Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 148 (всего у книги 275 страниц)
С этими словами она рванула последний узел, веревки упали, и кровь горячо и больно хлынула в онемевшие, распухшие руки.
— Конечно я знаю, кто такой Сивый, — Ремус потер запястья. — Сивый — самый сильный и свирепый из… — Валери вдруг обхватила его лицо и зачем-то оттянула ему веки, повертела голову из стороны в сторону. Ремус так оторопел от её прикосновения, что перестал понимать, о чем говорит и лепетал по-инерции: —…из живущих оборотней. Он мой кумир. Говорят только в его колонии волк может стать по-настоящему свобо…
Внезапно полумрак, в котором они купались с Валери расщепило ослепительно-белым светом — кто-то поднял клапан брезента. Глаза Ремуса больно обожгло, он зажмурился и инстинктивно закрылся руками.
— Что, новенький очнулся? — прогудел чей-то голос.
Ремус приоткрыл слезящиеся глаза, несколько раз моргнул, и перед ним сфокусировался бородатый мужчина в таком же мешковатом, гигантском свитере, что и Валери. Он незнакомца несло хвоей и мокрым мехом. Вместе с дневным светом в палатку (очевидно, это всё-таки была именно палатка), втекли голоса, смех и какой-то деревенский, уютный гам.
— Да, бери его, — легкомысленно отозвалась Валери, отворачиваясь от Ремуса.
— Выглядит неважно, — невнятно прожевал незнакомец, указав на сидящего на земле мальчика куском хлеба. — Он точно в порядке?
Ремус взглянул на сухарь в руке бородача, и у него подвело желудок.
Последний раз он нормально ел ещё в Хогвартсе, и этот хлебец вдруг показался ему самой аппетитной штукой в мире.
— Я всегда так выгляжу, — проворчал он и поднялся, цепляясь за столб. — Это вы — Лука?
Бородач выдавил сиплый смешок, обменявшись взглядом с Валери. Она приподняла уголки губ.
— Не дай Бог, парень! Я — Грум. Просто Грум, — и он протянул ему широкую ладонь.
Ремус пожал её, отметив шрамы, исполосовавшие грубую кожу вдоль. Он вскинул взгляд, посмотрел в пронзительно-синие глаза бородача и вдруг удивительно широко и полно осознал, что перед ним стоит оборотень. Настоящий оборотень! Такой же, как и он сам!
От простоты и величины этого открытия у Ремуса даже дыхание перехватило.
Раньше ведь… раньше он никогда не видел оборотней. И не думал, что они могут быть такими… обычными?
Грум усмехнулся, словно прекрасно знал, о чем он думает.
— Тебя-то как звать, шкет?
— Ремус. Просто… Ремус.
— Серьезно что-ль? — хмыкнул Грум. — Или прозвище выдумал?
— Серьезно, — озадаченно пробормотал Ремус.
Бородач издал ещё один вытянутый смешок в сторону Валери, указывая на Ремуса, как на нечто крайне забавное.
— Видала, а? — Валери сделала вид, будто её очень интересует рукав её свитера. — Он «серьезно» Ремус. Может завтра к нам «серьезно» Ромул заявится, а, а?
И он сипло захихикал, вздрагивая широкой грудью под своим вязаным балахоном.
— Довольно, Грум, — холодно произнесла Валери. — Он ждет. А у меня ещё куча дел и у тебя, кстати, тоже.
— Да-да, — спохватился новый знакомый и с хлопком потер ладони. — Ну идем, малец. Представимся, а потом решим, куда тебя пристроить.
Они вышли из палатки и мир, ослепительный, оглушительный, ледяной и яркий вломился в замучанное сознание Ремуса и он замер у палатки, ослепший, беспомощный и слабый, как новорожденный котенок.
— Иди! — Валери легонько толкнула его в спину. Ремус запахнул куртку и пошел, а его провожатые устремились следом.
В первые секунды лагерь показался ему обширным и масштабным кэмпингом, который за годы превратился в тщательно убранную и цивилизованную свалку.
Жильем здесь служили вместительные палатки-хижины в человеческий рост, но от самих палаток в этих сооружениях осталось очень мало, один только брезент, выглядывающий из утепляющих пуховых одеял и досок, служащих палаткам опорой. Построены они почему-то были вокруг стволов деревьев. Повсюду здесь царило нагромождение самой разномастной, старой или поломанной мебели и предметов быта. Жилища отгораживались друг от друга самодельными изгородями, но при этом все дома смотрелись друг в друга, как будто их жильцы были одной большой семьей.
Рядом с каждым «домом» горел огонь. Его устраивали в самодельных полевых печах, бочках, разводили прямо на земле и вокруг каждого очага ютились люди.
