Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 188 (всего у книги 350 страниц)

– Сцена снята с первого дубля, – потрясённо говорит он и недоверчиво качает головой.

А Нанович подходит к Раневской и целует ей руку.

Ну вот. Вроде всё нормально. Всё наладилось.

Дальше идёт очередная сценка. Играют Миша и пожилой серб. Тот играет солдата-ветерана. Они выходят из госпиталя, и Миша делится с солдатом махоркой. Закуривают, разговаривают.

Почему-то, глядя на них, мне тоже остро захотелось курить.

Я тихонько отошёл подальше от съемочной площадки в надежде стрельнуть у кого-нибудь сигарету (свои не брал, я же бросаю), и наткнулся на рыженькую девушку, которая недавно махала веером над Нановичем.

Девушка курила. При виде меня она белозубо улыбнулась:

– Вы Муля! – сообщила она мне и добавила, – а я – Бобана.

Я спросил стрельнуть сигарету и закурил.

– Это вы такое красивое кино придумали, – белозубо усмехнулась она, – вот увидите, всем понравится.

Я молча кивнул, соглашаясь.

Но Бобане явно хотела поболтать, потому продолжила делиться впечатлениями:

– А как она играла! Даже наш инат раздремуша восхитился.

Что такое «инат раздремуша» я не понял, но, очевидно, что-то нелицеприятное. Потому что других эпитетов Нанович явно не заслужил.

Я вежливо посмеялся, а Бобана добавила, затушив окурок:

– Ой, что теперь будет! – и весело захохотала.

Ну что ж, посмотрим.

А потом меня переловил Йоже Гале.

– Муля! – затарахтел он, захлёбываясь от эмоций, – где ты таких актёров набрал? Ты не видел, там в сценке с солдатскими матерями как Миша сказал! Как он сказал! У мня аж слёзы из глаз брызнули.

– Да, Миша может, – кивнул я. Мне было за него приятно.

– А Фаина Георгиевна! О! – он аж закатил глаза от преизбытка чувств, – даже вон Нановича как проняло. Ты же видел это?! Ну скажи, ты видел?!

– Да видел я, – усмехнулся я, – а ты разве сомневался, что всё замечательно будет?

– Ну… – покраснел Йоже, и я понял, что сомневался, да ещё и как.

– Не переживай, Йоже, – сказал я, – и поверь мне. Эта картина принесёт тебе и всем актёрам мировую славу. Вот увидишь.

Йоже зарделся. Он был молод и очень хотел мировой славы.

– А как же ты?

– А я просто хочу выполнить данные самому себе обещания, – тихо сказал я.

А потом, уже поздно вечером, они встретились.

Фаина Георгиевна со своей сестрой, Изабеллой. Бросились друг к другу и замерли. Первой не выдержала Фаина Георгиевна.

– Белла! Беллочка ты моя родненькая! – закричала она и заплакала.

Глава 8

– Фанечка! – вскрикнула женщина и крепко обняла сестру.

Они были и похожа, и непохожи. Изабелла – утончённая, вся эдакая по-французки изысканная. А вот Фаина Георгиевна – это была Фаина Георгиевна. И всё равно, видно было, что это родные сёстры.

Я деликатно прикрыл дверь и спустился вниз, оставив их общаться. Мы сейчас находились в небольшой кафане под аутентичным названием «Златни конь». Здесь было на что посмотреть: настоящую сербскую экзотику ещё не вытеснили, как в моём времени, глобализированные общепитовские тренды. О, нет, в этой кафане столы были могуче-дубовые, скатерти – из грубого самотканного полотна, причём цветасто-клетчатого, а вместо стульев – лавки. На стене, по её самому центру, висел большой портрет Тито. И я заметил, что многие посетители, когда говорили тосты, то поворачивали головы и смотрели на портрет Тито. Некоторые даже салютовали ему бокалами и рюмками, перед тем, как выпить.

Официанток как таковых здесь не было: эдакая демократичность – подходи и бери, что хочешь и сколько унесёшь. Люди сидели, ели, разговаривали и курили. Да, да, прямо здесь, в кафане. Курили, болтая, смеясь, и никто совершенно не обращал никакого внимания, если пепел от сигар и сигарет падал на стол или на колени собеседникам. Густые клубы сизоватого дыма в общем зале придавали всему эдакий нуарно-готический вид. Возможно, поэтому все посетители были смутно похожи на вампиров. А портрет Тито строго взирал на всё это вампирское великолепие.

