Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 138 (всего у книги 350 страниц)

– Ну, так помоги! – фыркнула она.

– В чём помочь? – не понял я.

– Я тоже хочу, чтобы моя жизнь… чтобы моя жизнь… – она всё никак не могла подобрать эпитет.

И я пришёл на помощь:

– Не была столь беспросветной и серой? Чтобы жизнь обрела смысл? И каждый день был интереснее, чем предыдущий?

Белла ошарашенно уставилась на меня, словно я раскрыл её будущее. И кивнула.

А я добавил:

– Хочется счастья?

Белла опять кивнула.

– Только вы не знаете, какое оно у вас должно быть, счастье, да?

– Д-да… – выдавила из себя Белла и заплакала, – помоги мне, Мулечка-а-а…

Я обрадовался. Если с Музой на данный момент всё было более-менее понятно, у неё сейчас этап, когда она отмякает душой, дальше мы, конечно, будем ещё работать. То с Беллой было гораздо сложнее. У дамочки был не самый простой характер, и я совершенно не представлял, как к ней и подступиться. А тут вдруг она сама проявила инициативу. Добровольно, так сказать.

И это прекрасно укладывалось в наш с Фаиной Георгиевной спор по поводу «Успешного успеха» и правильной стратегии.

Но так сразу соглашаться было нельзя. Белла была из той категории людей (хотя все люди, в основном, такие), которые совершенно не ценят, если что-то им преподносится на блюдечке.

Поэтому с нею нужно было поторговаться (для виду, конечно же). И я сказал:

– Могу помочь и подсказать, Белла.

Белла обрадовано вскинулась:

– Ну, так говори!

– А что мне за это будет? – ворчливо сказал я.

– Какой ты меркантильный, Муля! – надулась Белла.

– Да, я такой, – комично приосанился я, и Белла не выдержала, захохотала (да и пьяненькая она была к тому же).

– И что ты хочешь? – спросила она кокетливым тоном, каким умеют разговаривать только красивые женщины, уверенные в своей неотразимости, даже, если от красоты больше ничего почти не осталось.

– Вы мне будете должны услугу, – сказал я.

– Какую? – напряглась Белла.

– Когда придёт время, я скажу, – напустил таинственности я.

Белла недовольно фыркнула:

– Я надеюсь, с третьего этажа выпрыгивать не надо будет?

– И даже голышом по Москве бегать не надо будет и кричать «Мяу», – усмехнулся я, и Белла опять рассмеялась:

– Всё не привыкну, какой ты шутник, Муля! Ну, говори же!

– Всё просто, – пожал плечами я с видом кота Матроскина, – есть у меня одна идея…

Глава 20

– Что за идея? – прищурилась Белла и с подозрением посмотрела на меня.

Я улыбнулся таинственной улыбкой (правда в исполнении хомяка-Мули, она должна была бы получиться придурковатой, но люди в это время были не избалованы Голливудом совершенно, так что вполне сойдёт и за таинственную).

– Я предлагаю вам стать свахой, – усмехнулся я, рассматривая отвисшую челюсть у Беллы.

– Ты совсем с ума сошел, Муля! – возмутилась она. – Я-то думала, то мне что-то дельное предложишь, а ты издеваешься!

Она надулась и мрачно произнесла:

– Пошли лучше помогать соседям накрывать стол.

– Погодите, – покачал головой я, – а чем вам не нравится идея стать свахой?

– Ну, и как ты себе это представляешь? – покрутила пальцем у виска она, – я что, должна бегать за девками и искать им мужиков?

– Именно так, – кивнул я.

– Я не сводня, – буркнула Белла. Но из-за стола не встала, так что подсознательно идея была ей интересна, просто она ещё не готова была признаться даже самой себе.

– Не сводня, – согласился я. – Но вы смотрите на эту роль негативно…

– А что тут может быть хорошего? – фыркнула Белла.

– Да много чего, – пожал плечами я, – идея служения людям, дарение им высшего счастья – это хорошо, это не стыдно.

– Да какое там может быть счастье? – опять фыркнула Белла.

– Сколько женщин после войны остались одинокими? – пояснил я, – сколько потеряли мужей и стали вдовами в молодом возрасте? Да в любом возрасте! А сколько девчат не нашли себе женихов, потому что мужчин не хватает…

Белла посмотрела на меня каким-то затуманенным взглядом, но промолчала и даже фыркать не стала. Задумалась.

