Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 208 (всего у книги 275 страниц)
Улыбаясь, Лили пригнулась, пролезла под деревянной балкой и присоединилась к своим, как раз в тот момент, когда Ремус достал из сумки еще несколько бутылок со сливочным и обычным пивом. Свет сюда попадал косыми лучиками, пахло деревом и соломой. На одной из балок сидел Питер и доедал остатки попкорна из большого пакета, рядом с ним щебетали какие-то девчонки с шестого курса, с лицами, расписанными красками гриффиндорского флага. Вокруг толпилось еще человек шесть или семь с разных курсов, в центре компании распинались близнецы, а чуть в стороне от них Ремус и Роксана шумно спорили о первенстве факультетов с парочкой заносчивых пуффендуйцев, которым, впрочем, тоже дали по пиву в руки.
– …ей-богу, комментировать матчи с участием Поттера становится всё скучнее и скучнее! – сипло возмущался Гидеон, помахивая полупустой бутылкой. – Хоть бы ради приличия попытался разок кому-нибудь проиграть!
– Эй! – возмутилась Лили, чуть не подавившись сливочным пивом. Она сидела на балке рядом с Ремусом. – Это так ты радуешься победе любимой команды, Гидеон Пруэтт?!
Все добродушно засмеялись.
– Ну, без тебя бы у нас точно ничего не получилось, – негромко заметил Ремус и смешки стали громче. Лили скорчила милую рожицу и дернула Ремуса за длинный помпон, свисающий с шапки.
– Да, Гидди! – Фабиан обхватил брата за плечи. – Хочешь, чтобы мы проиграли, на финальной игре попроси Поттера чмокнуться с тобой!
Поднялся хохот.
– Ой, да пошел ты! – засмеялся осипший Гидеон и высоко поднял свою бутылку. – За Гриффиндор! За победные двести десять очков и чудодейственный поцелуй!
Поднялся хохот, все принялись чокаться сливочным пивом, близнецы зарычали первыми и все по очереди и с разной степенью отдачи подхватили добрую традицию, но тут в их семейное рычание вклинился еще чей-то голос. Ребята осеклись и обернулись.
С ними говорил Генри Мальсибер. Он стоял у выхода, облокотившись одной рукой на высокую балку, а другой упершись в бок. У него за спиной маячила Гринграсс в белом полушубке и еще парочка скользких типов со старших курсов. Все курили.
– …да-да, поздравляю вас, – когда рычание стихло, ленивый, манерный голос слизеринца стал отчетливо слышен. – А если бы Эванс еще и ноги перед ним раздвинула прямо на трибуне, снитч бы сам прилетел. Прямо туда. Ну, на трибуну, я имею в виду.
Слизеринцы заржали. Гидеон и Ремус одновременно выхватили палочки, но Лили перехватила ближнего к ней Ремуса.
– Не надо, Рем! Гид!
Гидеон застыл как вкопанный и, чтобы дать выход эмоциям, сплюнул на землю между собой и слизеринцами. Те издали недружное улюлюканье и презрительно засмеялись, а Мальсибер рассмеялся, глядя на Пруэтта и ласково почмокал губами.
– Мальсибер просто снова размечтался, вот и всё, – Лили смерила слизеринца взглядом, полным отвращения.
– Или он просто заранее ссытся от страха, – добавил Фабиан, нахально откинув голову назад. – Потому что понимает, что с ними будет в финале, да? – и он несколько раз красноречиво ударил себя кулаком по ладони. – Что будет, когда Марлин очнется… и вернется в команду, правда, Мальсибер?
Слизеринцы скорчили рожи, Мальсибер сузил темные глаза.
– Мечтай, уродец, – прорычал он. – А ты, Эванс, отсосешь у меня, после того, как мы вас поимеем, поняла?
Лили фыркнула, отпивая из бутылки и показала Мальсиберу средний палец.
– Запомни это, – Мальсибер щелкнул пальцами, указав на Лили, а потом посмотрел прямо на Роксану. – Эй, Малфой.
Роксана дернулась и резко оглянулась на него. На секунду повисла крайне натянутая пауза, а потом тонкие губы Мальсибера дрогнули в издевательской усмешке.
– Как дела, птичка?
