Автор книги: -Joy-
сообщить о нарушении
Текущая страница: 190 (всего у книги 275 страниц)
Джеймс издал пару беззвучных смешков и вдруг покачнулся под его рукой. Сириус в этот момент как раз прикладывался к бутылке, а когда его друг вдруг ни с того ни с сего свалился лицом в снег, ничего не сделал, только озадаченно сдвинул брови и икнул.
— Схатый? — деловито спросил он и поставил бутылку себе на колено. — Ты куда?
— Ес бы эт лкрство сщствалоо, я бы дстал еоо изпд змли, — сообщил ему Джеймс, не делая никаких попыток поднять морду из снега.
— А-а-а... — понимающе протянул Сириус и поставил бутылку на насест. — Ну тгда ястбой.
Он слез с насеста, элегантно поднял воротник и повалился в снег рядом с Джеймсом.
Джеймс неуклюже заворочался и перевернулся на спину. Теперь они валялись и пялились на башни и клочок чернильного неба между ними. Минуты шли...
Небо усыпали звезды — почти так же выглядели веснушки на носу Эванс тем летом. Летом, когда её голос, и смех, и вся она звучала над озером, а солнце брызгало в пышную крону дерева. Летом, когда Эванс в продуваемом легком платье толкала тележку к станции «Хогсмид». Летом, когда она топнула ногой по пепелищу и бросилась к нему...
— Бродяга, я же сдохну без неё, — сказал Джеймс и вдруг опять ощутил это гребанное пощипывание в глазах. Ну нет, черта с два. Больше он на это не купится.
— Не сдохнешь, — Сириус повернул к нему голову. — Потому что теперь это касается меня. Мы найдем это гребанное лекарство, чего бы это ни стоило.
Джеймс резко сел. Сознание все еще совершало небольшие пируэты на метле, но по крайней мере не входило в штопор.
— А как его найдешь, если мы сидим здесь как приклеенные? — процедил Джеймс, лохматя волосы.
— У меня есть мысли, — сказал Сириус, рассеяно почесывая грудь и пялясь в небо.
— По поводу лекарства?
— Ага.
— Те, которые еще не приходили в голову гениям вроде Дамблдора или Джекилла?
— Они немного не такие злые и изобретательные как я, когда нажрусь, — улыбнулся Бродяга.
— И какие у тебя идеи?
Сириус небрежно махнул рукой.
— Я тебе потом скажу. Сейчас у тебя будет дело поважнее, Сохатый, — с этими словами Сириус вытянул руку и указал на замок. Джеймс рывком повернулся и сердце его подскочило. На уровне пятого этажа горел мягкий свет.
Непонятно, как, но Сириусу удалось отвлечь внимание медсестры и дать Джеймсу возможность влезать в Крыло. То ли он доспехами погремел, подражая Пивзу, то ли уронил что-то ценное, Джеймс так и не понял. Главное, что это сработало. Мадам Помфри в халате и с зажженной палочкой выскочила в коридор, а Джеймс под мантией скользнул в Крыло.
Здесь было душновато и, несмотря на все старания мадам Помфри, ощутимо пахло кровью. Когда все случилось, Джеймс этого не понял, был слишком ошарашен, а теперь этот запах подействовал на него угнетающе. И в такой обстановке его девочке придется пролежать... черт его знает, сколько времени?
Не успел Джеймс и пару шагов сделать к её постели, как мадам Помфри вернулась и пришлось подождать, пока она не обойдет всех пациентов с дежурной проверкой и не вернется к себе. Только когда за ней закрылась дверь кабинета и скрипнула кровать, Джеймс махнул палочкой на её дверь и прошептал «Оглохни». После этого уже спокойно стащил мантию и зашел за ширму.
Лили спала, лежа к нему спиной. То ли у него воображение разыгралось, то ли она вдруг стала какой-то невероятно хрупкой — и плечи, и руки её показались ему тоньше, а она вся — меньше...
Мантия-невидимка невесомо стекла на тумбочку.
Видимо, действие зелья сна уже сошло на нет, потому что Лили вздрогнула и оглянулась.
Она не удивилась ему и не испугалась. Но на её лице проступило такое «наконец-то», что Джеймс почувствовал себя конченым мудаком.
— Джеймс... — шепнула она и тут же попыталась подняться, а в следующий момент Джеймс уже был одним коленом на её постели и сжимал Лили в объятиях. У них не было возможности ни обсудить случившееся, ни просто отреагировать на него, все случилось так быстро. А потом их разняли и не дали даже двух слов друг другу сказать.
А теперь никакие слова не шли на ум и сказать было нечего. Всё было ясно без слов. Страшно. Очень страшно. Но вдвоем бояться ведь легче бороться со страхом?
