Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 201 (всего у книги 350 страниц)

– Конечно, возьмут! – замахала руками Дуся. – Ты что, это же такой дефицит! За такие вещи они будут снабжать нас продуктами всю оставшуюся жизнь!

– Нет, нет, Дуся, мне же ещё деньги нужно отдать Йоже Гале и отложить для себя. То есть это всё нужно продать. Кроме того, мне ещё надо рассчитаться с отцом, потому что те деньги, которые я выручил за реализацию меха, они ведь все остались у тёти Лизы. Она купит дом, и сейчас отец, точнее отчим, поедет в Югославию и будет жить в этом доме… И я очень рассчитываю, что ты поможешь мне.

– Да я же в моде ничего не понимаю, – отмахнулась Дуся, – но аккуратно сложить или помочь тебе решить, кому что, я постараюсь помочь.

– Вот и прекрасно, – сказал я. – Давай сперва подумаем, что мы можем отложить для Изольды Мстиславовны.

– На продажу? – спросила Дуся.

– Нет, нет, на подарок.

– Ну, тогда вот это… – и она схватила с самого краю самую маленькую и самую невзрачную коробочку с какими-то не то тенями, не то помадами и положила передо мной.

– Да ну что ты, Дуся! Изольда Мстиславовна… ты же сама её видела. Она обожает цветы, и при этом она очень хорошо одевается, и имеет большой вес в Комитете искусств СССР. Поэтому ей вот такой коробочкой не отдаришься.

– Ну не будешь же ты ей дублёнку дарить, – проворчала Дуся. – Дублёнку если на рынке продать – так это сколько денег будет!

Я посмотрел и сказал:

– Дуся, а ведь ты права. – Я взял с дивана дублёнку, рассмотрел её и отложил; затем взял плащ, тоже отложил и, наконец, остановил выбор на тёмно-пурпурном вельветовом полупальто с серыми бархатными вставками и вышивкой в тон. – Как ты думаешь, вот это пальто – оно для Изольды Мстиславовны будет хорошо?

– Ну, такие подарки… она же тебе всю жизнь за них должна будет.

– Так она мне много чего сделала и ещё сделает, – кивнул я добавил. – Кстати, ты себе тоже пальто какое-нибудь возьми взамен того, что Машка забрала тогда.

Дуся благодарно вспыхнула.

Итак, пальто для Изольды Мстиславовны было отложено. Затем я приступил к выбору подарка для Татьяны Захаровны. Здесь, конечно, нельзя было что-то мелкое дарить, но и на большое она не тянула… В прошлый раз я дарил ей духи, и, по-моему, и ещё какую-то косметику, поэтому на данный момент я ограничился шелковой синей блузкой с кружевами. Вроде как её размер…

Разбор барахла на подарки и продажу занял весь вечер.

Поэтому к родителям Мули я попал очень поздно. Они ещё не спали.

Надежда Петровна решительно сказала:

– Так, Муля, передашь Модесту вот это! – и на столе передо мной стремительно начали появляться какие-то упаковочки, пакеты и свёртки. Гора всё увеличивалась и увеличивалась и размерами вскоре грозила превзойти Эврест.

– Ого, – сказал я, – так это же неподъёмный вес! Как он сможет это всё поднять?

– Да ничего страшного. Посадишь его на поезд, а дальше он доедет туда, а там наймёт грузчиков, – раздражённо фыркнула Надежда Петровна.

– Но ведь он ещё должен свои вещи взять.

– Ничего не знаю, – заявила она. – Для Лизы надо вот это вот всё передать. Такая возможность! Так что пусть везёт, раз едет.

– Нет, мам, ты давай наполовину хотя бы обратно отбери. И вообще, надо посмотреть, что там. Ведь его будут досматривать.

– Но ты же, когда ехал, ты же всё это ввозил! Тебя не досматривали.

– Мама! Я же был с дипломатической миссией, поэтому меня и не смотрели. А вот они едут как обычные люди.

– Они – это кто? – с подозрением прищурилась Надежда Петровна. – Только не говори, что с этой прошмандовкой Машей он едет!

