Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 241 (всего у книги 275 страниц)
Джекилл полусидел на столе Валери. Мантии на нем не было, равно как рубашки и жилета. Профессор по защите от Темных сил был голый до пояса, а весь его торс перетягивал слой окровавленных бинтов.
Валери, одетая в один из этих своих японских халатов, делавших её похожей на бабочку, хлопотала вокруг. Её длинные темные волосы были небрежно заколоты, а тонкие пальцы споро сматывали грязный бинт на теле доктора, обнажая жуткую, слегка гноящуюся рану. У Ремуса даже желудок подвело от этого зрелища, а потом он весь подался вперед, жадно вглядываясь в открывшуюся ему сцену.
— Какие новости? — спросил вдруг Джекилл и Ремус невольно отшатнулся от дверного проема. Отругав себя за трусость, снова подвинулся к щели.
— Дирборн обыскивает лес, — сказала Валери. Звук её голоса вызвал у Ремуса мурашки. Они не были вместе уже почти что неделю. Он разглядывал её так жадно, выхватывая взглядом голую шею и запястья, что почти не слышал, о чем они беседуют. — Никогда не видела у него такого энтузиазма. Говорит, что напал на след.
Джекилл зашипел, когда она промокнула рану.
— А что кентавры? — спросил он. Его лоб блестел от испарины. — Ты договорилась с ними, они придут на помощь?
Голос доктора звучал нервно и требовательно.
— Это было непросто, но да, я их уговорила. Они согласились помочь. На… взаимовыгодных условиях, — Валери подошла к камину и швырнула грязный бинт в огонь. Пламя зарычало на неё. Она вернулась к столу и зазвенела какими-то склянками.
Джекилл шумно выдохнул, когда она плеснула на его рану зельем. Рана зашипела и начала пузыриться. Валери нахмурилась.
— Генри, ты точно не помнишь, как именно это случилось? — озабоченно спросила она. — Если бы мы знали, кто именно это сделал…
— Совершенно ничего не помню, — выдохнул он. — Помню только, как очнулся на опушке, с чувством, что по мне пробежало стадо бизонов. Тут же поспешил в замок. Едва успел сменить одежду, как появились твои люди.
Валери поджала губы и промокнула рану.
В кабинете снова повисла пауза.
— Мне страшно, Вэлли, — вдруг сказал Джекилл и Валери медленно подняла голову. Доктор смотрел на неё так, словно ему нужно было идти на плаху. — Я как будто распадаюсь на две части. Мой рассудок, я… я не понимаю, что происходит! — прошептал он страшным голосом, сделав рукой такой жест, словно хотел впиться ногтями в собственную голову. — Всю свою жизнь я полагался только на него, на свой рассудок, на интеллект! А теперь он меня подводит, он, он мне больше не подчиняется, он подчиняется ему, я становлюсь его рабом! — доктор тяжело дышал и обильно потел, пока Валери обрабатывала его рану. Ремус поморщился, но Валери, кажется, это совершенно не беспокоило.
— Мне нужно уехать, — сказал вдруг Джекилл, качая головой. — Убраться из замка, пока еще не слишком поздно!
Валери опустила ватный тампон в миску с растопырником, вытерла руки о полотенце, глядя на терзающегося доктора, а потом опустилась рядом с ним на корточки и ласково сжала его подрагивающую ладонь, лежащую на колене.
— Генри, то, что произошло — не твоя вина. Не твоя, ты слышишь? Ты ни в чем не виноват. Ты делал то, что должен был.
Джекилл мелко затряс головой.
— Валери, я больше не могу, — он посмотрел на неё затравленным, немного пугающим взглядом. — Я не могу здесь оставаться. Ты же видишь, что происходит, я теряю контроль, сыворотка уже почти не помогает, все это может повториться в любой момент! В любой, даже сейчас. Даже сейчас…
Валери слегка выпрямилась, но не вскочила и не отшатнулась.
— Я не могу больше здесь оставаться, — его взгляд стал еще страшнее. — Я должен уехать. И ты должна уехать вместе со мной, — он положил ладонь на её щеку, и в Ремусе вскипела горячая волна ненависти. — Мы еще можем уехать. Еще можем оставить все это. Пожалуйста, Валери, пока не стало слишком поздно, давай… давай уедем. Просто уедем, как будто ничего этого не было. Они справятся без тебя, я уверен.
Валери смотрела на него очень долго, и Ремус, в течение всего это времени пережил короткую вспышку безумия, которая чуть было не вытолкнула его в кабинет.