Тем более, что рядом с Джеймсом все страхи исчезали. Рядом с ним, и она сама становилась бесстрашной, не боялась ничего и никого. Даже этого.
— Ну и что это значит, Эванс? — Джеймс сжал её лицо и шею руками, перемешав рыжие волосы. Он пытался шутить, но голос его звучал слабее, чем всегда. — Что ты вытворяешь, а?
— Все еще пытаюсь от тебя избавиться, а ты как думал? — Лили улыбнулась, но губы все равно задрожали, а на глазах выступили слезы. Ей совсем не хотелось распускать перед Джеймсом нюни, а то еще подумает, что она сдалась и все такое, но она плакала вовсе не от страха. Просто была рада ему. Мерлин, она еще никогда и никого не была так рада видеть.
Джеймса её слова рассмешили.
— Черта с два, Эванс, — он поудобнее перехватил её и ткнулся носом в её нос. — Ты от меня никуда не денешься.
Лили тоже засмеялась, шмыгая носом и стараясь не реветь. Так они и сидели как два идиота и смеялись над смертью в свете лампы, а в мире за стенами замка гнила война.
— Я найду способ подхватить это проклятие, — сообщил ей Джеймс, все еще не желая выпускать её лицо из мягкого плена. — Буду валяться рядом. Как думаешь, Помфри разрешит нам сдвинуть кровати?
— А она нас не услышит? — Лили перехватила его за запястья и посмотрела поверх его плеча на дверь медсестры.
— Только если ты не будешь так громко кричать, как сегодня, Эванс.
— Дурак, — Лили засмеялась, но тут же зашлась кашлем и всё её веселье пропало. Несмотря на свою слабость, она оттолкнула Джеймса и отвернулась от него, кашляя в правый кулак, а левой рукой пытаясь нащупать специальный платок, весь пропитанный чарами Тергео. Джекилл изобрел эти платки специально для таких, как она. Когда чары выветривались и кровь переставала исчезать, можно было взять новых. В крыле эти платки хранились в огромной куче коробок, и половина этой кучи уже тоже исчезла...
— Лили, — Джеймс явно испугался, но тут же попытался сделать вид, что владеет и собой, и ситуацией. А вот Лили не владела. Теперь она даже своим телом не владела. Где это видано, чтобы во время кашля, кровь из носу шла?
Пока приступ не прошел, она так и сидела к Джеймсу боком, безуспешно пытаясь незаметно вытереть кровь и скомкать платок. Ей вдруг почему-то стало ужасно стыдно и гадко, хотя она понимала, что это жуткие глупости. Джеймс обошел её кровать, взял с её прикроватной тумбочки стакан, наполнил его водой и протянул Лили, а сам уселся на корточки возле её постели.
Лили выпила, упрямо не желая поднимать взгляд. А потом собралась с силами и с вызовом посмотрела на Джеймса.
— Очень страшно, да? — с легким вызовом спросила она и на всякий случай опять вытерла рот.
Джеймс покачал головой.
— Эванс, мы найдем средство вытащить из тебя это... эту гадость. Ты будешь в порядке. Целая и невредимая. Я тебе обещаю.
— Не надо, — устало попросила она, опуская стакан на тумбочку. — Не обещай, ты тут ничего не можешь сделать.
Её рука ослабела после действия проклятия и Лили чуть было не промахнулась мимо тумбочки. Джеймс поймал её стакан и с громким стуком поставил на место.
— Эванс, я тебе клянусь, что достану это хреново лекарство, — процедил он сквозь зубы, раздувая ноздри как рассерженный ребенок. — Ты слышишь?
Лили его слова не убедили, но она не хотела с ним спорить.
— Я пойду к Джекиллу, я найду старых знакомых моего отца, да я наизнанку вывернусь, но мы придумаем, как с этим...
— Поттер.
— Чего? — Джеймс выпрямил спину. Она очень редко называла его по-фамилии.
Лили перевела на него уставший взгляд.
— Обними меня, пожалуйста.
Повисла небольшая пауза, а затем Джеймс поднялся с пола, уселся на постель, поджав одну ногу и притянул Лили к себе.
— Вот так, — Лили вздохнула и потерлась об него носом, с удовольствием гладя ладонями его спину и плечи, путая пальцы в волосах. — Вот так мне хорошо.
Они посмотрели друг на друга. Джеймс потянулся к ней, но Лили тут же отстранилась.
— Не надо, — попросила она, поводя плечами.
