Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 139 (всего у книги 275 страниц)
— Прекратите, сейчас же! — надрывается Лили, но её голоса не слышно за криками и смехом. Северус пытается сопротивляться, но это безуспешно, очкарик с удивительной скоростью лепит новые снаряды, у Северуса распухли щеки и нос, Блэк хохочет неожиданно сипло для своих одиннадцати, рыжие близнецы хватают Снейпа под руки, когда тот пытается вырваться и просто швыряют в сугроб.
В конце-концов Лили не выдерживает и бросается к Северусу, чтобы остановить это безумие.
— Я сказала оставь...
Снежок, пущенный Джеймсом Поттером, бьет её прямо по лицу.
Публика ахает, кто-то смеется, но все звуки почти сразу же стихают и тогда все смотрят на сжавшуюся фигурку в черной мантии на фоне ослепительно-белого снега. Лили стоит, не двигаясь, поджав плечи и прижав ладони к лицу.
Всё застывает, включая и Джеймса, который так и замер с нелепо занесенной рукой. Шапка съехала набок, пар часто вырывается изо рта, на лице — ошеломление пополам с испугом. Эта рыжая хоть и вредина (не дала списать), но вроде ничего. Будет обидно, если...
Но вот Лили медленно опускает руки, не поднимая головы и видно, как снег осыпается с её красных, круглых, но твердых, точно наливные яблочки, щек. Потом ресницы её коротко вздрагивают, губы поджимаются и на Джеймса взглядывают влажные, ошеломительно-зеленые глаза.
«Сейчас заревет и побежит жаловаться» — в ужасе думает мальчик, но даже этот страх как-то меркнет на фоне того, какая Лили Эванс, оказывается... симпатичная.
А дальше происходит нечто, определившее потом всю судьбу мальчика по имени Джеймс Поттер. Вместо того, чтобы заплакать Лили Эванс вдумчиво смотрит на него, прищурив свои необыкновенно-зеленые глаза, а затем вдруг с удивительной скоростью хватает снежок и метко швыряет в Джеймса.
И попадает прямо по носу. Нет, надо отдать Джеймсу должное, в последний момент он всё же вскинул руки, но боль от поражения девчонке всё равно наносит ему ужасный, непоправимый удар. Тем более, что потом Эванс демонстративно счищает с себя остатки снега, презрительно смотрит на поверженного противника и помогает подняться зареванному Сопливусу.
— Идем, Северус, — высокомерно говорит она. — Мы идем в больничное крыло, у тебя разбита губа.
— Совсем спятила, Эванс! — кричит ей вслед разгневанный, униженный Джеймс, пока Сириус пытается за шкирку поднять его из сугроба, куда он свалился, не удержав равновесие. — Ты мне нос разбила!
Но Лили не оборачивается.
Она идет, крепко держа Северуса Снейпа под руку.
Щеки её горят, а глаза пылают.
Джеймс Поттер. Вот как его зовут.
Джеймс.
Какое идиотское имя.
Джеймс помог ей вскочить на ступеньку, но сам внезапно отстал от трамвая и пропал из поля зрения. Лили в ужасе бросилась к выходу, но тут рука Джеймса схватилась за сверкающий поручень, а затем и сам Поттер легко вскочил на ступени, чуть не сбив Лили с ног. В последний момент девушка охнула и отскочила чтобы не столкнуться с ним носами.
— Испугалась, да, Эванс?
— Нисколечко, — дрожащим голосом проговорила Лили, дождалась, пока Джеймс поднимется, а затем порывисто обняла его за шею.
Он рассмеялся.
— Добрый вечер, Джеймс! — щелкая кнопочками переносной кассы, к ним подошел машинист. Широкое морщинистое лицо наполовину скрывали пышные седые усы и насупленные брови, из-под которых нет-нет, да и поблескивали внимательные глаза-щелочки. В первую секунду он показался Лили не настоящим, как и весь этот трамвайчик, но потом она пришла в ужас: если он настоящий, кто же в этот самый момент управляет настоящим трамваем?!
— Здорово, Фарбер! — Джеймса, похоже, эти вопросы ни капли не волновали. — Как жизнь? — встряхнув ладонь волшебника, он полез в карман за деньгами.
— Давненько тебя не было видно, Джейми. Домой едете, а? — веселый карий глаз игриво блеснул из-под кустистой брови и подмигнул Лили.
— Домой, Фарб, — Джеймс сунул ему в руку пару сиклей. — Слышал, что в Министерстве творится? Теперь можем путешествовать только так, — он вскинул рюкзак на плечо и обнял Лили за талию, подталкивая к двери.
— Слыха-ал, Джимми, а то как же, — аппарат у машиниста на груди задорно клацнул и выплюнул билетики. В этот же момент трамвай ощутимо качнуло в сторону, но ни машинист, ни Джеймс, не обратили внимания, а Лили в панике вцепилась в его куртку, чуть не оторвав карман. — Теперь-то про нас все вспомнили, доходы за день больше, чем за месяц! Ну что ж, устраивайтесь поудобнее, молодые люди, мы идем в горы! — голос машиниста прозвучал так радостно, словно они были ледоколом, который наконец-то пробил себе путь в море. Взмахнув рукой, он пошел обратно к своей будке.
— Что? — Лили схватилась за Джеймса, когда трамвай опять пьяно покачнулся. — Он сказал в горы?
— Именно так! — Джеймс усмехнулся и распахнул перед ней дверцу, ведущую в вагон. — А ты боишься?
...1973 год...
Второй курс.
Гремучая Ива.
Под радостный вопль и улюлюканье, Джеймс Поттер первым добегает до ствола Ивы и хлопает по нему ладонью. Есть! Он победил! Оппонент, Сириус Блэк, приотстал, отброшенный назад свирепой ветвью. Джеймс оглядывается и победно вскидывает кулак, но тут Ива цепляет его за лодыжку и отшвыривает прямо к толпе, скандирующей «Поттер Поттер, Поттер!»
Поттер валится в траву, а уже через секунду на него обрушивается Блэк.
Мальчишки охают, кряхтят, хохочут, глядя на свои лица, поцарапанные и грязные. Толпа радуется и всем весело, но тут, как обычно, звучит чрезмерно-взрослое:
— Очень разумно.
Джеймс оглядывается.
Волосы Эванс убраны со лба клетчатым ободком, веснушчатый нос и глаза, книжки, прижатые к груди, наличие которой в последнее время почему-то странно беспокоило Джеймса, аккуратненькая форма. Вокруг, как всегда, стайка подружек. Пай-девочки идут на урок.
— Одного наказания, очевидно, было мало, — сообщает она Алисе Вуд и та согласно поджимает губы. Эти двое вечно друг друга поддерживают. Марлин хихикает и накручивает светлый локон на палец.
— А тебе какое дело? — кричит Джеймс, лежа на траве и опираясь на согнутые локти. Вставать он не решается — Эванс за лето подросла и теперь стала на добрых два дюйма выше него. Это ужасно задевало его самолюбие. — Ты за меня переживаешь?
Лили фыркает.
— Мне на тебя наплевать. А вот на факультет — нет. Кажется, профессор Макгонагалл ясно дала понять, что если ещё раз увидит вас здесь...
— Ты просто боишься, — Джеймс поднимается с земли, одаривая внезапно покрасневшую Эванс долгим насмешливым взглядом. Внимание толпы подпитывает его. — Да, ты боишься. Ты всего боишься, Эванс! — продолжает наступать он, испытывая непонятный, но захватывающий азарт. — Как ты вообще оказалась в Гриффиндоре, ума не приложу!
— Я боюсь? — тихо произносит Лили, сужая глаза. — Я?
— Ты, — с удовольствием прищелкивает Джеймс.
Эванс делает глубокий, возмущенный вдох, а затем вдруг сует Джеймсу свои книжки и выхватывает палочку.
Публика, следящая за перебранкой, оживает, девчонки пытаются отговорить Лили, но она отмахивается и решительным шагом направляется к Иве.
— Лили, не надо! — взвизгивает Алиса, видя, как Ива замахивается.
Заметив опасность, Эванс останавливается, вскидывает палочку и кричит:
— Иммобилус!
Ветви испуганно поджимаются и вытягиваются вверх. В абсолютной тишине маленькая тоненькая фигурка подходит к стволу и касается ладонью шершавой коры.
— Вот! — не убирая руки, она оборачивается к раздосадованному Джеймсу. — Совсем неплохо иметь в голове мозги, а не бладжер, Поттер. Ты бы тоже так смог, если бы иногда брал в руки учебники, а не только свою метлу.
— Учебники, да? Эти, что ли? — невинным голосом спрашивает Джеймс и демонстративно разжимает руки. Аккуратные книжки Эванс, в обложках и с цветными закладками, летят в грязь.
Кто-то смеется, Лили, вспыхивая, бросается к нему, но, видимо ногти её в этот момент соскребают с коры какие-то микрочастицы, потому что Ива вдруг оживает и взвивается, точно раненая лошадь.
Полянка лопается от воплей, все бросаются врассыпную. Крик девочки, захваченной ветками, точно лезвие режет воздух. Ученики бегут кто-куда и только Джеймс, наступая на книжки, бежит в обратную сторону — прямо в гущу ветвей. Схватив исцарапанную перепуганную Лили в охапку, он кое-как вытаскивает её из-под Ивы, закрывая собой, но напоследок буйное дерево делает поистине королевский теннисный выпад и дети отлетают на пару метров от земли, чтобы потом кучей повалиться в траву.
Так же быстро, как рассыпались, студенты снова заполняют полянку и окружают приникших друг к другу, перепуганных детей. Крепко держась друг за друга, мальчик и девочка задыхаются и смотрят на Иву, так, словно ждут добавки. Но как только нарушители пропадают из опасной зоны, Ива моментально успокаивается и ветви её шевелятся вновь тихо и спокойно.
Всё ещё тяжело дыша, они отворачиваются от дерева и наконец-то смотрят друг на друга. Карие глаза встречаются с зелеными. В последних — испуг и ошеломление, но все ошеломление мира не идет ни в какое в сравнение с тем, которое настигло тринадцатилетнего Джеймса Поттера в тот момент, когда на него обрушилась Лили Эванс.
Подобные неожиданности случались у Джеймса и раньше. Но сейчас это было так пронзительно и остро, что он ничего не может с собой поделать и только во все глаза смотрит на Лили из травы.
Впрочем, волшебный миг длится недолго.
Не успевает Лили оттолкнуть его и сесть, подозрительно сверкая глазищами, как на их головы обрушивается новое потрясение — на сей раз в лице профессора Макгонагалл, которая уже спешит в их сторону со стороны замка.
Дальше, понятно, что — выволочка, угроза вызвать в школу отца, наказание, все как всегда, но Джеймсу уже нет до этого дела.
Он слишком потрясен и слишком взволнован, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Он ничего не слышит и не видит.
Ноги сами несут его до ближайшего туалета, туда, где можно запереть дверь, отгородиться от всего мира и дать себе время всё понять.
Именно там, в запертой кабинке и произошло одно из самых ярких приключений Джеймса Поттера. И сколько бы лет не прошло, Джеймс всегда помнил его очень отчетливо: запах травы, первого настоящего возбуждения, дурацкого моющего средства и хриплое, беспомощное «Э-эванс», вдруг вырвавшееся из груди под конец...
Крепко сжимая руку Джеймса, Лили шагнула внутрь.
В вагоне было практически пусто, если не считать плечистого волшебника в белой шубе и шляпе, да сухонькой добропорядочной ведьмы в шляпке и пальто с номером «Ежедневного пророка» в руках. Стены здесь покрывала всё та же позолота, пол устилал вылинявший старый ковер. Вдоль окон тянулись ряды бархатных двухместных диванчиков — один напротив другого.
С любопытством озираясь по сторонам, Лили опустилась на мягкий диванчик. Пока она вертела головой, Поттер достал из кармана два билета и сунул в какой-то приборчик с щелью, изогнутой трубкой и динамиком. Лили привстала, чтобы рассмотреть приборчик повнимательнее и тут он хрипло выкрикнул название, да так неожиданно, что Лили подскочила и шлепнулась обратно на диван:
— Сонная лощина!
— Что он сказал? — она схватила севшего Джеймса за рукав. — Какая лощина?
— Сонная, — удивился её реакции Джеймс и оглянулся, когда мимо них прошел волшебник в шубе. — Добрый день, Йетти!
Волшебник резко обернулся и Лили чуть не вскрикнула, увидев под широкополой шляпой широкую приплюснутую морду с двумя лютыми черными глазками, изогнутыми клыками, торчащими из нижней губы и непонятным розовым носом. То, что она изначально приняла за шубу было мехом, под которым отчетливо виднелся полосатый галстук.
— Добрый день, Джеймс, — учтиво проговорил йетти, приподняв шляпу. — Из школы?
— Да, — Джеймс незаметно погладил перепуганную Лили по руке.
— Славно. Передавай привет Хагриду! — с этими словами Йетти сошел с трамвайчика, в дверях поздоровавшись с каким-то дерганным пожилым волшебником в потертом заплатанном пальто, с кучей каких-то чертежей и свертков в руках. На клочковатой голове криво сидела шляпа, увенчанная диковинного вида очками.
— Как жизнь, Икабод? — несколько натянуто спросил Джеймс, когда волшебник поравнялся с их местом. Нервно вздрогнув, он стремительно повернулся к ним, обернувшись всем телом.
— А-а, Джеймс, — его голос облегченно задрожал. Взгляд метнулся по лицу Поттера, перескочил на Лили, но, похоже, не нашел ни в них, ни в ней ничего опасного. — Прекрасно, прекрасно, п-просто прекрасно... — поджав одновременно и плечи, и губы, он двинулся дальше.
— Икабод? — не веря своим ушам прошептала Лили, когда трамвай возобновил ход и застучал колесами. — Икабод Крейн?!
— Да, — удивился Джеймс. — А ты откуда знаешь?
— Если я скажу, — Лили посмотрела Джеймсу в глаза. — Ты мне все равно не поверишь.
В этот момент трамвай вдруг снова качнуло. Икабод, который только-только собирался сесть, с размаху тюкнулся лбом в стену. Всё его имущество взлетело в воздух. Чертежи раскрутились, коробки попадали, устрашающе-круглый свиток покатился по полу...
— Береги голову, — едва слышно молвил Джеймс вслед Икабоду, который издал вопль отчаяния и бросился по вагону вслед за ускоряющейся тыквой в тряпке.
Остаток пути Джеймс знакомил Лили с пробегающим мимо Ипсвичем и своим детством. Только у него получалось рассказывать о невероятно смешных вещах с таким серьезным, почти трагичным лицом. Ему нравилось смешить Лили, видеть, как она пытается не смеяться и не может. В такие минуты он любил её особенно — поэтому без предупреждения лез целоваться и они надолго проваливались в щемящее сладкое тепло, не замечая входящих и выходящих из трамвая путников, прекрасного горного заката за окнами и захватывающего дух пейзажа...
В один из таких, особенно сладких моментов, сухонькая дама у окна напротив отшвырнула газету и пригрозила, что пожалуется на них машинисту, если они не «прекратят этот грязный разврат!».
Джеймс вежливо выслушал все её жалобы, не отпуская от себя Лили ни на дюйм, прокричал в ответ: «И вам Счастливого Рождества, миссис Крамплботтом!», как если бы она была совсем глухая, после чего покрепче обнял протестующую Лили и поцеловал.
Мадам не выдержала и сошла на ближайшей же станции, сопровождаемая довольным смехом Поттера. Едва дверь за ней закрылась, Лили хлопнула Джеймса варежкой по груди, отстраняясь.
— Зачем ты так?
— Затем! — фыркнул Джеймс. — Эта старая карга поставила своей целью извести все парочки в Ипсвиче. Всякий раз, когда она видит меня с девчонкой, колотит своей гребанной сумочкой по... — Джеймс осекся, увидев как Лили красноречиво сместила губы на сторону.
— Я имел в виду раньше! Раньше у меня было много подружек, но сейчас — нет. Я имел в виду только одна, — брови Лили поползли вверх. — Под "подружкой" я имел в виду тебя! Но ты не подружка-подружка, понимаешь, ты не как другие девчонки, ты почти как парень... — Лили выпучила глаза. — Боже... ладно, можешь просто меня убить, — и он сполз по сидению, надвигая на лицо шапку.
Пару секунд Лили ничего не говорила и Джеймс решился приподнять край шапки.
Лили смотрела на него, всё так же подняв брови, только губы её теперь дрожали от смеха.
— Дурак! — проговорила она, потрясенно покачав головой, а затем вдруг сдернула с него шапку и повалила на сидение.
Надо сказать, что Джеймс Поттер ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым, как в те мгновения в старом грохочущем трамвае.
...1974 год...
Третий курс.
Кабинет зельеварения
— Время вышло!
Ученики шумят, Слизнорт пускается в обход по классу. Все суетятся и спешат показать ему свои противоядия, а Джеймс тоскливо смотрит в свой котел. Его зелье выглядит так, словно умоляет о легкой смерти, пока Сириус без особой надежды на успех тыкает его волшебной палочкой. Джеймс мрачно лохматит волосы и оглядывается на Нюниуса — тот явно состряпал очередное гениальное творение и весь светится в предвкушении очередной «звездочки».
Эванс смотрит на упыренка с гордостью.
Не в силах вынести такую несправедливость, Джеймс соскакивает с табурета и бросается к шкафу запасов.
— Куда ты? — окликает его Сириус.
— Сейчас старик охренеет, — обещает Джеймс, плюхаясь на место и сжимая свою находку в кулаке.
— Вы не хотите объяснить нам, что это такое, мистер Поттер? — участливо спрашивает профессор, едва заглянув в их котел.
— Это протест, профессор, — Джеймс поправляет очки. Сириус подпирает голову рукой, предчувствуя славную шалость.
— Протест? — Слизнорт кажется заинтересованным и оглядывает класс так, словно призывает всех заинтересоваться вместе с собой. — И против чего же вы протестуете, молодой человек?
— Я считаю, что противоядия — это прошлый век. Когда у вас на руках будет умирать от яда друг, вам некогда будет готовить сложную настойку. Моё зелье — иллюстрация того, что будет происходить с умирающим, пока мы будем греметь котлом и разводить огонь.