А я продолжил ковать железо пока горячо:

– Тогда почему вы считаете, что помочь всем этим женщинам обрести своё счастье – это плохо? Почему вы называете это таким уничижительным и некрасивым словом, как сводня?

Белла молчала.

– Не молчите, – сказал я, – решайтесь.

– А если они не хотят замуж?

– Так я же не говорю, что всем насильно причинять добро, – развёл руками я, но большинство женщин воспитываются социумом на протяжении всего человечества так, что у вас всех уже на генетическом уровне заложено, что счастье женщины может быть только в любви. А для этого нужно иметь семью. И вот я и предлагаю вам дарить всем этим одиноким и обездоленным женщинам возможность любить и быть любимыми.

– Ты ошибаешься, Муля, – устало покачала головой Белла, – не всем женщинам нужна любовь и семья. Многие, как ты говоришь, потеряли любимых на войне и других не хотят. Не хотят предавать память, понимаешь?

– Вполне верю, что есть и такие, – кивнул я, – но большинство тоскуют о сильном плече. Причём в любом возрасте, Белла. Вот посмотрите на ту же Ложкину? Какая она была до того, как Пётр Кузьмич её увидел, и какая она стала сейчас. Это же две разные женщины. И внешне, и, главное – внутренне.

Белла спорить не стала, кивнула.

– Но главное, она же счастлива, – продолжил я. – А на Герасима посмотрите.

Белла хихикнула:

– Орёл!

– Да, орёл, – сказал я, – а почему орёл? Потому что почувствовал свою нужность. Они решили заключить фиктивный брак с Нонной. Потому что у неё проблемы с пропиской…

– Я знаю, – сказала Белла.

– Ну вот, он и решил ей помочь. И сам почувствовал себя кому-то нужным. Пусть ненадолго, пусть на время, но он нужен ей. И посмотрите, как он воспрял, – сказал я.

– Что-то кажется мне, что не фиктивный у них этот брак получится, – ехидно хмыкнула Белла.

– И хорошо! – горячо воскликнул я, – Что светит Нонне дальше? Она уже вошла в возраст, ничего не добилась, юные актриски подпихивают в спину. И хорошо, что она вовремя это сообразила и стала искать другие варианты!

– Да, – тяжко вздохнула Белла, – я вот жизнь прожила, уже горизонт перед глазами, а ничего и не было у меня.

– Какие ваши годы! – усмехнулся я, – станете свахой, выберете себе самого лучшего!

– Да ты что такое говоришь, Муля! – вспыхнула Белла, – куда мне замуж! Я пожилой человек, мне уже на тот свет скоро пора!

– Ну и что? Даже если и скоро, то пусть последние годы пройдут в любви и заботе. Ещё раз на Ложкину посмотрите.

Белла вздохнула и надолго умолкла. Задумалась.

А я тоже молчал, давая ей время принять решение.

Наконец, она опять тяжко вздохнула и проворчала:

– Умеешь ты, Муля, из людей верёвки вить! И вот не пройму, как это у тебя так получается? Вроде и ничего не делаешь, только болтаешь, а люди жизнь свою с ног на голову переворачивают…

– Так вы согласны? – спросил я.

– Да куда я от тебя денусь, – поморщилась Белла, – ты же не отцепишься. Давай уж побуду свахой. А что там делать надо?

– План такой, – начал излагать я, – сначала идёт пункт первый. Нужно собрать клиентскую базу. Пункт второй. Работать с этой базой. Пункт третий – расширяться. А дальше стратегию можно корректировать, в зависимости, как пойдёт.

– Вот как у тебя всё просто! – недовольно нахмурилась Белла, – а где я эту… как ты говоришь?

– Клиентскую базу, – подсказал я.

– Да, базу, – повторила она, – так вот, где я её искать буду? Не буду же я бегать по всем дворам и коммуналкам и вопрошать: бабы, кому замуж надо?

– Бегать по дворам не надо, – хмыкнул я, – достаточно начать и помочь двум-трём женщинам. А потом сарафанное радио само вам клиентскую базу подберёт.

– А где я мужиков наберу? – не сдавалась Белла. Она явно загорелась этой идеей и потрошила меня по полной.

– Мужики тоже подтянутся, – махнул рукой я.

– Но когда это всё будет? – нахмурилась Белла, – так можно на попе ровно сидеть и ждать до скончания века.