Джеймс только крепче её обнял, обхватил ладонью за шею и поцеловал. Да как следует. Вкус крови действительно почувствовал, но ему не было до него дела. Больше того. Он всем своим существом хотел показать проклятию, что клал он на него большой и толстый, и что Лили все равно принадлежит только ему, и что не отдаст он её ни черта никаким проклятиям. Хотя, как бы проклятие его услышало?
— Вот сейчас мадам Помфри точно должна была заглянуть, — пролепетала Лили, когда они оторвались друг от друга. — И где же она?
— Она ничего не слышит, я заколдовал дверь, — прошептал Джеймс. —Тебе лучше поспать, Эванс. Тебе силы нужны, я тебе завтра принесу домашнее эссе по зельеварению.
Лили улыбнулась.
— Я теперь не хочу спать.
— Я могу тебе спеть.
Лили скорчила рожицу.
— Тебе никто не говорил, что некрасиво угрожать больной девушке?
Они засмеялись.
— Ты мог бы рассказать мне, чем закончилась та история, — предложила она, устраиваясь на подушке.
— Какую? — Джеймс накрыл её одеялом.
— Про ту шалость с дюжиной писки, которых вы напоили огневиски. Ты начал рассказывать её в спальне, а потом мы... прервались. Помнишь?
— А, да, могу, — Джеймс примостил вторую подушку Лили чуть повыше первой и пристроился рядом, но чуть повыше, так что голова Лили оказалась у него на уровне груди. Он скрестил на груди руки, а Лили заворочалась под одеялом, приготовившись слушать.
— Значит, на чем я остановился? Ах, да, — он хлопнул себя по коленку. — Пит понес клетку наверх. Мерлин, это была самая тупая идея из всех, какие могли быть! Короче, он заходит в холл, а ему навстречу — Макгонагалл!..
Одна история закончилась, Джеймс тут же вспомнил другую — еще смешнее. Потом еще одну — пришлось вскочить, чтобы показать в лицах.
Лили смеялась, наблюдая за ним с подушки, часы на стене тикали, изредка раздавался чей-то кашель и возня. Джеймс и Лили ни на кого не обращали внимание — даже на слабый свет утра, уже заглядывающий в окно. Джеймс сыпал и сыпал новыми историями, и хотя у него на душе скребли кошки, голова раскалывалась, а глаза слипались, он из кожи вон лез, чтобы Лили не думала о своем проклятии. Так-то она держалась здорово, но можно было только представить, насколько ей на самом деле страшно. Именно этот страх Джеймс и пытался вытеснить из её головы.
— Джеймс? — позвала она вдруг слабым голосом, и Джеймс прервался на середине очень смешной и абсолютно ненастоящей истории про то, как выменял сварливого лепрекона у одного старого колдуна на мешок поющих жаб.
— Что? — Джеймс приподнялся со своей подушки и увидел, что Лили уже почти спит, уткнувшись носом в расслабленную ладонь.
— Не говори ничего моим родителям, —пробормотала она сквозь сон. — Пусть они узнают потом...
Джеймсу опять показалось, что ему в глотку кто-то засовывает ежа.
Потом?
Что значит Потом?!
Огромным усилием воли Джеймс обуздал вскипевшее негодование.
— Хорошо, Эванс, — хрипло сказал он. — Не скажу.
— Останься со мной, ладно? — она уже держалась за ручку той двери, которую Джеймс видеть не мог. Но, видимо, одной ей идти было страшно, поэтому другой она держалась за свитер Джеймса. А Джеймс вдруг вспомнил, как Лили радовалась, когда он показывал ей тайную дверь в Ипсвич и еж выпустил все иглы сразу.
Он хотел сказать ей, что будет тут и сегодня, и каждую ночь, до того самого «потом», которое, он надеялся, никогда не наступит, но Лили уже спала.
***
День мадам Помфри всегда начинался очень рано. Ведь школьная медсестра — тот человек, который просыпается раньше всех в замке, потому что от детей можно ожидать сюрпризов в любое время. В семь часов утра мадам Помфри уже была на ногах и готовила план на день. В половину восьмого завтракала овсянкой с черничным джемом и рассуждала о том, что неплохо бы начать вышивать по вечерам, а в восемь часов утра дверь её кабинета распахивалась и в крыло выкатывалась, тележка, груженая завтраком и медикаментами, а следом за ней твердой походкой выходила и сама медсестра в свежем накрахмаленном переднике и с бутылкой Бодроперцового зелья в кармане.
Так же было и сегодня. Тележка выехала, деловито позвякивая колокольчиком, а мадам Помфри, вышла за ней и взмахнула палочкой, раздвигая шторы на всех окнах сразу.
Солнечный свет тут же залил Крыло до краев и на всех больничных койках послышалась возня.