– Ну, как кто? Модест Фёдорович и Лёля Иванова.

– Что ещё за Лёля Иванова такая? Она-то здесь при чём?

– Лёля тоже едет в Югославию, к своему будущему мужу. Я попросил, чтобы она присмотрела за Модестом Петровичем в дороге, а он поможет ей чемодан донести, потому что она в интересном положении, – объяснил я. – Ты же сама знаешь, что он без присмотра пропадёт.

– Ну да, это так, – задумчиво кивнула Надежда Петровна. – Тогда ладно, я, пожалуй, уберу сервиз. И хрустальную салатницу, и набор мельхиоровых вилок. Ну, это всё, на что я могу пойти навстречу, Муля!

– Мама, – примирительно положил я свою руку на её, – я скоро опять поеду в Югославию, где-то месяца через три. Я же планирую снимать продолжение фильма. И давай перебери это всё, отложи половину или даже две трети. Я потихоньку это всё тёте Лизе перевезу. Не надо сейчас так нагружать отца, тем более ты его знаешь – он или потеряет чемодан, или разобьёт это всё. Ну, на него надежды особой нету.

– Да, ты прав… это так, – кивнула Надежда Петровна и вернулась к свёрткам, начала их перебирать.

– А, может, потом получится и тебя с собой взять, так что сама и отвезёшь ей подарки, – подбодрил Мулину маму я.

Она просияла, перестала дуться и принялась перебирать подарки опять. Внушительная горка свёртков, которая поначалу ужаснула меня, начала потихоньку таять.

Я развернулся к Адиякову, который с каким-то странным выражением лица наблюдал за всем этим.

– Отец, вот деньги.

Я положил перед ним пачку денег.

– Это то, что тебе причитается за меха. Но здесь не всё, здесь ровно половина. Вторую часть я тебе отдам, когда Йоже Гале второй раз приедет. В общем, как мы с тобой и договаривались.

– Да, хорошо.

Он взял эту пачку и, не пересчитывая, бросил в ящик стола.

– Ты с Валентиной едешь? – вдруг спросила Надежда Петровна, не поднимая взгляда от перебираемых ею вещей.

– Да нет, с Валентиной мы рассорились, – осторожно сказал я. – Она застала меня в не очень… эммм… куртуазном виде…

– А я всегда говорила, что эта девица тебе не подходит, – фыркнула Надежда Петровна. – А вот Танечка такая хорошая девочка…

– Мама, – сказал я, – я сейчас немного отдохну от всех этих Танечек. Устал от самого проекта, и тем более сейчас у меня все мысли о подготовке к Якутии.

– Ну ты же взял два билета, – сказал Адияков. – Кто с тобой поедет?

– Ну, если хочешь, поехали со мной, – сказал ему я.

– Ох, Муля, я бы с удовольствием, но не могу, спина у меня, поясница ноет, – вздохнул Павел Григорьевич.

– Слушай, Муля, а ты таки бери Танечку, – опять завела старую пластинку Надежда Петровна. – Я вчера была у её мамы на даче и начала разговор о том, что она может поехать с тобой в Якутию, но она не согласилась. К сожалению, конечно. Сказала, что там сыро и холодно, и порядочной девочке нечего делать в таких дебрях. Но, может, ты её сам уговоришь?

Я внутренне порадовался, что она отказалась, а вслух сказал:

– Почему ты за меня решаешь, кто со мной поедет и как? Я бы её и сам не взял и не поехал бы с ней.

– Муля! – возмутилась мать. – Не надо так!

И она завела лекцию минут на десять. Я терпеливо это всё перенёс, потом она отвлеклась на какие-то очередные упаковки, а Адияков сказал:

– Пошли, выйдем, покурим.

– Ну ты же бросил курить! – возмущённо закричала Надежда Петровна.

– Я один раз, половинку только, – сказал он. – И заодно и с сыном поговорю, надо же ему мозги вставить насчёт этих девиц, а то перебирает их, кого попало. Мне это нее нравится.

Надежда Петровна просияла:

– Правильно, правильно, повоспитывай его!

Мы вышли на улицу, подошли к гаражам. Я посмотрел на Адиякова с удивлением – он никогда раньше особого интереса к моим сердечным делам не проявлял.

– Что такое, отец? – спросил я, понимая, что он просто хочет со мной переговорить конфиденциально.

– Вот, Муля, – внезапно охрипшим голосом сказал он и достал из внутреннего кармана пиджака два письма. – Вот, возьми. Только, чтобы мать не видела, ладно?

Я кивнул.

– Когда приедешь в Якутию, найди вот этих людей. – Он подчеркнул ногтем имя на конверте. – И передай им эти письма. Если они что-то мне передадут, то тоже привезёшь. Только смотри, чтобы никто не узнал. Я тебя очень прошу.

– Хорошо, – опять кивнул я. – Не беспокойся, отец, я всё сделаю.

Адияков, явно успокоенный, обрадованный, что-то там порассуждал ещё про Якутию, порассказывал о том, какой там климат и как общаться с местными якутами. Потом мы вернулись обратно.

А мне всё не давали покоя эти конверты…

Глава 5

Сегодня было солнечно и тепло. На съёмочной площадке, казалось, собрались все: даже те артисты, которые не были задействованы в пересъёмке сегодняшней сцены. Всё дело в том, что сегодня должны были приехать из Главлита смотреть, на каком этапе движутся съёмки, и когда фильм будет закончен. По сути, это была эдакая негласная проверка готовности, поэтому все и волновались, крутились здесь и хотели обязательно попасть на глаза начальства, чтобы было видно их важную роль в этом проекте.

Съёмочная площадка гудела, как растревоженный улей. Звукооператоры, гримёры, костюмеры и тому подобная публика суетились туда-сюда, и от всего этого размеренного, делового гула у меня было прекрасное настроение. Было приятно наблюдать за таким вот рабочим процессом.

Актёры сбились в две кучки. Причём я с удовольствием заметил, что все они были вперемешку – как наши советские, так и югославские актёры вместе, а на кучки они распределились скорее по возрасту. Одна кучка, поменьше, которую возглавляла Фаина Георгиевна, Рина Зелёная и тому подобная публика, а вторая же кучка – там царил Миша Пуговкин и югославская актриса по имени Йована, и также другие парни, и девчонки, всех имён которых я даже и не пытался запомнить. Там же я заметил и Аллу Мальц.

Пока высокое начальство ещё не прибыло, я прошёлся по площадке, здороваясь со всеми, кое-кому улыбаясь, у кого-то спрашивая, как дела. В общем, постарался максимально с каждым перекинуться добрым словом.

И вот я подошёл к молодёжи.

– Товарищи! – как раз весело говорил высокий веснушчатый парень, если я не ошибаюсь, он был помощником костюмера, – вот, когда закончится наш проект, я предлагаю всем выехать коллективом на природу, снять домики и два дня пожить там! С костром, и с песнями. Это же так здорово! Давайте отпразднуем это событие, как и полагается. У нас на «Мосфильме» всегда так.

– Я не смогу, я на работе, – расстроенно воскликнула девушка с белокурыми локонами, которая играла в массовке, но с удовольствием общалась с остальными артистами, и они принимали её в свою компанию.

– Алла, можно тебя на минуточку? – кивнул я, стараясь говорить тише и не мешать им.

– Да, конечно, Муля, – улыбнулась она.

Мы с ней уже давно перешли на более неформальное общение, и называли друг друга на «ты» и по имени.

– Слушай, Алла, я хотел спросить такое, – сказал я и изобразил небольшое смущение. – Ты же слышала, что этот проект у меня практически отжал Тельняшев для своего сына?

– Да, – кивнула она, – Что-то такое я слышала. Но особо в эти бюрократические игры я не влезаю.

– Так вот, Алла. Ты в курсе, что я планировал снимать вторую часть этого фильма? А вообще, если честно, я планирую ещё и сериал сбацать по этому сюжету, – поделился с нею своими планами я, – только это между нами. Ладно?

– Хорошо, – она кивнула, глаза её аж заблестели от любопытства.