– Ну, вот вам первые клиенты, – подсказал я, – Орфей Жасминов желает расширить жилплощадь. Для этого ему нужна женщина. Желательно с двумя детьми. Ну, чтобы больше квартиру дали. Это предполагается фиктивный брак по расчёту. Но так-то я, скажу вам честно, противник разводов. Если, конечно, нет кардинальных противоречий. Поэтому вот вам первое задание: нужно подобрать Жасминову такую женщину, чтобы после получения квартиры, ему с нею разводиться не захотелось. И детям отец будет.

– Ты аферист, Муля! – восхищённо прошептала Белла и посмотрела на меня горящими азартом глазами.

– Сам знаю, – не стал скромничать я, – но что поделать, жизнь такая, Белла.

– А как ты думаешь, какая ему женщина нужна? – спросила Белла задумчиво.

– Здесь всё просто, – ответил я, – при выборе пары нужно исповедовать главный принцип диалектического материализма.

– Во как! – хохотнула Белла, – излагай.

– Какой Жасминов у нас? Охарактеризуйте его, – я посмотрел на Беллу.

– Я? – слегка даже испугалась она.

– Вы! – кивнул я, – я-то могу рассказать, что да как, но нужно же, чтобы вы сами основы поняли. И дальше могли руководствоваться этим принципом, уже без меня. Ну, не будете же вы каждый раз за мной бегать и спрашивать, правильно?

Белла со вздохом кивнула:

– Ну ладно, – она надолго задумалась, а потом медленно начала говорить, – он красивый мужчина, певец. Довольно известный. Работает в театре. У него много поклонниц. Значит, ему нужна такая же красивая и знаменитая жена. Правильно?

Я покачал головой отрицательно.

– Что не так? – напряглась Белла.

– Жасминова вы охарактеризовали абсолютно правильно, – похвалил я, – да, по верхам, не вдаваясь в его внутренний мир, но пока этого достаточно.

– Тогда что не так? – спросила Белла. Игра её явно увлекла.

– Ну, вы же помните, мы в самом начале говорили о диалектике? – напомнил я.

Белла кивнула, но пока отвечать не спешила. Немного ещё недопонимала.

И я пришёл на выручку:

– Получается, если Жасминов знаменитый красавчик и если жена у него будет знаменитой красавицей, то что в результате получится?

– Это будет красивая пара, – мечтательно закатила глаза Белла.

– Не спорю, внешне всё будет выглядеть превосходно, – кивнул я, – а в реальности что?

– Что?

– А в реальности каждый будет тянуть одеяло на себя. У Жасминова репетиция. И у его жены репетиция. А рубашки нестиранные. И обед не приготовлен. И в доме срач, потому что убраться некому и некогда. И вот на почве бытовухи они сперва начнут цапаться, как кошка с собакой. Пока не поубивают друг друга, или пока не разведутся. Понятно?

Белла кивнула.

– А если понятно, то тогда продолжим, – свирепым голосом дурашливо сказал я.

Белла усмехнулась и продолжила анализировать дальше:

– Получается, ему нужна некрасивая женщина?

– Абсолютно точно! – изобразил бурные аплодисменты я. – Ему нужна тихая, серенькая мышка. Но хозяйственная. Которая возьмёт на себя весь уют в доме, которая будет жить только ним. Восхищаться ним. И вот тогда у них всё хорошо получится…

– Погоди, Муля! – покачала головой я, – я знаю нас, баб. И нашу бабскую жизнь. Мужикам девки нужны только красивые, молодые. И желательно посисястей. Всё остальное значение вообще не имеет!

– И поэтому в стране столько разводов. А в будущем ещё больше будет! – ляпнул я, и Белла моментально спросила:

– А ты откуда знаешь?

– Обыкновенная дедукция, – усмехнулся я, а у самого аж внутри всё похолодело. – Вы же про Шерлока Холмса читали. Вот и тут также.

Белла не ответила, поэтому было неясно, читала она или нет. Её сейчас беспокоило другое:

– Но Муля! – покачала головой она, – ты вот сейчас говоришь, и всё кажется таким понятным и красивым. А когда до дела дойдёт, тот же Жасминов будет только на красивых баб смотреть.