Но при этом куревом почти не воняло. Возможно потому, что вкусно пахло кофе. А возможно потому, что запах жаренного на огне мяса был столь крепким и смачным, что перебивал все другие, лишние запахи.

Зато в углу стоял внушительный белый (!) рояль, за которым сидела тощая девица с густо подведёнными глазами. Из-за высоко взбитой башни из кудрей на голове, она напоминала томного пуделя. Томного и обалдевшего. Она так лихо наяривала бравурный мотивчик (я даже затрудняюсь сказать, что это за мелодия такая), что её плечи, затянутые в ядовито-зелёный бархат, тряслись, словно холодец.

Для Фаины Георгиевны и её сестры Изабеллы, Йоже Гале снял отдельный кабинет на втором этаже. Чтобы им весь этот шум и гам не мешали, и они могли вполне себе нормально наобщаться наедине.

Убедившись, что у них всё нормально, я спустился в общий зал и сел напротив него за столик.

– Ну как они? – спросил Йоже.

– Разговаривают и плачут, плачут и разговаривают, – с улыбкой пояснил я, – они же больше тридцати лет не виделись.

– Ого, – потрясённо вздохнул Йоже и обалдело покачал головой, – не знаю, смог бы я так долго не видеть семью…

– Такова жизнь, – вздохнул я, – я вон тоже с тётей Лизой за двадцать восемь лет вообще в первый раз увиделся.

– Но тебе же, вроде, двадцать восемь? – изумился Йоже Гале. – Я твои документы видел, когда мы приглашения готовили.

– Дак я же и говорю, впервые за двадцать восемь лет, – рассмеялся я, – мы с нею никогда раньше вообще не виделись. Только знали о существовании друг друга. И на этом всё.

– Завтра она сюда приедет, – сказал Йоже, – после конференции. Твоя тётя Лиза – настоящая деловая женщина. И хитрая, главное, такая! Ты представляешь, она совместила встречу с тобой, участие в роли консультанта в нашем фильме и ещё участие в двух научных конференциях!

– Да, ей палец в рот не клади, – с улыбкой кивнул я, – не даром она аж целый профессор. Моя мать тоже такая. Хоть и в другом направлении.

– Теперь понятно, откуда у тебя такая мощная деловая хватка, – польстил мне Йоже, и сразу перешёл к делу, – кстати, о делах. Послушай, Муля, те люди, которые взяли меха, остались очень довольны. И они просили передать тебе, что в следующий раз, когда приедешь, вези только лису. Песец пользуется меньшим спросом. Да, он красивый, но наши женщины больше знают лису.

– А ондатра? Нужна? – спросил я, вспомнив, что Адияков велел мне выяснить это.

– У вас разве так много ондатры? – удивился Йоже.

– Да, её расселили по всей территории Советского союза, – поморщился я, – так она за пятнадцать лет развелась так, что её теперь девать некуда. Мехом ондатры, который есть у нас на складе, можно завалить пять таких кафан, как эта. Или даже все шесть.

– Муля, давай я у них сначала спрошу, – неуверенно ответил Йоже, – а лучше, если ты привезёшь несколько шкурок сам, чтобы посмотреть.

– Не я, а ты привезёшь, – поправил его я.

– В каком смысле?

– Ты разве забыл, что после нашего возвращения домой, продолжение фильма снимать будут в СССР, и уже ты теперь поедешь к нам. Поэтому заранее выясни всё про шкурки, и сам всё и привезёшь. А деньги переведёшь на счёт тёти Лизы. Мы с ней договорились, она для меня откроет.

– Ты знаешь, Муля, – печально вздохнул Йоже Гале, – этот Нанович развил такую бурную деятельность, что я, боюсь, меня могут не выпустить.

– Да как тебя не выпустят? – удивился я. – Сам наш верховный благословил тебя на главного режиссёра. А ты говоришь «не выпустят»! Не выдумывай ерунды!

– Вот сердцем чую, Муля, что Нанович какую-то гадость задумал, – пожаловался Йоже, – он может подставить, да так ловко, что даже не поймёшь. Страшный человек.

– Ничего он не сделает, – хмыкнул я и процитировал известные строчки, – потому что с нами сила, брат!

