Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 92 (всего у книги 350 страниц)

Глава 4

 Теплыми летними вечерами, когда дыхание ночи пробуждало звезды, Лина выходила во двор, не спеша ходила грядками, касалась уставших солнцем трав, вдыхала сырое благоухание. Выбирала несколько подходящих ее настроения и острым ножом, которого всегда держала при себе, срезала несколько стеблей, а затем заваривала их в кипятке. Садилась с горячим кружкой на крыльце и медленно отхлебывала, заедая свежей медовой сотой. Это было блаженное время тишины и покоя, когда она не вспоминала о дне прошедшем и не думала о дне грядущем – все заботы и заботы временно исчезали, война и раненые оставались за пределами плетня, а мир сжимался до уютного подворья, чье уединение нарушал хи. Перевальцем дыбял Хаос, вертелся в ногах, мигал глазами, а потом улегся на любимое место, свернувшись пушистым клубочком тьмы, – этот молчаливый ритуал свидетельствовал о признании Лины и ее права хозяйничать здесь.

В эти мимолетные минуты ведьме хотелось почивать в благовониях трав, ласкать на языке сладость меда, созерцать дымку на закате и наслаждаться вечером без всякой мысли... Но непрошенные воспоминания срывали солоноватой печалью вечных вопросов: а если бы все сделалось иначе б?

Отец умирал в болезненной туберкулезе, и вместе с ним умирало благополучие семьи. Опухшими от слез глазами жена и трое дочерей смотрели на угасание единственного кормильца, наблюдали, как недуг превращает крепкого козарлюга в немощного чехлика, как кожа его желтеет, утончается, напивается на острых выступах костей, поставили множество свечей за здоровье не могло помочь плачевному превращению.

В конце концов Лина, средняя дочь, не выдержала. Рано утром выскочила из хаты, помчалась через росистую леваду, чтобы никто не увидел на дороге, приблизилась к хижине, которую раньше наблюдала разве что издалека, – наведывалась сюда с ребятами посмотреть на ведьминое хозяйство, а когда ведьма выходила на течь метле гналась.

Лина осторожно подошла к калитке. Минуту собиралась на силе, а потом решительно ступила во двор. Прищурилась в ожидании уроков или другой ловушки для незваных гостей, но ничего не случилось: земля не проглотила, молния не ударила, ноги не усохли... Лишь черный, как смола, гревшийся на солнышке котик вытаращил на нее вырла и недовольно зашипел. Лина показала ему язык. Дверь дома приоткрылась, и оттуда вышла черноволосая женщина.

– Доброе утро, – поздоровалась Лина.

Впервые увидела ведьму так близко. Но была гораздо моложе, чем казалось издалека... И очень красивой.

– Твое личико знакомо, – хозяйка приблизилась, склонила голову и задумчиво потерла подбородок. – Вспомнила! Ты – пакостная девчонка из той шайки, которая любит подглядывать за мной.

В другой раз Лина бросилась бы подальше, но сегодня только виновато склонила голову:

– Да, я за вами подсматривала. Простите. Но я не пакостна.

– Посмотри-ка на меня, – приказала ведьма, и девочка мигом послушалась. – Какие у тебя хорошие глаза!

– Глаза ведьмы, – Лина закусила губу. – Так постоянно говорят... И дразнят из-за того, что они разного цвета.

– Это от куцего ума, – презрительно фыркнула ведьма.

– Как тебя зовут, дитя?

– Лина.

– Я – Соломия.

– Вас все в Старых Садах знают.

– Примем за комплимент, – Соломия взглянула на котычка, и тот перестал шипеть. – Ты пришла ко мне в затруднении. Что случилось с отцом?

Откуда ты знаешь? И действительно ведьма...

– Чахнет от чахотки.

– Опиши симптомы, – приказала Соломия.

– Прошу?

– Расскажи, как именно он болеет, – объяснила ведьма. – Какая болезнь с виду. Что у него болит, что мучает.

Лина принялась перечислять: с чего все началось, чем лечили, как продолжилось... Соломия вздохнула.

– Когда так обильно кашляют кровью, я бессильна, – она покачала головой. – Недуг продвинулся слишком далеко.

От этих слов Лина умерла.

– Почему ты не пришла раньше?