– А вот здесь, Белла, и находится главная роль свахи, – поднял указательный палец вверх я. – И в самом начале нашего разговора вы были абсолютно правы: просто подобрать женщину и мужчину в пару – это и есть сводня. А подобрать так, чтобы их внутренние миры соприкоснулись правильно – это высший пилотаж! Это и есть работа свахи. К сожалению в нашем обществе это обесценивается. И на свах смотрят скептически. Как на сводню. А вот у евреев это чуть ли не главное. Там редко когда молодые сами друг друга находят. И такие браки как раз и распадаются. Нет, там специально обученные опытные женщины анализируют характеры жениха и невесты, перебирают варианты и подбирают пары так, что у них почти не разводятся.

– А как же любовь? – удивилась Белла.

– Не путайте любовь и вожделение, – погрозил ей пальцем я. – Когда есть единение в духовном плане, будет и любовь. Да, часто бывает, что срабатывает биохимия, и людей просто тянет друг к другу. Но это всё ненадолго. Человек привыкает к концентрации флюидов от партнёра и уже не воспринимает его так остро. Это как в средние века Борджиа давали своим детям маленькие порции яда. И потом, когда дети вырастали, их ничем нельзя было отравить. Так и тут…

– Ох, Муля, как ты всё закрутил, – вздохнула Белла и пожаловалась, – у меня аж голова распухла. И откуда ты всё это знаешь?

– От верблюда, – скривился я и тут же выкрутился, – вы забываете, что у меня и отчим академик, и дед был академик. Родная тётка профессор. В такой семье я воспитывался.

– Даааа, – протянула Белла, – воспитание – великое дело!

Она посмотрела на меня и тут же добавила:

– А ещё кого посоветуешь? Ну… в смысле пару найти? Мне же клиентская база нужна.

– Можете потренироваться на Вере. Которая с Нонной из кордебалета. Уверен, у неё тоже в личной жизни не всё хорошо.

Белла кивнула.

– Ну, вот две кандидатуры есть. Занимайтесь. На первых порах и этого вам за глаза хватать будет. А потом я вам столько девчат подгоню, что вы и не рады будете…

В дверь постучали.

– Ох, уж эти соседи, – проворчала Белла, – поговорить спокойно не дадут!

– Так ведь второй день свадьбы, – сказал я, – пришла пора похмеляться.

Мы вышли с Беллой к остальным гостям. Стол уже давно был накрыт, гости навеселе.

Дальнейшее я не помню.

На работу я, соответственно, шел, не выспавшийся и хмурый.

Хмуро вошел в кабинет, хмуро поздоровался с коллегами, хмуро сел за свой стол и зарылся в бумаги, изображая созидательную деятельность. А на самом деле я мечтал о таблетке антипохмелина, который поможет унять кузнецов-стахановцев у меня в голове. Она, словно сговорились и молотили кувалдами то по мозжечку, то по остальной мозговой субстанции. Ну, или что там после двух дней пьянок у меня там осталось.

Я немного злился.

Герасим с утра предложил похмелиться. Остальные нагло дрыхли. Артистам на работу после обеда, а пенсионерам и домохозяйками – вообще не надо. Гришка, гад такой, предусмотрительно взял отгул на заводе.

У меня отгулов не было, пришлось брать себя в руки и пилить на работу.

Ещё и Дуся, как назло не пришла. А мне бы с утра жиденького супчика, или кашки на молочке самое оно было бы.

Но, думаю, что Дусе тоже сегодня не просто.

И вот сижу я такой, никого не трогаю, как вдруг заявляется Козляткин и говорит:

– Бубнов, зайди ко мне!

И голос у него такой недоброжелательный– недоброжелательный и официальный– официальный.

Пришлось вставать и идти к начальству. Мечтая о том, чтобы перегар от меня слышно было не на полкилометра.

Но я ошибся.

Когда я зашел в кабинет, Козляткин мрачно на меня посмотрел и сказал:

– Ты где был в субботу?

Ну вот, началось, – вздохнул я. Можно было, конечно, начать выкручиваться, но состояние у меня сейчас было такое, что всё было по-барабану. Поэтому я легкомысленно сказал:

– Водку пил.

У Козляткина глаза полезли на лоб:

– Ты совсем с ума сошел, Бубнов! Да я тебя сейчас по статье уволю!

Он бушевал ещё минут десять, а я стоял и думал только о том, чтобы выдержать эту экзекуцию криком и чтобы мои стахановца долбили кувалдами мой мозг с меньшим энтузиазмом.

– Пиши заявление на увольнение, – резко прервав излияния, велел Козляткин.

– Листочек тогда чистый дайте, – попросил я.

– И что, не будешь оправдываться и доказывать, что так случайно получилось? – удивился он.

– А что тут доказывать? – пожал плечами я, – виноват, значит, виноват. Только увольте меня, пожалуйста, прямо сейчас. Сегодняшним числом. И я домой пойду. Худо мне.

– Я вижу, – проворчал Козляткин, но листочек не дал, пожадничал.

Я уже прикидывал, что дальше делать, когда он вдруг сказал:

– Иди, проспись, Муля. И чтобы я больше такого не видел! Что хоть за повод у тебя был?

– Свадьба, – проворчал я, мечтая поскорее свалить домой, – точнее две свадьбы. Отчим женился на своей аспирантке. И соседи. А я туда-сюда бегал. Вот и результат. Не рассчитал.

– Аааа, – усмехнулся Козляткин, – тогда ясно. Сам такой по молодости был.

Он задумался, а потом сказал:

– Ты давай-ка, дуй домой, проспись, а чтобы завтра как огурчик был. Свеж и румян. Это понятно?

– Понятно, – кивнул я.

– Ну, вот и хорошо, – сказал Козляткин и вдруг добавил, – Но не думай, Муля, что я такой добренький и разрешаю тебе рабочее время прогуливать. Ничего подобного! В воскресенье отработаешь.

Я вздохнул, а Козляткин продолжил:

– Мы едем на охоту, – и, видя, мой ошалелый взгляд, пояснил, – будут товарищи оттуда.

Он показал пальцем вверх и многозначительно посмотрел в потолок. Затем перевёл взгляд на меня:

– И я очень рассчитываю, Муля, что ты поможешь мне.

Я осторожно кивнул, стараясь не потревожить кузнецов в голове, которые, кажется, чуть выдохлись и решили устроить небольшой перекур.

Но Козляткин, видимо, воспринял всё как-то не так, потому что сказал:

– Саму задачу я озвучу непосредственно перед охотой. А то тебе сейчас хоть кол на голове теши. Всё, иди спать!

Я вышел из кабинета высокого начальства изрядно озадаченный. И хоть в голове мысли плавали посреди туманной субстанции, мешая сосредоточиться, я всё же понимал, что это не просто увеселительная прогулка. Но, надеюсь, Козляткин никого грохнуть не прикажет?

Я забрал из кабинета свои вещи, что-то пробормотал про неотложную работу. Судя по скептическому выражению лица Ларисы, даже она мне не поверила. Ну и ладно.

Остро хотелось пить. Так, что мои губы стали словно залитые цементом. Я понял, что до дому так не дойду. Вошел в туалет, умылся и попил воды. Я пил, пил, пил эту чудесную, чуть отдающую ржавыми трубами воду и мне стало чуточку получше. Так мне сначала показалось.

И тогда я даже не подумал, чем всё обернётся.

В общем, я медленно брёл по коридору, углубившись в свои мысли, когда дорогу мне заступил комсорг:

– Бубнов! – воскликнул он злым триумфальным голосом, – ты субботу прогулял, я знаю!

Я молча смотрел на него. Пол вокруг начал слегка покачиваться. А потом всё быстрее и быстрее.

Комсорг заверещал что-то ещё. Кузнецы в голове проснулись и замолотили кувалдами ещё сильнее. Пол уже ходил ходуном. А комсорг всё визжал и визжал. И тут я не выдержал и изо всей дури дал ему в ухо.

Глава 21

Схватившись за ухо, комсорг зашипел:

– Ты ответишь за это, Бубнов! Я в партком доложу! Тебя вытурят с такой характеристикой, что ты на работу даже дворником не устроишься! Ты меня ещё не знаешь! Ты меня скоро узнаешь!

– А давай, – ухмыльнулся я, чувствуя, что моя улыбка больше напоминает оскал. – Докладывай. Пусть вытурят. А я тебя потом найду и ухо отрежу!

Комсорг побледнел:

– Сгною… – прохрипел он.

– Что тут у вас происходит? – в коридоре показался Козляткин.

Взглянул на меня, на распухшее красное ухо комсорга, моментально оценил ситуацию и рявкнул:

– Бубнов! Ты куда шел?! Я тебя куда отправил?! Ты почему ещё здесь?!

– Потому что меня товарищ комсорг задерживает, – со сдерживаемым злорадством наябедничал я. – И шантажирует.

– Что-о-о-о? – моментально набычился Козляткин.

На комсорге лица не было, и он лишь пролепетал:

– Товарищ Козляткин! Мы просто разговаривали. Я его не задерживаю.

– Бубнов, слышал? – рыкнул Козляткин, – марш бегом куда шел! Никто тебя не задерживает!

Меня дважды просить не надо было. Я развернулся и ушел, оставив начальника разбираться с комсоргом.

Вот и ладненько.

Действительно, нужно отоспаться. А то что-то я совсем вышел из образа. Так и наломать дров можно.

Дома я рухнул на кровать и моментально отключился.

Не знаю, сколько я спал, забывшись тяжким сном. Кто-то стучал в дверь, сквозь сон я слышал то ли голоса, то ли не голоса. Но мне было всё равно на всех – я спал.

– Муля, вставай! – раздалось над ухом. – Солнце заходит уже. Нельзя спать на заход солнца! Вставай, поешь и потом снова можешь ложиться…

Я с трудом разлепил глаза, не понимая, кто я и где нахожусь.

Но вместо злополучного носка, который стал триггером моего попадания сюда, я обнаружил Дусю. Она хлопотала у холодильника и возмущалась:

– Муля! Я кому говорю! Вставай сам добровольно, а то я уж за тебя возьмусь!

– Что? – пробормотал я, – который час?

– Уже вечер, – возмущённо ответила Дуся, – ты весь день проспал. Муля. Нехорошо это.

Эх, Дуся даже не знала, как мне сейчас хорошо. От утреннего похмелья и следа не осталось (сушняк не считается). Хорошо быть молодым. Никаких тебе последствий по два дня. Немного поспал и опять как огурчик.

– Вставай, Муля, – опять повторила она, – я вот тебе куриного супчика с домашней лапшичкой принесла, похлебай. После двух дней такой пьянки самое оно.

– Вот это дело! – обрадовался я, – сразу надо было говорить. Ты пока грей, я на секунду.

Я быстренько побежал в ванную приводить себя в порядок.

Когда вышел из ванной, посвежевший и даже побритый, навстречу мне попалась Муза.

Она за эти пару дней отъелась, и, можно сказать, расцвела. Да и внешне она преобразилась кардинально. Если раньше она одевалась в какой-то убогонький застиранный халатик, то сейчас на ней было приличное шерстяное платье. Явно из тех, что она носила раньше на выход, а сейчас решила надевать дома. Она даже губы чуть подкрасила и уже не казалась такой бледной.

На свадьбе я её не сильно наблюдал, но пару раз она в поле зрения мелькала, то за столом, то даже на танцах. Вот и хорошо. Потихоньку оттаивает.

– Муля, – сказала она довольным голосом, – Щелкунчик растёт. Кушает хорошо. Чувствует себя тоже хорошо. Вы же его забирать точно не собираетесь?

Я отрицательно покачал головой. Мне сейчас для полного счастья только Щелкунчика и не хватало.

– Я его уже к прикормкам приучаю, – сказала она и вопросительно посмотрела на меня.

– Это хорошо, – далеко не сразу сообразил я, – давайте я для прикормки продуктов куплю?

– Нет, не надо, – рассмеялась она, словно серебристый колокольчик. – У нас после свадьбы столько всего осталось, что на дивизию таких Щелкунчиков хватит.

– У меня, кстати, есть куриный суп, – спохватился я, – Дуся свеженький принесла. Пойдёмте ко мне, попробуете.

– Нет! Не надо, – вскинулась Муза.

– Вот здесь вы не правы, – покачал головой я, – котятам куриный бульон полезен. Даже лучше, чем молоко.

– Ну ладно, отлейте тогда немного, пару ложек всего, – кивнула Муза.

– Вы сперва сами попробуйте, – не согласился коварный я, – вдруг Дуся его наперчила и чеснока накидала. Ещё навредим маленькому.

Муза с подозрением посмотрела на меня, потом неуверенно кивнула:

– Ну, если немножко…

– Ну конечно! – закивал я. – Я-то в этом ни бум-бум. А после вчерашнего, так вообще…

– Вы идите, Муля. Я через пару минут зайду, – сказала она, – сейчас только пол домою, и приду. Щелкунчик опять промахнулся с лотком. Оставлять недомытым не хочу.

Я вернулся в комнате. На столе уже стояла полная миска пахучего куриного супа и Дуся хлопотала, то нарезая хлеб, то доставала котлеты.

– Ого, тут на целый батальон еды, – сказал я, – и когда ты успеваешь только?

– Дак котлеты со вчера остались, – сказала Дуся и похвасталась с видом победителя, – я уговорила таки Модеста Фёдоровича не тратиться на ресторан. Дома-то всяко лучше. И дешевле. И так сколько денег выкинули. А результат какой? Там подарков, как кот наплакал. Ты бы видел их, Муля. Ерунда всякая. А ещё учёные! А Маше так вообще гипсовую статую подарили. Срамота одна! Нет, сейчас не то, что раньше…

Дуся продолжала ворчать, я не стал ей говорить, что коллеги так подшутили над ними. И бюст Менделеева – это очень жирный и недвусмысленный намёк на Мулиного отчима. Кличка у него такая среди студентов и аспирантов. Да и среди коллег, я уверен, тоже. Поэтому направил разговор в конструктивное русло:

– Как там молодожёны наши поживают?

– Да хорошо они поживают, – вздохнула Дуся, – угодил ты им с подарком, Муля. Уже собираются в Дом отдыха ехать, на следующей неделе. Маша платье в ателье заказала.

– Так даты заезда ведь на этой, – поморщился я, вспоминая бланки.

– А Модест Фёдорович позвонил им туда и перенёс даты. У него в эту пятницу Учёный совет, век бы их не видать!

– Не любишь ты Учёные советы, Дуся, – беззлобно поддел её я.

– А какая от них польза? – гневно покачала головой Дуся и поставила передо мной ещё и тарелочку холодца. – Модест Фёдорович уже наперёд переживает, что с Поповым этим дурацким война будет…

Мда, с Поповым тоже надо разбираться. Иначе он точно житья Мулиному отчиму не даст. Да и новоиспечённой мачехе тоже. Вот только как мне к нему подобраться? Тоже что ли в институт этот сходить? Я-то с ним никак и нигде не пересекаюсь.

И тут дверь открылась и в комнату заглянула Муза.

Увидев Дусю, она смутилась:

– Здравствуйте, – сказала она, – а тут Муля говорил…

– Заходите, Муза, – сказал я, – Дуся, давай Музе дадим попробовать твоего супа? А то я нахвастался…

– Ой, да что там за суп! – расцвела Дуся и потребовала, – да вы проходите, садитесь. Я сейчас налью.

– А ты сама хоть ела? – додумался спросить её я.

– За меня не беспокойся, – отмахнулась Дуся, – кухарка голодной никогда не бывает.

Она поставила перед Музой полную тарелку супа. А тарелки, точнее миски, у Дуси были глубокие-преглубокие. Даже я еле-еле справлялся. Обычных столовых тарелок Дуся не признавала.

– Ой, зачем же так много, – запротестовала Муза, – я же только ложечку попробовать, для Щелкунчика…

– Да ты на себя посмотри! – возмутилась Дуся, – кожа да кости. Сколько налила, столько и есть будешь. И попробуй не доесть!

Произнеся этот монолог суровым тоном, Дуся сказала:

– Вы пока ужинайте. А я к Полине Харитоновне схожу, я ей рецепт пирога обещала.

Она вышла, а мы с Музой остались наедине. Сначала ели молча, а потом Муза подняла взгляд от тарелки и посмотрела на меня:

– Муля, мы с Колей в зоопарк ходили…

– Ну и как? – спросил я, всё ещё витая в облаках.

– Я думала, он посмотреть хочет, а он меня на выпойку оленят потащил, – глаза у Музы засверкали, она даже о еде забыла, – там такой один оленёночек был, миленький. Он самый маленький, но такой проворный. Вперёд всех остальных к соске тянется…

Она говорила взахлёб, глаза блестели.

– Нравится?

Муза умолкла на полуслове и уставилась на меня. Лицо её начал заливать румянец.

– Муза, я тут подумал, – торопливо сказал я, пока она не выкинула опять какой-то фортель. – У них, в зоопарке, рук не хватает. Они же выпойку почему детям доверяют? Потому что своих сотрудников мало. И вот я подумал, а зачем вам горбатиться в этом гардеробе за три копейки? Лучше попроситесь в зоопарк, на выпойку. Там такие же три копейки, зато вы настоящую пользу приносить будете. Или, если хотите, я сам их попрошу?

– Не надо! – испугалась Муза и тихо добавила, – вы думаете, Муля, они меня возьмут?

– А почему нет? – удивился я, – они там в рабочие кого попало набирают. Выбора-то особо нету. А вы – человек интеллигентный, ответственный. Им такие очень нужны.

– А это удобно разве? – всё не могла решиться Муза.

– Конечно удобно! – заявил я, – во всяком случае, чтобы понимать, нужно попробовать. А иначе как понять?

– Да старая я уже профессию менять, – смутилась Муза. Но, судя по её вопросам, она просто хотела, чтобы я её поддержал.

И я поддержал:

– Мне кажется, что животные – ваше призвание, Муза. Вы их душой чувствуете. Вон как к вам Щелкунчик тянется.

Муза порозовела. Похвала ей понравилась.

– Я завтра спрошу, – сказала она и на её лице промелькнула мечтательная улыбка.

Не успели мы с Музой поужинать, как заявилась Фаина Георгиевна. Она была «при параде», одетая, словно на праздник. Увидев, как мы с Музой мирно едим суп и болтаем о Щелкунчике, она возмущённо проворчала:

– Муля! А ты почему это расселся, как король на именинах? Ты забыл разве, что у меня сегодня участие в спектакле?

Если честно, то я забыл. Но не буду же я ей говорить это. Поэтому я сделал задумчивое лицо.

– Муля, ты обормот! – возмутилась она, – собирайся давай быстро. А то опоздаем. Глориозов будет ругаться, а виноват будешь ты.

Пришлось собираться.

По дороге в театр Фаина Георгиевна пожаловалась:

– Ты представляешь, Муля, хохочут они надо мной!

– Кто посмел? – брякнул я.

– Да бездари эти! – вскинулась она, – и виноват в этом только ты!

Я философски пожал плечами. Если женщина считает, что мужчина виноват, лучше соглашаться сразу, иначе потом будет ой.

Но Фаине Георгиевне нужно было вылить возмущение. Мои реакции ей были не интересны. Так, для фона только.

– Там одна коза сказала, что мне лучше чай в буфете подавать, чем в лоскутах кликушествать! Ты это представляешь, Муля? – от возмущения её голос задрожал. – говорит, что шут гороховый – это, мол, вам не королева! Болонка в климаксе! А у самой, кроме двух грудей больше никаких достижений в театральном искусстве и нету!

– Ну, так покажите им всем, как надо играть, – подначил её я.

– И покажу! Что ты думаешь, не смогу?! – закипятилась Злая Фуфа. – Я им так этого скомороха сыграю, что они ещё долго этот спектакль помнить будут! Я тебе скажу, Муля, что даже крохотная роль может стать алмазом, если его отшлифовать правильно.

Остаток дороги Фаина Георгиевна строила планы, как она сыграет, чтобы они все в обморок от зависти попадали, и лелеяла планы мести.

Я поддакивал в нужных местах. В общем, дошли познавательно.

Когда занавес поднялся, зрители увидели привычную ярмарочную суету: торговцы, пляски, песни. Но всё изменилось, когда на сцену вышла Раневская. Её скоморох не просто «прыгал в лоскутах» – он жил. Каждое движение, каждый жест были отточены до блеска. Она не произносила длинных монологов, у неё по роли вообще не должно было быть реплик, кроме двух, но её движения были убедительны, а эти её две реплики, брошенные словно бы невзначай, били точно в цель:

– Смех – дело серьёзное. Кто смеётся последним, тот… дайте подумать… тот, наверное, всех переживёт!

Её голос, то едкий, то наивный, её движения, ужимки – всё заставляло зал взрываться хохотом. Даже в моменты, когда она молчала, её глаза – лукавые, проницательные – вели диалог со зрителем. Когда купчиха, которую играла Леонтина Садовская, затянула пафосный монолог о «величии русской души», скоморох Раневской, стоя у края сцены, достал яблоко и громко хрустнул. Зал покатился со смеху, а актриса, сбившись, едва закончила речь. Хотя вышло довольно невнятно.

К финалу пьесы стало ясно: именно скоморох Раневской – главный герой в «Скоморохе Памфалоне». Когда же она, сорвав колпак, произнесла последнюю реплику: