Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 275 страниц)
— Меду не наказывают, — уныло заметила Роксана и пожала плечами.
— Просто тетушка Дру очень славная, она всех любит, — Сириус раскачивал их сцепленные вместе руки взад-вперед. — Я как-то сказал ей, что хочу снитч. Она подарила мне собаку на день рождения и сказала, что ее зовут Снитч.
— У тебя есть собака?! — восхитилась девочка.
— Нет, — отрезал Сириус. Роксана почувствовала, как на секунду сжались его пальцы, и решила больше не спрашивать.
— Если ты Блэк, значит, мы — родственники, и ты мой брат, — решительно сказала Роксана и тут же спросила, поворачиваясь к нему: — Ведь ты мой брат?
— Нет. Но, наверное, стану.
— Как это? — нахмурилась Роксана.
— Когда твой брат женится на моей кузине… — она вдруг резко остановилась, уперевшись подошвами в траву, и Сириус тоже остановился. — Ты разве не знала?
Роксана резко вырвала руку из его ладони, потрясенно глядя на него большими черными глазами.
Вокруг них все вдруг потемнело. Влажный воздух сгустился и замер. Всего на миг все вокруг застыло, вслушиваясь в таинственный небесный рокот, а уже через секунду гигантская лиловая масса над городом наконец треснула и разразилась стеной теплого шумящего летнего ливня.
Дети остановились под кроной дуба — такого огромного, что под ним можно было бы спрятать целый дом, и дождь попадал на них только отдельными случайными каплями.
— Ты говоришь глупости, — твердо сказала Роксана, снисходительно глядя на Сириуса. — Люциус никогда не женится, — она покачала головой, насмешливо и напуганно подергивая уголками губ. — Нет.
— Не сейчас, конечно, он еще маленький, — деловито сказал «взрослый» Сириус, засовывая руки в карманы. Это была его любимая привычка, и мать часто била его за нее по рукам. — Через несколько лет. Тогда зачем еще к вам возят нашу Нарциссу?
От этих его слов у бедной девочки все внутри перевернулось.
— Нар… Нарциссу? Эту Нарциссу? — перед глазами все помутилось.
— Ну да, а ты знаешь другую Нарциссу? — усмехнулся Сириус.
Роксана вдруг с силой толкнула его в грудь.
— Эй, ты чего? — возмутился Сириус, непроизвольно отступая назад и подавляя инстинктивное желание дать сдачи.
— Люциус не женится на ней, понятно?! — закричала Роксана. — Никогда не женится! — она даже ногой топнула. — Никогда, ты понял?!
Сириус вконец растерялся.
— Да что с тобой? — он попытался взять ее за руку, но Роксана снова оттолкнула его и уперлась локтями в ствол дерева, уже второй раз за вечер заливаясь слезами. — Да что я такого сказал? — возмутился Сириус, обходя ее кругом и пытаясь заглянуть ей в лицо, но она все время отворачивалась. — Сколько ты будешь реветь? В чем дело-то?
— Люциус не женится, не женится! — жалобно повторяла Роксана, размазывая по лицу слезы. Жгучая обида поднялась в ней, и слезы только подпитывали ее, так что она не могла остановиться. Она чувствовала себя страшно обманутой. Самый дорогой ей человек, единственный, кто о ней заботится, и кому она доверяет, решил бросить ее, уйти и жить отдельно, без нее! И даже ничего не сказал!
— Все женятся! — развел руками Сириус, тщетно пытаясь заглянуть ей в глаза. — Ты с этим ничего не поделаешь!
— А вот и нет! — Роксана злобно зыркнула на него из-под руки. — Я никогда не женюсь!
— Да я тоже, — пробормотал Сириус, почесав в затылке. — Хотя матушка меня, наверное, заставит. Эй, да не реви ты! — он не знал, что сделать, и поэтому просто слегка толкнул ее кулаком в плечо. — Он тебя все равно будет любить больше!
Роксана перестала плакать и какое-то время только тихонько всхлипывала, прижимаясь к дереву головой, после чего беспомощно взглянула на Сириуса, прижимая пальцы к мокрым губам.
— Точно? — спросила она таким тоном, словно от слов Сириуса зависела вся ее дальнейшая жизнь.
Сириус кивнул.
Когда они добрались до обрыва, дождь прекратился. Тучи растеклись по персиковому, молочно-розовому небу, превратившись в безобидные тающие облачка. Небо и море слились в белоснежной дымке на горизонте и словно поменялись местами.
У самого обрыва дети нашли поваленное молнией дерево — верхушка его покоилась над пропастью, а все тело, до этой грозы растущее не один десяток лет, лежало на земле. Мощный ствол при падении смял молодые деревца, и свежие листики печально кивали на ветру, роняя на землю дождевые капли. Обрыв спускался вниз травянистой горкой — казалось, что еще миг, и дерево скатится в пропасть.
Сириус забрался на место слома, которое было на обрыве самой высокой точкой, и счастливо сощурился, подставляя лицо потокам соленого морского ветра и теплому червонному свету заката.
Роксана тоже забралась на посеребренный молнией ствол. Солнце, похожее на небольшой пылающий рубин, медленно выходило из-под покрова облаков.
Глядя на эту восторженную красоту, Роксана думала о тысяче вещей сразу, но мысли ее то и дело возвращались к тому, что если бы она не убежала, то после вкусного ужина из ржаных блинчиков с клубничным джемом могла бы забраться в теплую постель и ждать, когда Люциус придет поболтать с ней перед сном или просто почитать, сидя за ее столом.
Как только она об этом подумала, в сердце шевельнулась змейка — совсем скоро он перестанет приходить к ней и будет читать рядом со своей женой.
«Если я сейчас упаду с обрыва, то им всем будет стыдно… я буду лежать мертвая, а Люциус будет плакать…»
Ствол вдруг загудел под ней — Сириус спрыгнул со своего гнезда и уселся рядом.
— Знаешь, что?
— Что? — спросила она, раскачивая ногами воздух.
— Я получил письмо из Хогвартса.
Роксана взглянула на его сияющую мордашку и попыталась представить, каково это — получить письмо из школы, в которой учился Люциус…
— Всего тридцать дней, и я уеду учиться, — он хлопнул по дереву ладонью. — Скорее бы! Не могу дождаться. Но… я, наверное, попаду в Слизерин. Все мои учились в Слизерине.
Роксана вспомнила, как все эти годы, что Люциус учился в закрытой школе вдали от семьи, она только и мечтала, как бы очутиться рядом с ним, в этом самом Слизерине. Мама, наверное, гордилась бы ею.
— Только я не хочу к этим фрикам. Было бы классно поступить в Гриффиндор, там все крутые маги учились. Ты уже получила свое письмо?
Девочка покачала головой, все так же болтая ногами в воздухе.
— Как это? — удивился Сириус. — А сколько тебе лет?
— Мама говорит, что у женщин о таких вещах не спрашивают, — высокомерно заметила она, но тут же ответила: — Десять.
— Значит, мы поедем вместе, — Сириус улыбнулся, но Роксана отвернулась от него, и он потух.
— Что?
— Люциус говорит, что Хогвартс — плохая школа, — буркнула Роксана. — Он говорит, что туда пускают учиться всех подряд.
— А это плохо — всех подряд? — мрачно спросил Сириус.
После небольшой паузы Роксана пожала плечами и повернулась, озадаченно взглядывая на Сириуса. Ветер растрепал белые, как снег, волосы и бросил ей на лицо, так что на виду остались только ее глаза.
— Не знаю.
— Где же ты будешь учиться, если не в Хогвартсе?
— Мама говорит, что в Норвегии есть хорошая школа.
— Но это же далеко! Это… — Сириус плохо знал карту. — На другом конце света.
— Да? — девочка поникла. — Надеюсь, что меня туда не примут.
Они замолчали. Солнце, коснувшись воды, расплескало по морю расплавленное золото. Небо расчистилось и тоже окунулось в воду, став таким же необъятным, как и море под ним. В воздухе вдруг особенно сильно запахло травами, дикими цветами и морем. Наверное, так же выглядел мир, когда в нем совсем не было людей. Небо, вода и шелест трав, которые когда-нибудь станут деревьями и упадут, пораженные молнией.
Сириус почувствовал, как девочка опустила голову ему на плечо.
— Будешь мне писать? — спросила она, глядя, как чайки, до этого парящие над обрывом, уносятся на самый горизонт. Найдя руку мальчика, она сжала ее, уже привычным жестом переплетая их пальцы. Сириус почувствовал странный трепет. Захотелось одновременно и отнять руку… и держаться вот так всегда, всю жизнь.
— Будешь, Сириус?
Впервые за вечер она произнесла его имя.
Сириус повернул голову и случайно коснулся носом ее лба.
Кожа у нее была нежная и матовая. На щеке — крошечная светлая родинка. Белоснежные волосы, размытые ветром, напоминали завитки крема.