– Мать запретили, – Лина моргнула глазами, пытаясь прогнать слезы.

Зря она так долго медлила. Труска!

– Но ты все равно пришла. Напомни-ка, кто твоя мать? Ответила.

– Вот голова кобылицы!

Затем Лина узнала, что когда-то ее папа заглядывался на Соломию. Взаимности не нашел, что не помешало матери возненавидеть весь ведьмский род до кончины.

– Неужели ничего нельзя сделать? – переспросила Лина. – Пожалуйста!

Она так надеялась на помощь ведьмы!

– Я могу облегчить страдания твоего отца, – ласково ответила Соломия. – Мне жаль, но жить ему осталось недолго.

Папа умер через несколько дней. Его била лихорадка, окровавленные постоянным кашлем губы растрескались, восковые глаза созерцали недостижимые живым дали. Он не ел, не пил, не разговаривал и отошел ночью.

Соседи твердили, что на все боли божьи. Пытались убедить то ли сокрушенную семью, то ли самих себя. Лина смотрела на остывшее тело, принадлежавшее когда-то сильному и веселому отцу, который был способен подбросить ее вверх одной рукой, смотрела неотрывно – и обвиняла в его смерти свою нерешительность. Мать причитала, рвала на себе волосы, а на кладбище, когда гроб в могилу спускали, чуть не бросилась следом, с трудом удержали. Потом застыла и торчала неподвижно, даже щепотку земли не бросила. На поминках сидела, равнодушная ко всему, что кормить ее пришлось насильно.

Пока мать не пришла в себя, ее место заняла старшая сестра Мотря. Лина воспользовалась этим, чтобы посетить Соломию во второй раз.

– Мне жаль, – сказала ведьма вместо приветствия.

Черный котик за ее спиной выгнулся дугой и зашипел.

– Я пришла...

– Знаю-знаю, – перебила Соломия. – Что скажет твоя мать?

– Скажет много плохих слов, – признала Лина. – Но сейчас она сидит и ничего не делает. Сестра думает, что это вы ей такое сделали.

– Конечно, когда в жизни случается что-то скверное – значит, сделано, – вздохнула Соломия. – И всегда виноватая ведьма! Зачем тебе такая судьба, Лина?

Она готовила ответ заранее.

– Не хочу видеть, как умирают на моих глазах. Хочу научиться лечить! Смотреть в глубь людей. Понимать вещи, о которых другие не задумываются. Научите меня, госпожа Соломия!

Соломия размышляла несколько секунд.

– Ты мне нравишься, девчонка. Я согласна, но надеюсь, что ты поймешь цену моих знаний, и немедленно вернешься к старой жизни. Договорились?

– Да, – кивнула Лина, упорно убежденная в своем решении. – Благодарю вас!

Мать несколько недель жила в безразличии к миру. Ее мыли, одевали, кормили, уседали на скамью и укладывали спать, а она послушно повиновалась, словно большая живая кукла. Дочери справлялись со всеми сами.

Как справили сорок дней, мать поднялась и принялась справляться по хозяйству, как ни в чем не бывало. Когда узнала о Лининой учебе, ругалась на всю улицу, таскала дочь за волосы и запрещала любое посещение ведьмы. Мотря приняла мамину сторону. Бывшие товарищи по уличным играм перестали с ней водиться. Лишь младшая сестра, Маша, тайком радовалась за Лину.

Лина упорно продолжала ученичество. Подружилась с Северином – странным мальчишкой, поселившимся в Соломии. Он не имел ни одного знакомого в деревне и никогда туда не подавался, поэтому их дружба стала самоотверженной, какой бывает дружба двух одиночек. Через несколько лет Северин уехал с бронзовой скобой джуры характерника, а Лина снова осталась одна. Если бы не Маша, сошла бы с ума.

Соломия была хорошей учительницей, и с годами Лина полюбила ее больше, чем родная мать. Ведьма была суровой, но справедливой; знала, когда отругать, а когда похвалить; делилась не только знаниями, но и жалованью, которую ей оставляли в благодарность посетители, – яйца, колбаса, сало, другие яства – но дома от этих подарков крутили носом.

– Нам ведьмской гнили не надо, – кричала мать, и выбрасывала все на груду навоза.

Однажды Соломия взглянула на Линины заплаканные глаза и пригласила ее жить к себе.

– Мать сказала, что отречется. Почему? – Лина не выдержала, и слезы снова хлынули наружу. – Почему меня так ненавидят? Я просто учусь лечить... Приношу еду... За что?

Соломия обняла ее впервые за все годы ученичества.

– За то, что осмелилась иметь другое мнение.

После скандала, о котором в Старых Садах сплетничали много месяцев спустя, Лина переселилась в ведьму. О семье все равно не забывала, носила гостинцы к материнской двери, хотя и знала, что за судьбу их будет ждать. В леваде встречалась с Машей, которая делилась последними новостями: забили свинью, соседи воруют груши, к Мотре ходит поклонник.

Когда женилась старшая сестра, Лину на свадьбу не позвали. Когда пора Марийке выходить замуж, Лина от приглашения отказалась.

– Ты поедешь в соседнее село, где обо мне не знают. Пусть так и будет! Слухи о сестре-ведьме запятнают имя. Поэтому живи, и будь счастлива, – Лина обняла заплаканную сестру. – Но если твой мужчина будет плохо с тобой... Ты знаешь, к кому прийти.

После Марийкиной свадьбы мать перебралась к Мотре, которая только что родила первенца и нуждалась в второй паре помощных рук.

– Видишь, Лина? Вот наша расплата, – в тот день Соломия впервые предложила свою любимую вишневую наливку. – Они женятся и рожают детей, а мы с черным котом наблюдаем в стороне. Они приходят и молят о помощи... Мало кому удается не очерстветь сердцем.

Или ее сердце очерствело?

Лина сделала новый глоток. Щипнула листок отварной мяты, заела медом. Воспоминания болели... Детские раны болят больше всего.

Из слухов, что летали между сел, как августовские паутинки, Лина узнала, что Маша родила близнецов, но с тех пор с кровати не поднималась, потому что схватил ее недуг. Не прохватившись Соломии ни словом, Лина решила действовать, ведь именно ради этого ушла в ведьму. Правда, она до сих пор была ученицей, а случай Машеньки казался непростым, поэтому Лина исподтишка от учительницы изучила ритуал последнего посвящения, который должен был превратить ее в полносильную ведьму. Собрала все необходимое, нашла и подготовила место, написала Северину на всякий случай... И благодаря ему спаслась: ритуал провалился, но приехавший при неприятной ссоре молодой характерник привез обалдевшую Лину домой.

Соломия не ссорилась, не кричала, не смеялась. Когда к Лине вернулась память, сообщила:

– Твоя сестра Маша погибла.

Лина разрыдалась.

– Ты могла попросить меня о помощи, но решила сделать по-своему, – продолжала учительница безжалостно. – Ее смерть стала следствием твоего выбора, Лина.

После того она рассуждала, не стоит ли оставить все, однако Соломия, как всегда, угодила словами прямо в сердце:

– Если пойдешь, тогда ее смерть станет бесполезной, – глаза учительницы сверкнули. – Думаешь ли ты, что одна пережила подобное горе? Тогда ты действительно дура.

Только Лина открыла рот, чтобы задать вопрос, как ведьма опередила ее:

– Вскоре пройдешь ритуал снова. Ты тратила лучшие годы своей молодости не для того, чтобы уйти с поражением. Готовься!

Она так и не простила себе смерти Машеньки.

Лина вступила в Ковен, стала сестрой среди сестер. Переехала от Соломии в новый дом в соседнем паланку, где колдовала, лечила, изредка спала со случайными юношами, – словом, жила... Пока Северин, о котором вспоминала с ночи неудачного ритуала, не заставил его поверить, будто она обрела свою любовь. А потом все разрушил.

Услышав о ярости Владычицы Потустороннего мира, Лина предупредила его. Билет за билет! Долг за спасение выплачен. Но когда началась большая охота борзых Святого Юрия, Лина не сдержалась – и впервые воспользовалась правом на встречу.

Ритуальный костер трещал сиреневыми языками пламени, пахнуло тяжелыми ароматами дурмана. С каждым произнесенным словом огонь качался, а начертанные углем на коже символы, вместе с линиями кругов на земле, наливались холодным янтарным сиянием. Лес утих, тихо созерцая ее волшебство. Светящийся рисунок едва слышно звучал натянутой струной. Лина выполняла ритуал спокойно и безошибочно, но на душе ей было тревожно.

Когда заклятие было завершено, в трех кругах перед Линой вспыхнули сиреневые огни, и из темноты выткнулись призрачные фигуры – простоволосая рыжая девочка в рубашке до пят сжимала в кулачке стокроток; голая женщина с налитыми молоком персами, чьи черные косы, покрытые венком омелы с бледными бусинами ягод, спадали ниже колен; старуха в сером лохмотьи, холм переломил спину, покрытые пятнами руки охватили резную палку. Все трое, чуть прозрачные, парили над землей и мерили Лину взглядами.

Ведьма, стараясь не выдать испуга, поклонилась. Руководители Ковен – самые могущественные и древнейшие среди сестер, поэтому относиться к ним стоит с глубоким уважением.

– Приветствую вас, – сказала Лина.

– Мы слушаем тебя, – сказала Мать ласково.

– Но не задерживай, – капризно добавила Девочка.

– У нас много дел, – пробормотала Старуха еле слышно.

Их голоса звучали из костра, пахнущего полевыми травами, парным молоком и сырой землей.

Лина заговорила. Они слушали, не перебивая. Когда она завершила, Девочка рассмеялась, Мать покачала головой, а Старуха сказала:

– Не бывать этому.

Лина была готова к отказу. И стала стоять на своем.

– Они пришли за характерниками, но это временно. Если не поможем, их...

– Заботы слуг Гаада нас не обходят! – перебила Девочка.

– Запрещает ли тебе кто-нибудь помогать сироманцам? – мягко спросила Мать.

– Моей помощи маловато, – Лина протянула к ним ладони, пылающие огненными знаками. – Что я сама против них? Прошу вас! Должны объединить усилия Ковена, и вместе...

– С тех пор, как Ковен стал Орденом? – махнула старухой Стара. – Мы ведьмы. Не носим униформ, не служим правителям, не зависим от кого-либо.

– Хортам к тому безразлично, – настаивала Лина. – Сегодня они уничтожат сероманцев, а завтра объявят нам войну. их священный поход не кончится, потому что полные ненависти сердца будут желать новых жертв. И они их найдут! Не остановится, пока не истребят всех, кого считают плодами ада – то есть нас.

– Это было, и будет снова, – улыбнулась Мать ласковой улыбкой. – Мы не боимся нищих мужчин. Ими двигает ярость и похоть, которыми легко управлять.

– Но в отличие от глупых оборотней, мы не станем умирать в битвах, а просто исчезнем, – сказала Девочка.

– Исчезнем? Как исчезали когда-то в кострах Инквизиции?

Курносое лицо скривилось от ярости, кулак сжал стокротку. Лину ошпарило болью – будто несколько разных костей в ее теле сломались и обернулись острыми льдинами.

– Не забывай, сестра, – процедила Девочка.

Лина пошатнулась. Костер чуть не погас, а от раскаленных углей пахло сырым мясом и жжеными волосами.

– Хватит, – вмешалась Мать.

Ягода омелы сорвалась с ее венка, брызнула соком, и боль исчезла – вместо этого пришел покой, укутал Лину теплом, выгнал из тела воспоминания о пытке.

Сиреневое пламя разгорелось снова.

– Невмешательство, сестра, это скрижаль Ковену. Учительница должна была тебя этому научить, но сама нарушила правила и заплатила за это. Мы держимся в стороне от страстей, поэтому живем по сей день, – заговорила Старуха. – Ковен был всегда. Под разными именами объединял сестер со времен задолго до рождения распятого. их государства меняются, их границы сместятся, их войны угасают и расцветают снова. Люди, оборотни, другие... Поколение за поколением – разделы в бесконечной книге. Когда-нибудь они перебьют друг друга, но Ковен будет жить дальше.

– Я не согласен! В такие времена нельзя делать вид, будто нас это не касается, – Лина забыла о пиетете. – Мы живем здесь и сейчас, среди всех! А не где-то далеко, мы...

– Ты просто любишь сероманца, который разбил тебе сердце, потому и пытаешься заставить нас помогать всем химородникам на свете, – рассмеялась Девочка и принялась обрывать лепестки на цветке: – Любит, не любит, любит, не любит...

Лина закусила губы.

– Не любит он тебя, – завершила Девочка и бросила оборванную стокротку под ноги. – А ты, разврат, до сих пор сохнешь по нему.

Цветок растаял в воздухе.

– Любовь прекрасна, даже когда несчастна, – улыбнулась Мать. – Да оно ослепляет.

– Превращает в дуру! – добавила Девочка насмешливо.

– Подумай, Лина: стоит нам вмешаться, и накопившаяся против ведьм ненависть получит настоящую почву. Все вымышленные грехи обернутся правдой. Ты сама вспомнила Инквизицию – земля будет гореть у нас под ногами, и прежние приюты сгорят в том костре. Так, сестры – дочери человеческого лона, – Мать провела ладонью по животу, выпячивающемуся вперед, разбитый сеточкой растяжек. – Но сестры взяли силу Потустороннего мира – и эта сила вознесла их над остальными.

– Ты молода, поэтому мы прощаем твою наглость, – Девочка высунула язык.

– Но Ковен не будет вмешиваться, – завершила Старуха, и на этот раз ее голос гремел сталью.

Мало кому удается не очерстветь сердцем.

– Трусы! – Лина больше не сдерживала гнева. – Имея силу справиться с пожаром, вы закрываете глаза, пока огонь не начнет лизать пятки! Бегите, прячитесь по камышам, чтобы потом рассказывать, будто с высоты полета не видно низменных пресмыкающихся и их смехотворные заботы! Не противно от собственной ничтожности? Разве для этого вы...

На ее крик отозвались сверчки. Призрачная троица исчезла; волшебный очаг и янтарные линии погасли. Разочарованная, разъяренная, Лина горячо выругалась. С тех пор игнорировала все события Ковена, хотя знала, что рано или поздно эта дерзость ей отлупится.

Переступив через свою гордость, она написала Северину снова, но ворона вернулась с непрочитанным посланием. Итак, пленник... Или погиб.

Тишину вечерней прохлады пронизало голодным жужжанием комаров. Лина взмахнула рукой в охранном жесте, допила остывший отвар. Вот и завершился очередной день...

Хаос поднял голову и вышел в ночь.

– Да, слышу, – кивнула Лина. – К нам спешат.

Пожалуй, снова ранены.

С начала войны она лечила и воинов, и беженцев. Обычно ни больные, ни их близкие не могли отблагодарить, но Лина не отказывала в помощи и вскоре прославилась во весь паланок. В Старых Садах ее полюбили: крестьяне гордились выдающейся ведьмой, не зная, как Лине приходилось платить за славу. Утром в дом выстроилась очередь, которая могла продолжаться до вечера, сон перебивали посреди ночи, а каждый день напоминал предыдущий – среди раненых и больных, в осмотрах, волшебствах и приказах добровольным помощникам: убрать, вытереть, принести, выбросить... Опасенный Хаос, ошеломленный толпой. Лина забыла, когда у нее был день отдыха. Она засыпала мертвым сном, наскоро перекусив холодными блюдами, которые ей приносили каждое утро.

Подкачаться по хозяйству помогали благодарные родственники и друзья больных: днем ее тихое подворье аж роилось (на удивление, ничего не воровали), всю дорогу к калитке засевали лошадиные кизяки, под плетнем выстроились телеги и двуколки. Не знаю, скольких людей она поставила на ноги за те месяцы – Лина не считала. В конце концов, ради этого она и ушла в ведьму.

Накопленные чувства прорвало, когда в один пасмурный день на пороге стала Мотря, поддерживавшая под руку немощную женщину.

– Извини, доченька, – сказала больная. – Прости старую дуру.

Лина держала ее в объятиях, пока не поверила, что это действительно мама, а потом, смахивая слезы, принялась осматривать: у нее были те же симптомы, что возвели в могилу отца – но Мотря приехала вовремя. Лина, напихав узелок зельями и тинктурами, объяснила, как заботиться о здоровье матери. Сестра на прощание не выдержала, разрыдалась, бросилась на шею со словами извинения, и Лина без колебаний простила. Тяжелая острая глыба, поросшая мхом на ее сердце с детских лет, к чьему болезненному весу она давно привыкла, развалилась на обломки и оставила после себя чувство легкости.

Убийство Темуджина. Отступление Орды. Очереди беженцев высохли, воины исчезли: медленно вернулась размеренная жизнь и забытые дни, когда Лина могла бездельничать до самого вечера, а компанию ей составлял только Хаос.

Мать поправилась. Посетила гостинку вместе с Мотрей, ее мужем и племянниками Лины, которых она никогда не видела – старшая девочка и едва вставшие на ножки мальчики-двойняшки. Взрослые праздновали за столом, ребята играли деревянными фигурками, которые когда-то резала Лина, а девочка носилась вокруг и разглядывала каждую мелочь в доме с искренним восторгом.

– Я тоже стану ведьмой, – заявила она после осмотра.

– Если родители разрешат, – улыбнулась Лина.

– Посмотрим, – ответила Мотря, а ее муж, кривой на глаз бондарь, который уже сильно захмелел, пожал плечами.

Родственники звали к себе на пир, но Лина пока не решилась. Необъяснимое предчувствие держало ее здесь, у Старых Садов, а ведьма привыкла доверять нутру. Может, именно этой ночью ждала?

В ночной тишине подкованные копыта громко ударили по дороге. Один, два, три... Пятеро. Слышали сквозь темноту – значит, что-то срочное.

Лина накинула на плечи черный платок с вышитыми пионами, двинулась к калитке, Хаос побрел за ней. Когда всадники свернули на дорогу в дом, ведьма зажгла плошку, и те перешли с чвала на клус: вооруженные мужчины, смыленные кони...

– Несите раненого в дом, – крикнула Лина, приоткрывая калитку.

Неожиданные визиты вооруженных ватаг не устрашали ее.

Лошади остановились, руководитель отряда спешился. Сделал несколько шагов навстречу.

– Лина? Это ты?

В последний раз она слышала этот голос... Когда он жалко пытался объяснить, почему выбрал другую.

Муж сбросил капюшон, и Лина увидела его лицо. Схватилась свободной рукой за плетень, потому что земля ушла из-под ног.

Жив. Он жив!

Мавка украла его первый поцелуй, оборотня украла его сердце, и только она смирилась, что Гадра украла его жизнь, когда он предстает перед ней во плоти!

Ведьма перевела дыхание. На Северине виднелись следы потусторонних оков, лоб вспахали смошки, черные пряди посеребрили сединой. Итак, попался, но каким-то образом выжил.

– Соломия дома?

Он смотрел на нее полными горя глазами.

– Соломия погибла.

Характерник побледнел.

– Что? Когда?

– В этом году, – Лина махнула светильником. – Расскажу, но сначала несите вашего раненого.

– Раненого? – Северин оглянулся. – У нас все цели.

– Я привыкла, что таким умом привозят людей на грани жизни и смерти.

Лина позволила себе расслабиться. Взглянула на его спутников, которые сбрасывали шапки и капюшоны. Пестрая ватага, наверное, тоже характерники – лохматый бородач с лицом пропоя и парой сабель за спиной, растерянного вида чудаков, чья безволосая голова изуродована глубокими шрамами... Это, наверное, Савка! Северин рассказывал о нем как раз перед тем, как... Лина успела оборвать воспоминание вовремя.

Еще был одноглазый великан – коренастый, голомозкий, длинная борода завязана в косину. Похож на Циклопа, самого разыскиваемого преступника Гетманата. Ну и компания!

В стороне держался бледный молодой человек с белыми волосами. Перед ним в седле кружилась завернутая в котик девочка, не старше двух лет, которую Лина сразу не заметила... Одного взгляда на черты ее лица было достаточно, чтобы понять, чья это дочь.

Лина почувствовала, как ревность царапает под сердцем, и разозлилась на саму себя.

– Какое у тебя дело? – спросила холодно.

Северин покачал головой.

– Прости… Я думал, что Соломия… До сих пор здесь живет.

Соломия! Ах, недаром эта мудрая женщина рассказала ученице историю несчастливой любви с Игорем Чернововком. Яблочко от яблони! Жаль, что Лине не хватило кебетов держаться от Чернововка-младшего подальше.

– С тех пор как ее убили, здесь живу я.

Предыдущая хата так и не стала Лине домом... Те стены слишком много ей напоминали.

– Убили? – переспросил Северин.

– Хорти, – объяснила Лина. – Она искала мести за своего любимого, Захара. Отомстила, но позволила себя убить.

Характерник сжал кулаки.

– Я писала тебе об этом, – добавила Лина, и снова разозлилась на себя. – Но ворона не нашла.

Когда ночью донимало одиночество, она вспоминала ночь их первой любви, ночь серебряной скобы, ночь Купалы... Вот почему это пришло в голову именно сейчас?

– Я год пробыл в потустороннем плену, – Северин отступил на шаг. – Прости, Лина. Мы подумаем немного, и уедем.

– Что за чушь? – возмутилась ведьма. – Считаешь, что я не могу вам помочь? Чем я хуже Соломии?

– Ничем не хуже, – ответил он. – Просто я...

Умолк на полуслове. Как же это раздражало!

– Говори уж!

– Я хотел оставить здесь свою дочь.

Ведьма молча взглянула на ребенка, ради которого Северин изменил ему, – выбрал ту задрипанную лярву! – девочка спала на руках альбиноса.

– Ее маму убили борзые, – добавил Чернововк шепотом.

«Вы с женой и так прокляты!» При упоминании о своих словах Лина почувствовала, как румянец стыда полыхает на щеках.

– Есть другое место, где о ней позаботятся... ехать туда долго, и убийцы успеют скрыться, – каждое слово давалось Северину сквозь усилия. – Нельзя позволить им уйти.

Она подавила желание обнять его.

– Оставляй девочку, – сказала, словно шла за крыльцом.

– А? – У него чуть челюсть не выпала. – После того, как... Ты...

– Ревнивая ведьма, которая выпьет кровь из твоей дочери, – устало продолжила Лина. – Я ухаживала за младшей сестрой, поэтому у меня есть какой-то опыт.

Северин таращился на нее несколько секунд, а затем подался вперед и крепко обнял. От этого прикосновения, запаха, давно забытых, но до сих пор вожделенных ощущений сладкая истома охватила ее тело, затрепетала внизу живота, однако Лина оборвала себя.

И решительно оттолкнула характерника.

– Без этого, Северин, – процедила. – Что было – загудело.

– Конечно. Извини, – Чернововк отступил. – Я очень...

– Не держи ребенка в седле.

Лина слилась на него за эти объятия, на себя – за чувства, которые они взбудоражили, и не желала слушать нелепые благодарности.

– Максим!

Альбинос торопился. Осторожно передал девочку, заморгавшую сонными глазками, на руки Северину.

Лина ожидала, что часть ненависти к сопернице перевернется на ее дочь... Но нет. Она прислушалась к себе и убедилась, что сочувствует потере этой девочки.

Видишь, Соломия? Мне удалось не очерстветь сердцем.

– Ее зовут Оля, – Чернововк отозвался дочке нежной улыбкой, которой она до сих пор не видела. – Максим останется с вами на несколько недель.

Оля крепко обхватила папу ручонками. Альбинос учтиво кивнул, и Лина заставила себя перевести взгляд на него.

– Зачем?

– На всякий случай.

– Как считаешь, Северин, что произошло с убийцами Соломии?

Характерник промолчал.

– Я способна постоять за себя и защитить ее.

– Знаю, – мягко согласился Чернововк. – Однако для Оли ты незнакомка. А Максима она знает и доверяет ему...

Альбинос не вмешивался в разговор. Остальные характерники хранили молчание, болтали позади темными сильветами, а их кони поили из выдолбленного бревна, которое врывали когда-то добровольные помощники – ведьма ведь приезжали на волах, лошадях, ослах, и все должны утолять жажду. Лина по привычке наполняла поилку из колодца-журавля, который вырыли рядом.

– Оля свидетельствовала нападение... И с тех пор молчит, – с болью в голосе объяснил Северин. – Не хочу оставлять ее без знакомого лица.

Малыш тихо посапывал. Ведьма почувствовала, как к глазам подступают слезы. Как же легко ее умилять!

– Максим пробудет ровно столько, чтобы не ухватить лунное иго, – продолжал Чернововк. – Поможет тебе по хозяйству.

– С удовольствием, – произнес наконец альбинос.

Чтобы не выдать себя трепещущим голосом, ведьма шикнула на возмущенного кота. Хаос одарил ее обиженным взглядом – мол, я же на твоей стороне, долбня, – махнул хвостом и растворился в темноте.

– Этот кот всегда ненавидит гостей, – заметил Северин. – Сколько ему лет?

– Рассадите лошадей, – проигнорировала вопрос Лина. – Подворье ты знаешь, здесь почти ничего не изменилось. Я пойду в дом и приготовлю еду.

Сироманцы быстро переглянулись.

– Спасибо, но погони не будет ждать, – сказал Чернововк. – Каждая минута на вес золота. Мы уедем.

– Тогда хорошая вам охота.

Она ушла, не имея сил на прощание с характерником. Не в силах смотреть на его прощание с дочерью.

– Лина!

Кликнул в спину, но ведьма не остановилась.

– Прости! – повторил Северин. – И благодарю тебя!

Он говорил откровенно, и оттого ей болело еще больше.

– Я помогаю девочке, а не тебе, – ответила Лина и затрясла дверь.

Что было – загудело... Если бы так легко.

Утоляя слезы, Лина приготовила кровать на печке, накрыла на стол. Достала бутылку вишневки и приложилась к горлу. Слезы отступили.

На дворе застучали копыта – ватага двинулась в погоню. Несколько секунд спустя дверь тихо заскрипела, и Максим осторожно вошел внутрь. Лина указала на кровать, и они вместе уложили девочку, прижимающую к себе куклу-мотанку. Убедились, что Оля спит, и на цыпочках отошли.

– Какие вещи есть?

– Все в саквах.

Не стоит сгонять на нем ярость, напомнила ведьма.

– Садись ужинать.

– Спасибо.

Максим вонял свежим потом и волчьим духом. Ей нравились эти запахи.

– Тебе нужно помыться, – заметила вслух.

– Могу хоть сейчас, – отозвался он виновато.

Красные глаза... Такие необычные! Наверное, его в детстве тоже дразнили.

– До завтра потерпит. Коня расседлал?

– Да, Северин завел...

– Хорошо, – перебила Лина. – Угощайся, еще успеем поговорить.

Он робко принялся за хлеб. Отрезал горбушку, намазал малиновым вареньем, глотнул, отрезал еще.

– Люблю сладкое, – улыбнулся стыдливо.

– Заварю тебе напитки с медом, – решила Лина. – Приятного аппетита.

Это был третий характерник, с которым она общалась. Он отличался от Северина, что от его учителя Захара... и не только из-за альбинизма.

Пока она заливала горсть сухотравья кипятком, Максим сжевал второй ломоть и заговорил, разглядывая вокруг:

– Я действительно могу помогать. Умею немного, зато быстро учусь. Сделаю все, что прикажешь.

– Никогда не говори ведьме таких слов, – улыбнулась Лина.

– Почему? – удивился Максим.

Его непосредственное простодушие развлекало ее.

– Если в Сером Ордене все были так простодушны, то я не удивляюсь его падению.

– Я не был в Сером Ордене, – смутился альбинос. – По крайней мере, недавно...

– Но ты оборотень, разве нет?

– Оборотень. Это долгая история, – вздохнул Максим.

– Люблю долгие истории, – Лина поставила перед ним чашку и села напротив. – Начни с того, как вы очутились здесь.

*** 

Карета покачивалась, убаюкивала, согревала мягким плюшем обшие. Другому было бы душно, но Симеон достиг того почтенного возраста, когда умеют ценить тепло. Тепло – и покой. Он облегченно вздохнул, когда многолюдная шумная Винница осталась позади. Сквозь закрытое окошечко едва пробивались пряди света, вокруг царил сумерки, в желудке переваривался питательный обед (нежирный, непряной, сдобренный бокалом выдержанного кагора) – не стоит представить лучшие условия для сна.

Однако Симеон больше не мог спать вне стен имения.

Это началось с охотой на Серый Орден. Уничтожение прислужников дьявола было делом благородным и святым, но когда он собственными глазами засвидетельствовал расправу с семью есаулами на инаугурации Иакова Ярового, то чуть не раскаялся в мятеже против характерщиков. Его трясло в течение недели; никогда Симеон не видел убийства вблизи, никогда не представлял, как мерзко оно с виду, а когда на его глазах погибли... нет, не люди, прислужники нечистого, чьи души давно горели в аду. .. но их наглая, полная криков и крови смерть врезалась в патриаршую голову навек.