– И вот я тебе что хочу сказать: в моём сериале в главной роли будет не Миша Пуговкин, не зауряд-врач, а главное будет женская роль. Потому что для нас, для советской страны, важно сейчас поднять роль женщины и показать, как она справляется с трудностями, невзирая на исторические обстоятельства. Потому что, сама понимаешь, это идеологическая необходимость, которая стоит на повестке сегодняшнего дня.

Алла Мальц кивнула. Может быть, она ничего и не поняла, но кивнула согласно.

Я же продолжал закидывать дальше:

– И эта роль по своему наполнению предназначена для молодой девушки…

Кажется, до Аллы что-то начало доходить. Она вспыхнула, глаза её сверкнули, и всё же она не выдержала и спросила:

– Муля, я правильно поняла, у меня тоже есть шанс попасть на эту главную роль?

– Увы, Алла, – деланно вздохнул я, – особого шанса у тебя нету. Если… я ещё раз подчёркиваю, если ты слышала, что на этот проект наложил лапу Тельняшев, поэтому как оно дальше будет и что – всё будет зависеть только от него.

– А как же ты? – удивилась Алла.

– Я… ну, если получится отжать у Тельняшева и отстоять свой проект, то я бы, конечно, продолжил снимать это всё, и в главной роли я бы видел, конечно же, только тебя. Ты себя показала очень даже достойно. Потенциал у тебя есть. Немного, конечно, надо бы техник актёрских подучиться, но тут можно Фану Георгиевну попросить… А вот если не получится… ну, тогда ты видишь, вон он там, возле камер, с рыженькой девушкой стоит? Думаю, он, видимо, её и возьмёт.

– Да, Зойка наглая, как собака, постоянно лезет во все дыры, и Богдан её во всём поддерживает, – фыркнула Алла, сердито глядя на Тельняшева-младшего, который любезничал с девушкой, а потом они вдвоём тихонько ушли с площадки.

– Ну вот так, Алла. Так что я тебе пожаловался. Сейчас я уеду в Якутию…

– Зачем в Якутию?

– Да, взял небольшой отпуск. Там надо дела отца порешать. Он же жил в Якутии, не успел там забрать кое-какие вещи, и так, по-мелочи… вот и попросил меня съездить.

– Так это же так далеко! – изумилась Алла.

– Да ничего, ещё зима ведь не началась, так что успею туда-сюда обернуться. А вот за это время, боюсь, что все сливки с проекта и сам проект заберёт Тельняшев. Вот такие вот дела, Алла. – Подытожил я и вздохнул, – в общем, я тебе перспективу обрисовал. Чтобы ты знала, что у тебя есть все возможности. Я просто хотел тебя подбодрить. Вот. Так что, может быть, когда он станет руководителем, ты к нему подойдёшь и попросишься на главную роль. У тебя получится сыграть хорошо. Я уверен.

Я отошёл, оставив Аллу в глубокой задумчивости. Пусть подумает и отрефлексирует мои слова. Что со мной у неё есть перспектива и шанс, а вот с Тельняшевым у неё ноль – он её не возьмёт даже в массовку после того, как она отвергла его предложение встречаться. Честно говоря, я очень надеялся, что она подключит своего дядю. На сегодняшний день, пока я возьму якутскую паузу, мне любая поддержка будет очень кстати. Особенно такая весомая.

Отпустив задумчивую Аллу, я вернулся к поточным делам. Ко мне подбежала какая-то дама из отдела по финансам и бухгалтерии, протянула акты.

– Это чтобы я расписался? Что это? – поморщился я.

– Расходники для лошадей, – сказала дама и скривилась. – Никогда наш Комитет искусств этим не занимался, а сейчас финансирование идёт напрямую. Я уже устала все вот эти позиции прописывать! Две банки мази Вишневского для лошадей! Через финансирования Комитета искусств СССР! Кому скажи – засмеют!

– Ну ничего, потерпите, – подбодрил её я. – По окончании проекта все получат большую премию. Это однозначно.

Дама просияла, схватила подписанные акты и унеслась. На её место пришёл Альбертик, секретарь Козляткина, и принёс ещё более пухлую папку с документами.

– Здесь и здесь надо расписаться. А потом мы сделаем приказы, а также надо завизировать, что мы распланировали вот это мероприятие, – ткнул он пальцем в один из листов.

Пока я вчитывался в это всё, в общем, суета закрутила-завертела, и очнулся я, когда прошло часа два. Боссы из Главлита всё не появлялись, народ уже измучился ожиданием, и тут наконец кто-то крикнул:

– Едут!

Моментально все выстроились, так как и договаривались. Поначалу пошла съёмка сцены, когда раненого солдата несут на носилках, а навстречу идут крестьяне. Сразу мужчины-актёры бросились к носилкам, а Миша Пуговкин торопливо туда лёг.

– И вот они понесли героя! Только поосторожнее несите, – засмеялся он тихо.

– Начинаем! – крикнул звукооператор и возмущённо заорал. – Понесли! Где дождь? Нужен дождь!

– Дайте дождь! – закричал Йоже Гале и ещё кто-то тоже подхватил эти слова.

Прибежали два парня с брандспойтом и принялись обильно поливать через деревянное сито актёров. Получился действительно дождь.

– Ещё больше дождя! – заверещал Йоже Гале, хоть вода уже стекала по актёрам ручьями.

Больше всех страдал Миша Пуговкин – вода буквально затопила его в носилках, и я уже забеспокоился, что он там и утонуть может. Но нет. Вроде ещё пока держится.

– Пошли-и-и-и! – взревел Йоже Гале и солдаты, оскальзываясь на размокшем чернозёме, побрели, мужественно таща на себе носилки с Мишей и подбирая выше колен замызганные шинели.

– Пленного немца выпускайте навстречу! – опять крикнул Йоже Гале и высокий серб в драном кителе, который играл немца, вышел навстречу…

Съёмки шли полным ходом. Актёры старались, помощники с брандспойтом изображали дождь, Йоже Гале и звукооператор орали то на актёров, то друг на друга. Остальные тоже рассосались по своим местам и изобразили срочный приступ трудоголизма.

В этот момент на съёмочной площадке показалась процессия из четырёх человек. Всех я их не знал, но среди них были знакомые лица: Тельняшев-старший и тот мужичок, с которым мне пришлось воевать ещё по Институту философии. Свинцов, кажется.

Кстати, он посмотрел на меня взглядом, который не предвещал ничего хорошего. Впрочем, и Тельняшев-старший не обласкал меня вниманием. Остальные явно тоже относились ко мне с превеликим предубеждением – очевидно, Тельняшев их здорово накрутил.

– Что здесь происходит? – сказал он деловым тоном и склочным голосом. – Где Богдан?

Я не ответил, так как не посчитал нужным. Да и при всём моём отношении к Богдану, сдавать его родителю, что он, вместо того, чтобы принимать ответственную комиссию из Главлита, ушёл с девушкой.

К ним подбежала Таисия Владимировна, полная дама лет за сорок, которая постоянно вертелась вокруг Богданчика и была его, как бы это выразиться… «фрейлиной».

– Бубнов! Вы меня не слышите⁈ Что у вас здесь происходит? – поджал губы Тельняшев-старший, недовольный, что был вынужден повторить вопрос.

Я пожал плечами и кивнул на съёмочную площадку:

– Переснимаем сцену номер девять.

– Но почему вы её переснимаете? – влез толстый мужик с огромной проплешиной на всю голову. – Финансирование было фиксированным! Если вы некачественно подготовили сцену, то переснимайте её, пожалуйста, за свой личный счёт!

– Пересъёмки нескольких сцен изначально включены в смету, – спокойно ответил я. – Это нормальный киношный процесс. Всегда может внезапно пойти дождь или, наоборот, нет солнца, и съёмку осуществить не удаётся. Кроме того, аппаратура тоже может в любой момент выйти из строя, или же артист плохо сыграет. Это нормальный процесс, и мы это всегда предусматриваем в смете.

Чиновник посмотрел на меня и не ответил ничего, поджав губы так, что они превратились в тоненькую белую ниточку.

– Так, – протянул Тельняшев-старший. – А здесь что у вас творится? Что за цирк?

Он ткнул пальцем в группу гримёров, костюмеров и прочих, которые сгрудились поодаль и с интересом смотрели на нас.

– Это обслуживающий персонал, – пояснил я. – Они должны присутствовать на съёмках в обязательном порядке, и если нужно подправить грим актёру или порвался там, к примеру, костюм, то они сразу же вносят исправления.

– И что, такая толпа постоянно вносит исправления? – с неудовольствием хмыкнул второй незнакомый мужик, высокий и тощий, примерно лет под шестьдесят, и, не выдержав, люто гаркнул. – Дармоеды!

– Да, именно так, к сожалению, – сказал я и развёл руками, для того чтобы дополнительно аргументировать свои слова, – понимаете, съёмки – это очень сложный процесс, поэтому для того, чтобы снять даже двухминутный сюжет, приходится задействовать огромные ресурсы.

– Да, да, да, вы задействуете огромные ресурсы, а деньги платит наша страна, – фыркнул Свинцов, мой давний недруг из Института философии.

– На содержание Института философии она же деньги платит, – усмехнулся я, – чем мы хуже?

Товарищ Свинцов побагровел и почти задохнулся от возмущения, и не нашёлся, что ответить.

– Я считаю, что следует отстранить товарища Бубнова от работы в проекте, – процедил зло тощий мужик.

– Поддерживаю, – кивнул толстый.

– Составим акт и срочно заменим руководителя, – добавил Тельняшев и с триумфом посмотрел на меня. – Давно пора было это сделать, раз Бубнов не справляется со своей работой.

Они отошли и начали обсуждать меня, при этом демонстративно не обращая на меня внимания.

Ну и ладно. Я смотрел на них и думал: чёрт с вами, а ведь я такой мощный проект вытянул. В любом случае Фаину Георгиевну они из киноленты не вырежут, и Мишу не вырежут, и Рину. А я чем мог – всем им помог. Насколько я понимаю, этот проект даст Фаине Георгиевне возможность претендовать на главные роли в других фильмах и в театрах. Вениамин Львович Котиков тоже подозрительно часто крутится рядом, и, чую, дело тут нечисто. Живёт она сейчас в нормальной квартире. Материальное положение после выхода этого фильма у неё тоже существенно улучшится. Это однозначно.

То есть, по сути, всё, что я планировал изначально, когда я только попал сюда, я выполнил. И на сегодняшний день перед Фаиной Георгиевной у меня больше нет никаких долгов. Остаются кое-где небольшие мои недоработки, которые я должен доделать: к примеру – помочь той же Вере, помочь ещё кому-то, надо вспомнить. По сути, всех остальных я уже нормально пристроил.

Миша Пуговкин живёт в прекрасной квартире. Я думаю, что, если он там какое-то время ещё поживёт, то вполне сможет оформить её на себя. Я уже переговорил с Изольдой Мстиславовной о том, что надо это сделать. Она обещала посодействовать.

Дуся останется жить в нашей четырёхкомнатной квартире. Если даже что-то там пойдёт не так, к примеру, её оттуда та же Мулина мамашка выпрет, то у неё есть свой неплохой участок и садовый домик, и она там сможет жить.

Кроме того, у неё есть комната в коммуналке, так что Дуся не пропадёт. Конечно, хотелось бы ей оставить что-то получше, но пока так – чем смог, тем помог. Надо будет ещё на сберкнижку ей немного денег положить. Причём сегодня же не забыть это сделать. Ну, в крайнем случае, завтра.

Всем остальным друзьям, соседям и родственникам я и подсказывал, и советовал, и помогал. Модест Фёдорович с Лёлей Ивановой уезжают через четыре дня, документы уже все практически подготовлены, сумки сложены, остаются только небольшие какие-то нюансы, с которыми они могут справиться уже и сами, а там уже дальше, как будет. Тётя Лиза ждёт Модеста Фёдоровича, и я надеюсь, что у них всё получится. А может, даже, если очень повезёт, то они найдут друг друга не только в науке.