Мальчик почувствовал, как сердце его отяжелело и заторопилось куда-то, сбивая дыхание.
Он вдруг неожиданно для самого себя подался вперед, закрыл глаза и поцеловал красные, как земляника, губы девочки. Все внутри болезненно и сладко вздрогнуло, съежилось, забилось…
Он замер на секунду, чувствуя живое тепло в паре миллиметров от своего лица, и поцеловал еще раз, слегка сжав при этом ее нижнюю губу. Раньше он этого никогда не делал и не был уверен, что делает правильно, но ему было очень приятно…
Голова кружилась так, словно он ухнул в пропасть над морем…
Сириус отстранился и с любопытством взглянул на девочку, желая узнать, что она почувствовала?
Роксана захлопала ресницами, открыла странные, сонные глаза и рассеяно коснулась своего рта, удивленно и пытливо взглядывая на Сириуса.
Но убегать и плакать, кажется, не собиралась.
Сириусу вдруг страшно, просто до чертиков захотелось снова ее поцеловать, так что он закрыл глаза, доверчиво потянувшись к Роксане, и весь затрепетал, когда она теперь уже сама поцеловала его в ответ.
… Их нашли, когда солнце уже опустилось в море, и стало сыро и холодно.
Роксану нашел Люциус, а Сириуса — его мать.
Их поодиночке отвели домой, не дав больше сказать друг другу ни слова.
Роксана на следующее же утро уехала в Дурмстранг, а он, погрузившись с головой в предшкольную суету, потом никак не мог вспомнить ее имя и со временем забыл даже, как она выглядит, и впоследствии рассказывал только, что впервые целовался, сидя над пропастью…
_________________________________
*Pierre Van Dormael — Nemo&Anna
Rockabye Baby — Where Is My Mind
========== О том, как важно не быть Блэком ==========
...31 июля 1976 года...
Сириус Блэк
Громкая музыка распирала дом изнутри, выдавливала красивые мозаиковые окна, ударялась об крышу. Казалось, что это и не музыка вовсе. Казалось, что дом кричит, вопит от боли.
Сириус взмахнул палочкой, как хлыстом — и стойка с головами домашних эльфов разлетелась на куски. Еще один взмах — и картина именитого предка превратилась в обугленное пятно на стене.
— Еще одно пятно на репутации, матушка! — заорал Сириус и высоко запрокинул бутылку дорогущего виски. Большая часть попала в рот, остальное пролилось на рубашку и попало под воротник. Противно. Не допив, он с силой запустил бутылку в дверь материнской спальни, и брызги толстого стекла разлетелись по всему коридору.
— Твое здоровье! — рявкнул он, перекрывая грохот музыки, крепко затянулся и затушил сигарету о ближайший портрет. Человек, изображенный на нем, с воплем бросился прочь. — Пошел к черту! — крикнул ему вдогонку Блэк. — К черту это дерьмо... — шепотом добавил он.
Не далее как сегодня утром, роясь в столе матери в поисках денег, он обнаружил письмо, на котором значилось: «Сириусу Ориону Блэку». Распечатанный конверт валялся среди кучи старинного фамильного хлама. Бумагу конверта покрывали пятна, какие-то незначительные записки на память, опечатанные коричневым ободком от кофейной чашки. Не колеблясь ни секунды, Сириус открыл конверт. Из него он узнал, что его любимый дядя Альфард скончался еще в начале весны от укуса Ядовитой Тентакулы. Не успел Сириус как следует переварить эту новость или хотя бы осознать ее, как обнаружилось, что дядя оставил ему немалое наследство в виде первого особняка Блэков, шестизначного банковского счета и маленькой винодельни. В своем письме Альфард (знакомый почерк вызвал у Сириуса жжение где-то в области солнечного сплетения) выражал надежду, что раз уж Вальбурга Блэк все равно решила после смерти передать все свое имущество младшему сыну, то, наверное, не откажет своему бездетному одинокому брату в последнем желании и позволит ему обеспечить его любимого племянника...
Даже дочитав письмо до конца, Сириус все равно не смог до конца осознать написанное. Дядя Альфард? Его дядя Альфард? Его единственный настоящий отец?
Да нет. Это бред. Это не правда. Просто не правда и всё. Этого не может быть. А то, что в завещании стоит печать и оно заверено гоблином-нотариусом... это тоже неправда. Всё неправда.
Какое-то время он просто слонялся по пустому дому с письмом в руке, натыкался на стены, останавливался, потирал грудь. Ему все казалось, что кто-то шарахнул его пыльным мешком по голове, и потому он двигается как в тумане. Горло и грудь сдавило, так что он не мог дышать. Сириус сам удивлялся своему спокойствию и пришел в себя только когда осознал, что лицо у него мокрое от слез (когда они пошли и закончились?), а губы искусаны в кровь — потому во рту так солоно, а губам больно.
Тогда-то тупой шок и онемение сменились тупой безотчетной яростью.
Письмо пролежало в ящике не один месяц. Вот как. Ни мать, ни отец даже не потрудились сказать ему о том, что его единственный настоящий родитель погиб.
Что ими двигало Сириусу было уже безразлично. Они давным-давно не были семьей — в том теплом смысле, который вкладывают в это слово нормальные люди.
Тогда-то он и начал собирать вещи, стараясь держать себя в руках. Но последней каплей, прорвавшей плотину шестнадцатилетнего терпения стал тот момент, когда Сириус прошел мимо гобелена в гостиной и обнаружил на месте дяди Альфарда уродливое обугленное пятно. А рядом с ним он тут же нашел еще одно точно такое же, подумал, что у него от потрясения просто двоится в глазах: имя Андромеды, его любимой, доброй и честной Андромеды, которая лет пять назад вышла замуж за магла Теда Тонкса, также пропало с матушкиного гобелена.
Первым желанием было содрать семейную реликвию со стены и разорвать ее на тысячу клочков. Но это у него не вышло и Сириус отвел душу, швырнув в гобелен какую-то дохренища дорогую вазу.
И тогда его понесло...
Подпевая солисту во всю мощь легких, Сириус станцевал вниз по лестнице и пьяно врезался плечом в стену. Перемахнув через ограду площадки второго этажа, с грохотом приземлился на пол, вскинул обе руки и изобразил страстное соло на невидимой гитаре, после чего лихо развернулся, вскидывая палочку. Заклинание пролетело через весь холл и гостиную и с хрустом вырвало красивую резную дверцу из лакированного деревянного бара у камина.
Замерцали гладкие бока спрятанных в нем бутылок. Сириус победно вскинул кулак, вскочил, врезался в стену и протанцевал в гостиную. Хрустальный канделябр настороженно проследил за ним всеми своими бусинками и трусливо задребезжал, когда из комнаты наверху на него снова обрушились басы припева.
Сириус широко раскинул руки и поприветствовал новую песню потоком счастливейших ругательств. Пьяное заклинание, неосознанно сорвавшееся при этом с его палочки, оказалось таким мощным, что окна в гостиной со звоном лопнули, выпуская наружу царящих в доме демонов младшего Блэка.
Вытащив из бара первую попавшуюся бутылку, Сириус шарахнул ее горлышком о край бюро, поднес к губам опасно оббитое стекло и, глотая вино, вплотную подошел к гобелену. Черные пятна на ткани жгли Сириуса так, словно Вальбурга выжгла их не на ткани, а прямо у него на сердце.
Сделав последний мощный глоток, который немного иссушил болезненное жжение, он ткнулся лбом в колкую вонючую ткань и крепко зажмурился.
«Ему годика три. Этот гобелен — его первое воспоминание. Мать держит его на руках, такая родная-родная, от нее вкусно пахнет, и она очень теплая. Она поднимает руку и показывает пальцем на изображение темноволосого мальчика. — Это ты, Сириус, — говорит она, и он доверчиво кладет на ткань маленькую ладошку рядом с ее ладонью...»
Сириус тронул гобелен в этом месте, но тут же резко отдернул руку, словно обжегшись, шагнул назад и врезался в бар. Бутылки жалобно звякнули.
Сириус обернулся на звук, рывком выдернул из развороченного дерева какую-то тяжелую пыльную бутылку и, глядя на гобелен, громко продекламировал:
— Коллекционное «Сибилла Вейн», урожай 1891 года! — он вдруг скакнул вперед, замахиваясь, и что было сил швырнул бутылку в стену. Бутылка разбилась вдребезги, темное, почти черное вино заляпало нежно-голубой шелк дивана, к которому Кикимер боялся прикасаться веничком для пыли, стекло брызнуло во все стороны.
— «Гризельда», 1910 год! — Сириус метнул следующую бутылку в воздух и взорвал ее заклинанием.
Как будто небольшой фейерверк из стекла и вина.
Сириус улыбнулся, пьяно покачнулся, переступив с ноги на ногу, и схватился за крышку бара, чтобы не упасть.
Винная коллекция Блэков разорялась бутылка за бутылкой.
