Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 125 (всего у книги 275 страниц)
Ремус тяжело сглотнул и кивнул, сжав одеяло. Он сидел, прислонившись к подушке. На нем была его старая полосатая пижама.
Ходить пока что было тяжело, но он уже смог самостоятельно проделать путь от койки до окна. Солнечного, удивительно солнечного для декабря окна...
— Ну тогда пеняй на себя, — решительно заявила медсестра и открыла дверь. — Эй, вы! Входите! Только помните, что ему сейчас нужен покой!
После этих её слова в коридоре раздалась жуткая возня, что-то оглушительно грохнулось на пол, а затем медсестра отшатнулась от прохода и в дверь вломился Джеймс. Ему в спину тут же врезался Бродяга, а следом за ними, едва не теряя равновесие под тяжестью какого-то пакета — Питер.
В первую секунду друзья застыли, во все глаза глядя на Ремуса.
Джеймс был просто ошарашен — Ремусу всегда было не по себе, когда из глаз его лучшего друга пропадали эти его вечные «черти». Это означало, что Сохатый испуган. А напугать его было труднее всего на свете.
Другое дело Сириус. Он стоял у Джеймса за плечом и когда Ремус посмотрел ему в глаза, сам перепугался до смерти. Когда Бродяга становился похожим на свою мать, это значило, что дело совсем плохо и лучше всем найти себе укрытие. Вот и сейчас, он был зол как тысяча чертей и Ремус всерьез побоялся, что Бродяга выхватит палочку и пальнет в него чем-нибудь...
— Идиот...живой! — вдруг прошептал Сохатый, разорвав натянувшуюся тишину и в следующий момент он с бешеным криком «ЖИВОЙ, МАТЬ ЕГО!», рванул к койке Ремуса и схватил его в сокрушительные объятия, рывком поднимая с постели. Мадам Помфри моментально всполошилась и заквохтала, но Питер, пробегая мимо, сунул ей свой гигантский пакет, из которого всё время что-то высыпалось и тем самым нейтрализовал медсестру.
Не успел Джеймс выпустить Ремуса, как на его место явился Бродяга.
— Я дождусь того момента, когда ты, кретин, встанешь с этой койки, а потом набью тебе рожу! — прорычал он и, обнимая Ремуса, так сильно хлопнул его по спине, что из Ремуса чуть не вышибло дух. — Долбанный идиот...
Питер был менее эмоционален, он обнял Ремуса как-то скованно и смущенно, зато сердечно потряс его руку. Глаза Хвоста слезились даже больше обычного и казалось он вот-вот разревется.
— Что вы тут устраиваете?! — медсестра подковыляла к ним с тяжелым пакетом. Парни, уже разместившиеся вокруг Ремуса на его кровати, оглянулись, но не встали, только Питер испуганно дернулся. — Ему нужен покой! Покой и тишина!
Сохатый перемигнулся с Бродягой.
Тот чуть сузил глаза и неторопливо поднялся с койки.
— Простите нас, мэм, — вкрадчиво заговорил он. — Мы просто все очень взволнованы, вы же понимаете. Конечно, ему нужен покой и мы, конечно, не будем шуметь... — он как бы невзначай отобрал у медсестры тяжелый пакет, — ...давайте это мне, он слишком тяжелый и, о, а это вам! — Бродяга опять же, как будто случайно выудил из пакета плитку самого лучшего сливочного шоколада из «Сладкого королевства», и протянул медсестре. — Мы скоро уйдем, обещаю. Всего пять минут и вы нас больше никогда не увидите.
Мадам Помфри беспомощно оглядела взлохмаченные головы мальчишек.
В глазах Сохатого снова запрыгали бесенята.
— Ну... разве что недолго, — сдалась она. — И не вздумайте кормить и поить его всякой пакостью!
— Ну что вы, — Бродяга прижал ладонь к груди, а потом вдруг склонился и сердечно поцеловал суховатую, пропахшую лекарствами руку медсестры.
Мадам Помфри расфыркалась, сердито отняла руку, но нельзя сказать, чтобы она была очень недовольной, когда уходила в свой кабинет с большой шоколадкой в кармане.
— Ну и какого черта ты сразу не рассказал, в чем дело? Думаешь мы бы не поняли?
— Я боялся, что вы начнете меня презирать.
Сохатый возмущенно фыркнул и хлопнул себя по ноге, выражая всё своё недовольство сразу.
Он сидел рядом с Ремусом, потеснив его у подушки и вытянув на постели длинные ноги в блестящих школьных туфлях. Сириус прислонялся спиной к изножью кровати. Питер, которому не хватило места, сидел на соседней кровати.
В руках у всех было сливочное пиво, заблагорассудно перелитое в бутылки из-под сока.
Ремус всё им рассказал. Всё, начиная от того момента, как они с Валери нашли Анестези Лерой в лесу и заканчивая его спуском по лестнице в гостиную Гриффиндора, когда у него отнимались ноги. Единственное, о чем он умолчал — это сон про маму. Это было слишком личное.
И парни не отшатнулись от него в ужасе, когда он вывалил перед ним всю эту грязь. Не ушли и не бросили его одного с этим. Их возмутило только одно: почему он носил все это в себе так долго?
— Он боялся, Бродяга! А что делали мы, пока натирали задницей пол в этом коридоре? — громко осведомился Джеймс у Сириуса. — Мы не боялись? Скажи, Бродяга, за кого этот тип нас принимает?
— Мне кажется, когда мы делали это, — Сириус поднял ладонь, на которой светлел ровный короткий шрам — след их старой клятвы, — Ясно дали друг другу понять, что к чему.
Ремус опустил голову, глядя, как солнечный луч, падающий из окна рядом, ослепительно сверкает на туфлях Сохатого. Свежий, чистый ветерок проникал в крыло, шевелил волосы и дышалось удивительно легко и хорошо. Пахло поздней осенью, немного — лекарствами и очень сильно — яблоками и шоколадом из пакета.
Рядом сидели его лучшие друзья. В который раз они приняли его таким, какой он есть, не сомневаясь и не раздумывая ни секунды!
Разве он заслуживает таких друзей?
Ремуса вдруг охватил жгучий стыд, вперемешку с таким колоссальным облегчением, что ему захотелось разрыдаться.
Как он мог захотеть лишится всего этого?
Да, иногда кажется, что просвета не будет никогда, но рано или поздно он наступит, всегда наступает, важно только помнить об этом, важно дожить, чтобы увидеть этот просвет... и понять, каким же глупым и жестоким ты был.
— Чувствую себя таким идиотом, — глухо произнес он и отпил немного из своей бутылки.
— Это хорошо, — Джеймс хлопнул его по плечу. — Значит больше это никогда не повторится.
— Это точно, — прошептал Ремус и вскинул голову, по-возможности незаметно шмыгнув носом. Взгляд его метнулся по крылу в поисках другой темы для разговоров и наткнулся на ширму. — Интересно, кто это там? — он кивнул на неё.
Парни посмотрели туда же и значительно переглянулись.
— А, это... Като, — небрежно обронил Джеймс. — Видишь ли, когда ты стартанул из кабинета заклинаний, мы сразу поняли, в чем дело.
— И даже раньше.
— Вы... — Ремус потеряно оглядел их лица.
— Да, Лунатик, не нужно быть гением, чтобы понять, что означают все эти художества на доске и твоё затворничество, — добавил Сириус и ухмыльнулся.
— Так вы сразу всё поняли и... зачем я тогда всё это вам рассказал?! — звонко крикнул Ремус.
— Затем, что тебе это было куда нужнее, чем нам, детка.
Ремус опешил.
— Короче говоря, после того, как стало понятно, что ты все же задержишься на этой грешной земле, мы нашли старину Нотта и... — Сохатый вытянул губы. — ...немного побеседовали на тему искусства. Но, кажется, слегка перестарались и сломали ему руку... — он усмехнулся своим мыслям и отпил из бутылки.
— В трех местах, — хладнокровно добавил Бродяга. — Так что рисовать он сможет не скоро, — и он с улыбкой оглянулся на ширму.
Ремус потрясенно оглядел их улыбающиеся лица.
— Парни, вы... я просто... — он спрятал лицо в ладонях. — Я точно кретин.
— Кончай уже, — лениво протянул Сохатый. — Сколько можно себя есть. Ты думаешь ты один такой особенный? Думаешь мы никогда в дерьмо не вляпывались?
— В такое — нет, — глухо отозвался Ремус.
— Серьезно? — Бродяга скептически выгнул бровь.
— Мать один раз поймала меня за этим делом, — Джеймс красноречиво подвигал кулаком.
Ремус уронил руки, Бродяга беззвучно засмеялся в бутылку.
— Правда? — ошеломленно прошептал Питер.
— Пф-ф. Ещё какая, черт подери, правда. Я думал я подохну прямо на своей койке. Ну вы представьте, — он показательно развалился и изобразил. — Я уже почти и тут дверь открывается... ох, блядь, — его передернуло, он выпрямился и все засмеялись. — Потом месяц в глаза предкам не мог смотреть.... — на его лицо набежала тучка, но он тут тряхнул головой и улыбнулся. — А ты говоришь, Лунатик.
— Это всё херня, — с авторитетным видом заявил Сириус. — Мне однажды отсосала моя собственная кузина.
Пауза.
— Гонишь, — выдохнул Сохатый, большими глазами глядя на Бродягу.
Ремус вообще ничего не мог сказать. Он был в шоке.
Сириус пожал плечами.
— Как это вышло? — жадно спросил Питер, подавшись вперед. — Когда?
— Три года назад, — скучающим тоном молвил Сириус. — На рождественском приеме у Бэгнольд. Там были все «наши», — он слегка поморщился и изобразил пальцами кавычки и принялся загибать эти пальцы: — Уоррингтон, Мальсибер, Забини, наш художник со своей ебнутой сестрой, Эйвери, ещё какие-то лица, я их не знал, ну и эта.... Игме тоже там была, только я не знал, кто она, думал просто одна из этих шлюх-девственниц, которых мамочки выставляют на приемах, как товар на аукционе.
— Не знал, что ты тусовался со слизеринцами, Бродяга, — заметил Джеймс и глаза его недобро потемнели.
— Я тусовался с огневиски, а не со слизеринцами, — Сириус значительно поднял палец. — Есть разница. Короче говоря, все здорово надрались, потом кто-то достал тентакулу и все начали загадывать... вроде как желания. Стриптиз Блэйк вошел в фонд золотых преданий, говорю вам. Ну а когда все перелизались и стало скучно, этой сучке, Игме загадали отсосать у кого-нибудь. Вроде как в шутку, но она согласилась и выбрала меня. Ну мы пошли в туалет, а когда мы, — он сделал красноречивый жест. — Уже, выяснилось, что она — дочка моего родного дяди, Игнациуса, — Сириус помолчал, глядя куда-то «в себя». — Я потом чуть все кишки не выблевал. Но она классно это делает.
Какое-то время все молчали.
— Ну ты и упырь, Бродяга, — протянул Джеймс, нарушив тишину. — Не мог раньше рассказать?
Сириус фыркнул в горлышко бутылки, беззвучно рассмеялся, а затем и они все.
— Видишь, Лунатик, ты не один, — весело заметил Сириус. — Мы все попадем в ад.
— Да, я вообще не понимаю, почему ты так расстроился из-за этой волчицы, — Джеймс чуть размял подушку у себя за спиной. — Раньше тебя это не беспокоило.
Ремус так и подскочил, чуть не облившись пивом.
— Что?
Парни озадаченно переглянулись.
— Ну мы просто тебе не говорили, ты каждое полнолуние находил себе подружку.
— Что?!
— Пару раз это был кабан, — ровным голосом добавил Сириус.
Ремус, который в этот момент сделал глоток, чтобы успокоиться, подавился и закашлялся.
— Смотри-ка, шесть лет прошло, а он всё ведется, — вздохнул Джеймс, хлопая его по спине.
— Уроды, — с улыбкой просипел Ремус, вытирая выступившие на глазах слезы.
— Ладно, мне кажется, созрел тост! — Джеймс выпрямился на постели и поднял повыше свою бутылку «яблочного сока». — Как бы там ни было, а почти две недели назад произошло событие, которые мы просто не вправе проигнорировать! Наш Мальчик наконец-то потерял девственность!
Ремус хлопнул себя по лицу ладонью и поднял бутылку.
— Да, старик, не каждый может похвастаться, что завалил оборотниху! — добавил Сириус, уважительно выгнув губы. — Это покруче, чем скоротрах в раздевалке Гриффиндора, правда, Сохатый?
Джеймс швырнул в него подушку.
Они сомкнули бутылки, парни хором сказали: «За Лунатика!» и когда Ремус сделал глоток, понял, что рядом с этими людьми, он с легкостью протянет до ста.
И без всяких пробежек.
========== Сюрпризы приятные и не очень ==========
В начале декабря в Хогвартс пожаловал Джек Фрост.
Осторожно ступая босыми ногами по колючей траве холмов, он спустился с северных гор в одну из тех северных шотландских ночей, когда замерзает даже ветер.
Сорвав с леса последние листья, мальчишка нахально ощупывал ледяными пальцами голые ветки, размешивал в воздухе жуткий мороз, бессовестно шлепал по фасаду замка и похлопывал лысые блестящие башни.
Зацелованные им стекла искрились в свете многочисленных каминов, свечей, и факелов.
И как бы студенты и преподаватели не пытались защитить школу от холода, сорванец-Фрост настойчиво лез в каждую щель, носился сквозняком по коридорам, замораживая стены, завывал в башнях как молодое привидение и старому замку не осталось ничего, кроме как приютить беспризорный волшебный миф под своей крышей и нетерпеливо похлопывать ставнями, в ожидании теплого, пухлого снежного одеяла.
Ветер распахнул окно, оглушительно хлопнув ставнями, и мороз радостно ворвался в библиотеку. Встрепал пламя факелов на стенах, разметал бумагу и взлохматил волосы озябших студентов в шарфах и теплых свитерах.
Поднялся недовольный гул.
Громко стуча каблуками, мимо стола Роксаны промаршировала библиотекарь мадам Пинс. Точнее необъятная теплая шаль с двумя сушеными ногами и головой женоподобного ястреба. Один взмах её палочки — и окна захлопнулись.
Мадам Пинс развернулась на каблуках и шум стих, а головы втянулись в шарфы.
Роксана тоже отвернулась от хлопающих ставень, потерла руки, похлопала ими, сложила их в колодец и подышала внутрь. У неё в нагрудном кармане сидел Патрик и пожирал черновик сочинения, но даже его тепла было недостаточно.
В библиотеке было зверски холодно. Мадам Пинс битый час стояла над холодным камином и тыкала палочкой в сырые поленья, кучей наваленные в разинутой каменной пасти. Всякий раз когда с её палочки срывались искры, головы сидящих за столами учеников с надеждой поднимались, но огонь упорно не желал разгореться и все разочарованно мерзли дальше.
Размяв закоченевшие пальцы, Роксана шмыгнула носом и снова взялась за перо.
Но едва написала два слова, как вдруг почувствовала прикосновение.
Удивительно теплые пальцы. Сначала они просто коснулись её коленки, а потом её ногу целиком накрыла ладонь и поползла вверх.
Роксана искоса взглянула на своего соседа.
Сириус ничем себя не выдал и со стороны можно было подумать, что он всецело поглощен учебником, в то время как его рука под столом уже забралась под юбку Роксаны и двумя пальцами «топала» вверх по ноге, всё выше, выше и...
Роксана раздраженно дернула ногой и отодвинулась. Попыталась, во всяком случае, потому что Сириус держал её стул ногой.
— Отпусти! — прошипела она.
Глаз Блэка не было видно за упавшей на лицо челкой, но тонкие губы изогнулись в усмешке и этого было достаточно, чтобы у Роксаны побежали мурашки по спине.
Сириус пришел в библиотеку примерно полчаса назад. Как раз в то время, когда мадам Пинс затеяла сражение с простуженным камином, а Роксана занялась неподъемным домашним заданием по трансфигурации.
Сначала он просто прохаживался вдоль книжных стеллажей, делая вид, что ищет какую-то книгу. Роксану он словно бы и не заметил. Бибилиотечная тишина, потрескивание свечей, чей-то кашель... и движение воздуха вокруг Сириуса.
Этот звук был громче всех других. И Роксана уже не могла сосредоточиться ни на чем другом.
А потом он небрежно бросил свою сумку на соседний стул.
Этого было достаточно, чтобы проблема трансфигурации сухожилий и мышц потеряла всякую актуальность. Вся библиотека сузилась до точки, в центре которой передвигалась туда-сюда стройная мальчишеская фигура.
С Блэком было что-то не то. На нем даже скучная школьная форма выглядела чертовски здорово. Его плечи, посадка головы, точеный профиль, складки свитера на спине, узкие бедра, руки в карманах брюк.
Руки Сириуса...
У каждой чистокровной волшебной семьи было какое-нибудь одно, крошечное наследие, которое они смогли вынести из колыбели своей фамилии и сберечь в растущем вырождении. Кровь вейл выбелила волосы всех поголовно Малфоев. Гринграсс гордились глазами, похожими на травянистую воду — глазами якобы лесных нимф. Блэки же сохранили ловкие, красивые и сильные руки своих предков, лучших дуэлянтов.
И Роксана знала, на что способны эти руки и эти пальцы.
Чаще всего он был сзади или сверху.
Потому что Блэк всегда должен владеть.
Золотом, женщиной, ситуацией, всем.
Иногда он так упивался удовольствием, что совершенно забывал про Роксану. Как будто это было только его удовольствие, личное. Но когда Роксана уже чувствовала себя позабытой, вдруг появлялись его руки.
Он мог двигаться быстро, исступленно и жестко, но его руки всегда скользили по её телу с нежностью — словно признавались в том, в чем сам Блэк не признается никогда. Он знал, чего хотел и знал как этого добиться. Но так уж вышло, что пока он добивался этого, ухитрялся доводить девушек до исступления.
Поэтому он им и нравился. Блэк не пытался угодить всем и каждой. Он как никто другой умел наслаждаться любовью и просто позволял другим время от времени участвовать в этом процессе.
Поэтому он всегда был сверху.
Но иногда все же сверху оказывалась и Роксана.
Потому что ей мало было чувствовать, как он прижимается к ней или просто её целует. Он нужен был ей весь. Весь.