Лёля будет жить с этим югославом Петером – тоже нормально. И даже у Валентины тоже всё нормально, хоть и некрасиво мы расстались. В общем, по сути, всё у всех хорошо. Единственное, кому я особо не помог, так это Белле и Вере. Ну, с Верой всё понятно. Я думаю, что даже если что-то и случится, то Дуся её не бросит. А вот Белла… ну что же, она единственный человек, кому я особо и не помог, так, подсказал пару вариантов. И на том всё. Но я же тоже не всемогущий и всем помочь не могу.

Так что чёрт с ним, с этим проектом. А я еду в Якутию! Может быть, там у меня начнётся совершенно другая жизнь?

Так я рассуждал, стоя на площадке, и даже не прислушивался, о чём бормотали эти наглые чиновники. И тут вдруг я заметил необычайное оживление на поле, на котором проходили съёмки. Бежал Козляткин, и лицо его было сосредоточенным и каким-то одухотворённым, что ли. За ним торопливым шагом шёл Большаков, который буквально под ручку сопровождал высокого мужчину в добротном костюме и тёмном плаще нараспашку. Сзади шествовало ещё несколько человек, какие-то, очевидно, секретари, судя по строгим дорогим плащам и по количеству папок и бумаг подмышками, а также портфелей.

Неужели получилось? – мелькнула мысль, – ай да, Муля, ай да мамкин сын!

И тут я услышал, как среди проверяющих, которые отжали у меня этот проект, испуганно прошелестело:

– Да это же сам Первухин! – вдруг воскликнул толстяк тоненьким испуганным голосом. – Первухин! Что он здесь делает?

Группа во главе с Первухиным, Козляткиным и Большаковым направилась в нашу сторону. Проверяющие из Главлита вытянулись буквально в струнку и поедали Первухина преданными глазами. Я стоял молча и наблюдал, чем всё закончится. Было необычайно любопытно: вздрючит их Первухин или очень сильно вздрючит?

Когда группа Первухина поравнялась со мной, он поздоровался с нами всеми:

– Здравствуйте, товарищи.

Остальные его секретари закивали синхронно.

– Здравствуйте, здравствуйте. – Засюсюкали из Главлита.

Я поздоровался спокойно и старался не вмешиваться, особо не отсвечивая и наблюдая со стороны.

– Товарищи, как проходят съёмки? Есть ли успех? Какие затруднения? – спросил Первухин, кивнув на съёмочную площадку, где в это время мокрые изгвазданные в глине солдаты изображали, как им тяжело вытаскивать мокрую раненую лошадь из мокрой канавы, и злой оператор с камерой постоянно заставлял их переделывать, и всё кричал и возмущался. И Йоже Гале от него не отставал.

– Это идёт съёмка, – сказал Тельняшек, затем посмотрел на меня и велел. – Бубнов, объясните!

Я посмотрел на Тельняшка и спокойно пожал плечами:

– Вы же меня отстранили от проекта, сами и объясняйте.

– Иммануил Модестович Бубнов? – внимательно посмотрел на меня Первухин.

Я кивнул:

– Я.

– Вы, как руководитель проекта, скажите мне, когда мы сможем посмотреть черновой вариант? И приедут ли югославы на это мероприятие?

– Да, пожалуйста… – я начал рассказывать о проекте и о перспективах на будущее.

– Прекрасно, – кивнул Первухин. – А что такое говорит этот товарищ, по поводу того, что вас отстранили от проекта?

– Да вот, эти товарищи из Главлита считают, что моя работа неэффективна, – наябедничал я, стараясь, чтобы злорадство очень уж явно не прозвучало в моём голосе.

Тельняшев и остальные побледнели и, кажется, старались не дышать.

– А вот Партия так не считает, – обличительно покачал головой Первухин и укоризненно посмотрел на них. – Мы очень рассчитываем на этот проект, который под вашим руководством, товарищ Бубнов, займёт достойное место среди, я уверен, лучших кинофильмов нашей страны и всего мира. И мы, а особенно Иосиф Виссарионович, ждём, когда этот фильм будет уже смонтирован, и желаем посмотреть на него.

– Как скажете, – кивнул я. – Осталось совсем немного, но только главное, чтобы мне не мешали из Главлита. Сейчас этап цензурирования ещё будет, и я чувствую, что фильм может провалиться.

– Иосиф Виссарионович будет расстроен, – подчеркнул последнюю фразу Первухин и многозначительно посмотрел на Тельняшева.

Тельняшев побледнел ещё больше:

– Да что вы такое говорите, товарищ Бубнов! Мы пропустим! Это прекрасный фильм, и всё хорошо с ним будет хорошо! Михаил Георгиевич, послушайте! Товарищ Бубнов по молодости ошибается, никто его от проекта не отстранял. Мы просто дали некоторые рекомендации. Так сказать, в рамках своих полномочий…

– Вот и прекрасно, – усмехнулся Первухин, который всё прекрасно понял. – Продолжайте работу, товарищи. А от вас, товарищ Бубнов, я жду отчёта, и надеюсь, что всё будет нормально.

С этими словами он развернулся и пошёл по полю. Большаков посмотрел на меня красноречиво, затем зыркнул на Тельняшева и преданной рысью побежал вслед за Первухиным. Козляткин и остальные секретари устремились тоже.

Я же остался на поле, провожать не пошёл. Первухин и его свита ушли, а главлитчики растерянно стояли и смотрели на меня.

Краем глаза я заметил, как Алла Мальц перекинулась с Первухиным взглядами, затем, когда уже высокие гости покинули съёмочную площадку, она посмотрела на меня и красноречиво подмигнула.

Ну что ж, я был абсолютно прав, когда сделал ставку на неё.

А вечером ко мне прибежала Валентина.

– Муля, – воскликнула она прямо с порога, – я много об этом думала! И я хотела извиниться! Прости меня, пожалуйста, я была не права. Понимаешь, я себе что-то там нафантазировала, надумала, но мы с тобой друзья и соратники, для меня это самое главное. Прошу, позволь мне остаться твоим другом и не гони меня, пожалуйста…

Она ещё что-то там лепетала, постоянно краснея и сбиваясь.

– Да тише, тише, Валентина, что случилось? – удивлённо посмотрел я на неё.

– Ну вот… ты… вот я…

– Всё нормально, – сказал я, – и никто тебя никуда не гонит. Мы с тобой продолжаем и дальше общаться.

– Тогда я пойду собираться в Якутию? – просияла она.

– Нет, Валентина, – покачал головой я, – в Якутию поедет Вера.

– Как же так? – залепетала Валентина и на глазах её показались слёзы. – А как же я?

– А вот так, – ответил я, но, видя, как у неё вытянулось лицо, поспешил её успокоить, – Не переживай. Понимаешь, для Веры очень важно найти себя и изменить свою жизнь. Поэтому она и едет со мной в Якутию – для того, чтобы посмотреть, существует ли другая жизнь за пределами Москвы. У тебя же и так всё нормально, тебе сейчас нужно закончить последний курс университета. Вот. А дальше мы с тобой ещё куда-нибудь поедем.

– Но ты и Вера… – пролепетала Валентина и густо покраснела.

– Нет, не выдумывай! Мы с нею просто друзья и соратники. Она мне много помогла. Да ты же сама помнишь, как тогда с Институтом философии вы на Александрова искали компромат. Ты много помогла, вот, и она тоже. Поэтому я считаю, что я должен теперь помочь ей.

– Ну, хорошо, – вздохнула Валентина и с надеждой посмотрела на меня. – А когда ты уезжаешь в Якутию?

– Мы уезжаем с Верой, – поправил её я. – Через неделю. Сейчас Модест Фёдорович уедет в Югославию, закончатся съёмки, и когда звукорежиссёры и операторы сядут монтировать фильм вместе с Йоже Гале и другими киношниками, я возьму небольшой отпуск и уеду.

– Я буду тебя ждать, – тихо вздохнула Валентина. – Только возвращайся поскорее…