Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 350 страниц)

– Сын! Почему сразу не пришли ко мне?

Ядвига Яровая, в девстве Вишневецка, была воспитана в суровых традициях Польского королевства и при любых обстоятельствах обращалась ко всем исключительно на «вы». Лишь к усопшему мужу госпожа Яровая позволяла себе вольность фамильярного «ты».

– Мне сказали, вы отдыхаете после обеда, я не хотел беспокоить, – покраснел Ярема. – Да и вымыться с длинной дороги...

Пани Яровая отступила на шаг, склонила голову набок.

– Дайте-ка я вас рассмотрю. Полтора года не видела, – она придирчиво осмотрела сына от макушки до ног, потом всплеснула руками: – Пресвятая Дева Мария! Вы так возмужали на северных землях! Вырытый отец, пусть Бог хранит его светлую душу.

Женщина перекрестилась и смахнула из глаз слезинки. Ярема смущенно улыбался.

– Борода даже длиннее, чем у него! Я так переживала, когда вы были на этой проклятой войне...

– Мамуньо, мы виделись после нее, разве не помните? Но война уже давно прошла.

Однако она все еще жила в воспоминаниях.

– Это было так опасно! А я не успела выполнить завещание вашего отца и корилась за это. Если бы вы умерли одиноким... Ох, какое счастье, что Дева Мария вас уберегла, пани Яровая снова перекрестилась. – Какая радость, что вы снова дома! Теперь мы выполним его завещание.

– О чем вы говорите? – Ярема сообразил, куда ветер дует, но попытался изобразить дурака.

С Ядвигой такие вещи не работали.

– Говорю о предсмертной воле вашего отца, – подчеркнула последнее слово госпожа Яровая. – Незадолго до смерти в проклятой Волчьей войне он завещал мне: не разреши Яреме долго парубковать, хочу, чтобы Ярема продолжил наш род, возраст сероманца быстротечен и непостижим... Вот такими были слова вашего отца. Я же исполняю его последнее желание.

– Мамуньо, я понимаю, но у меня нет ни желания жениться!

– Хватит вести себя как мальчишка! – отрубила Ядвига. – У нас уже был этот разговор. Время пришло! Вам уже двадцать три года. Ваш брат Яков воспитывает дочь, его жена беременна вторым ребенком. У вашей сестры Вождя есть сын, а сестра София – двое!

Ярема знал, что битва проиграна, но сдаваться не собирался.

– Значит, у вас уже четыре внука, а вскоре их станет пятеро! Яков, Соня и Бозя старше меня, поэтому...

– Более опытные, конечно, – перебила Ядвига. – Но речь как раз о вас, Ярема. Пообщайтесь с ними за ужином и поймите, наконец, что ничего страшного в семье и отцовстве нет. Пора создавать семью и продолжать род, светлейший господин Яровой. Я уже нашла две замечательные кандидатуры.

– Маменька!

Характерник успел забыть, как невыносимо она могла себя вести.

– Я согласила визиты для знакомства, – неумолимо повысила голос Яровой. – Если вы считаете, что мне нравится роль надоедливой свахи, то ошибаетесь!

– Разве мне не позволено самостоятельно решить...

– Сын, я только выполняю волю вашего отца, – в очередной раз с акцентом на последнем слове повторила пани Яровая. – Знали бы вы, как сложно найти хорошую благородную девушку для мужчины вашей профессии! Да еще в таком возрасте. В этих непростых условиях можно остаться совсем без партии! Но только не мой сын. Получите лучшее, как и положено шляхтичам герба Равич.

Ядвига коснулась пальцами драгоценной эмалированной броши, изображавшей медведя семьи Яровых.

– Но... – попытался возразить Ярема.

– Потом все узнаете. Ваш отпуск станет для осмотра и принятия окончательного решения, – госпожа Яровая не оставляла никакого шанса. – А сейчас прошу меня простить, должен заботиться о праздничном ужине. Ведь среди родственников, которые соберутся отметить радостный день вашего возвращения, будет лично Николай Яровой, в паре с которым вы сможете проглотить и двое волов. Впервые за многие годы наша семья соберется в полном составе, поэтому все должно быть на самом высоком уровне! Ох, сынок, знали бы вы, как это сложно – организовать благородный вечер на достойном уровне!

Но куда мне, ветерану какой-то войны, подумал Ярема.