Постукивая каблуками, медсестра шла вдоль постелей и отодвигала ширмы, пропуская к тумбочкам нетерпеливую очередь из тарелок с овсяной кашей, тостами и чашек с горячим чаем. Теперь тележка следовала за ней, как послушный и верный пес.
Пациенты просыпались неохотно, некоторые, уже почти здоровые просили «еще пять минуточек», некоторые нагло продолжали спать, а некоторые жаловались на недомогание. И к каждому мадам Помфри подходила — к простуженному и ленивому студенту-пуффендуйцу, чтобы оживить его подушку и заставить его сесть, к слизеринцу со сломанной рукой, чтобы проверить, выпил ли он за ночь нужную порцию Костероста, к проклятому гриффиндорцу и к Спящей Красавице в отдаленном уголке...
Мадам Помфри была главной пружиной в механизме больничного Крыла, а также его большой и малой стрелкой. Всё здесь подчинялось её правилам и никогда не выходило из—под контроля.
Ну или почти все. Даже самые лучшие механизмы дают сбой — и не всегда это плохо.
И Мадам Помфри сама в этом убедилась, когда раздвинула третью ширму и застыла, как вкопанная, глядя на развернувшуюся перед ней сцену.
Лили Эванс, которую только этой ночью доставили в Крыло с признаками проклятия, спала в обнимку с Джеймсом Поттером! Прямо на больничной койке! Нет, конечно, сразу понятно, что это — ничего страшного, просто невинный, совместный детский сон, в конце концов, Эванс была под одеялом... по крайней мере большая её часть, а Поттер — сверху, но ведь это неслыханно! Ученики разного пола спят в одной кровати, да еще и обнимаются так, словно чуть ли не каждую ночь спят вместе! Да еще и Поттер! Что за несносный мальчишка?! Ведь ясно было сказано — нельзя! Тем более, Эванс в таком состоянии!
Капкан ей на него, что ли, ставить у выхода?
Мадам Помфри уперла руки в бока, клокоча от возмущения и не зная, что её злит больше — то, что Лили Эванс сплеталась ногами с Джеймсом Поттером самым бесстыдным образом, или ноги Поттера в уличных ботинках прямо на её одеяле. Во всяком случае, еще чуть-чуть — и она точно нашла бы причину как следует отшлепать их обоих, если бы Лили Эванс вдруг не поморщилась, потревоженная внезапным наплывом света, и не прижалась к Джеймсу Поттеру, а он, весь взъерошенный и всклокоченный от неудобного сна в одежде на узкой кровати, не попытался натянуть на неё и себя одеяло.
Раздражение медсестры разом сошло на нет. Она растерянно заморгала и опустила руки.
Мерлин, ведь они совсем еще дети, вдруг подумала она.
И выглядят совсем не как этот Сириус Блэк с его светловолосой девчонкой, а как... котята, выросшие из своей старой корзины, но так и не разучившиеся спать вместе. А вдруг это любовь? Милая и трогательная, детская любовь. Они ведь не сделали ничего страшного?
Мадам Помфри, разом растерявшая весь свой боевой пыл, потерла руки, встревоженно оглянулась на дверь, от души надеясь, что Минерве не приспичит навестить своих студентов прямо с утра, вздохнула и отошла от постели, тихонько задвинув за собой ширму...
Гул колокола разлился над лесом и последний на сегодня урок по уходу за магическими существами подошел к концу.
Ремус захлопнул тяжелую книгу, лежащую у него на коленях и принялся собирать разбросанные листы пергамента с рисунками частей тела гиппогрифа. Он чувствовал, что Валери на него смотрит, но упорно не желал поднимать взгляд. Класс шумел, поднимаясь с поваленных деревьев, все смеялись, галдели и торопливо прощались с учителем, предвкушая вкусный ужин. Ремус закончил собираться, встал с места, вскидывая на плечо сумку и следом за остальными пошел к выходу из леса. Валери осталась позади — она собирала гиппогрифов, чтобы отвести их в загон, а те взволнованно хлопали крыльями и покрикивали, недовольные внезапно поднявшимся шумом. Ремус шел, поджав плечи и спрятав нос в складках шарфа, а сам думал, что Валери, должно быть, здорово удивило его появление на уроке сегодня, ведь он игнорировал её занятия больше недели. Причины у него были. Он все еще злился на неё за то, что она его оттолкнула. Все её доводы казались ему попросту смешными. Но раз уж она так хотела, чтобы они не общались, хотела, чтобы он оставил её в покое — пожалуйста, он оставил. Но очень скоро понял, что так только хуже ему самому. К тому же, чтобы он там ни чувствовал, её предмет ему необходим, если он все еще хочет сдать ЖАБА и поступить в Отдел контроля и регулирования магических существ. А поступить он хотел.
