Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 118 (всего у книги 275 страниц)
— Если я сказал, что ты это сделаешь — значит ты сделаешь, Като, — шелковым голосом молвил Малфой, легонько улыбаясь. — И не смотри на меня так. Будь ты осторожнее, всего этого можно было бы избежать.
— Кто бы говорил об осторожности! — выпалил Нотт. — Сам-то не очень заботишься об осторожности, когда трахаешь шлюх, а, Малфой?
Люциус чуть приподнял брови.
Регулус почувствовал какое-то странное дуновение — словно гигантский хищник метнулся у него перед носом. Даже захотелось отпрянуть и спрятаться куда-нибудь.
Но Малфой всего лишь поднял брови.
А Нотт замешкался, а потом просто опустил взгляд и отпил из стакана.
— Эта девочка открывает рот только по моей команде, — произнес Малфой после этой небольшой, но крайне неприятной паузы. — Провинциальные шлюхи куда умнее и расчетливее столичных. Они понимают, что за молчание можно получить куда больше, к тому же иметь шлюху здесь, куда безопаснее, чем в Лондоне, где все бордели давно находятся под опекой Министерства.
— Ты знаешь это, потому что сам их и опекаешь, — задумчиво вставил Регулус, разглядывая золотистые переливы вина в узорчатом, граненом стакане. — Как здоровье Нарциссы?
Что-то дрогнуло в красивом, ухоженном лице.
— Прекрасно, — сухо ответил Малфой. — Вернемся к главной теме нашей встречи. Ты, Нотт, возможно, забыл, но ты не просто глава нашего Клуба. В твои обязанности входит не только пить пару раз в месяц огневиски, играть в карты и водить весь Клуб сюда. На тебе лежит ответственность, — тонкий белый палец отделился от стакана и указал на сидящего напротив юношу. — Ты в ответе за будущее нашего общего дела. И когда ты ставишь под угрозу себя, ты ставишь под угрозу всё наше дело, ты понимаешь, что это значит?
— Как будто Темному Лорду есть дело до нашего Клуба!
— Представь себе есть. Темный Лорд заинтересован в том, чтобы его окружали подготовленные, проверенные люди. Также как старик воспитывает в этой школе выводок будущих мракоборцев, ты, Катон Нотт, с подачи нашего Лорда воспитываешь будущих Пожирателей и в какой-то степени от тебя ожидается не меньший результат, чем от Альбуса Дамблдора.
Регулус усмехнулся, глядя в стакан.
— Не всем удается справиться с нагрузкой, — прорычал Нотт и его слезящиеся глаза вдруг заслезились ещё больше. — Не всем это удается, Малфой!
— Если ты намекаешь на своего дружка, то он просто идиот и получил по заслугам, — Люциус легкомысленно взмахнул рукой. Манжет его рубашки упал и Регулус заметил Чёрную Метку. Зависть, детская и острая, прошила его сердце.
— Конечно, мы не какой-нибудь пошлый школьный Клуб, где ради членства надо пробежаться голым по территории или нарядить памятник. Здесь всё гораздо сложнее, нам приходится ломать себя, прикладывать усилия, брать себя в руки. И всё потому что слабым и трусливым не место в его рядах.
Люциус приложился к стакану с вином, Нотт отвернулся к окну, изо всех сил сдерживая себя, а Регулус вдруг вспомнил, как тряслась рука Эйвери в тот самый, решительный момент, когда он должен был произнести заклинание.
А потом вспомнил свой «первый раз».
Глаза рыжей девчонки, на которую он направил свою палочку.
Его палочка тоже дрожала.
А потом он взял себя в руки.
Но выражение этих глаз невидимая сила уже выжгла у него в душе. И теперь это обугленное место навсегда останется с ним. Следующая смерть уже не обожжет его так, но углубит первый ожог. А на последнем этапе у него на руке наконец-то проступит Черная Метка и ритуал будет завершен.
Просто и красиво?
Да. Регулус верил в это ритуал, верил в их общее дело, верил в то, что всё правильно. Сам по себе он не имеет значения, он всего лишь придаток могучей системы, которая призвана очистить мир от грязнокровок. Это то, чего он всегда хотел. Он — верная, идеально отточенная деталь. Люциус совершенно прав. Если ты не умеешь обточить себя так, как это нужно Лорду — то тебе попросту нечего делать рядом с ним.
«Ты кричал. Говорил, что не хотел...»
Он прижал стакан ко лбу.
— ...и покончим с этим, — Люциус хлопнул ладонями по кожаным быльцам своего кресла. Нотт потер лицо.
— Регулус! — Малфой повернулся к нему и он поднял голову. — Как я понял, ты выиграл в прошлую пятницу и теперь приступаешь ко второму этапу?
Регулус закивал, с готовностью выпрямляясь в кресле.
— Уже знаешь, кто тебе достался?
Он переглянулся с Катоном.
Имя застряло у него в горле.
— О-о, я знаю, это непросто, — Малфой сделал вид, что посочувствовал. Странное дело, но чем неприятнее становился этот человек, тем сильнее нравился и тем больше хотелось нравиться ему. — Но ты уже справился с этим один раз, значит и во второй не составит тебе труда. Ты уже решил, как выманить птичку из клетки? Нет? У меня есть одна мысль... думаю она вам...
В дверь вдруг постучались и в номер вошла шлюха Люциуса — черноволосая ведьма в красном, шелковом халате до пола. Она была бы довольно мила, встреть её Регулус на улице, но от одной мысли, что эта грязнокровка предназначается исключительно для секса, Регулус испытал неловкое возбуждение и постарался сразу отвести от неё взгляд.
— К вам пришли, мистер Малфой, — голос у неё оказался под стать внешности, тихий и нежный. — Мистер Мальсибер, мистер Снейп, мистер Уорринтон и мистер Петтигрю.
Регулусу не нравился этот парень. Не нравилось, что Люциус пустил его в их компанию, где ему было не место, не нравилось, что он вечно так жадно набрасывается на еду и выпивку, вечно пытается всем угодить и пускает слюни, когда Мальсибер рассказывает о своих бесчисленных новых метлах. Питер Петтигрю был не их поля ягодой. Он им завидовал и это было видно невооруженным глазом. Он завидовал их деньгам, положению, их будущему. И почему-то по— идиотски верил, что если его приняли в их компанию, то значит и на него в один прекрасный день прольются все эти блага. Просто поразительно, до чего тупыми бывают полукровки. Хвала Мерлину, он сам не такой.
В дверях Петтигрю смущенно отшатнулся от малфоевской шлюхи, оглядываясь на неё, вошел в комнату, врезался в хрупкий столик у двери и чуть не сшиб стоящую на нем вазу.
Регулус закатил глаза и отвернулся, чтобы не видеть всей этой возни. Люциус, наоборот следил за ним очень внимательно. Нотт здоровался с парнями.
Обернувшись к сидящим в номере, Петтигрю стащил с головы вязаную шапку, куртку и прошел, приглаживая волосы. Раньше он очень боялся Люциуса. А потом почему-то поверил в то, что интересен ему и что Малфой вовсе не так страшен, как кажется.
Глупая грязнокровка.
Все чистокровные опасны! А Малфой в два раза опаснее и ядовитее остальных! Вот только другие чистокровные знают, как справляться с этой опасностью, а грязнокровки улыбаются и думают, что ситуация у них под контролем...
Вот и сейчас. Петтигрю торчал в их компании, совершенно чужой их миру человек и слушал, как они обсуждают планы на Рождество — Уоррингтон звал всех провести каникулы в его летнем особняке в Афинах. Регулус там уже бывал и ему там было скучно, но когда Петтигрю вдруг влез и заявил, что это — хорошая идея, все замолчали и посмотрели на него как на идиота.
Он очень хотел понравиться — и это всех бесило. Кроме Малфоя, который наблюдал за поведением Питера с улыбкой. Так хозяин смотрит на мелкую противную собачонку, которая вертится между гостями и клянчит кусочек мяса.
В конце-концов он сжалился над ним.
— Скажи Питер... — громко спросил он, резко перенаправляя беседу на никому не нужного мальчишку. — Как тебе понравилось играть за сборную Гриффиндора? Здорово быть частью команды?
Петтигрю был так взбудоражен тем, что все вдруг послушно обратили на него внимание, что заглотил наживку вместе с очередным куском рахат— лукума и даже не заметил.
— Понравилось... да они просто поиздевались надо мной! — прошамкал он. — Сириус... он специально всё подстроил, чтобы мы продулись, он пригласил меня в команду и на тренировках твердил, что я отличный вратарь, а оказалось, что им просто нужна была подстава! Плохой вратарь, который испортит игру, повод, чтобы Джеймс захотел вернуться на поле! — и он схватил ещё один кусок. Сахарная пудра просыпалась ему на воротник. — Он использовал меня... как обычно... я думал... я надеялся, это когда-нибудь прекратится, — его губы, облепленные пудрой, гадко затряслись.
— Да, друзья так не поступают... — вздохнул Люциус. — Слышал, Регулус? Твой братец совсем растерял остатки чести.
— У меня нет брата, — хладнокровно отозвался Регулус и Мальсибер понимающе похлопал его по плечу.
— Да-а, друзья...лично я бы не простил своим друзьям такую подлость, — молвил Люциус и переглянулся с Регулусом. — Я бы наверное захотел отомстить.
Питер уставился на него крошечными глазками.
— Как? — жалобно спросил он.
— Плечо ниже. Ниже! Руку выше.
Ремус засопел. Ему было тяжело, спину ломило, а лук, казалось, весил как целое дерево.
Он облизал пересохшие губы, вдохнул поглубже и поднял руки.
Если уж она могла его удержать, то он не то, что жаловаться, и думать о жалобе не имел права.
Валери шагнула к нему и ударила его сверху по плечу. Снизу — по руке, поднимая её.
— Вот так.
— Я стреляю?
— Нет.
Взвыть и заматериться. Больше уже ничего не хотелось.
Он простоял в такой позе вот уже почти что сорок минут, но Валери всё не разрешала ему выстрелить. Что за пытка? Какой в эттом смысл?
— Расслабь руку, — приказала она, закинув в рот пару лесных орешков.
— Какую?
— Левую.
Ремус чуть расслабил руку, которой сжимал древко и — поразительно — смог натянуть тетиву ещё туже.
— Стрелять? — не выдержал он.
— Хватит думать о самом выстреле. Ты можешь выстрелить прямо сейчас, но все равно промажешь. Я учу тебя стрелять в цель, стрелять как попало тебя уже научили, — и она отошла, а Ремус почувствовал обиду за отца. Это ведь он учил его стрелять и, между прочим, считался лучшим стрелком в их городе.
— Сохраняй напряжение, сохраняй концентрацию, выстрел произойдет сам, когда напряжение достигнет наивысшей точки, — говоря это, она четким, отработанным движением натянула свой новый лук — подарок Ремуса. — Вот так.
Возможно всё дело было в воображении, но Ремусу почудилось, как по её телу снизу-вверх поднялась волна и разжала её пальцы. Стрела сорвалась с тетивы и с глухим стуком вонзилась в их самодельную мишень — крошечный круг, нарисованный на дереве.
Валери опустила лук.
— Почему же вы стреляете сразу? — не сдержался Ремус.
— Я занимаюсь этим чуть дольше, Люпин. Рука! — рявкнула она и Ремус, смежив веки, задрал руку...
Когда Валери Грей согласилась взяться за его подготовку для поступления в её отдел?
Наверное это случилось в последнюю пятницу октября, когда Ремус показал ей кладбище Основателей. На обратном пути она молчала, так же как и по дороге туда — понятное дело, всё ещё была оскорблена за то, что Ремус вздумал её поцеловать.
Тогда-то он и заговорил с ней о Хогвартсе.
Нет, не об Основателях и их Истории. Он рассказывал, какие проделки они устраивали на младших курсах. Рассказывал о том, что чувствовал, когда впервые попал в эту школу. Как вечно путался в коридорах, проваливался в какие-то тайники, шарахался от привидений, ругался с лестницами...
Первое время ему казалось, что он говорит сам с собой, но это было ничего. Если бы Валери не хотелось его слушать, она бы просто приказала ему замолчать. Но она молчала и он продолжал. А когда же Ремус рассказал о том, как на втором курсе его утащил в Озеро кальмар и как Джеймс и Сириус вытащили его, увидел, что Валери... улыбается.
Нет, серьезно, она действительно улыбалась!
Почти незаметно и как будто сама себе. Да и улыбка ли это была? Она просто приподняла уголки губ.
Но как только Ремус увидел это, школьные истории посыпались из него как из стручка горох.
Он даже не заметил, как они вернулись в замок — а ведь путь-то был приличный. И когда они дошли до парадного входа, Валери вдруг взяла и сказала:
— Ты хорошо ориентируешься в лесу, Люпин. В среду поможешь мне перевести выводок гиппогрифов в загон.
Чудо ли это было?
Однозначно, чудо.
Так и начались их совместные вылазки в лес. Сначала Ремус просто помогал ей готовиться к урокам — таскал за собой на поводке выводок упертых, детенышей гиппогрифов, пока их родители степенно вышагивали за Валери, чистил клетки, собирал яйца фей—светляков для лукотрусов и лукотрусов для пятикурсников, лечил простывшую мантикору, кормил и пересчитывал нюхлеров, у него даже появилась собственная дрессированная шишуга, которую он окрестил Сириусом (Бродяга, узнав об этом за завтраком, подавился тостом. По-настоящему. Чуть не задохнулся).
В целом, Ремусу очень нравилось работать с Валери. Сидя на ледяном ветру по локоть в теплом помете саламандр, или колдуя над очередной ловушкой, он всё так же рассказывал ей разные школьные байки и она слушала их с такой жадностью, словно это были самые свежие новости «Ежедневного пророка», хотя сама предпочитала отмалчиваться и говорила только по делу.
Но спустя какое-то время их совместная работа стала выходить за пределы школьных уроков. Валери звала его с собой, когда надо было проверить чары-капканы, рассказывала, как надо охотится на больших зверей и Темных существ, даже поведала ему, как охотники умудряются так быстро передвигаться по лесу.
— Это особая разновидность трансгрессии, которую волшебники позаимствовали у дриад, — говорила она, когда они возвращались в замок после очередной вылазки. — Обучают ей только на подготовительных курсах в Отделе. Ты выбираешь растение — любое дерево или кустарник. Зелье, небольшая манипуляция с Протеевыми чарами — и ты можешь пользоваться своим растением, как порталом, — и, на глазах у Ремуса она исчезла в ближайшем орешнике. Миг — и она появилась из другого кустарника, футах в десяти от Ремуса.
— Видишь? Очень просто. Достаточно иметь карту и знать, где растет твоё растение.
— Хотелось бы научиться, — многозначительно сказал Ремус, ни на что впрочем не надеясь — все его попытки завести разговор о поступлении в её отдел заканчивались тем, что его отсылали в замок, как нашкодившего щенка.
Но в этот раз она его не прогнала.
— Для этого надо сначала поступить в Отдел. А для этого надо как минимум уметь стрелять.
— Я умею, — сразу же сказал Ремус и это было правдой — в детстве отец учил его.
Валери хмыкнула, окинув юношу скептическим взглядом.
— Это мы узнаем. Приходи после уроков, — это значило на ту опушку, где всегда проходили уроки и стояли клетки с животными. — Покажешь, как ты умеешь стрелять.
Он пришел и оказалось, что по меркам Охотника он стреляет как пьяная больная ведьма и что ему надо учиться с нуля. Что у девочки-первокурсницы руки сильнее, чем у него.
Что у него сбит прицел. Что он не понимает очевидных вещей.
Но все эти обидные слова были сущим пустяком по сравнению с теми, другими, которые сказала ему Валери и которые Ремус носил в себе как талисман:
— Не знаю, что с тобой делать, Люпин. Похоже, ты от меня не отстанешь, пока я не соглашусь, верно? Каждый день после уроков жду тебя здесь. Займемся твоей подготовкой и, видит Бог, может быть к лету нам и удастся сделать из тебя что-нибудь путное.
***
По территории разлился удар колокола.
«Окно» Ремуса подошло к концу. Пора было возвращаться в замок и идти на защиту от Темных сил. Сегодня будет пирамида и Джеймс с Сириусом с утра как на иголках.
А ему не хочется выходить из этого леса. Пусть тут холодно и листья уже опали...
Ремус опустил руки и блаженно закряхтел, разминая шею и плечи, и попутно наблюдая за тем, как Валери собирает вещи. Каждый раз, когда возникала эта пауза — между ударом колокола и прощанием у замка, Ремус чувствовал, что это его шанс изменить наконец это сумасшествие и дать ей понять... впрочем, он каждый раз он упускал этот шанс.
Потому что на самом деле не было у него никаких шансов. Ровным счетом.
Он потер плечо.
С руками было все кончено. Едва ли он сможет когда-нибудь снова их согнуть или разогнуть.
— Это пройдет после хотя бы месяца интенсивных тренировок, — сказала Валери, наблюдая за ним, но в её взгляде не было ничего, кроме профессионального холода. Как будто настоящая Валери, та, которую он целовал в чаще леса, спряталась за непроницаемым стеклом. — Тебе стоит заняться спортом, Люпин, если ты надеешься протянуть хотя бы до сорока, — резко сказала она, пока складывала оружие в чехол и собирала стрелы.
— Да, у меня был такой план, — чуть улыбнулся Ремус, натягивая мантию.
— Тогда подумай о пробежках по утрам, — заявила она, бросая ему его сумку. — Я серьезно.
— Подумаю, — пообещал Ремус.
Он не обиделся на неё за прямоту. Валери нравилась ему именно такой.
Она любая ему нравилась.
Он уже не представлял, что с этим делать.
Они проводили вместе по пять-шесть часов в день, а всё, что ему позволялось — это смотреть на неё и говорить с ней.
Потому что он ребенок.
