утопиться. Точно так же он дулся на тыквенный сок после драки с Гансом-кондитером в двенадцать лет. Хоть что-то в этом мире не меняется.
Песня закончилась, и какое-то время в зале было слышно только смех и голоса.
А затем по залу вдруг туманом потекла совершенно другая музыка. Знакомая до дрожи музыка, которую в последнее время никто не решался играть на публике...
Люди стали оборачиваться.
Первым обернулся Слизнорт, лицо которого вытянулось, как у совы, обернулась Селестина Уорлок, обернулись все как один ученики и гости, потому что со сцены вслед за туманом донеслись раскатами грома ударные... а следом за ними — голос.
Человек, стоящий на сцене, казался совсем маленьким. И он не пел. Он как будто кричал, но голос его не был человеческим, ибо человеческие мышцы не способны издавать такие звуки...
Либо он подражал очень умело, либо... этого просто не могло быть.
В толпе поднялось волнение, все словно под гипнозом потянулись ближе к сцене, словно... мотыльки на огонь.
И Сириус тоже, хлопнув напоследок Джима по плечу, пошел вслед за толпой к сцене.
У микрофона стоял мужчина в длинном балахоне с капюшоном, из-под которого виднелась только нижняя часть лица и вьющиеся тонкие волосы.
Он пел, держась белыми руками за микрофон, и пел так отрывисто и отчаянно, словно от этого зависела его жизнь, словно он стоял один в темной комнате, а вовсе не на яркой освещенной сцене...
И когда он дошел до припева, то оторвал одну руку от микрофона и скинул капюшон.
Хаос. Истерика. Восторг.
Ему дала начало Алиса Вуд — в тот момент, когда упал капюшон, она громко завизжала и закрыла рот ладонями, а затем толпа... она закричала, забилась, заволновалась единым телом и хлынула к сцене, как прибой, но тут же ударилась о защитный барьер из чар и окружила Вогтейла, облепила со всех сторон...
А он продолжал петь так, будто ничего и не происходит, будто снова они все находятся на том страшном концерте в Каледонском лесу. И Вогтейл смотрел в глаза своей аудитории, улыбался ей, наклонялся над ней и протягивал к ней руки, так же, как тогда...
Сириус обернулся — только один человек не спешил пробиться вместе со всеми к сцене и потому сразу бросался в глаза.
Роксана стояла, прижимаясь к стене, и улыбалась, глядя на сцену так, будто Вогтейл пел лично для нее. И на секунду Сириусу и самому показалось, будто это так и есть, во всяком случае, за все то время, что Малфой училась здесь, он ни разу не видел на ее лице такой улыбки.
Ревность и ненависть схлестнулись в нем горячей волной и хлынули в голову.
А музыка все гремела.
Где-то в толпе паниковал Слизнорт, многие плакали, все кричали, вопили, орали, вытягивая руки, кто-то прокричал не своим голосом «Мирон жив!», и тогда толпа принялась скандировать это, словно болельщики на матче по квиддичу, а Вогтейл улыбался им, но не переставал петь...
Во время второго припева, когда и песня, и безумие в зале достигли своих высот, он взмахом руки распахнул высокое окно, у которого располагалась сцена, и ледяной осенний ветер хлынул в душный зал, встрепав на худом теле певца его странный балахон. Он пел, широко раскинув руки, так что можно было подумать, будто он летит, а когда начался проигрыш, Мирон вместе с микрофоном взобрался прямо на подоконник, вызвав у толпы настоящую панику и допев последнюю строчку, он отбросил микрофон и просто выпал в окно, как большая летучая мышь. В этот же момент чары лопнули, и толпа бросилась к окну как раз чтобы увидеть, как в ночном мраке стремительной тенью ускользал и поднимался все выше гигантский нетопырь.
Сириус не сомневался, что это событие войдет в Золотой Фонд хогвартских преданий. Ну еще бы. Триумфальное Возвращение Легенды.
Аж зубы сводит от радости.
Он сидел на подоконнике крошечного окошка в темном коридоре винтовой лестницы, ведущей к смотровому балкону одной из башен. Распустив галстук и расстегнув рубашку, Сириус курил в темноте, точнее топился в клубах сигаретного дыма.
Возвращаться на праздник ему было незачем.
Да и не хотелось опять видеть, как Малфой, такая ненормально, неестественно счастливая, танцует там в куче счастливых гриффиндорцев, пляшет в своем красном платье, подобрав его чуть ли не до самой задницы, смеется, раскидывает руки и кружится вместе с остальными ребятами, которые ведут себя так, будто Рождество наступило на месяц раньше.
Сириус затянулся и выдохнул.
Он ревновал ее?
Черта с два.
Ему просто хотелось отправить гребанную летучую мышь обратно на тот свет.
Разве это ревность?
Глупо даже думать так.
Где-то наверху хлопнула дверь.
Раздались шаги, на стене мелькнула продолговатая тень, и он увидел ее.
Роксану.
Захотелось сейчас же встать и уйти, но он сидел, не двигаясь, и смотрел, как она подходит к нему, а потом медленно поднял руки и саркастично похлопал в ладони.
— Мои са-амые искренние поздравления, миледи.
Малфой усмехнулась, опуская взгляд на ступеньки, чтобы не упасть.