Точнее… это были не совсем люди.
Ремус изо всех сил старался не глазеть по сторонам, но ничего не мог с собой поделать.
Оборотни, оборотни, повсюду были оборотни, мужчины, женщины, дети, бегающие вокруг стайками и то и дело попадающие под ноги! Он не мог поверить, что в ночь полнолуния все они, эти милые женщины, помешивающие в котлах, дети, старики, все становятся волками, это было совершенно невероятно! Их одежда: дутые куртки, грубые теплые свитера, джинсы, ботинки, их манера собираться вокруг костров, готовить еду, чинить какие-то вещи, общаться, всё это только укрепляло впечатление о большой веселой компании, которая выехала в лес на праздник Гая Фокса или чего-то в этом роде.
И только когда Ремус вглядывался внимательнее в то, чем они занимались, истинная природа «кэмпинга» выползала наружу. Женщины голыми руками освежевывали зайцев и мелкую лесную живность — печальные шкурки висели на растянутых бечевках рядом с выстиранной одеждой. Мужчины, почему-то все как один бородатые или со щетиной, разделывали тушки и готовили оружие. Лица, руки многих из них, даже маленьких детей и хорошеньких девушек покрывали шрамы, а иногда — и волосы. Кто-то выставлял их напоказ, а кто-то наоборот прятал лицо под капюшоном. Впрочем, долго вглядываться у Ремуса не получалось — стоило ему заглядеться на что-нибудь, Грум или Валери толкали его в плечо.
— Куда мы идем? — спросил он, тяжело переступая по снегу и слегка нервничая от того, что Валери шла позади и была такой чужой и холодной. Точнее, ещё более чужой и холодной, чем обычно.
— Мы идем к Отцу! — жизнерадостно сообщил Грум. — Сивый лично знакомится с каждым новичком, так уж положено. И не удивляйся, если он…
— Почему вы называете его отцом? — Ремус окинул взглядом грузного, как минимум сорокалетнего мужчину. — Он же не ваш…
— Он Отец всем нам, парень. А мы все здесь братья и сестры, — ответил Грум и Ремус понял, что именно он подразумевает под «Отцом».
— Всем? — Ремус оглянулся по сторонам. — А сколько чел…
— Мы не люди, парень! — резко оборвал его Грум. — Не люди! Мы волки, понятно?
— Д-да… извините, — Ремус выждал пару секунд и снова открыл рот.
— Сорок один, — опередила его Валери, схватила за предплечье и заставила повернуть направо и нырнуть в утоптанный «проулок» между тентами. — Сюда.
— Сивый обратил сорок человек? — севшим голосом уточнил Ремус, очень надеясь, что Грум посчитает это признаком восхищения.
— Освободил, — значительным тоном поправил его тот. Он шумно дышал в морозном воздухе, выдыхая целые облака пара. — Он освободил сорок человек, верно. И знаешь, что я тебе скажу? Фенрир Сивый мог бы пойти дальше этого Темного Лорда, вот только не все это понимают. Но когда-нибудь поймут, обязательно, в…
— Пришли, — объявила Валери, остановившись у одного из тентов.
Он был немного больше остальных и обит по крыше и стенам коричневой кожей, но в целом ничем не отличался от всего лагеря. Ремус замер, глядя на палатку с некоторым замиранием.
— Заходи, мальчик.
И она медленно отвела вверх клапан.
С падающим сердцем, Ремус шагнул в полумрак тента.
Всё происходило так быстро. Он шел к этой палатке всю жизнь, с тех самых пор, как узнал, что это именно Фенрир Сивый превратил его существование в ад. Ремус мечтал увидеть Сивого, да-да, он не врал Валери, он мечтал встретить его и убить, хотя прекрасно понимал, что этого не случится. Он заготавливал сотни прекрасных обличительных выпадов в адрес Фенрира Сивого, зная, что никогда не выскажет вслух ни один из них, думал, что когда они все-таки встретятся лицом к лицу, он будет готов!
И вот теперь это случилось. Быстро, спонтанно. Никто не спросил у Ремуса, готов он, или нет, его просто втолкнули в палатку и все. Он не мог вспомнить ни одного из своих обличительных доводов, не мог даже толком понять, что всё это значит. Они просто встретились. У него было сухо во рту, ему очень хотелось пить и ноги замерзли — вот и всё, что он чувствовал во время этой долгожданной и судьбоносной встречи.
Фенрир Сивый сидел за столом в темном углу своего тента и руками ел что-то из глубокой жестяной миски. Пальцы с длинными желтыми ногтями блестели в жиру, куски еды падали из его рта обратно в тарелку, он чавкал, отрывал мясо от косточек зубами, сопел в миску и полностью игнорировал присутствие ещё нескольких оборотней, еды у которых было почему-то гораздо больше, чем у него самого.
Волосы у него были длинные, темные с проседью. Он собирал их в хвост, но несколько сальных прядей все же вылезло и лежало у него на лице. Это лицо могло бы быть привлекательным, если бы волчьи черты не проступали на нем так очевидно, когда Сивый смеялся или хмурился. Как будто кто-то неправильно трансфигурировал его в волка и он застрял где-то на четверти обращения. Это было страшно. Действительно страшно.
— Отец, — благоговейно молвил Грум, неловко наклоняя вперед свое грузное тело.
— Отец, — эхом отозвалась Валери, наклоняя голову.
Ремус запоздало заозирался, но не был вполне уверен, что готов подставить Сивому свою шею. Сердце выпрыгивало из груди, а когда седой и жуткий человеческий зверь медленно поднял голову, старый рваный шрам на весь бок заныл, и Ремус с трудом подавил желание приложить к нему ладонь.
— М-м-м… — вздохнул он, ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия. — Эт-то ещё кто?
Наверное не стоило смотреть ему так прямо в глаза, но Ремус ничего не мог с собой поделать. Мысли разбегались как жуки и он никак не мог обуздать себя и впрячься в роль. «Спокойно… спокойно, Лунатик…»
— Новенький. Тот, которого нашел Лука, — ответила Валери.
— Новенький, — повторил Сивый. — И на кой хрен он мне сдался? Последний новенький оказался паршивой ищейкой, — он резко отодвинул от себя миску, но остальные есть не перестали и поглядывали на Ремуса. — Кто сказал, что этот не окажется?
Ремус напрягся, когда Сивый встал. В нем было по меньшей мере шесть футов росту, и в плечах он был как Грум. На нем была длинная заляпанная мантия. Он обошел стол, и теперь Ремус испытал, наконец, желание поклониться. Более того, ему захотелось съежиться, сесть и уползти, поджав хвост. Но этого он себе не позволил и продолжал стоять очень прямо, все так же глядя своему убийце в глаза. Грудь его вздымалась.
— Этот не такой, — вкрадчиво молвила Валери.
— Да-а? Это не тот, который «набрел» на нашу колонию в горах, а? — Сивый пустился в обход вокруг Ремуса. Ремус коротко смежил веки и сглотнул, когда оборотень оказался у него за спиной. — Кто «набредает» на нашу колонию? Сюда могут попасть только те, кому известно, где она. А я его впервые вижу! Как ты нас нашел?
Ремус подавил судорогу, услышав его тихое рычание у себя над ухом, и уже собрался было врать напропалую, как вдруг вмешалась Валери:
— Я ему сказала.
Сивый рывком повернулся к ней, но она даже не шевельнулась. И даже чуть-чуть улыбнулась.
— Ты? — Сивый прищурился, и Ремусу вдруг захотелось броситься между ними и закрыть Валери собой.
— Я, — спокойно подтвердила она. — Ты видишь его не впервые, отец. Я давно его разыскивала. Хотела сделать тебе подарок, но рассчитывала, что он прибудет попозже, и не успела предупредить охрану. Взгляни. Разве ты не узнаешь его?
Ремус перевел взгляд на Сивого и вдруг ощутил какое-то странное, мазохистское предвкушение.
Ну же.
Узнай меня.
Узнай, ведь это ты меня убил.
И Сивый узнал. И как только понимание зажглось в его глазах, он недоверчиво хмыкнул, окинул Ремуса долгим придирчивым взглядом, а затем вдруг сунулся к самому его лицу и с силой втянул воздух носом. Ремус невольно отшатнулся и тут же раскаялся в этом, в конце-концов, надо взять себя в руки и хорошо играть свою роль. Поэтому он запер себя в неподвижном теле и позволил Сивому себя обнюхать, хотя обнюхиванием это было сложно назвать. Сивый как будто пытался по кусочкам вытянуть из Ремуса душу. Под конец он особенно сильно втянул воздух над его головой, застыл на секунду-другую и вдруг оглушительно захохотал.
— Вот как! — крикнул он, насмеявшись. — Вот! Как! Блудный сын вернулся! — Сивый с радостным рычанием повернулся к соплеменникам. Те тоже начали скалиться. — Наконец-то! Долго же я ждал, когда это наконец случится! Почему ты так долго шел, а? Почему он так долго шел?! — радостно крикнул Сивый, обращаясь к своей молчаливой стае и снова рассмеялся.
— Как твое имя?
— Ремус.
— Полное имя, мальчик! — проревел он.
— Люпин. Я Ремус Люпин.
Кое-кто из бородатых волков за столом засопел, другой погнул свою миску, Сивый снова лающе захохотал.
— Видали, а?! Он — Ремус Люпин! Все помнят Люпина? Люпин, ничтожный магл, который утверждал, что такие как мы и права не имеем на жизнь! А?!
«Спокойно, Ремус, держи себя в руках…»
—…а потом отбил у нас нашу же добычу, перебил половину моих детей в компании с ублюдками-мракоборцами! Все помнят его, ты помнишь его, Грум?
— А то как же.
Сивый снова повернулся к Ремусу и вдруг схватил его лицо когтистыми лапами.
— Ну! А похож-то как, жуть! — он выпустил он. — Ну же, расскажи нам, Ремус! Как нынче поживает твой папаша? Как это он спустил тебя с цепи, а, а?!
Это был момент истины. Или Сивый поверит ему, или нет.
— Я не знаю, — Ремус всегда считал, что неплохо разбирается в психологии, потому старался говорить короткими, рубленными фразами, что наверняка заставит Сивого поверить в то, что за ними скрывается обида. — Мы с ним давно не общаемся. С тех пор, как… как я переродился, он ведет себя очень холодно. Ему нет до меня дела. Как и остальным. У меня есть только один отец, — тут Ремус уставился на Сивого примерно таким же взглядом, которым Сохатый ел Даррена ОʼХара, когда тот приехал в Хогвартс, в гости к профессору Слизнорту. — И я надеюсь, что он меня примет, потому что больше мне некуда идти. Я волк. Моё место в стае.
Повисла небольшая пауза.
— Да-а… — медленно протянул Сивый, облизал ощеренные в улыбке зубы, отвернулся от Ремуса и налил какого-то пойла в свою кружку — такую же, из какой Валери поила Ремуса. — Ты волк. Я по-омню тот день, когда ты стал волком. Этому Люпину стоило быть осторожнее и не бросаться в мой адрес подобными словами, но я думаю, он раскаялся в этом и не один раз с тех пор, как однажды ночью заглянул в комнатку своего маленького сына и увидел, что с ним сталось. Тогда-то он наверняка понял, что мы заслуживаем права на жизнь. Да ещё как! — он засмеялся.
По телу Ремуса прошла дрожь — рябь, которая прокатывается по разлитому керосину, когда слишком резко проводишь над ним зажженным факелом. Он не хотел это слушать. Но слушал и слушал жадно, потому что отец никогда не рассказывал ему подробности.
— Знаете, тринадцать лет назад этот парень был маленьким пухлым мальчуганом с золотистыми кудрями — один в один, как у его паршивого папаши, — Сивый посмеялся. — Помнится, я влез в его комнатку через окно. Мальчишка так мило спал в своей кроватке, чистый ангел! И ещё он пах воробьями, знаете, как пахнут птицы, когда сворачиваешь им шею и разворошишь перья. Ну какой ребенок так пахнет, человеческие дети пахнут молоком. А я сразу понял, что передо мной — будущий волчонок. Сейчас он пахнет только шерстью и солью, как и полагается, но я все равно могу немного уловить этот запах… неповторимый запах детства! — Сивый вдруг рыкнул и сердито взмахнул кулаком. — Как же мне трудно было решиться на этот укус, как же трудно! Я боялся, что все испорчу и убью тебя — таким славным ты был! Думал, что не остановлюсь! — тут Сивый ввинтился в него ещё больнее. — Я даже подумал, ну его, пусть пропадет в этом тупом и жестоком человеческом мире, я найду способ показать Люпину, что к чему! Но я так люблю эти пухлые детские бока, ничего не могу с собой поделать, нич-чего, — и он развел когтистыми руками.
Кто-то из сидящих за столом волков понимающе хмыкнул.
— Я так увлекся, что чуть было не отправил мальчишку на тот свет, — продолжал Сивый. — Детские крики… они лишают меня рассудка. Особенно люблю, когда они вырываются, эти человечки. А потом в комнату ворвался его бешеный папаша с оружием и всё испортил. Мне пришлось бежать, я не успел забрать своего новорожденного сына с собой. Но я знал, что со временем он сам найдет меня. И вот, он вернулся к нам, тринадцать лет спустя. Вернулся домой, — он резко взглянул на Ремуса, оценивая, как тот, ещё владеет собой или можно дожать? — Ви-ижу, что не ошибся. Мне надо было забрать тебя сразу. Сразу, чтобы ты вырос здесь, с себе подобными и не думал, что ты человек, потому что это совсем не так.
Повисла небольшая пауза.
Валери молчала.
Ремуса тихо, почти незаметно трясло.
Сивый подошел к нему почти вплотную.