– Ну, давай, брат, чтобы всё получилось! – Йоже радостно разлил густую смородиновую наливку по рюмкам и поднял тост, – за успех нашего фильма!

Мы чокнулись, выпили и принялись закусывать запечённым на огне мясом.

Тем временем градус веселья в кафане всё нарастал. Музыка заиграла быстрее, что-то под «Розамунду», и народ как-то вдруг дружно и внезапно бросился в пляс. Простые трудяги-мужики с толстыми животами лихо подхватили таких же простых жопатых баб и дружно затопали, выбрасывая коленца. Народ веселился вовсю.

Мы с Йоже от народных плясок воздержались. Сидели, ели, пили и болтали обо всём подряд. Я реально наслаждался атмосферой непринуждённого веселья. Давно так хорошо не было.

И тут к нашему столику подошли две девушки. Одну из них я уже знал.

– Салют, парни! – на хорошем русском сказала Бобана, улыбнулась мне и подмигнула.

Йоже Гале смутился и покраснел.

– Я – Бобана, – сказала ему Бобана и с улыбкой представила нам свою подругу. – А это – Мирка.

Подруга Бобаны, со странным для русского уха именем Мирка, была жгучей брюнеткой с огромными миндалевидными глазами. Бобана на её фоне совершенно терялась. Я ещё удивился, что у такой красивой девушки есть подруги.

– Мы хотим выпить! – заявила Бобана и плюхнулась к нам за стол.

Её подруга последовала её примеру.

– Что будете пить? – по-джентльменски спросил Йоже.

– Нам по чоканчичи ракии, – сообщила за себя и за свою подругу Бобана.

Для меня это прозвучало как абракадабра, но Йоже что-то понял, потому что улыбнулся и ушёл.

Мы остались втроём.

– Муля! – томно посмотрела на меня Бобана, – я специально прогнала Йоже. Мы с Миркой хотим с тобой поговорить.

– Говорите, – удивился я.

– Ты такой классный парень! – с придыханием сказала Мирка и сделала глубокий вдох так, что её внушительная грудь от этого приподнялась.

Мне аж жарко стало (или это от пива?).

– Муля! – умоляюще-проникновенно посмотрела на меня Бобана, – у Мирки тут своя квартира. А поехали с нами?

– Думаю, Йоже сейчас немного занят… – начал было я, но Бобана засмеялась и перебила:

– Зачем нам Йоже?! Поехали только ты, я и Мирка! Будем всю ночь пить вино и танцевать. Ну, или не будем танцевать.

А Мирка засмеялась и взмахнула головой так, что её длинные волосы взлетели и опустились красивой волной.

Я изумился. Так примитивно меня ещё никогда не клеили. Поэтому я спросил прямо:

– Бобана, скажи сейчас честно, что тебе надо? И, может, мы постараемся решить этот вопрос.

– Ну вот почему, когда две красивые девушки предлагают незабываемую ночь, то сразу «что-то надо»? – деланно обиделась Бобана, – может, я просто провести хорошо время хочу.

Ну да, ну да. Если бы я каждый день не видел в зеркале отражение Мули, возможно я бы даже и поверил. В том, моём мире, девушки на меня вешались регулярно. Но там у меня была внешность и деньги. Точнее большие деньги и внешность, хоть и сорокапятилетнего мужика, но я её, эту внешность, холил и лелеял. Правильное питание, регулярный чек-ап, ежедневные изнуряющие тренировки в качалке и в бассейне – в результате я вылепил из себя то, на что девушки слетались, словно пчёлы на мёд.

Но тогда у мня было ещё одно достоинство – возраст. Чем старше мы становимся, тем легче выделяться из толпы своих одногодок. В юности среди нас замечают только тех, кого щедро одарила природа. Кстати, эти красивые девушки и парни самыми первыми стареют и теряют свою былую красоту. Конкуренция в данной возрастной группе становится всё меньше. Девушки обабливаются, а из парней получаются скуфы. Поэтому любой мало мальски любящий себя человек, который хоть немного времени уделяет своему телу – конечно же будет ярко выделяться на фоне других. Причём в лучшую сторону.

Но я отвлёкся. Там то я выделялся. Да, я сам, своими руками, сделал себя. Но это было там. А здесь Муля, достаточно молодой парень с невзрачными природными данными и склонностью к скуфизму (хоть я усиленно и прокачивал Мулину привлекательность, но времени для этого прошло слишком мало, да и помощи грамотных специалистов в это время ещё не было).

– Муля! Ну поехали! – прервала мои мысли Бобана.

Ответить я не успел.

К нашему столику вернулся Йоже, гружённый десятком рюмок на деревянном подносе.

– Вот, – сказал он и принялся аккуратно расставлять рюмки в один ряд. – Решил взять. Чтобы два раза не бегать…

– Ой, как здорово! А давайте устроим соревнование! – захлопала в ладоши Мирка, – кто быстрее опьянеет – выполняет желание того, кто останется дольше всех трезвым.

Она вызывающе посмотрела на меня и провела острым розовым язычком по пухлым губам. Ух!

Ввязываться в сербскую рулетку было себе дороже, поэтому я сказал, обращаясь к Йоже:

– Девушки что-то хотят, но стесняются сказать, что именно. Даже на ночь втроём приглашали. Ты поедешь?

Йоже покраснел. Бобана фыркнула. Мирка захлопала густонакрашенными ресницами.

Я примирительно сказал:

– Всё же вам лучше озвучить нам, о чём вам нужно поговорить? Что за проблема у вас? Может, мы с Йоже вам поможем. Причём за это расплачиваться натурой не нужно будет. Так поможем. Если это не противоречит закону и морали. Конечно же.

– Мы не гулящие! – рассердилась Бобана, – ты нам понравился, поэтому мы подошли!

– Да? – изобразил недоумение я, – я мне показалось наоборот…

– Пошли отсюда, Мирка! – резко сказала Бобана, обожгла меня злым взглядом, и они ушли.

– Ну вот зачем ты с ними так, Муля? – попенял меня Йоже, с грустью рассматривая так и нетронутые шеренги рюмок с ракией, – девушки хотели провести время, а ты их так некрасиво отшил…

– Вернуть? – насмешливо спросил я, – я сейчас кликну. Ты с ними поедешь?

– Но они только тебя приглашали, – как-то разочарованно произнёс Йоже.

Видно было, что его настроение сильно упало.

Надо было срочно исправлять ситуацию.

– Так я потому и прогнал их, что ты предупредил, – пояснил я.

– Как я предупредил?

– Ну ты же сам буквально только что сказал, что Нанович постарается сделать какое-то западло, чтобы не выпустить тебя из страны к нам и самому влезть в фильм.

– Муля! – возмутился Йоже, – ты ведёшь себя, как ваши чекисты! Девочки просто хотели развлечься. А ты уже придумал целый сценарий к фильму! Если бы они действовали по указке Нановича, они бы подошли ко мне.

– Нет, Йоже, – покачал головой я, – сам подумай, почему они подошли ко мне?

– Хотели с тобой поехать на квартиру, – чуть раздражённо буркнул Йоже.

– А на квартире записывающая аппаратура, или их приятель в засаде с фотоаппаратом. И завтра уже весь компромат будет у Нановича.

– Это, конечно, вполне может быть, – вынужден был согласиться Йоже, – но как компромат на тебя повлияет на то, чтобы из страны не выпустили меня? Ты что-то напутал, Муля.

– Очень просто, – начал объяснять я, – вот представь, девочки меня уговаривают, и мы едем к ним. Проводим там бурную ночь, а наутро мне приносят фото, где я пьяный на кровати с двумя голыми девицами. И велят, чтобы я как руководитель всего проекта, отказался от работы с тобой. А вместо тебя чтобы включил в проект главным режиссёром Нановича. Вот и всё.

– Да… – протянул обескураженный Йоже и добавил, – давай выпьем, а то у меня аж голова кругом.

– Вот это дело! – улыбнулся я и мы выпили по рюмке ракии (не пропадать же добру!).

– Слушай, Муля, – всё никак не мог успокоиться Йоже, – а ты не думал такой вариант, что им просто интересно провести ночь именно с тобой. Потому что ты русский. Из Советского союза, а?

– Нет, Йоже, – хмыкнул я, – если бы им нужен был русский, они бы подошли к Тельняшеву или Павлову. У нас этих молодых красивых лоботрясов целая группа.

– Тогда давай лучше выпьем! – подытожил Йоже и нелогично добавил тост. – За баб!

Так прошло ещё около получаса. Мы методично уничтожали ракию и мирно беседовали за жизнь. Как говорится «ничто не предвещало», как вдруг внезапно на лестнице послышался топот, а потом меня окликнули:

– Муля!

Я аж вздрогнул. По лестнице бегом спускалась гневная Фаина Георгиевна. Точнее она была в ярости:

– Это невозможно! Невыносимо! Отвези меня домой! – воскликнула она свирепым голосом.

– Что случилось? – спросил я.

Фаина Георгиевна тем временем уже спустилась, подскочила к нашему столику, схватила пивную кружку Йоже Гале и залпом выпила почти половину:

– Ужас! – мрачно сказала она, выдохнув. И непонятно было, это относится к пиву или к результатам встречи с сестрой.

– А почему вы здесь? – простодушно спросил Йоже, – у вас же ещё есть почти час.

Он посмотрел на часы и уточнил:

– Точнее час и двадцать минут.

Ох, лучше бы он этого не говорил.

– Ни минуты! – гневно вскричала Фаина Георгиевна, – Ни минуты своего времени я больше не собираюсь тратить на этого человека!

– Да что случилось?

– Понимаете, дорогой мой, – молвила Фаина Георгиевна, покровительственно взглянув на Йоже, – я иногда могу ругнуться. Матом. Как всякий русский человек…

При этих словах она запнулась и чуть покраснела. Но Йоже не заметил.

– И мы разговаривали, Изабелла рассказывала, как её бросил любовник. В общем, я не выдержала и немножко ругнулась.

– Немножко? – усмехнулся я.

– Ну, не немножко, но что здесь такого? – огрызнулась Фаина Георгиевна. – А эта Изабелла, вы представляете, сделала мне выговор, что ругаться в нашем возрасте непозволительно и неприлично! Она это сказала! Мне сказала!

Раневская аж задохнулась от негодования.

– И что было дальше? – спросил я.

– Я ей ответила, – вдруг густо покраснела Злая Фуфа.

– Что именно вы ей ответили? – мне приходилось буквально выдирать из неё каждое слово.

– Ничего особенного я не сказала! – взвилась Фаина Георгиевна.

– А всё-таки? – продолжал настаивать я.

– Я сказала, что лучше быть хорошим человеком, ругающимся матом, чем тихой воспитанной тварью, – смущённо вздохнула Раневская и ни к селу, ни к городу прибавила, – но она же первая начала!

Я тяжко вздохнул. С ума скоро сойду!

И тут спустилась Изабелла. Глаза её были припухшими и красноватыми.

– Господа, – сказала она с красивым акцентом, – я благодарю вас за помощь. Но теперь я ещё раз попрошу вас – отвезите меня обратно в Белград. Прямо сейчас! Я переночую на той квартире и завтра рано утром уеду на поезде в Прагу. Больше я вас никогда не побеспокою.

Повисло молчание. Фаина Георгиевна дулась. А мы с Йоже переглянулись – в той, квартире, куда её поселили, сейчас живёт Лёля Иванова. И не факт, что уже одна.

И вот что теперь делать?

Но подумать над вопросом нам не дали – внезапно раздался голос товарища Иванова:

– А что здесь происходит?

Мы обалдели.

Мы – это я и Йоже Гале. Изабелла не врубалась в ситуацию. А вот Фаина Георгиевна не растерялась:

– Да вот, мы с нею, – она величественно кивнула на Изабеллу, – мужчин делим. Кому какой достанется.

Глаза у товарища Иванова стали по пять копеек. А Изабелла густо покраснела:

– Месье, вы всё не так поняли!

– Я понял всё, что мне надо было понять, – жёстко отрезал товарищ Иванов и раздражённо сказал нам, – это разврат! Я этого так не оставлю!

Глава 9

Положение надо было срочно спасать.

– Товарищ Иванов! – тихо, но твёрдо сказал я, – надо поговорить.

– Нам не о чём сейчас говорить. Всё и так ясно, – раздражённо ответил он.

– А я всё-таки настаиваю, – припечатал я, – это не займёт много времени. И это важно.

Товарищ Иванов задумался, а я быстро добавил:

– Давайте поднимемся наверх. На пять минут.

Он кивнул и начал подниматься вслед за мной по лестнице.

– Говорите, – сказал он, рассматривая комнату, где несколько минут до этого состоялась встреча, а потом и ссора двух сестёр.

– Только что к нам подходили две девушки с предложением ехать втроём на квартиру, – сказал я.

– И это всё, что вы хотите мне сказать? – возмутился товарищ Иванов и рявкнул, – Бубнов! Сколько тебе раз говорить, тут у них, на загнивающем западе такое часто бывает! У них нет морали и нет человеческого достоинства!

– Но тут есть маленький нюанс, – вздохнул я, – дело в том, что они не просто подошли, а подошли ко мне. Не к Йоже, а ко мне. Это – раз. Во-вторых, одна из девушек – это была ассистентка Нановича. Та, которая сегодня утром его веером обмахивала…

– Та-а-ак! – разом стал серьёзным товарищ Иванов, – с этого места поподробнее.

Я коротко передал основные моменты нашего короткого общения.

– И они так настаивали ехать, вы даже не представляете. А когда пришёл Йоже и он был не против, они сразу ушли.

– Ты думаешь, это Нанович подослал их? – прищурился товарищ Иванов и прошёлся по мне рентгеновским взглядом.

– Я думаю, что их подослал тот, кто подослал в проект Нановича, – пояснил я, – сами посудите этот Нанович, весь такой заслуженный, с регалиями, а собачится с каким-то пацаном из-за каждого чиха. Я Йоже Гале имею в виду. Мог же просто постоять в сторонке и дождаться, когда проект провалится, если он так действительно считает. А потом подойти и доброй отеческой улыбкой утешать.

– Мда… – задумчиво пробормотал товарищ Иванов.

На некоторое время воцарилась гулкая тишина. Товарищ Иванов молчал и сосредоточенно размышлял. А я старался не отсвечивать. Авось пронесёт.

И пронесло. Видимо, сегодня удача была на моей стороне.

– Так, Бубнов, забирай отсюда Раневскую и дуйте в гостиницу, – устало сказал товарищ Иванов, и потёр глаза, – скажи товарищу Сидорову, пусть бегом идёт в город. Я буду ждать его в кафане «У Йована». Он знает. И давай там, не задерживайся. Мне ещё рейд по остальным злачным местам делать.

Я хотел съязвить, мол, хорошо развлекаетесь, но вспомнил, кто такой товарищ Иванов и прикусил язык. Но, видимо, на моём лице было всё написано, потому что товарищ Иванов сердито огрызнулся:

– Опять этот Тельняшев пропал, мать его за ногу! Я спать хочу. А должен ходить и искать его!

Мне даже на миг жалко его стало. Но потом я отбросил эмоции. Работа у него такая. Сам себе судьбу выбрал. Теперь пусть ходит и ищет.

Когда я спустился, обстановка за столом напоминала поле битвы. Все были надутыми и молчали. Изабелла сидела с прямой спиной и пристально рассматривала стену. Фаина Георгиевна что-то торопливо жевала. Йоже Гале тяжко вздыхал и переводил взгляд с одной на вторую, но видно было, что он не в своей тарелке и не знает, как разрядить обстановку и что делать.

Я спросил его, кивнув на сестёр:

– Не помирились?

Изабелла и Фаина Георгиевна фыркнули и не ответили ничего вразумительного. А Йоже Гале печально вздохнул.

– Ну, раз так, Йоже, отвези Изабеллу на квартиру, – сказал я, – а мы с Фаиной Георгиевной идём домой. И так товарищ Иванов сильно недоволен был.

Раневская хотела что-то сказать, но не сказала.

Вот и ладненько.

Йоже посмотрел на мня с ужасом, мол, там же Лёля, а я пожал плачами и философски развёл руками, мол, такова жизнь ничего не поделаешь. Как-то оно само должно разрулиться.

Мы шли с Фаиной Георгиевной по сонным улочкам Сремской Каменицы и молчали. Я молчал, потому, что зверски устал. А вот Злая Фуфа молчала, потому что чувствовала вину. И предо мной, и перед Изабеллой. И перед Йож Гале.

– Я такой неудобный всем человек, – наконец, нарушила паузу она. – Мне так перед тобой неудобно, Муля. Ты столько сделал для меня, а я…

Если она думала, что я поведусь на эту манипуляцию – то нет. Вместо того, чтобы, как планировалось по сюжету данного крючка, начать её успокаивать и говорить, что, мол, всё бывает и она такая капец великая и поэтому ей всё можно, так вот – я не стал так делать. Вместо этого только печально вздохнул и не ответил.

Фаина Георгиевна по дороге ещё пару раз пыталась вызвать меня на разговор, причём так, как ей хочется, но я отмолчался. Пусть обдумает своё поведение. Иначе из моего желания ей помочь ничего не получится.

– Ты мне даже спокойной ночи не пожелаешь? – сварливо спросила она напоследок, когда мы уже дошли до дверей своих номеров (они были рядом, через две двери).

– Спокойной ночи, – бесстрастным голосом сказал я, вошёл стучать в комнату к товарищу Сидорову, как велел товарищ Иванов.

А на следующее утро Фаина Георгиевна играла. Ах, как она играла. Нанович следил за нею блестящими глазами и периодически хватался за сердце. Да все на съемочной площадке следили, не отрываясь.

И всё было хорошо, пока к нам не подъехал мотоцикл и оттуда не спрыгнул взъерошенный парень. Я узнал в нём Зорана. Увидев меня, он подобрался и ринулся ко мне, свирепо чеканя шаг. И я понял, что дело пахнет керосином.

– Товарищ Бубнов! – звенящим голосом воскликнул он. – Это безобразие!

– Что случилось? – очень мягко ответил я, пытаясь потушить конфликт в зародыше.

Но конфликт тушиться не желал.

– Товарищ Бубнов послушайте! Ваших комсомольцев было десять, а теперь девять! Где ещё один человек? Как нам сцену дальше снимать? – возмущённо воскликнул Зоран.

– Погодите, если их было десять, значит так и есть. Может просто кто-то в туалет ненадолго отошёл или опаздывает? – попытался разрулить я, а у самого аж сердце рухнуло. Это должна была быть Изабелла. Ну, или Лёля. По спискам. И вот что теперь делать?

– И что теперь делать? У меня ж съемка идёт, – опять заголосил Зоран.

– Да нет проблемы, – выдавил улыбку я, – в крайнем случае, кого-то из местных пока взять можно.

– Как это нет? А бюджет? Те деньги, что мы платили местным, пошли на проживание и кормёжку ваших. Вот и получается, что деньги потрачены, а одного человека нет.

– А я говорю – не проблема это, – сказал я, – вы же всё равно их гримируете?

– Ну да…

– Ну так давайте я пока заменю недостающего человека. А потом он подойдёт.

– Ага. И гримировать двух, вместо одного – так никакого грима не напасёшься.

– Тоже мне проблема, – вздохнул я, – если так, то я могу весь день в массовке играть. Мне даже интересно будет попробовать.

Зоран успокоился. На том и порешили.

Мы сели на его мотоциклет и рванули на съемочную площадку номер два, то есть, туда, где снимали массовку.

У нас были нестабильные группы. Состав их менялся в зависимости от съемочных целей. И вот сегодня, к примеру, часть людней из нашей, первой группы, перекинули сюда. Насколько я понял, снимали большую батальную сцену. Точнее второй план. По сюжету солдаты выбегают из леса, устрашающе орут, стреляют из ружей и нападают на мирную деревню. А мирные крестьяне жалостливо погибаюст.

Я спрыгнул с мотоцикла и пошёл гримироваться.

Тут были все наши и даже Рина Зелёная.

Бобана и Мирка крутились тут же. В массовке они не участвовали, а что они здесь делали, я так и не понял. При виде меня Бобана зло фыркнула и отвернулась, а вот Мирка наоборот – заулыбалась и хотела уже подойти, как ей помешали.

– Товарищ Бубнов! – возмущённо воскликнул рябой крестьянин с бельмом на глазу. Он показался мне смутно знакомым. Приглядевшись, я понял, что это Толстиков Денис в гриме. Один из десяти «золотых детишек». Так-то он раньше хоть и участвовал в всех этих безобразиях, но особо активности сам не проявлял. А сейчас прицепился вдруг ко мне:

– Товарищ Бубнов! Ну куда это годится?

– Что случилось?

– Почему нас заставляют ещё и декорации перетаскивать?

– А что с ними не так? – не понял я. – Сильно тяжелые, что ли?

– Это фанера. Но всё не так! – голос Толстикова зазвенел от обиды, – почему это я, интеллигент в третьем поколении должен таскать их?! У меня отец, между прочим, хоть и в Главлите работает, но он кандидат философских наук! А я, его сын, таскаю доски эти!

– И что?