Да, Ядвига должна лично руководить подготовкой к празднованию – без ее присутствия никаких дел в имении не происходило, а если и происходило, то крайне редко и, конечно, на далеком от достоинства уровне.

Госпожа Яровая поднялась на цыпочках, Ярема послушно пригнулся получить теплый поцелуй в лоб, и женщина энергично поднялась дальше. Характерник на мгновение растерянно застыл, а затем тронулся, куда ноги понесли. Улыбался слугам, приветствовавшим паныча с возвращением домой – случилось несколько новых лиц, но остальные работали в имении еще со времен его детства – пока мысли носились испуганными козлятами.

Брак? Жена? Выбирать кого-то на всю жизнь? Он не готов! Собственный дом, хозяйка... Псякрев, это не о нем. Может, когда-нибудь, но не сейчас!

Но его мнения даже слушать не будут. Всё решено. Воля отца – это как дамасская сталь. Мамуньо, кроме кандидаток на почетный титул жены Яремы Яровой, наверное, уже дату свадьбы назначила.

Семейная дубрава встретила сероманца шелестом свежих темных листьев. То ли деревья стали маленькими, то ли он вырос со времени последнего посещения... Когда это было? Кажется, каких-нибудь два года назад, после возвращения с войны – именно перед тем, как дед Николай снова отправил его на Север.

– Здравствуйте, папа, – Ярема с улыбкой провел рукой по стволу. Под пальцами разлетелись красные искры: его ждало сообщение. Ничего, подождет еще немного. – Подложили вы мне огромную свинью! Наверное, знаете об этом, потому что мамуньо, наверное, к вам приходила обсудить свой коварный план.

Дуб качнул ветками.

– Как в чистом поле пушечный выстрел поймал! Не хочу я свадьбы. Да разве меня послушают? – жаловался Ярема. – Мне двадцать три года, здоровый бугай, ветеран Островной, а рядом с маменькой до сих пор как маленький мальчишка! Как вы только справлялись с ее нравом?

Родителей дул молчал. Другие дубы, его прадеды и прапрадеды прислушивались к разговору.

– Не так я представлял свой первый день дома, – Ярема достал трубку, но тут же забыл о ней. – Вот скажите: разве я не сам должен выбирать жену, как выбрал когда-то волчью тропу – самостоятельно! Имеет ли шляхтич такого права?

Характерник был уверен, что папа принял бы его сторону.

– Понимаю, воля родителей праздника. Но вы, например, маму полюбили без бабушкиного принуждения. И в одиночку ее руки добивались! Почему я так не могу? Почему...

– Эй! Ярим!

К дубраве шагал старший брат.

Яков Яровой удался в мать: невысокий, хрупкий, но с шляхетской осанкой и волевым подбородком. Братья были удивительно разными – коренастый Ярема имел кудри цвета красного золота, весной на его щеках и переносице расцветали веснушки, а волосы хрупкого Якова были скорее светло-русыми, отнюдь не рыжими.

Ядвига Вишневецкая перед замужеством поставила Степану Яровому условие: ее первенец никогда не станет на волчью тропу. Степан согласился. Якова чуть ли не с пеленок готовили к карьере политика, и это был удивительно удачный выбор – в кулуарах Красной Рады он чувствовал себя как сокол в небе. Ярему радовало, что ему не довелось родиться первым.

Иаков никогда не искал общества Яремы. Братья общались нечасто – в детстве из-за большой разницы в возрасте, а взрослыми оба осознали, что отличаются не только годами и внешностью.

Обнялись.

– Ого! Ну и бородисько у тебя, – крикнул тщательно выбритый Яков. – Настоящая коса! На северный манер заплел?

– Так удобнее, – пробасил сероманец.

– Слышал, что мама решила тебя женить.

– Узнал ее планы несколько минут назад, – скривился Ярема. – Похоже, мне не выкрутиться.

– Не выкрутишься, брат, – согласился Яков. – Воля покойного отца праздника! Мама, наверное, уже не только девушек нашла, но и договорились о суммах приданого, вине и привинке... Если будет за что давать привинок, конечно.

Приданое невесты молодая семья тратила на общее хозяйство, вину жениха давали жене на случай смерти мужа, а привенком называлось приложение за сохранившуюся до свадьбы девственность невесты.

– Спасибо, братец, ободрил, – похмурился Ярема.

– Говорю как есть, – рассмеялся старший. – Вдобавок дам небольшой совет: выбирай жену, как у меня – тихую и послушную. Чтобы приказов слушалась и не капризничала.

– Как о кобыле говоришь.

– Разница небольшая, – подмигнул Яков.

Если бы здесь стояла Катя Бойко, у него было бы на одно ухо меньше, подумал Ярема.

– Как обстоят дела в Северном альянсе, господин атташе? Варяги пришли в себя после поражения?

– Понемногу живут. Зализали раны, платят контрибуции, Ярема несколько секунд колебался и продолжил: – И готовятся к новой войне, сделав выводы из предыдущей. Эти острова сильно окропили кровью Альянса. Теперь это дело их чести.

– Мир – это только подготовка к новой войне, – процитировал Яков. – Понравились северные путешествия?

– Края прекрасные, – кивнул Ярема. – И Швеция, и Норвегия, и Финляндия... Не могу выбрать, которая больше всего понравилась. Строгие виды, пиво неплохое, отличная рыбная кухня. Есть там что-то близкое моему сердцу, но все равно чужда. Поэтому радуюсь, что я дома.

– Пока Орден не отправит на рога к другому черту, – сказал Яков.

Послышалась ли нотка презрения к нему?

– Волчья тропа, – пожал плечами Ярема. – А ты как дела? Как жена, как мала?

– Все хорошо. Малышка растет, Маричка ждет второго ребенка.

– Поздравляю, братец.

– Не с тем поздравляешь, – улыбнулся Яков, несколько секунд наслаждался непониманием на лице Яремы, наконец продолжил: – Я иду в гетманы.

Характерник присвистнул.

– Действительно, выборы в этом году... Вижу, вы сговорились ошеломить меня новостями, когда я еще и с дороги не выспался. Где же твоя охрана, господин большой козла?

– Скоро я без нее и шага не ступлю, но это произойдет после публичного объявления, которое состоится через неделю. Наслаждаюсь в последние дни спокойной жизни, – Иаков вытащил из-за ремня украшенный золотом декоративный ныряльщик и задумчиво покрутил его в руке. Имею поддержку почти всех правобережных полков. За булаву со мной сразится Борислав Ничога. Слышал о таком?

– Герой Стокгольма? Все о нем слыхали.

Иаков похлопал ныряльщиком по ладони. Начищенное красное золото брызгало солнечными кроликами.

– Сильный противник. Левобережье за него, – продолжил старший брат. – Судьба булавы зависит от черносоветников из срединных полков. Особенно Приднепровья.

– Звучит непросто, – Ярема подумал, что его боевой ныряльщик выглядит убого рядом с ювелирным произведением Якова. – Желаю тебе победы! Ты долго шел к этой цели.

– Собственно, брат, ты можешь помочь в ее достижении.

Яков умолк и дал ему несколько секунд обдумать сказанное.

– О чем речь?

– Несколько человек несколько голосов. Нужны сведения об этих людях, чтобы получить их голоса. Понимаешь?

Теперь ясно, к чему он подошел.

– При чем здесь я?

– Не притворяйся дураком, Ярема, – раздраженно махнул рукой Яков. – Ты все прекрасно понимаешь. Твои собратья из других шалашей могут помочь. Тебе это нетрудно, а я получу булаву.

– Ты просишь компроматы на людей из Черного совета, чтобы шантажом заставить их голосовать за тебя, – мрачно сказал характерник.

– Это довольно брутальная формулировка, но ты схватил суть.

– Нет, братец, – Ярема отвел взгляд. – Не помогу.

Перед отказом он даже не сомневался.

– Ты воспринял все слишком мрачно, – брат махнул золотым ныряльщиком. – Никаких компроматов, никаких угроз! Только несколько задушевных разговоров...

– Орден вне политики, – перебил Ярема.

– Орден не может быть вне политики, черт возьми! – Яков топнул ногой. – Граждане государства не могут быть вне политики! Оставь эти беспомощные отговорки для простых людей!

Ярема провел рукой по стальному ныряльщику.

– Это не отговорки, – сказал он. – А история десятилетий. Волчьи рыцари всегда стояли в стороне от выборов до обоих советов и тем более гетмана. Потому и дожили до сегодняшнего дня.

– Никогда до сих пор брат характерника не избирался гетманом, – Яков заговорил торжественным тоном, с которым, наверное, выступал в Красной Раде: – Ярем! Слушай меня внимательно. И не перебивай! Я прекрасно знаю, в каком плачевном состоянии сейчас Орден. Знаю, что вам не поздоровится еще с тех пор, как умер отец. После раскола и междоусобий сероманцы приходят в упадок, а после Островной войны на ладан дышат. Но я могу вам помочь. И щедро отблагодарю за помощь. Разве ты не хочешь возродить силу Ордена?

– Хочу. Но не такой ценой. Когда правда выплывет, а она выплывет! – это станет концом Ордена.

– Хватит корчить из себя святого, псякрев! – Яков взорвался, но мгновенно овладел собой и продолжил спокойно: – Брат, мы взрослые люди. Правда не дерьмо – не выплывет, если ей не разрешить.

– Я придерживаюсь другого мнения.

– Иногда нужно идти на уступки. Подумай о том, что я только что сказал. Взгляни на Орден и его будущее, – проницательно предвещал Иаков. – Не спеши с ответом. Никогда не отказывайся сразу, так поступать безрассудно.

– Может быть, – Ярема отошел, прижался спиной к отцовскому дубу. – Возможно, так поступать безрассудно... В политике. Но я не политик, братец. Я воин.

Яков раздраженно сплюнул.

– Ты приходил с этим к деду, не правда ли? – спросил Ярема.

Никакого ответного слова. Итак, в яблочко.

– Он так же отказал тебе, – продолжил характерник горько. – Тогда ты решил, что если не есаула, то простой рыцарь пригодится... Но пришел ко мне. Но я тоже этого не буду делать.

– Согласись не ради Ордена, а ради семьи, – Яков ударил себя в грудь.

– Семьи? То есть, ради твоих амбиций? Нет, братец, не уговоришь. Это мое окончательное слово, Ярема скрестил руки на груди. – Оно останется неизменным. Извини.

Губы старшего брата исказила ярость.

– Неизменным, говоришь? Прости, говоришь? – Яков несколько секунд сжимал кулаки, а затем прокаркал: – Запомни! Хорошо запомни этот разговор, брат. Я протянул тебе руку, а ты харкнул на нее!

– Я не...

– Молчи! Это... – Яков кивнул на клямы его череса, – стало тебе дороже этого!

Золотой ныряльщик указал на рубашку Яремы, где был выстроен семейный герб.

– Разговор завершен, рыцарь.

Распавшийся от гнева Иаков развернулся и пошел в поместье.

Поднялся ветер, дубрава зашуршала. Ярема смотрел вслед брату, пока тот не исчез. Характерник провел ладонью по лицу, сжал заплетенную бороду.

Он так долго мечтал вернуться домой, видел это во сне – теперь казалось, что лучше было и не возвращаться.

*** 

Северин допил кисель, откинулся на скамью и довольно крякнул. Для полного счастья оставалось только выкурить хорошенькую трубку.

– Слишком много смольешь, – заметила Лина, убирая со стола.

– Врачи утверждают, что курение развивает дыхательные пути и ускоряет работу мозга, – ответил характерник, раскуривая носогрейку.

– Не верь тем врачам, – ведьма презрительно сморщила носик. – Ко мне несколько курильщиков приходило с легкими, полными дерьма. Один харкал кровью, вскоре скончался...

Северин прищурился, с удовольствием затянулся и пустил тучку под потолок.

– А меня врач в детстве от смерти спас, – подмигнул ей. – Еще заметь: это не просто табак, а целебная смесь с коноплей.

Лину это не убедило: она каждый раз предупреждала его о вреде курения, каждый Северин не считался, оба оставались при своем.

Грязная посуда улеглась в большой медный таз. Лина всыпала туда щепотку таинственного пороха, добавила перевитую высушенную траву, что-то прошептала, и вода сошлась густой зеленой пеной.

– Каждый раз забываю спросить: этого ты тоже научилась у Соломии?

– Этому Соломия научила меня в первую очередь.

Северин рассмеялся.

– А меня заставляла руками посуду мыть! Надо ей написать... Потому что снова скажет, что забыл о ней.

– Ты действительно забыл, – Лина скрестила руки на груди.

– Но она не командирует ворон!

– То есть без ворон переписываться невозможно?

– Все-все, пристыдила, – Северин поднял руки кверху. – Напишу ей сразу, как уладжу дело.

– Ты действительно должен ехать?

– Нет выбора, – вздохнул сероманец. – Я бы охотно остался, но один упрямый агент долго не отвечает. Должен разобраться, в чем дело.

Ведьма приблизилась вплотную и решительным движением отняла у него трубку. Северин с сожалением провел носогрейку взглядом, Лина взяла его за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза. Он без сопротивления нырнул в зеленые глубины.

– Задержишься немного? – села на него верхом.

Он не мог устоять перед таким предложением.

Через полчаса Чернововк подхватил собранные саквы и молча скрипнул дверью, как будто пошел по делам на несколько часов. Лина осталась в разбушевавшейся кровати, не проронив ни слова. С улыбкой смотрела на пол, где смешались остатки молока с обломками кувшина, погибшего жертвой их перемещения со стола на кровать; смотрела так пристально, словно в белой луже скрывались большие пророчества. Лина ненавидела какие-либо ритуалы прощания.

Стоял погожий июньский день – хоть картину пиши. Шаркань поздоровался с веселым ржанием, Северин в ответ почесал его между ушами и проверил подковы. Довольный осмотрами, прибил табак черной от постоянных порезов пучкой большого пальца, разжег погасшую носогрейку, которой не успел выкурить даже половину, и без спешки запряг коня.

– Поехали, друг, – сероманец дунул в лошади ноздри терпким дымом, даже Шаркань чихнул. – Дорога неблизкая.

Небо сияло безоблачной голубизной, природа полыхала свежим разноцветием. Из полей доносились крестьянские песни, потрясенные многоголосием пения пения. Чернововк тоже насвистывал какую-то мелодию. Настроение было чудесным. В такие дни ему казалось, что жизнь действительно имеет смысл.

Какие-то встречные путники кивали, некоторые здоровались, таким Северин отвечал дружеским взмахом руки. Некоторые отводили взгляд и крестились, он и к таким давно привык. Раскаленные скобы блестели, рассыпали по сторонам отблески трех солнечных прыгунов. Чернововк прикладывался к фляге с водой, но трубку больше не трогал – не из-за предостережения ведьмы, а из-за жары, под которой о горячем дыме даже думать не хотелось.

Несколько месяцев подряд новая страница его жизни писалась легко, без ошибки, без ляпки. Служба в шалаше двухвостых проходила спокойно. Северин потихоньку откладывал дукачи на счет, время от времени размышляя, как их лучше потратить. Единственные родственники по материнской линии, семья Непейводы, чувствовали себя неплохое – хозяйство цвело, деньги тоже водились. У друзей по Ордену тоже дела невроки: Варган расследовал какие-то денежные сделки, Эней воспитывал сына, Малыш путешествовал по Северу, а в жизни Захара (несмотря на его почтенный возраст) появилась женщина. Да и у Северина отношения с Линой складывались отлично, если не сказать – идеально. Пусть так и продолжается, подумал он, чтобы не сглазить. Потому что с Катрею все тоже начиналось увлекательно и ярко, а кончилось... Он выпустил здоровую гнездо дыма, отгоняя воспоминания: кончилось – и хорошо. Это все в прошлых главах, перевернутых навсегда.

Шаркань разделял приподнятое настроение хозяина. За эти годы его нетерпеливый нрав несколько успокоился, но он до сих пор ни на одном склоне не мог удержаться и переходил на бодрый клус.

Пообедал сероманец со встречной на привале млечной валкой. Его щедро угостили сытными блюдами и последними новостями – в этом году наблюдается наплыв купцов Изумрудной Орды; цех заставляет Черную Раду ветировать разрешение на строительство железной дороги, что должно пролечь млечным путем от Харькова до Перекопа; цены на механические телеги растут с тех пор, как автоматизированная валка принесла Тимишу Клименко, уважаемому и образованному господину, неплохое состояние...

– Едут они так же, где-то милю через два часа, но на постой почти не останавливаются! Знай только уголь подбрасывай и следи за уровнем перегрева. Причудливая машинерия, – размахивал руками молодой чумак.

– Знаю господина Клименко лично, – кивнул Северин. – Помог ему когда-то в пути, когда он впервые на механическом тарантасе из Крыма возвращался.

– О! Давненько это было?

– Лет семь назад.

– С нами старая Тыква ехала, – вмешался один из седых чумаков. – Он когда-то Клименко к себе паровичником принял. Тот был голытьба голытьбой!

Паровичниками назывались наниматели телеги с парой волов, не имевших собственного инвентаря.

– Через четыре года Клименко насобирал деньжат на собственное дело и вверх пошел. Но своих никогда не сторонился – старой Гарбузы не забывает, на Рождество всегда отправляет гостинцы.

– А где же Гарбуз? – спросил Северин.

Чумаки кивнули на выпасавшихся неподалеку волов. У нескольких на рогах сверкала свежая черная краска.

– Четыре дня... Когда вернемся, заработок и метрику о смерти вдовой отдадим.

– Земля пухом.

Чумаки перекрестились.

На следующий день к вечеру Чернововк добрался до самого обыкновенного поля у обыкновенного села, спешился и огляделся. Тихим озером ржи ветер катил волны, трепал рукава чучел.

– Вылезай, скотина! – крикнул Северин, сложив вокруг рта ладони ковшиком.

Подождал минуту.

– Кому говорю? Вылезай!

Тишина... Дальнее птичье пение... Снова тишина.

– Ты знаешь, что сейчас произойдет, – пробормотал Чернововк. – Лучше выходи по-доброму!

Шаркань отодвинулся от него на несколько шагов и принялся выщипывать травку.

– Проклятое животное! Сам напросился.

Характерник достал из-за череса нож с серебряным лезвием.

На расчищенной земле появился круг, посреди него – причудливый символ, напоминавший рисунок и букву одновременно, и несколько цифр. Лезвие ножа клюнуло крови из проколотой пучки и вошло в землю посреди причудливого рисунка. Очерк на миг вспыхнул багрянцем.

Сероманец подул на раненый палец, порез на глазах затянулся. Через мгновение вдали послышался пронзительный визг.

– Надо было идти, когда звали, – буркнул Северин и повернул нож к чересу.

Визг стремительно приближался. Через несколько секунд стало слышно, что в нем намешаны грязные ругательства и архаические проклятия.

– Подлая стерва, чтоб тебе зубы погнили, сопятая курвиска, чтоб ниже пояса стиснуло за пупа, тряска твоей матери, чтоб Морана побила, чертова душа, чтоб срака по шву разошлась, проклятый вылупок...

– Каждый раз одно и то же, – Северин принялся набивать трубку. – Сейчас о крови запоет.

– Я выпью твою кровь до последней капли и наполню твое мерзкое тело дерьмом!

Сминая рожь, к характернику летел мячик, похожий на густое зеленое перекати-поле. Как оно могло катиться и одновременно непрерывно взывать – было совершенно непонятно. Воинственный мяч замер посреди нарисованного круга и еще несколько долгих секунд извергал проклятия и угрозы. Чернововк слушал, без спешки трамбуя табак. Он дословно помнил эту брань.

На «чтобы ты повыдыхал» речь стихла, а перекатиполое, сплетенное из свежей ботвы и разноцветия, вытаращило два черных глазка без зрачков. Чуть выше между полных яростей глаз, где должен быть лоб, ярко пламенела багряная точка.

– Кончил? – поинтересовался Северин.

– Нет, – буркнул полевик. Рота у него не было, или его не было видно. – Пытаюсь не умереть от бешеной боли, которую ты мне нанес, подлец!

– Заметь, что я предлагал выйти без дергания за нить, – сказал Северин.

– За прутня себя подергивай! – полевик яростно заморгал глазками. Выглядело это забавно.

– Это уже в третий раз, когда ты молчишь или пытаешься убежать, друг мой.

– Волынский волк тебе друг, подонки вшивый!

Северин пропускал эти выпады мимо ушей.

– Знаешь, что убегать бесполезно. Знаешь, что тебя привязано. Знаешь, что я тебя найду. Ты не болван...

– В отличие от тебя!

– Так зачем терять свое и мое время?

– Я разорву эту проклятую нить! Разорву, как твою глотку! – заорал полевик. – Я не знал, на что соглашался!

– Все ты хорошо знал, лжет, – спокойно ответил Северин. – Забыл ли, как уговаривал спасти тебя от адского пустоши Потустороннего? Как радостно вертелся, выше моего соглашения и клялся вовек служить?

Черные очиски воинственно моргали, но кустик молчал.

– Я провел сложный ритуал. Я взял тебя по эту сторону. Соглашение заключено, так что выполняй свою часть! Живи, где приказано, слушай и смотри вокруг, а раз в неделю отчитывайся. Разве это сложно?

– Сложно! Чтоб тебе глаза вылезли! У меня рук нет, чтобы отчеты тебе писать, олух безголовый! – сверкнул полевик.

От ярости на шаровидном туловище проклюнулись цветы. Запахло полевым букетом.

– Раньше ты как-то справлялся. Посоветуйся и дальше, – Чернововк нахмурился и неожиданно гаркнул: – А если нет, то пожалеешь, присягаю Гаадом!

Он ударил кресалом по кремню, поймал искру трутом. Создание испуганно съежилось и попыталось отшатнуться, но незримые кандалы держали крепко. Характерник медленно разжег трубку и приказал:

– Отчитывайся.

Перекати-поле послушно забормотало:

– Вынырнуло здесь одно болтовно... По местным кабакам леса точит и постоянно всех угощает, чтобы внимание привлечь... Рассказывает, как хорошо при Изумрудной Орде ведется... Чтобы не верили ужасам, которые о ней говорят... Мол, бери ярлык и живи счастливо и сито... Зве себя купе глаза, как настоящий москаль... Исчезает мгновенно, как только поблизости нарисовывается оборотень с чересом... А потом возвращается и снова за старое...

– Интересно, – кивнул Северин. – Напишешь все в подробностях: имя, вид, возраст этого певческого купца, места, где высиживается. Ты знаешь, как это делается. Еще что-нибудь было?

– Больше ничего.

Характерник набрал полные легкие дыма и медленно выдохнул прямо в полевика. Тот закрыл глаза. Цветы свернулись и притихли.

– Оставайся полезным агентом и никогда снова не забывай свои обязанности. Слышишь?

– Слышу, – прошептал кустик.

– Еще раз заставишь меня ехать в эту дыру и играть в прятки – заставлю тебя играть с огнем. Чтобы ты порой не решил, что это такое выражение, объясню: я разожгу под тобой костер, – Северин чеканил слова тихо и спокойно. – Большой, настоящий, жгучий костер. Понял?

Создание пробормотало что-то о крови и дерьме.

– Не слышу!

– Понял, говорю, – ответил полевик и открыл глаза. – Понял, господин оборотень. Ты у нас сильный и могучий. Славно пугаешь бедных полевичков, которые тебе и до колена не доходят. Не нарушу я соглашения, чтобы ее гром поразил и тебя вместе с ней...

– Вот и молодец. Катись отсюда!

Северин носаком сапога стер часть круга. Перекати-поле завертелось, завертелось и бросилось за горизонт, как пушечное ядро. Чернововк покачал головой – всегда с ним та же история – и направился к ближайшему дубу докладывать есауле, что дело с недобросовестным агентом улажено.

Ехать почти два дня ради десяти минут разговора! И поэтому он пожертвовал своим временем с Линой? Тьфу!

Чернововк старательно перестраивал сеть потусторонних шпионов в последние годы: в каждом полку, в каждом паланку имел по меньшей мере одного. Некоторых он нашел в человеческих владениях и договорился об услугах; некоторых выдержка из Потустороннего мира при условии сотрудничества – как этого непослушного полевика. За небольшими исключениями, хлопот с агентами не возникало и полезные сведения стекались регулярно, поэтому Вера Забила, есаула потусторонних, следующим заданием планировала создание сети на улусах Изумрудной Орды. Северин уже мысленно готовился к длительной разлуке с Линой, хотя она обещала наведываться даже за многие сотни миль...

На дубе ждало письмо.

– Надеюсь, это не Забила.

Ладонь защекотало. На дубовой коре расцвели красные буквы и послышался шепот: «Щезник от Искры. Поздравляю, любчик! Ты станешь папой. Хватит ли духа на личную встречу? Жду ответа. Пусть Мамай помогает».

Слова смолкли, буквы растаяли в воздухе. Это было первое сообщение от Катри после их окончательного развода четыре месяца назад. Шаркань настороженно смотрел на Северина. Прошла минута, а характерник не шелохнулся.

Едва он подумал, как удивительно легко пишется новый раздел его жизни, как только увидел в нем смысл и поверил, что теперь так будет всегда – как перо сломалось и усеяло страницу чернильными брызгами. Написанные главы не хотели оставаться в прошлом.

– Вот дерьмо, – сказал Северин.