Простой вопрос почему-то подействовал на Роксану как удар хлыста. Она спрыгнула с балки, выхватив палочку, но тут слизеринцы вдруг переполошились и дернули от трибун, а через мгновение и тайное сборище услышало грозный голос мадам Трюк совсем рядом с их гнездышком. Все тут же спрыгнули с удобных балок, похватали свои вещи и бросились наутек, давясь смехом. Роксана убегала с гриффиндорцами, но, прежде чем покинуть трибуну, не выдержала и оглянулась. Мальсибер говорил о чем-то со своими друзьями, торопливо пересекая холм. Словно почувствовав её взгляд, он обернулся на ходу и даже издалека Роксана увидела, как он смеется.
Новости о внезапно найденном лекарстве быстро разлетелись по волшебному миру.
Всего за месяц, добытый Джеймсом образец лекарства разросся до обширных тысячных партий и стал куда доходнее, чем золото, лунные камни или драконья кровь. Его продавали в Косом переулке, спекулировали в Лютном переулке и толкали через объявления в газетах.
За одну порцию этого зелья иные волшебники готовы были продать дом и отдать все свое золото, а кое– кто – и пойти на преступление. Министерство изо всех сил пыталось удержать ситуацию под контролем, но истерия, захватившая общество, била через край. Сообщали даже о смертельных дуэлях за чудодейственный флакон. Однако, даже это не могло испортить радость общества по поводу долгожданного выздоровления. Небо над волшебным миром еще никогда не казалось таким тяжелым и тревожным, как в эти зимние месяцы. Но теперь в тучах наконец-то показался просвет и первые лучи спокойного весеннего солнца упали на уставшие крыши. Мир пропитался ароматами мяты и надежды, почти так же быстро, как пару месяцев назад пропитался кровью и отчаянием. Проклятые приходили в себя, похудевшие, измучанные, но счастливые волшебники и волшебницы заполняли своими снимками передовицы «Пророка», тесня никому не интересные заметки о безрезультатности поисков первоисточника лекарства.
Как только стало ясно, что чума отступила, со всех магазинов сняли табу, вернув свободный доступ к товарам. Школьная администрация перестала так тщательно проверять почту и продукты, вследствие чего в день матча столы в гостиной Гриффиндора просто ломились от всевозможной снеди и напитков – как в старые-добрые времена.
Причин для радостей у факультета не было очень давно, поэтому праздновали так, будто не матч выиграли, а одолели Волан-де-Морта. Музыка до крови из ушей, вопли, контрабандный школьный алкоголь – в общем, всё, как Джеймс любил.
Растянув в руках гигантский гриффиндорский стяг, он вскочил на ближайший стол, под чудовищные басы «Диких сестричек» вскинул багровое знамя над головой и огласил гостиную победоносным рыком. Радостное рукоплещущее море вокруг отозвалось ответным раскатом.
– Что это было?! Я вас не слышу! – заорал Джеймс во всю мощь легких, но его все равно не было слышно в творящемся вокруг безумии. Школьники бесновались, вопили, орали и обливались пивом. Ад, короче говоря. – Я хочу слышать ваш РЕ-Е-ЕВ!
Толпа отозвалась еще одним раскатом, на этот раз громче и яростнее. Глава гриффиндорского прайда удовлетворенно улыбнулся, бросил кому-то стяг и за обе руки втащил на стол свою любимую львицу – смеющуюся Лили с волосами, немножко мокрыми от сливочного пива, как у многих других.
– За Гриффиндор! – проревел Джеймс, одной рукой обнимая Лили, а другой вскинув свой кубок, в который заботливые руки Мародеров намешали жгучую смесь из огневиски, тыквенного сока и бодроперцовой настойки.
Факультет заревел в третий раз, вскидывая кубки. Сделав несколько великанских глотков, Джеймс с размаху бросил недопитый кубок на пол, так что остатки пойла попали на близстоящих (те пришли в буйный восторг), после чего схватил Лили и крепко поцеловал взасос – на радость зрителям.
– Еще немного и она откажется целоваться с тобой наедине, Сохатый! – прокричал Ремус, когда Джеймс оставил Лили танцевать с подружками, а сам подвалил к Мародерам, стоящим у окна, рядом с пивной бочкой. – Придется звать публику, чтобы поцеловать её в нашей спальне!
Мародеры заржали, Джеймс, весь красный и взъерошенный, с очками набекрень, обхватил Ремуса за шею.
– Ды сито ты говорись! – просюсюкал он, притягивая к себе друга и вдруг сделался томно-серьезным. – А может ты ревнуешь, Лунатик?! А? Может ревнуешь? Да ладно, не ревнуй! Ну же, иди сюда, принцесса! – под гогот Сириуса и Питера он навалился на Ремуса широкой капитанской грудью, делая вид, что собирается и его поцеловать взасос.
– Иди в жопу, Сохатый, я еще не настолько пьян, чтобы лизаться со всеми подряд! – Ремус брезгливо увернулся и со смехом оттолкнул от своего лица его слюнявую рожу. Впрочем, Джеймса это только развеселило, он вытер лицо рукавом и другой рукой с кубком обхватил за шею еще и Сириуса.
– Черт возьми, Бродяга! – простонал он и громко икнул. – Как ты подал этот мяч, я чуть с метлы не наебнулся, так переживал! Я тебе прямо по гроб жизни за него буду обязан! – он вдруг вгляделся в толпу слегка пьяным, плавающим взглядом и шумно втянул воздух, поправив очки. – Мерлиновы яйца, это Анжела и Кристен с шестого?
Все Мародеры как по команды повернули головы. Две шестикурсницы прямо во время танцев слились в поцелуе – с языками, руками и всем остальным.
– Когда она успела отрастить такие буфера? – пробормотал Джеймс, лохматя волосы. Сириус усмехнулся в свой кубок, Питер незаметно поправил резинку трусов. – Я в ах…
– Лично меня устраивает и первый размер, спать не так жарко, – Сириус сунул свой кубок Питеру и с улыбкой протиснулся боком в толпу, разглядев в море алых стягов и лохматых грив, единственные на весь Хогвартс белые волосы своей подружки.
Питер по очереди отпил из двух кубков, пританцовывая на месте во все глаза таращась на горячий поцелуй шестикурсниц, собиравший вокруг себя все больше зрителей.
– Слушай, Сохатый, ты еще подрочи на них! – усмехнулся Ремус, наблюдая за Джеймсом.
– А что? – спросил Джеймс, не отрываясь от интересного зрелища.
– Эванс на тебя смотрит, – вздохнул Ремус, махнул Гидеону и Бенджи и отправился к ним вместе с Питером, по пути хлопнув Джеймса по предплечью. – Анжела, конечно, красивая, но, по-моему, она того не стоит, согласен?
– Сравнил! – фыркнул Джеймс ему вслед и все-таки бросил вороватый взгляд на Лили.
Лили болтала с Алисой и еще какими-то девчонками, время от времени поглядывая на Джеймса. Поймав его взгляд, она улыбнулась, да так, что Джеймсу показалось, будто у него в груди разбился старый кувшин с горячим медом.
Вот она, его Лили. Стоит здесь, живая, здоровая, цветущая, как и всегда. И как будто не было тех страшных недель, проведенных у её постели. Теперь это казалось жутким сном, полузабывшимся, истершимся...
В самом деле, Джеймс с трудом мог вспомнить подробности тех кошмарных дней. Как будто его память из жалости над его рассудком, поспешила стереть все самые ужасные детали. Все слилось в одно большое чавкающее болото душераздирающих сцен, бессонных ночей и липкого, ледяного страха. С каким трудом они из него выбирались – теперь совсем не хотелось об этом вспоминать. А вот о чем Джеймс вспоминал довольно часто, так это о том, как впервые встретил Лили в Хогвартсе, после того, как её выпустили из больницы святого Мунго…
В тот день впервые выглянуло солнце – и снег в окрестностях Хогвартса начал таять. Повсюду бежали ручейки, лед трескался под ногами, вода сверкала на солнце, воздух, до этого дня безлико-холодный, наполнился запахами. Джеймс стоял неподалеку от главного выхода, овеваемый весенним, теплым ветерком, шмыгал носом, топтался и курил одну сигарету за другой, закуривал, делал пару затяжек и выбрасывал, чтобы снова полезть за пачкой в карман куртки. Он знал, то Лили должна вернуться в школу именно в этот день, она дважды подтвердила это в письме, написанном немножко корявым почерком.
Но все равно ужасно переживал. А вдруг что-то пошло не так? Её и так продержали там на две недели дольше положенного, вдруг решили подержать еще? Если решат задержать её еще хотя бы на день, он не выдержит, и сам переберется в Мунго, что бы там ни говорила Макгонагалл…
Джеймс как раз затянулся поглубже, когда за изгородью мелькнули две человеческие фигуры. Он замер, во все глаза глядя перед собой, медленно выдыхая дым и все еще держа сигарету у рта.
Лили вошла в ворота школы в сопровождении пухлой, строгой медсестры из Мунго. На Эванс была надета короткая теплая куртка и длинный черный шарф. Из-под короткой шерстяной юбки, больше похожей на обрывки какой-то ткани торчали две тонкие, почти кривые ноги в грубых ботинках и черных колготках. Темная одежда, внезапно ставшая ей велика, бледное личико со следами недавней болезни в виде кругов под глазами, огненно-рыжие волосы, плещущиеся на ветру.
И ярко-красные губы.
Наверное, целую минуту Джеймс просто стоял и пялился на неё. Тяжело дышал и пялился, пока пепел с его сигареты падал в бегущую под ногами воду. А Лили медленно шла от ворот к школе. Так медленно, так тяжело, словно прошагала до этого всю Шотландию и еще парочку стран. Её взгляд был прикован к Джеймсу, губы дрожали.
А потом Лили вдруг сделала странный, нетерпеливый жест руками, хныкнула, подогнув на ходу колени и сорвалась с места.
В этот момент Джеймс тоже очнулся и рванул ей навстречу.
Лед трескался под их ногами, вода брызгала во все стороны, солнце горело в каждой капле и пылало на волосах, выбившихся из-под шарфа. Лили буквально запрыгнула на Джеймса, обвила его руками и ногами в этих смешных тяжелых ботинках. Он покачнулся, но устоял, переступая с места на место и крепко обхватывая Лили руками. Она рыдала так безутешно и бурно, что даже у суровой медсестры, наблюдавшей за ними со стороны, внезапно зачесался нос, так что она поспешно отвернулась и полезла за платком.
Лили цеплялась за Джеймса, как коала, спасенная из лесного пожара, ощупывала трясущимися руками, словно пыталась убедиться, настоящий он Джеймс Поттер, или нет. А он покачивал её из стороны в сторону, неторопливо топтался на месте и жмурился, шепча слова благодарности…
Джеймс улыбнулся Лили в ответ и едва заметно подмигнул, отпивая из своего кубка. Как раз в этот момент пьяный в доску Фабиан что-то напутал с пластинками и вместо грохочущего рока «Диких сестричек», гостиную заполнила нежная баллада в исполнении Биттлз. Раздалось несколько недовольных голосов, даже можно сказать, недовольный гул, но он почти сразу сошел на нет, как только как-то приглушил свет и девчонки потащили парней танцевать. Кто же будет против потискаться в темноте?
Джеймс поставил свой кубок на ближайший стол, подкатил к группке девчонок, где застряла Лили, втянул губы, стараясь побороть улыбку, которая из него так и лезла и, сверкая глазами как Чеширский кот из магловской сказки, увел Лили танцевать.
Джеймс Поттер был не единственным, кого одолели воспоминания прямо в разгар вечеринки.
Роксана остановилась у стола с напитками и попыталась вручную открыть бутылку магловского виски, которое, одному Мерлину известно, как, проникло на праздник, но руки у неё дрожали, и она никак не могла совладать с открывалкой. В конце концов, психанула, выпростала из узкого кармана свою старую черную палочку и срезала пробку, так что она и остатки стекла зазвенели по стоящим на столе бутылкам. Кое-кто из толпы вокруг оглянулся на шум, кто-то окинул слизеринку высокомерным взглядом, но Роксана на них не смотрела.
Её все еще трясло после встречи с этим уродом. Гребанный Мальсибер. Мерзкое животное. Он ведь знал, что она не сможет не отреагировать, он специально её провоцирует?! Чего он хочет добиться? Неужели думает, что она пойдет у него на поводу?!
Конченый ублюдок. Мразь.
Роксана плеснула на дно стакана немного виски, выпила залпом и зажала рот рукой…
После того, как они вернулись в школу утром десятого февраля, её привычная жизнь слетела нахрен с катушек. Разговор с отцом, его признание, всё, что она услышала, перевернуло весь её мир. Роксана была напугана. Напугана и растеряна. Она не знала, что делать и куда кидаться. Ей пришлось вернуться в школу, потому что так было нужно, и этого хотел Абраксас, но спокойствия эти мысли ей не приносили. Все, чем бы она не занималась, вызывало у неё огромное чувство вины. Её отец согласился пожертвовать жизнью и добровольно ожидает смерти, в то время как она занимается всякой ерундой и… как это вообще могло произойти?! Нет, ей надо вернуться домой, вернуться и попытаться все исправить! Неважно, как, но она должна быть там, ведь это правильно!