А потом она вдруг ласково, сочувственно улыбнулась и погладила доктора по волосатой руке.
— Уже слишком поздно нам с тобой ехать куда-то, — прошептала она, так, что Ремусу пришлось подвинуться ближе, чтобы расслышать. — Мы слишком далеко ушли от той жизни, Генри. Мне уже никуда не уехать и никуда не убежать. А то, чего ты боишься, может случиться и в другом месте, — теперь она положила узкую ладонь на его щеку, заставляя смотреть на себя. — И вред будет несоизмеримо большим. В первую очередь для тебя.
Джекилл опустил плечи. Вид у него вдруг сделался, как у бесконечно уставшего старика. Он молчал довольно долго, а потом вздохнул и согласно кивнул.
— Прости меня. Я клялся помогать тебе. А теперь расклеился, как старый башмак, — он потер глаза. — Ты, конечно же, права. Отъезд ничего не решит… И уж точно никак не поможет, — он вздохнул и усмехнулся ей со дна своего страшного омута. — Да и как я могу оставить тебя один на один с этими животными, вроде Дирборна.
Они коротко усмехнулись друг другу. Валери занялась раной, но теперь Джекилл смотрел на неё, не отрываясь, так, словно любовался старинной, диковинной вазой.
— Что? — не выдержала Валери и коротко вскинула взгляд. — Почему ты так на меня смотришь?
— Думал о твоих словах. О том, что мы далеко ушли от той жизни. Иногда мне кажется, что мы до сих пор там. Что я вот-вот проснусь в родительском доме, будет солнечное жаркое утро, соседская девочка будет быть посуду на крыльце трактира, я махну ей рукой, а она помашет мне в ответ.
Валери слабо улыбнулась.
— И вся жизнь будет у этих детей впереди. И в ней не будет боли. Не будет страха, — с его лица пропала улыбка, взгляд стал рассеянным. — Будет только вечное лето: лучи солнца в листве, шум реки и беспечность, подарок спокойного будущего, которое мы, взрослые, у них отняли…
Валери сглотнула, её движения замедлились. Пару секунд она просто делала вид, что продолжает его бинтовать, а потом снова сжала его ладонь.
— Не было и дня, когда бы я не думала о том, как сильно виновата перед тобой, — проговорила она, не глядя на него. — Ты не заслужил такой участи. Если бы не моя ошибка… я не могу просить тебя о прощении, но мне хотелось бы верить, что в глубине души ты меня не возненавидел.
Ремус стоял, как приклеенный, глядя на эту сцену, и сердце колотилось у него в груди, как птица в пустой бочке.
Джекилл, все это время смотревший на Валери со снисходительной улыбкой взрослого, перед которым упражняется в остроумии ребенок, негромко рассмеялся и провел свободной рукой по её волосам.
— Если бы я был моложе, здоровее, и крепче духом, закатил бы тебе, пожалуй, сцену ревности. И тебе бы мало не показалось, ты ведь знаешь, как я страшен в гневе.
Они одновременно рассмеялись чему-то. Валери подняла голову.
— Но как я теперь могу осуждать тебя за то, что ты — молодая и красивая женщина, которой нужна любовь? Я не могу дать тебе всего этого, — Джекилл провел пальцами по её лицу.
Ремус закрыл глаза, сражаясь с подкатывающей злостью.
— Но, если кто-то другой сделал тебя счастливой, пусть так и будет. Ты заслужила немного счастья, хоть ты и думаешь иначе. И я не стану требовать от тебя принести это счастье в жертву… непонятно чему.
— Ты пожертвовал ради меня возможностью создать нормальную семью, — тихо произнесла она.
— Ты и есть моя семья, — ответил Джекилл с той же улыбкой взрослого. — И осталась бы ею, даже если бы я по какой-то нелепой случайности оказался окружен чужими людьми, которых вынужден был так называть. И я рад, что сейчас со мной именно ты, а не они.
Валери улыбнулась, а потом поднесла его руку к губам и поцеловала.
Ремус отшатнулся от двери, прошелся по спальне, озверело пялясь по сторонам, а затем развернулся и стремительно покинул кабинет, костеря себя, доверчивого безмозглого идиота, на чем свет стоит.
— Не говори так, — прошептала Валери, отнимая его ладонь. — Генри, с тобой ничего не случится. Ты сможешь с этим справиться.
Джекилл явно боролся с желанием сказать что-то правдивое и беспощадное, но вместо этого снова поднял уголки губ. Наверное, ни одному гимнасту в цирке не приходилось прикладывать таких усилий со своими гирями, как доктору Джекиллу в этот момент.
— Если ты так в меня веришь, то у меня не остается другого выхода. Придется справится.
Они шире улыбнулись друг другу, но с губ доктора улыбка пропала почти сразу же.
— Но… если нет… — Грей вдруг тоже перестала улыбаться. — Если этот кошмар повторится, и я не смогу его сдержать…
— Не надо, Генри, прошу тебя! — она встала и отвернулась, но Джекилл удержал её за руки и заставил повернуться.
— Нет, Валери, — спокойно сказал он. — Эта тварь опасна, ей нет места в нормальном мире. И, раз я создал её, то мне решать, что с ней делать, — Джекилл держал её за плечи. Они казались детскими в его руках. — Ты поклялась мне, что, если однажды монстр станет неуправляем, ты положишь этому конец.
— Ты вырвал у меня это обещание, — Валери пыталась высвободиться из его рук. — Это жестоко — просить меня о таком!
— Куда более жестоко позволить ему уничтожить последнее, что от меня осталось, и начать творить вещи, о которых я и подумать боюсь! То, о чем я тебя прошу не жестокость, а милосердие, и я вправе на него рассчитывать! Валери, я не смогу жить в голове этой твари, и годами наблюдать последствия своей чудовищной ошибки.
Валери покачала головой и жадно сжала его ладонь у себя на плече.
— Представь, что произойдет, когда о Хайде узнает Волан-де-Морт. Что будет, если в его руки попадет моя сыворотка? Ты должна сделать это. Монстрам вроде меня нет места ни в волшебном мире, ни в магловском. Убив его, ты избавишь меня от страшных мук. И кроме тебя мне некого об этом просить. Так что, ты… сделаешь то, о чем я тебя прошу?
Валери молчала, в бешенстве глядя в спокойные, но немного уставшие глаза доктора. В эту секунду могло случиться все на свете: она могла бы обнять его, поцеловать, заставить овладеть собой на этом самом столе, разрыдаться, схватить в охапку и действительно увезти подальше от этого замка. Но вместо этого она сделала глубокий успокаивающий вздох и сказала:
— Да.
— Вот и хорошо, — спокойно сказал Джекилл и ободряюще погладил её по руке.
Валери еще несколько секунд разматывала бинт, не глядя на Джекилла, и можно было бы подумать, что она плачет, но, когда она подняла взгляд, глаза её были сухие.
— Сядь, — коротко приказала она, вернув себе прежнюю хладнокровность. — У тебя опять пошла кровь.
Джекилл снова присел на край стола, и Валери принялась его бинтовать. А несколькими этажами выше Ремус Люпин ворвался в спальню мальчиков Гриффиндора, обозленно захлопнул за собой дверь, прошелся по комнате, нервно запуская пальцы в волосы, а потом сорвался и с размаху пнул тумбочку, так, что с неё упала лампа.
* * *
Ревность, мучительная и страшная, снедала Ремуса в течение следующих нескольких дней. Нежная сцена в кабинете словно застыла у него перед глазами. Он видел её всюду — за едой, на школьной доске, в коридорах. На уроках Джекилла, как ни странно, было довольно просто делать вид, что все нормально, ведь ненависть скрывать намного проще, чем ревность. С Валери все было сложнее. Сидя на её уроках и угрюмо пялясь в конспект, или ползая на брюхе по лабиринту, Ремус придумывал целые речи, продумывал сцены, в которых говорит ей, что видел их с Джекиллом, что она должна выбрать раз и навсегда, что дальше так продолжаться не может. Днем, в школьной суете все эти доводы казались такими разумными, и Ремус так мрачно и решительно верил в них. А вечером, когда он, уже собравшись с духом, намеревался выдвинуть ей свои условия, тонкие пальцы развязывали его полосатый галстук, губы шептали на ухо всякие милые глупости, заколотые волосы рассыпались по плечам Валери буйной, дикой копной, и бедный Люпин сдавал свои позиции.
На следующий день он опять терзался и мучился ревностью, а всякий раз, когда пытался заговорить о Джекилле, Валери мягко, но строго пресекала его попытки:
— Пожалуйста, не говори со мной об этом. Я не могу тебе всего объяснить. Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. Между нами нет ничего такого, о чем тебе стоило бы волноваться.
Ремус верил ей, а на следующий день видел, как Джекилл целует её руку в коридоре между занятиями, слышал, как девчонки шушукаются в библиотеке, или за едой, что, мол, между учителями, кажется, завязался роман, ах, как интересно! Все эти сплетни стоили Ремусу ни одного сломанного пера. Он тяжко страдал и скрипел зубами, но поделать ничего не мог. Но, когда Валери в очередной раз дала ему от ворот поворот и сказала, что этим вечером будет занята, Ремус не выдержал. Ему надоело чувствовать себя мальчишкой, которого водят за нос, и с которым играют, как с глупым щенком — то поманят к себе, то прогонят.
— Занята, — повторил он, захлопнул клетку с шишугами и встал, засунув руки в карманы. — Снова будешь перевязывать раны своему другу?
Валери слегка нахмурилась. Она проверяла щенят Рейема на наличие клещей, щенята попискивали и облизывали ей руки.
— Мы уже говорили об этом, Ремус, — прохладно сказала она. — Доктор Джекилл серьезно болен…
— И я догадываюсь, чем именно! — отрывисто сказал Ремус. — Я видел его рану, я видел такие и раньше! — он сорвался с места и подошел к Валери. — Его покусали. Оборотень покусал!
Валери молчала. Ремус истолковал это молчание по-своему и распалился еще больше.
— Валери, ты не должна делать это, ты хоть понимаешь, как это опасно?!
— Это кто сейчас говорит? — со смехом спросила она, укладывая щенят обратно в вольер.
Ремус осекся, осознав, какую глупость сморозил.
— Все равно, — слабым голосом сказал он, слегка обезоруженный её улыбкой. — Его покусал оборотень? Поэтому ты так с ним…
Он хотел было сказать «носишься», но не осмелился.
— Его действительно покусали, — Валери закончила с волчатами, и перешла к другой клетке. Ремус проводил её горящим взглядом. — Но не оборотень. Раны, нанесенные зубами оборотня, быстрее затягиваются под воздействием их слюны, к тому же у этого зверя клыки и форма челюсти совершенно другая…
— Тогда почему бы ему не обратится к мадам Помфри, или не вылечить себя самому? — сердился Ремус. — Не понимаю, почему ты должна этим заниматься?!
— Я его близкий друг. Он обратился ко мне за помощью.
— Близкий, вот как. Насколько близкий? — Ремус снова подошел к ней.
— Мне не нравится твой тон, — холодно сказала Валери. В отличие от Ремуса, она была совершенно спокойна, стояла и смотрела на него, сцепив руки в замок.
— Валери, мне тоже много чего не нравится, но тебе на это, похоже, наплевать! — беспомощно крикнул Ремус, раскинув руки. — Думаешь, мне легко видеть, как вы… как он… или слушать, что о вас говорят в школе? Или видеть, как он расхаживает перед тобой почти нагишом, пока ты перевязываешь ему раны!
Валери слабо усмехнулась и поспешно прикрыла губы, отворачиваясь, но Ремусу этого хватило, чтобы окончательно выйти из себя.
— Вот! Вот это то, о чем я говорю, у меня такое чувство, будто ты смеешься надо мной! Постоянно! Мы проводим вместе почти каждую ночь, а днем ты не расстаешься со своим Генри, и не смеешься над ним, когда он заговаривает о семье…
Валери нахмурилась.
— …в то время, как стоит мне заговорить об этом… Ты, наверное, думаешь, что я не думаю, не понимаю, о чем тебя прошу? — Ремус облизал пересохшие губы. Валери и не думала смотреть ему в глаза, кажется, опять не слушала его, а просто ждала, когда он выговорится и успокоится. Тогда Ремус порывисто подошел к ней, схватил её за руку (получилось довольно грубо, хотя он планировал сделать это нежнее, и вообще, в другой обстановке), и решительно встал на одно колено. Мокрая трава немедленно промочила штанину насквозь, но Ремус этого почти не почувствовал, захваченный величиной принятого решения. Валери удивленно уставилась на него, но, прежде чем он успел открыть рот, высвободила руку, и отступила.
— Ради всего святого, встань, Люпин! — глаза у неё были испуганные, и даже возмущенные. — Что ты творишь?
Ремус постоял еще секунду, чувствуя себя так, словно на него ушат ледяной воды вылили, а потом резко вскочил и отряхнул штанину.
— Значит, я был прав. Ты выбрала его, — чуть задыхаясь сказал он, стоя перед ней, с красными ушами, но очень прямой спиной, несмотря на обрушившееся на него унижение.
— Вовсе нет, — строго сказала Валери. Сейчас казалось, что они играют в игру — кто лучше сыграет хладнокровие, красноухий Ремус, или она, с горящими щеками. — Просто я знаю, что сейчас в тебе говорит упрямство и желание настоять на своем, иначе ты бы этого не сделал.