– Но это недопустимо! Неприлично это и унизительно! – от возмущения его голос сорвался. – Мы в эту страну приехали грузчиками поработать?!

– Я тоже таскаю, и делаю всё, что нужно, – равнодушно пожал плечами я, – и у меня отец, между прочим, не какой-то там всего лишь кандидат наук, а доктор наук и академик. И дед – тоже академик. По физколлоидной химии. А тётя Лиза – профессор в Цюрихе. И не какой-то там философии, а ядерной физики.

– И вы таскаете доски? – Толстиков так изумился, что даже умолк.

– Да, как видите.

– Но как же…?

– Поинтересуйтесь у своего отца, как вернётесь домой, какие были мировоззрения у стоиков. И почему так. И берите пример.

Толстиков отстал в задумчивости, а на его место просочилась Алла Мальц.

– Иммануил! – радостно воскликнула она, – посмотрите! Зоран говорил, что у меня лучше всех получается! Правда, Зоран?

Замученный Зоран пробурчал что-то маловразумительное.

Алла изображала крестьянскую тётку. Кстати, такая нехитрая пёстрая одежонка очень ей даже шла. Голову ей повязали большим платком и от этого она была вполне милой. А, может, это грим так ловко наложили. И усиков не было видно. В общем, как бы то ни было, я аж залюбовался нею. А она, видать прочувствовала и сразу стала эдакой томно-кокетливой. Вот уж женщины!

– Вы замечательно играли. Алла, – от души похвалил я, чтобы подбодрить девушку, – у вас прямо талант. Это всем сразу видно.

Алла Мальц просияла, а я добавил:

– Скажу Йоже Гале, пусть вам более значимую роль подыщет.

– И мне! И мне! – к нам подбежали Лапина и Чвакина. – Мы тоже хотим роли!

– Взяли этих старух на главные роли, а я бы лучше сыграла, – фыркнула Лапина.

Я чуть было не сказал, что, мол, хоть у вас родня по министерствам сидит, но даже суммарно они до уровня дяди Мальц не дотягивают.

А они пристали ко мне канючить роли.

Я терпел, терпел, и не выдержал:

– товарищи днвушки, где я вам всем столько ролей наберу?

– Но Алле нашёл же!

– Так была всего одна роль такая. Она первая спросила. Откуда же я знал, что вам это интересно.

– Очень интересно!

Я актрисой быть хочу! Знаменитой. И чтобы толпы поклонников мной восхищались, – размечталась Катя Лапина, а потом ножиданно добавила, – только мне не нравится, что на жаре по три часа торчать надо. Я бы лучше в номер полжать пошла. А они пусть бы дублёров взяли.

Мда. С таким подходом и отношением, ничего ей в жизни не светит. И чем она думает? Я, конечно, понимаю, её мать работает в о тделе государственного бюджета и отчетности Министерства финансов СССР, она всю жизнь в шоколаде. Но только эта мать скоро уйдёт на пенсию. И что потом Катя делать будет? Ладно щ, если удачно замуж выскочит. А если нет?

Я пошёл гримироваться. Но не успел сделать и двух шагов, как дорогу мне преградил Тельняшев:

– Слышь, пузырь, – растягивая слова на блатной манер, протянул он, – ты от моей девушки отстань. Пока по-хорошему говорю. А будешь возле неё виться, я тебе сразу весь твой жир на уши намотаю. Ты меня понял, рыло?

– А у тебя даже девушка есть? – не выдержал я.

Так-то, есди по-хорошему, надо было бы промолчать, не обострять конфликт, но я не смог почему-то. Уж больно этот наглый маменькин сынок меня достал за эти дни.

Тельняшев побагровел и зло сказал, словно выплюнул:

– Да я тебе за такие слова уши на жопу натяну, урод жирный!

Ну всё, достал. Я ловко схватил его за руку на болевой так, что он аж выгнулся и рухнул передо мной на колени.

– Так что ты там говорил? – ласково улыбаясь сквозь зубы, спросил я, – кто там жирный?

– Ой, отпусти! Отпусти, пожалуйста… – заблажил он.

– Не слышу?

– Урррод…

– Что ты там плачешь?

– Бубнов, извини, я пошутил! Извини меня, пожалуйста!

– Вот так-то, – чтобы люди не смотрели, я отпустил его, ласково улыбнулся и потрепал по щеке, словно собачонку: