Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 152 (всего у книги 275 страниц)
— Что это там? — он решительно повернул в сторону зарослей, не дожидаясь Валери. Как ни странно, она не стала его останавливать и пошла следом. Протолкавшись сквозь девичье царство маленьких пушистых ёлок, Ремус очутился на крошечной чистой полянке и увидел в её центре большой памятник, потускневший, почему-то закопченный местами и слегка разрушившийся, но все ещё вполне узнаваемый.
— Капитолийская волчица, — сказала Валери, как всегда неслышно подойдя сзади. — Памятник Ромулу и Рему, основателям Древнего Рима.
Ремус нежно провел ладонью по спине волчицы, счищая снег. Сжал маленькую бронзовую ножку одного из детей у её груди.
— Почему она здесь? — тихо спросил он.
— Ты не знаешь эту легенду? Дочь царя бросила своих детей и их вскормила волчица, чтобы со временем они основали величайшую империю в мире.
— Это не так, — тихо произнес Ремус, взглянул на маленького, почерневшего от огня бронзового Рема и в горле подозрительно защипало. — Рея никогда не бросала своих детей. Она погибла. Её казнили за то, что дети были незаконными и, якобы, произошли на свет от Бога войны.
— Может быть, — сухо молвила Валери, глядя на памятник недобрым взглядом. — И тем ни менее, Сивый рассказывает своим волчатам именно эту версию. Чтобы они верили, что даже если от них отказалась семья, у них есть шанс стать великими и изменить этот мир.
— Тогда он не случайно выбрал для колонии это место, — уважительно заметил Ремус, смахнув снежную шапку с головы Ромула и вдруг увидел надпись, сделанную под пухлыми ножками младенца:
«Всё в своё время. Курций Руф, I в.до н.э. — Уиллоу-Крик, 1937.»
— Уиллоу-Крик? — Ремус порывисто обернулся к Валери. В его голове как будто свет включили и он вспомнил, что за услугу оказала Валери Сивому, вспомнил обломки по пути сюда и его прошиб холодный пот. — Это… это ваш старый город? Вы отдали его О…Сивому!
Валери обратила на него свои невозможные глаза и чуть-чуть сузила их, но так, что Ремусу сразу захотелось куда-нибудь уйти.
— Просто поразительно, как ты осведомлен о подробностях моей личной жизни.
Ремус отвел взгляд.
Валери немного помучала его взглядом, а затем вскинула брови, резко вздохнула и тоже провела ладонью по спине волчицы.
— Да. Когда-то здесь лежал очень бедный и никому не известный Уиллоу— Крик. Мэр был самовлюбленным идиотом и решил, что когда-нибудь воздвигнет в горах великолепный город, чуть ли не новый Рим. Потому и заказал этот дурацкий памятник. Рим он действительно создал, правда всего лишь в пределах своей усадьбы, а памятник остался, — она фыркнула. — Как вечное напоминание жителям о том, как жестоко их провели, — её ногти скребнули по бронзе и рука упала.
— Я знаю, что они сделали вам, Валери, — тихо произнес Ремус после небольшой паузы и его рука, скользнувшая по круглой головке Ромула, сжалась в кулак. — Они получили по заслугам.
Валери обернулась к нему.
— Вот как?
— Да.
— То есть ты считаешь, что я правильно сделала, натравив четыре десятка оборотней на незащищенный город, в котором, вероятно, были и те, кто был ни в чем виноват?
Ремус засопел.
— Они убили вашего сына! Просто за то, что он родился не таким, как они! Они вас пытались убить! — Ремус подумал, что за последнее он и сам растерзал бы любого одними зубами.
— Генри тебе рассказал, — пробормотала Валери. — Я могла бы и раньше догадаться.
Ремус неприязненно вздрогнул, услышав это имя. Оно выдавало близость, о которой он сам и мечтать не смел по-отношению к этой женщине.
— Вы любите его? — спросил он, ковыряя трещинку на памятнике.
— А тебя это разве касается? — вкрадчиво поинтересовалась Валери.
— Любите или нет?! — громче спросил он.
Валери пристально смотрела на него, быстро что-то прикидывая, а затем сказала очень спокойно:
— Доктор Генри Джекилл — мой единственный близкий человек. Он поддержал меня, когда все от меня отвернулись. И с тех пор не бросал никогда. Я бы доверила ему свою жизнь.
Над памятником Капитолийской волчицы повисла неприятная тишина.
Ремус медленно покивал, поджав губы.
— Говорите, никогда не бросал. Тогда же он теперь? — он театрально оглянулся, словно ожидал, что профессор по защите от Темных сил сейчас выскочит из кустов. — Вы рискуете своей жизнью, находясь сейчас здесь, а где же он? Почему не помогает вам, почему не поддерживает?
На сей раз Валери молчала ещё дольше.
А затем оглушила его:
— Сегодня ночью Генри приведет сюда почти весь мой Отдел. Только он знает, где находится колония, ведь когда-то он тоже жил здесь. Он перехватит Чарльза в лесу, до того, как до него доберутся дети Сивого и отведет к порталу, а мы будем прикрывать их.
Ремус ошеломленно замолчал.
— Вы… вы собираетесь напасть на колонию? — севшим голосом спросил он, на секунду забыв о снедающей ревности. — Валери, нет… вы не можете. вы не должны, вы же не… вы привели сюда этих детей! Вы привели сюда Луну, и…и Маленького Тома! И вы же их и убьете?! — что-то нехорошо потемнело в её глазах. — Да как вы можете?! Вы не сделаете это, вы же не убийца! Вы н…
— С чего ты взял, что я не убийца? — спросила она.
Ремус осекся.
— Я помню, как Маленький Том стал оборотнем. Его покусала Мята. А Сивый убил его родителей. Просто потому что никто их не остановил. Тома некуда было деть, в мире нет приютов для маленьких вервольфов. Поэтому он оказался здесь. Это замкнутый круг. И если я правильно помню, ещё несколько недель назад ты мечтал быть в числе тех, кто поможет его разорвать, — она подошла ближе. — Ты очень изменился, Ремус.
— Вовсе нет! — запротестовал Ремус, но тут же понял, что она права.
— Как бы там ни было… у тебя ещё есть время решить, на чьей стороне сражаться этой ночью. Но знай. Как только я увижу, что ты охотишься на людей — выстрелю. И на этот раз не промахнусь.
Спустя час Ремус сидел у себя в хижине и гипнотизировал пузырек с зельем. Доводы «за» и «против» сцепились в его голове как осы.
С охоты они с Валери вернулись раздельно, Ремус не видел её с тех пор, но не сомневался, что она готовится к бою. Он слышал, как растет тревога в колонии, даже выслушал долгую речь Сивого перед новичкам о том, что они — высшее звено эволюции, сверх-люди, что сегодня ночью они наконец почувствуют, каково это — быть частью одной великой Стаи, и так далее, и так далее. Он говорил очень громко, свет костра делал его внушительную фигуру ещё более внушительной и пугающей. Все новички ждали и боялись, у некоторых это было первое превращение. И Ремус, стоя перед Сивым и сжимая во влажном кулаке пузырек с Волчьим Противоядием пугался того, как глубоко западают в душу слова того, кто поломал его жизнь.
«Хотя почему поломал?» — думал он, глядя, как свет керосиновой лампы, освещавшей хижине, плещется в зеленоватом тумане зелья. «Может быть он прав. Это не он сделал нас такими. Это люди. Они сами виноваты. Оборотень кусает, потому что такова его суть. Если бы волшебники лучше относились к таким, как я, нам бы не пришлось прятаться. Мы могли бы жить на равных. Но нас загнали в горы, хотя мы сильнее и можем взять то, что принадлежит нам по праву — нашу свободу и право быть теми, кто мы есть…»
Он стиснул пузырек в руке и вышел из хижины, намереваясь разыскать Валери. План созрел в его голове, такой удивительно простой и ясный, что Ремус поразился, как это раньше до этого не додумался.
Разделить зелье между детьми. Показать им, что представляет из себя колония Сивого в лунном свете. Дать им возможность выбора.
— Вы не видели Иону? — спрашивал он, то у одних, то у других. В центре лагеря готовили место для совместного, публичного превращения. Проходя мимо хижин, Ремус видел, как матери привязывают детей к столбам, увещевая, а дети смотрят на них и доверчиво кивают.
— Ты не видела Иону? — спросил он, разыскав в полевой кухне Луну, но и Луна её не видела.
Валери словно испарилась.
Он остановился на центральной площади лагеря, недалеко от кухни и потеряно оглянулся, почесывая волосы.
— Потерял свою Мамочку, Люпин? — вежливо поинтересовался Лука, проходя мимо и больно толкая его плечом.
— Не твое дело! — огрызнулся Ремус. Вообще-то он дал себе слово, что не будет лишний раз конфликтовать с Лукой, раз уж у того итак с головой не всё в порядке, но сейчас не смог сдержаться. Злость, осевшая на самом дне, всколыхнулась.
— Ох-хо-хо, а может быть и моё! — витиевато изрек Лука, разглядывая свои ногти. — Может быть я знаю, куда она пошла?
— Куда? — рывком обернулся Ремус.
Лука откинул голову назад, глядя на Ремуса с видимым превосходством.
— Не скажу. Может мне надоело видеть, как она позорит себя, путаясь с тобой.
Ремус вернулся к нему, подрагивая от плохо скрываемого бешенства.
— Слушай, что тебе от меня надо? — сдавленно произнес он, напирая на Луку так, словно хотел втоптать его и пройтись сверху. Лука отступил на пару шагов, но лицо его оставалось таким же ехидным и язвительным. — Какого черта ты до меня доебался?
— Да ничего, — Сивый-младший вдруг напустил на себя ужасно озабоченный вид. — Понимаешь, меня просто ужасно бесит это: ты явился сюда, на чужую территорию, отказываешься от честного поединка за право быть здесь, — Лука вдруг пихнул его в грудь, а не успел ошалевший Ремус прийти в себя от такой наглости, повторил. В голове Люпина застучали барабаны. — Ты здесь ещё никто и ничто, Люпин, а уже присмотрел себе самку, — нежно промолвил он. — Нет, я понимаю, что происходит. Она своего щенка потеряла, замену нашла, нового щенка притащила, а то, что она этого щенка ещё и трахает в лесу, тайком, ну так это нормально, у неё же вообще с головой не в порядке. Но ты-то… мог бы присмотреть себе кого-нибудь поинтереснее, — кожа на его покалеченном носу собралась складками, когда он оскалился — это было последнее, что Ремус хорошо запомнил, балансируя на границе терпения и безумия. —…чем старая шлюха.
Маленькая неприметная могилка находилась на небольшом отдалении от городского кладбища. Жители отказались хоронить Бо на своей земле.
За витиеватой, поросшей плющом оградой стояли пышные памятники и мавзолеи, но время и пожар сожрали все, и только крошечная могилка за её пределами выглядела аккуратной и прибранной. Холмик снега и небольшой камень с инициалами. Валери просидела возле него целый час, рассеяно поглаживая ладонью гладкий камень.
В лагерь вернулась на закате и сразу почувствовала, что там что-то не так. Что-то происходило на главной площади, все шли туда, дети так вообще бежали с прискоком и Валери прибавила шаг, вслушиваясь в шум и крики впереди.
А затем побежала.
На небольшом свободном пятачке, окруженном радостной, жадной до крови толпой, два обезумевших молодых волка в человеческих телах рвали друг друга на части. Они схватывались так, словно сейчас, вот-вот один оторвет другому голову, расцеплялись, скалились, напряжение лопалось за секунды и публика в ужасе и восторге расступалась, когда они схватывались. А потом кричала и подбадривала дерущихся, жадно улыбаясь и требуя больше, больше, больше крови.
Длинные волосы Луки растрепались, испачкались, у него была разбита губа и когда он скалился, видно было розовые, почти красные зубы. Кровь капала и с руки, видневшейся в разорванном рукаве.
Он прошелся по кругу, мягко переступая кривыми тощими ногами. И Валери увидела его противника. Темно-синий свитер, в котором Люпин частенько сидел в холодной школьной библиотеке, был разорван от самого воротника, обнажая шею, плечо и грудь, рассеченные когтями Луки, волосы его слиплись от пота и крови. Лицо, белое, окровавленное, горело звериным бешенством.
Растопырив руки, Лука прошелся вокруг него, гадко смеясь и точно так же тараща на него свой единственный глаз, а потом бросился на противника намереваясь повалить на землю. А противник, Люпин, правильный, вежливый и спокойный тихоня Ремус Люпин огласил лагерь утробным, клокочущим рычанием, тараща безумные глаза и вцепился в Луку в ответ, изо всех сил упираясь ногами в снег.
Со стороны можно было подумать, будто эти двое горячо обнимаются. Пару секунд они упирались друг в друга, пытаясь подавить силой, а затем ненависть судорожно прорывалась, руки наносили ужасающие удары, ноги соскальзывали и казалось — ну вот, сейчас один добьет другого! И они расцеплялись, запугивая друг друга оскалом.
Сивый наблюдал за поединком с совершенно спокойным, серьезным выражением, вокруг него стояла свита, побежденная Лукой. Никто не сомневался в итоге боя.
— Какого черта, что произошло? — Валери разыскала в толпе Грума. Бородач стоял в первом ряду и посмеивался, скрестив на могучей груди руки. Для пожилых воинов такое зрелище было скорее детской забавой, чем поединком не на жизнь, а на смерть.
— А ты не видишь? Бой за территорию, песочницу нашу не поделили! — и он засмеялся, довольный собственным остроумием. В этот же миг толпа радостно взревела — противники повалились на землю и запутывались на ней в смертельный узел, явно ничего и никого не замечая. Греко-римская борьба со смертельным исходом…
Валери подалась вперед.
— Не на-адо! — протянул Грум, мягко отстраняя её. — Как ты потом мальцу в глаза смотреть будешь, если влезешь в такой-то момент, это ж главное событие в жизни каждого волчонка! Не мешай!
— Помнишь, как Сивый тебя уделал? — подал голос Рам Черный, заросший и страшный. Грум сипло хохотнул и покивал. — Еле отходили, нет? Эти вот уже минут десять грызутся, скоро видать закончат.
Ремус сам не понял, как они оказались на земле. Он вообще не понимал, что происходит, все остальные чувства, голову его наполнял дикий ультразвук, весь мир, всё потонуло в желании убить, убить, убить. Теперь они с Лукой не отступали и не нападали, они сцепились в последний раз, пыхтели, ощерив от усердия зубы, не издавали не единого звука, только ненавидели друг друга, яростно и люто.
Понятно, почему Лука стал главой местных воинов. В сражении он действовал не как человек, даже не как волк, а как механизм, настроенный на убийство. Нет страха, нет самосохранения, сколько бы Ремус не молотил его и не драл, жилистые руки заламывали его шею и плечо, давили, давили, давили…
Ремус нащупал комок смерзшейся в камень земли, вскинул его, взрывая фонтан снега и грязи и врезал им по люто горящему глазу врага. Лука взвизгнул от боли, но даже его секундного замешательства Ремусу было достаточно. Он вывернулся, повалил соперника, и… он сам не понял, что случилось, видимо ярость, ненависть и этот чертов свербеж в деснах его доконали. Он столько лет сдерживал в себе злость, опасаясь ранить друзей, что сейчас она выплеснулась во всей своей уничтожающей силе. Все умелые, мощные выпады Луки он блокировал с таким отчаянием, что рисковал сломать себе пальцы. И давил, давил так, что наверное с легкостью мог бы раздавить.
Лука бился, рычал, извивался, все ещё нагло смеясь над попытками Ремуса его победить, отдувался и орошая лицо Ремуса брызгами крови, но сбросить никак не мог. Тонкие черные волосы облепили его изуродованное лютое лицо, он сучил ногами, пытаясь лягнуть Ремуса в бок, в спину, ударить, сбросить, но тот не реагировал на боль и только подавлял все его попытки. В парализованный яростью мозг настойчиво рвалось какое-то огромное, бесконечно важное воспоминание, но Ремус не обращал внимания, и тут…
Вместо рычания, рвущегося сквозь стиснутые зубы Луки, Ремус услышал всхлип.
Жалобный мученический всхлип. Золотистый глаз расширился в каком-то тупом, отчаянном ужасе, Лука рванулся, глядя на Ремуса с непонятной мольбой, вцепился в него, жадно сминая свитер у него на руках и спине, а потом все его тело несколько раз конвульсивно дрогнуло и… обмякло.
Сначала Ремус ничего не понял, а когда понял, расцепил руки, шарахнулся от Луки как от огня, оскальзываясь на снегу. По толпе пробежал ропот, затем раздались смешки, но все смолкло, когда униженный, злой и в тысячу раз более опасный Лука взвился с земли, одновременно выхватывая что-то из рукава.
Ледяная вспышка распорола воздух в дюйме от лица Ремуса.
— Я ТЕБЕ КИШКИ ВЫРЕЖУ! — срываясь, завизжал он, встряхивая ножом. По его лицу бежали слезы.
Он напал ещё раз, ещё, ещё. Ремус отступал, уворачивался от новых и новых взмахов, но долго так продолжаться не могло. Он устал, а Лука, подстрекаемый позором и ненавистью, мог бы сейчас справиться с десятком. В какой-то миг лезвие свистнуло совсем рядом с лицом, Ремус оступился, упал…
— Лука, прекрати! — закричала откуда-то Валери.
Лука резанул ножом, но в этот же миг у него на руках повисло трое волков, а Ремус успел закрыться рукой. Удар, рассчитанный на горло, пришелся по руке, лезвие обожгло его…
Нечеловеческий, отчаянный вопль огласил поляну. Все, кто повис на Луке, оглянулся, несклько человек, в том числе и Валери, бросились к Ремусу, который катался по земле, сжимая окровавленную руку и молотил по снегу ногой.
— Серебро! — хрипло каркнула Луна, отшатываясь от руки Ремуса, испещренной обожженными капиллярами. — Это серебро!
Толпа взорвалась яростными криками:
— Подлость!
— Преступление!
— Это запрещено!
— Это позор!
