Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 275 страниц)
Очень скоро почти всю мебель покрыли потеки редчайшего вина, пережившего не одну волшебную войну. В окна лился закат, и осколки прекрасно сверкали в густых медовых лучах. Разбивая очередную бутылку или походя ломая какой-нибудь шаткий столик с лампой или цветами, Сириус чувствовал себя так, словно из него вытягивают длинные ядовитые шипы.
— «Антипатра», твою мать, 1470 год! Отец привез из Афин... на твой день рождения, старина Альфард! — он срезал пробку вместе с горлышком, высоко поднял бутылку, из которой хлынуло редчайшее вино, и подставил рот под струю, после чего с силой шарахнул бутылку об пол. Рыльце Кикимера показалось было в дверях и тут же исчезло.
Вытерев губы и прорычав что-то нечленораздельное, Сириус принялся во все горло подпевать любимой группе, беспорядочно подпрыгивая, кружась и с каждым новом взмахом руки разбивая какую-то часть обстановки. Кровь Блэков, подожженная гневом и алкоголем, ударила ему в голову.
Тяжелые пыльные шторы Сириус руками сорвал с окна вместе с карнизом. Потом порвал их голыми руками на куски и щедро полил эти куски коллекционным виски. Размахивая палочкой, он взрывал пухлые удобные диваны, заставляя их изрыгать в воздух старую вонючую набивку, полосовал волшебным лезвием стены, с хрустом и треском сдирал серые деревянные панели, лоскуты шелковой темно-синей обивки, под которой обнаруживался унылый бетон и пауки. Рвал, крушил, бил фарфор и стекло, музыка грохотала, дом кричал, и кровь буйствовала в каждой мышце, требуя рвать, ломать, уничтожать!!!
Обрушив на пол шкаф, полный всякой старой фамильной чепухи из серебра и хрусталя, он вскочил на него и вскинул палочку, целясь в старый гобелен.
— Фините.
Музыка оборвалась.
Сириус медленно опустил палочку, ухмыльнулся и наконец повернул голову, слегка задыхаясь от мстительного удовольствия.
Вальбурга, одетая в наглухо застегнутую шелковую лиловую мантию и маленькую шляпку с сеткой, стояла в дверях, аккуратно сложив на животе руки в кожаных перчатках, и внимательно смотрела на своего старшего сына. Глаза у неё были прозрачные, точно капли воды. Тонкая, как папиросная бумага, кожа туго обтягивала выпирающие скулы, а вокруг глаз и рта уже собрались паутинкой первые морщинки. Встретившись взглядом со своим старшим сыном, она сузила глаза. Длинные губы, густо накрашенные ядовито-красной помадой, сжались в ниточку.
Сириус соскочил со стола и пьяно покачнулся, с хрустом наступая на осколки от винных бутылок. Пол закачался под ним, как корабельная палуба. Наверное, он все-таки перегнул палку с выпивкой...
— Добрый день... — нахально улыбаясь и глядя матери прямо в глаза, он поднял с пола средневековый гобелен на тему сожжения ведьм в Салеме и руками, без помощи магии разорвал его надвое, после чего швырнул себе под ноги, — ... матушка, — он икнул.
Регулус, запыхавшись, вбежал в комнату.
— Матушка, Кикимер не солгал, вся библиотека... — мальчик замер, уставившись на пьяного в стельку брата и учиненный им разгром, — ... разрушена. Что здесь...
Сириус отсалютовал ему, словно говоря: «Не стоит благодарности», и криво ухмыльнулся.
Вальбурга никак не отреагировала на новость и только стояла, как ледяное изваяние, глядя куда-то сквозь Сириуса, так, словно на стене за его спиной было написано что-то куда более интересное, чем он сам.
— Сириус... да что ты... какого черта ты вытворяешь?! — придя в себя, Регулус бросился на него с искаженным от ярости личиком, но Сириус легонько вывернул тонкую ручку мальчика за спину и толкнул вперед, так что Регулус неуклюже пробежал несколько шагов и наткнулся на ножки перевернутого кресла.
Вальбурга приподняла голову. Сириус прямо видел, как ширится и растет гнев в ее черной душе, и наслаждался этим, питаясь ее злостью и закипая в ответ.
— Подойди, — вдруг властно приказала она.
Сириус пошире расставил ноги, пытаясь ровно устоять на своей палубе.
Регулус приблизился к матери, потирая плечо, и как бы невзначай шагнул за ее спину.
Демонстративно отвернувшись (палуба вдруг весело качнулась вправо), Сириус вытащил из бара последний трофей, откупорил и перевернул бутылку, щедро поливая вином вспоротую обивку дивана.
— Ты что-то сказала? — спросил он, чувствуя, что почему-то начинает трезветь. — Как дела, мама? Не хочешь рассказать, как прошла свадьба?
— Немедленно. Подойди. Ко мне, — вкрадчиво проговорила Вальбурга. Сняв перчатки, она резко шлепнула ими Регулуса по груди, и тот послушно схватил их.
Сириус отбросил бутылку в сторону, и она разбилась — почему-то гораздо звонче и громче, чем все предыдущие.
— Не хочешь. Тогда поговорим о другом. Когда похоронили дядю Альфарда? — Сириус засунул руки в карманы и пустился бродить по комнате. Взгляд его лениво скользил по стенам. Казалось, что о них поточила когти гигантская кошка. Круто. — Ты из жалости не сказала мне, потому что знала, как сильно я его любил? — он остановился и потер пальцами переносицу. — Или почему, мам?
— И только поэтому ты решил разгромить наш дом? — высоким голосом возмутился Регулус.
— Заткни пасть, Рег! — рявкнул Сириус, сорвав голос, и почувствовал, как изо рта вылетела капелька слюны.
— Из жалости, — наконец ответила Вальбурга.
— Андромеду ты тоже выжгла из чертовой жалости?! — заорал Сириус и так сильно дернул рукой в сторону гобелена, что чуть не вывихнул плечо. — Или за то, что она вышла замуж по любви, а не так, как ты?!
Вальбурга моргнула, словно он бросил ей в глаза песок.
— Что ты себе позволяешь, щенок? — прошептала она, некрасиво кривя губы.
— Если я щенок... — Сириус криво ухмыльнулся и повернул голову, медленно оглядывая женщину, стоящую в дверях. — То позвольте спросить, кто же вы, мадам? — и он отвесил ей глубокий поклон.
— Ах ты дрянь! — Вальбурга выхватила из сумочки палочку, но Сириус оказался ловчее и первым вскинул свою.
Вальбурга неприятно засмеялась. Смех рождался где-то глубоко в ее обтянутой плотной тканью груди и вырывался наружу нервными злобными клочками.
— Что ты собрался делать, мальчишка? — спросила она, опуская палочку. Она улыбнулась, медленно обнажив зубы — казалось, что она хочет вонзить их в поднятую руку сына. — Что?
— Скажи, со мной ты бы так же поступила? — тихо спросил Сириус, чувствуя, как от злости на глазах выступили слезы. — Или просто прикончила?
« — Это моя собака, моя! — Мне не нужна грязь в доме! — Мама, пожалуйста, пожалуйста, я все что хочешь сделаю, ну не надо! — Авада Кедавра!»
— Дядя Альфард был мне как отец! Он один любил меня в этой гребанной семье!
«Мне нравится Гриффиндор! У меня там есть друзья! — ступеньки лестницы, вверх, вверх. Стук каблуков за спиной. Надо спрятаться, срочно. Договорить тоже надо. — Меня там любят! Я не уйду из Хогвартса! Если вы меня заберете, я... я покончу с собой, ясно?! — Дверь. Взбешенное лицо матери. — Ты смеешь угрожать мне, бессовестная дрянь?! Угрожать?! — пощечина. — Ненавижу вас всех!!! — Тишина. — Ненавидишь?.. КРУЦИО!»
— Теперь всё по-честному. Ты поломала мою жизнь, я твою. Мы квиты, — и он развернулся, чтобы уйти.
— Стой, выродок! — вдруг выкрикнула Вальбурга, и Сириус остановился на всем ходу, напоровшись на эти слова, как на нож.
«Кто? Выродок?»
Он обернулся, надеясь, что это было сказано не ему.
«Я, мама?»
— Ко мне! — дрожащим голосом сказала Вальбурга, властно указывая палочкой на пол у своих ног.
Сириус почувствовал было, как внутри все подхватилось, чтобы сделать шаг, но он только крепче сжал палочку и врос в пол. К горлу подкатил ком.
— Ко мне!
Он не двигался.
Регулус в ужасе смотрел на него, вцепившись маленькими детскими ручками в дверной косяк. В коридоре послышалось шевеление — Кикимер показался в арочном проеме.
Прозрачные холодные глаза женщины наполнились крупными слезами — но едва ли Сириус мог рассчитывать, что это слезы по нему.
— Я — твоя мать, неблагодарный щенок! Я — твоя мать! Немедленно извинись!
— Это ты-то мать? — едва слышно спросил Сириус. Выражение лица ее вмиг переменилось, Регулус, охнув, отступил назад. — Не слишком ли большое звание ты прибрала за то, что приютила меня у себя внутри?
Вальбурга вдруг сделала резкое движение. Сириус мгновенно отреагировал на свист рассекаемого воздуха (обычно за ним следовала боль) и блокировал чары.
Повисла тишина.
Сириус чувствовал, как с хрустом рвется в душе та тонкая ниточка, что связывала его и с этим местом, и с этой женщиной.
С досадой и отвращением глядя ей в глаза, Сириус опустил палочку, сделал шаг назад, потом еще один, а потом просто резко развернулся и пошел прочь.
Вальбурга схватила с какого-то столика чудом уцелевшую вазу и метнула ему вслед, но промахнулась, и ваза врезалась в стену.
Сириус сбежал с крыльца и опрометью помчался на задний двор, а в спину ему несся визг:
— ТЫ МНЕ БОЛЬШЕ НЕ СЫН!
Он хлопнул калиткой так сильно, что она закрылась, чуть не сорвавшись с петель, и снова открылась. Сириус был так зол, что совершенно не отдавал отчета в своих действиях. У него не было с собой ни вещей, ни денег, он успел только сдернуть со стула на кухне свою куртку. Он не знал, что будет делать дальше, но точно знал, что оставаться в этом доме больше не намерен.
Широкими шагами пересек двор, подошел к подъездной дорожке, резко вытер нос и сдернул с мотоцикла мантию-невидимку Джеймса. Совершенно неволшебное, правильное переплетение хромированных деталей ярко сверкнуло в лучах разгорающегося заката.
Скомкав мантию, Сириус вызывающе взглянул на окна.
В окне второго этажа замаячила невысокая фигура.
— Будем надеяться, матушка, что по пути я расшибу себе голову! — заорал он и встряхнул своего железного коня, снимая его с подножки. — Хотя бы раз в жизни осуществлю твою мечту! — Блэк оседлал мотоцикл и рывком повернул ручку. Мотор взревел, порвав в клочья тишину прекрасного тающего летнего дня. Фигура на втором этаже шевельнулась и пропала.
Горло сдавили слезы, но Сириус скорее оторвал бы себе руку или ногу, чем позволил заплакать, поэтому, не медля более ни секунды, оттолкнулся и выехал на гладкую ровную дорогу, всем своим существом стремясь к единственному человеку, который у него остался.
К Джеймсу Поттеру.
========== Плохой мальчик ==========
...31 июля 1977...
Сириус Блэк
На одной из девчонок была короткая джинсовая юбка и обтягивающая майка. На другой — легкое летнее платьице, под которое то и дело задувал ветер.
Красный кабриолет, на котором они приехали на заправку блестел в свете заходящего солнца, словно большая игрушка, пока его хозяйки крутились у окошка фаст-фуда, грызли соломинки от содовой и хихикали, бросая на юношу у колонки горящие, призывные взгляды.
На заправке тлел теплый летний вечер. Со стороны открытого окошка забегаловки доносились обрывки песни.
Сначала Сириус делал вид, что не замечает их, но время от времени бросал на красоток взгляд из-под упавшей на лицо челки и катал на губах усмешку. Он сидел на боку своего железного хищника, пока тот наслаждался водопоем, постукивал ногой в такт песне и поигрывал ключами.
"I broke a thousand hearts
Before I met you
I'll break a thousand more baby
Before I am through
I wanna be yours pretty baby
Yours and yours alone
I'm here to tell you honey
That I'm bad to the bone"
Сириус откусил кусок от своего горячего сэндвича и поднял голову, машинально откидывая с лица длинные темные волосы.
Покой у окошка дрогнул.
Блондинка нервно оглянулась на него, когда подружка нашептала ей что-то на ухо.
Сириус беззастенчиво подмигнул ей.
Джекпот.
Она покраснела.
Смущенная блондинка в мини.
То, что ему надо.
Одинокие и длинноногие искательницы приключений на большой дороге. Чего ещё можно желать, когда ты — семнадцатилетний ветер?
"That I'm bad to the bone
B-b-b-b-bad, B-b-b-b-bad,
B-b-b-b-bad, bad to the bone" *
Он оглянулся на колонку, проверить, не заправился ли бак, и снова отвернулся, отстукивая ногой ритм песни, доносящейся из открытых дверей заправочного кафе.
На улице сгустились смородиновые летние сумерки. Дневной зной медленно испарялся из раскаленного асфальта, причудливо смешиваясь с ароматами трав.
В этот вечер на бензиновом водопое собрались самые солидные представители дорожного царства — торговые фуры и грузовики. Покинув свои дома на колесах, вечные странники — крупные, плечистые водители в заляпанных джинсовых комбинезонах и рубашках, столпились у окошка небольшого придорожного кафе, распространяя громкую смесь ругательств и клочковатого смеха. Их голоса, заливистая песня невидимой птички, проливающаяся в бензиновый розовый вечер, аромат дешевой выпечки, диких трав в поле и горячий резины действовали на юношу умиротворяюще.
Сириус скомкал пакет из-под пирожка и метко забросил в мусорный бачок. Девчонки теперь вовсю шептались и толкались, явно решая, кто пойдет знакомиться, но Сириус уже потерял к ним интерес.
Сегодня будет уже целый год, как он сбежал из дому.
Целый год.
И за весь этот год мать ни разу не поинтересовалась им.
Как будто он умер.
Хотя, для нее, наверное, это так и есть.
Нельзя сказать, чтобы Сириус очень скучал по ней, мямле-отцу или идиоту-братцу, который в течении целого года в Хогвартсе шарахался от него, как от прокаженного...
Однако, несмотря на всю горечь, которой пропитались его воспоминания о детстве, он всё же тосковал по старому дому.
Он как будто оставил себя маленького там, в этом жутком, но, черт возьми, родном месте и теперь чувствовал вину и огромное сожаление, что не мог за собой вернуться...
Да и... в конце концов, каким бы взрослым и самостоятельным ты ни был — больно осознавать, что ты не нужен собственной матери.
«... Джеймс выходит из дома и недоверчиво оглядывает темную улицу — наверное, услышал шум мотора. Светло-серый свитер грубой вязки с закатанными рукавами и магловские джинсы. Как всегда в первую минуту очень странно видеть лучшего друга не в длинной школьной мантии. Но вот он привычным жестом взъерошивает волосы, озадаченно хмурится, и — это все тот же Джеймс.
Кажется, он решил, что ему послышалось, и уже разворачивается, чтобы уйти в дом. Сириус соскакивает с мотоцикла. Его все еще сильно пошатывает из-за количества выпитого и пережитого потрясения — удивительно, как он в таком состоянии проделал такое огромное путешествие, и не врезался в какой-нибудь вертолет или водонапорную вышку.
Рывком открыв калитку, он выходит в знакомый сад.
Увидев, кто приехал, Джеймс расплывается в радостной улыбке, спрыгивает с крыльца и бежит к нему навстречу.
— Каким ветром, Бродяга? — голос его звенит. Так звенит только голос человека, которому мать никогда не говорила и никогда не скажет «выродок».
Сириус идет ему навстречу, не поднимая головы, и с такой силой влетает в широко распахнутые объятия, что чуть не сшибает Сохатого с ног.
— Эй, я тоже рад тебя видеть, — удивленно говорит он, растерянно похлопывая друга по спине. — Но может быть останемся просто друзьями? Что такое? — спрашивает он, отстраняя Сириуса и удерживая его за плечо.
— Я сбежал из дома, Джим... — стиснув зубы, глухо произносит Сириус, моргая так сильно, что перед глазами начинают плыть фиолетовые круги. — Я сбежал, понятно тебе, черт возьми?
Улыбка сходит с лица Джеймса.
— Что? — переспрашивает он, вглядываясь в Сириуса. Тепло в его глазах застывает и темнеет. Рука, которой он сжимает плечо Сириуса, напрягается.
Сириус вскидывает на него глаза. Только Джеймсу позволено видеть его в таком состоянии.
— Я перекантуюсь у тебя, пока не приду в норму? — рычит он и, не мигая, смотрит Джиму в глаза сквозь расплывчатую пелену перед глазами. — Всего пару дней... а потом свалю.
— Ты идиот, Бродяга? — тихо спрашивает Джеймс, хватает Сириуса за шею так, что становится больно, сталкивает их лбы и резко отталкивает его от себя. — Только попробуй свалить! Ма тебе этого не простит, она и так мне всю голову насчет тебя проела. Вытри сопли, и идем, — он резко хлопает его по плечу. — Пора ужинать...»
Что-то громко хлюпнуло.
Сириус вскинулся. Он так крепко задумался, что совсем забыл про заправку. Бак заполнился до краев, избыток бензина пролился наружу и вытолкнул пистолет, запачкав мотоцикл.
Сириус вернул пистолет на место, вытер испачканные руки о джинсы, достал тряпку и любовно протер рисунок когтистых лап на железном боку своего сокровища.
Сегодня великий день.
Сегодня они с Джеймсом летят на самое знаменательное событие сезона — в знаменитом Каледонском лесу в Шотландии состоится первый полноценный концерт молодой рок-группы «Дикие сестрички», которая уже целый год держит первое место в магических радио-чартах.
