Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 174 (всего у книги 350 страниц)

Глава 9

– Нам надо? – удивился я.

– Ну… эмммм… ладно, мне надо, – совершенно не смутилась Марецкая.

Я взглянул на часы – до обеденного перерыва оставалось ещё десять минут. Сдержал вздох: придётся разговаривать – ведь судя по её решительному виду и крепко поджатым губам – всё равно работать не даст.

– У вас десять минут, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Давайте только выйдем.

Марецкой это явно не понравилось:

– Это что, нынче так принято с народными артистками СССР разговаривать, да? – едко и напористо спросила она, уперев руки в бока.

Я пожал плечами:

– Я же не заставляю со мной разговаривать, Вера Петровна. Это вы сюда пришли…

Марецкая побагровела и зло фыркнула:

– Ладно, пошли.

Мы вышли из кабинета – за спиной фыркнули Лариса и Мария Степановна, и моментально зашушукались. Вот уж сейчас все кости мне перемоют.

– Слушаю вас, – сказал я, когда мы отошли от кабинета подальше и остановились у окна.

– Почему меня выкинули из кино⁈ – набросилась на меня Марецкая.

– Из какого кино вас выкинули? – не понял я.

Марецкая посмотрела на меня, как на придурка. И почему-то этот её высокомерный взгляд меня разозлил. Ну, и плюс я уже говорил, что не спал этой ночью. Очевидно всё это вкупе и сподвигло меня на эту реплику:

– Может быть, вы билет забыли купить, вот и выгнали вас? – уточнил я вежливым голосом, пока ещё вежливым голосом.

Марецкая побагровела, но всё ещё пыталась держать себя в руках:

– Какой билет⁈

– В кино, – пожал плечами я.

– В какое кино?

– Ну откуда мне знать, в какое кино вы ходили?

Марецкая опять посмотрела на меня, как на придурка, словно в первый раз в жизни такое видела. Но всё же ответила:

– В кино, в котором я должна была сниматься. «Зауряд-врач» называется!

Блин, приплыли. Сейчас будет два часа права качать. Честно говоря, когда я ставил условия, что проект отбирают у Завадского и возвращают мне обратно, я совершенно забыл, что объясняться с разъярёнными артистами, которым Завадский уже наобещал роли и поездку в Югославию, придётся именно мне. Вот и первая ласточка.

– С чего вы взяли? – я попытался притвориться незнайкой и оттянуть разборки хоть на пару дней, когда я буду выспавшимся и не уставшим. Сейчас отбиваться банально сил не было.

– Списки видела, – зло ответила Марецкая и с вызовом уставилась на меня.

Я вопросительно посмотрел на неё, и она сочла нужным уточнить:

– Списки актёров, которые едут в Югославию на съемки.

– А что, уже списки составили? – брякнул я (да, я-то тех актёров, которых планирую на съемки, как то Раневскую, Зелёную, Пуговкина, сам лично в списки вносил, но откуда эти данные у Марецкой?). И я так и спросил, – а как эти списки попали вам в руки?

– Это списки на оформление документов на выезд за границу! – взорвалась Марецкая, – Бубнов! Хватит врать и изображать ромашку! Я точно знаю, что это ты всё подстроил! Меня выкинул именно ты! А главную роль должна была играть я! И я буду играть! Не тебе со свиным рылом решать, кто должен играть!

Я терпеливо ждал, пока она выпустит пар и наорётся. Народ уже начал выходить из кабинетов и идти на обед. Коллеги проходили мимо и смотрели, как она на меня орёт. Так что сегодня я опять буду самой обсуждаемой звездой Комитета. При этом я понимал, что остановить её сейчас может только локомотив в разгоне.

Но, наконец, уже и я не выдержал и тихо сказал:

– Хватит.

От удивления она запнулась и не нашлась, что ответить, только открывала беззвучно рот, словно выброшенная на берег большая рыба.

– Если вы сказали всё, то давайте до свидания. Выход вон там. А сейчас извините, у меня обед, – с этими словами я развернулся и пошел по направлению к столовой. Вдобавок ко всему разболелась голова.

В столовой было уже много народу. Как раз час пик начался. Когда я вошёл, все головы трудящихся повернулись ко мне, словно подсолнухи к солнышку.

Другой бы на моём месте, может, и смутился бы. Но, во-первых, как я уже говорил, я был всю ночь не спавши, а, во-вторых, у меня была закалка корпоративных войн двадцать первого века. Но, главное, мне было фиолетово на их любопытные взгляды. Поэтому я бесстрастно отстоял очередь, нагрузил поднос первым-вторым и компотом, и побрёл за первый попавшийся свободный столик.

Не успел я приговорить чудесный рассольник «по-ленинградски», как прямо над моей головой опять раздался знакомый голос:

– Приятного аппетита, Муля!

Я поднял взгляд и чуть не выругался – надо мной опять стояла Марецкая. Сейчас она с трагическим видом держала поднос, на котором были тарелка с винегретом, стакан компота и огромная сладкая булка.

Худеет, видимо.

Но не отвечать было бы невежливо, поэтому я ответил:

– Спасибо. Вам тоже, – и, демонстративно потеряв к ней интерес, флегматично зачерпнул очередную ложку густого кисленького рассольника.

– Можно я присяду? – не спросила, а скорее сообщила мне Марецкая, уже усевшись рядом.

Я посмотрел по сторонам – примерно треть столиков была свободна.

Марецкая явно заметила мой взгляд, но не прокомментировала никак.

Некоторое время (секунд пять) мы молча ели. Я доел рассольник и взялся за гречку с котлетой, а Марецкая вяло ковыряла винегрет.

– Муля, – наконец первой нарушила молчание она, – давайте поговорим спокойно!

Я чуть скривился. Спокойно она поговорить хочет. Даже на «вы» перешла. И это после того, как орала на коридоре и окончательно меня задолбала.

– Когда я ем – я глух и нем, – ответил я и продолжил свирепо поедать котлету.

– Ох и шуточки у тебя, Муля! – деланно рассмеялась она кокетливым смехом и вдруг резко, без перехода, сказала мурлыкающим голосом, – Муля, верни меня обратно в проект! Главную роль должна играть я!

– Главная роль там мужская, – осторожно ответил я, – зауряд-врача будет играть актёр Пуговкин. Он по типажу и манере игры лучше всего подходит.

– Я про женскую роль! – возмущённо воскликнула она, аж вилка сердито звякнула, – её должна играть я!

– Там две роли, – я бесстрастно пододвинул к себе стакан компота из сухофруктов и отхлебнул немного. Вкусно.

– Та, которая старше! – раздражённо сказала Марецкая. – Помощницу сестры милосердия будет играть Любочка Орлова. Мы уже за всё договорились. И даже немножко порепетировали.

– Замечательно, – криво усмехнулся я и вяленько поапплодировал, – вы с Любочкой обо всём договорились и сейчас решили сообщить мне. Замечательно! Молодцы!

– Ну, раз тебе Юрин проект передали, то да, – не врубилась в мой сарказм Марецкая.

– Какой Юрин проект? – сначала не понял я. – Что за Юра?

– Проект под названием «Зауряд-врач», – терпеливо, словно дебилу, пояснила мне Марецкая, – а Юра – это Юрий Александрович Завадский. Стыдно лучшего режиссёра не знать, молодой человек!

И так она меня этим выбесила, что сам не знаю, как я вместо того, чтобы не послать её лесом, на волю, в пампасы, ответил спокойно:

– Эту роль будет играть Фаина Георгиевна Раневская. А ту, что молодая – Рина Васильевна Зелёная.

Марецкая побледнела. Несколько долгих мгновений она молчала, только желваки на скулах ходили взад-вперёд. Наконец, она выпалила, зло прищурив свои красиво накрашенные глаза:

– А вы в курсе, что Раневская – еврейка?

После этого я встал, взял поднос и молча отнёс в окошко для грязной посуды. А потом вышел из столовой. Марецкая осталась за столиком одна.

Мне она больше была не интересна. Мне она и раньше была не интересна, и как актриса, и как личность. Особо ярких ролей я за ней не замечал (то, что в СССР её вовсю хвалили и пиарили, в двадцать первом веке меня, к примеру, как зрителя, оставило полностью равнодушным, в отличие от игры той же Рины Зелёной или Фаины Раневской). А как личность? Я вдруг подумал, а если бы она не стала женой Завадского, стали бы её так выделять и давать главные роли? Да и то, как она травила Фаину Георгиевну, её вообще не красило. Да, я бы мог найти и для неё какую-нибудь роль. Не главную, конечно, но вполне хорошую. Но я всегда руководствуюсь принципом: поддерживать надо таланты, бездарности пробьются сами. И нет, я не считал, что она прямо совсем уж бездарность. Так, актриска средней руки (как и Любочка Орлова, кстати), но меня всегда раздражало то, как они легко, с весёлыми улыбками, задвигали остальных актрис. Взять хотя бы ту же самую Раневскую. А о скольки сломанных судьбах мы вообще ничего не знаем.

Поэтому я, как только вышел из столовой, так сразу выбросил Марецкую из головы.

Мне нужно было доделать документы.

Ага. Документы. Доделать.

Конечно же, мне опять не дали. После обеда неожиданно припёрся… Миша Пуговкин.

Да, прямо на работу, чего за ним ранее никогда не водилось.

– Миша, что надо? – нелюбезно спросил я его, – ночью поговорить не мог? Рядом же сидели. В общем, у тебя пять минут. Или приходи вечером. А то я сейчас прямо горю в бумагах.

– Мне сейчас надо! Извини, вчера не мог, – густо покраснел и замямлил он, – сам только что узнал. Извини, Муля.

– Ладно, говори, – вздохнул я, понимая, что с документами сегодня я снова не успеваю. – Что у тебя?

– Жена, – смущённо выпалил Пуговкин.

– Что жена? – не понял я.

– У меня, можно сказать, нет жены… – начал он и тут уже взбеленился я:

– Твою мать! Ты совсем офонарел, что ли⁈ Ты припёрся ко мне на работу, чтобы задушевно поговорить о том, что у тебя жены нет⁈ Что ты от меня хочешь, Миша? Тебя пожалеть срочно надо? Или что?

Пуговкин стал уже не красным, а бордовым и от моего крика вжал голову в плечи:

– Извини, Муля, – хрипло промямлил он, –вижу, что не вовремя. Извини. Я сам как-то, может, что придумаю…

У него был такой несчастный вид, что я заподозрил, что дело не в его внезапно вспыхнувшей тяге к семейной жизни.

– Рассказывай! – хмуро велел я, – только кратко и ёмко!

– Мы с Надей, супругой моей, на развод же подали, – начал объясняться он, – я тебе рассказывал, из-за жилплощади… и что Леночка у бабушки…

– Так, Миша! Прекращая мямлить, – покачал головой я, – твою печальную историю с обиженной из-за жилплощади супругой я помню. И помню, что обещал помочь. И помогу. Сейчас Глаша вернётся и займётся ремонтом в квартире. Это недолго. Я смотрел там: нужно обои переклеить, да по мелочам – подкрасить, потолки подбелить. Всё остальное там приличное. Как только Фаина Георгиевна переселится в ту квартиру. Мы с Дусей уйдём в её. А ты будешь жить в нашей комнате. Там вы все втроём вполне поместитесь. Пока так. Это примерно месяц подождать надо. Может, и раньше. Чуть позже я тебе постараюсь помочь с комфортабельной квартирой. После съемок в Югославии это будет сделать легче. Ты бы так своей супруге и объяснил. Миша, неужели она месяц-другой подождать не может? Люди десятилетиями ждут, в бараках вообще живут, по десять человек в одном углу ютятся. А тут гляди, какая прямо королева!

Я сердито читал нотацию ему, а он всё порывался меня перебить, но не перебивал. Наконец, я выдохся.

– Ты не так меня понял, Муля! – замахал руками Михаил.

– Так объясни, чтобы я понял правильно, – нахмурился я, голова разболелась опять.

Пуговкин помялся, повздыхал, икнул и, наконец-то, сформулировал мысль:

– Муля, я же документы в Югославию готовлю…

– Опять Югославия! – сердито буркнул я.

– Что? – не понял он.

– Ничего, продолжай, – махнул рукой я.

– Так вот, я готовлю документы. Но мы с Надей давно ещё подали заявление на развод… точнее Надя так решила. А я не стал с ней спорить…

– И что? Передумал? – не понял я, – при чём тут документы?

– А при том! При том! – заволновался Пуговкин так что у него прорезался деревенский акцент. – Если я сейчас разведусь, меня же не выпустят за границу! Понимаешь⁈ Выпускают только семейных!

– Оп-па! – ошеломлённо сказал я.

Мда, такого обстоятельства я не предусмотрел. Меня это, кстати, тоже касается. А времени уже мало осталось.

– И что делать? – зачем-то спросил я Мишу, который пришёл ко мне спрашивать, что делать.

– Не знаю, – поник Михаил.

– Ты это… не вздумай пойти набраться! – строго припугнул его я. – Ты наш уговор, надеюсь, не забыл?

– А что остаётся делать? – спросил полностью деморализованный Пуговкин.

– Бороться. Выход есть всегда. Если даётся ситуация, значит где-то рядом должен быть выход. Это аксиома. Когда у тебя должен состояться развод?

– Через неделю, – вздохнул Пуговкин. – Точнее через пять дней.

– А помириться с Надей нельзя?

– Она сильно обижена, – на несчастный вид Миши жалко было смотреть.

– Ну конечно, ты же все эти дни не просыхал, вместо того, чтобы решать проблемы, – не смог не прочитать ему нотацию я.

– Знаю, что виноват, – понурил голову Миша.

– Так, давай смотреть на ситуацию под прямым углом… – задумался я.

– Давай! – Миша посмотрел на меня с надеждой.

– Раз примирения она категорически не хочет, значит, разводишься и через неделю ты свободный парень, – подытожил вводные я.

– Да. Всё именно так, – вздохнул он.

– Ну, значит, сразу после развода подаёшь заявление в ЗАГС и женишься, делов-то, – выдал рациональную идею я.

– Муля! – укоризненно покачал головой Миша, – сейчас после подачи заявление три месяца ждать надо!

– Мой отец на Маше женился, так там полдня прошло, – вспомнил я, – попрошу его через знакомого подсобить и вопрос решён. Так что готовься к свадьбе.

– Но Муля! – всплеснул руками потрясённый Пуговкин, – какая свадьба! Я люблю только Надю! Она – лучшая женщина в мире! И, кроме того, у меня другой невесты нету…

– И что? – не понял я.

– А то, что ничего не выйдет! – заверил меня Миша.

– Миша, а какое отношение твой выезд за границу через свадьбу имеет к любви и невесте? – не понял я.

– Ну как же? Как без невесты жениться?

– Миша! – я уже начал терять терпение, пять минут давно прошло, более того, прошло почти пятнадцать, а разговор всё продолжался, – ты разводись. Всё остальное – не твоя забота! Вопрос с тремя месяцами ЗАГСа, считай, решили. Невесту тебе какую-то на время командировки найдём, хоть ту же Дусю попросим, остальное будем решать по мере возникновения новых обстоятельств.

– Дусю? – сдавленно пискнул Миша, а я, глядя на его потрясённое лицо, не смог сдержаться и прямо зашёлся в хохоте – такой он был смешной в этот момент.

– Что вы тут веселитесь? – я даже и не заметил, как с тылу (то есть со спины) к нам подошла новая начальница, и уставилась на меня не самым дружелюбным образом, – так ржёшь, что весь этаж содрогается!

– Ладно, я пойду, – тут же воспользовался моментом, и слинял деморализованный моей идеей Миша Пуговкин.

А я остался наедине с начальством.

– Заняться нечем, товарищ Бубнов? – нехорошо прищурилась она, – работы нет? Так я сейчас найду!

– У меня есть работа, – осторожно сказал я.

– Ага, я прекрасно это вижу, – ехидно поджала губы она и велела, – а раз нечем заняться, то извольте подготовить, товарищ Бубнов, сводное ранжирование по итогам соцсоревнования среди цирков Москвы и Московской области. Срок – до завтра, до одиннадцати часов. Рейтинг нужно в трёх экземплярах!

Она с триумфом посмотрела на меня и уже хотела развернуться, чтобы уйти, как я пришёл в себя и сказал:

– Татьяна Захаровна, цирки не входят в мой участок работы. Я занимаюсь театрами и кинематографом.

– Теперь входит, – злорадно сказала она и добавила, – и советую не тянуть. Лариса не собрала информацию с цирков, так что придётся всех тебе обзванивать. А уже рабочий день заканчивается…

Она отрывисто хохотнула и с триумфальным видом поцокала каблуками по паркетному полу.

Я аж офигел от такой наглости. Вот ведь дрянь. Знает, что у меня, кроме завала с поточной документацией, ещё и подготовка к Югославии идёт, и взяла ещё и цирки мне накинула! Да ещё и горящая работа. Это же самый настоящий саботаж.

Но нет, ночевать я на работе не собираюсь.

А раз так, то гори оно всё синим пламенем.

У меня было два варианта (точнее три, третий вариант – сидеть до утра и сводить информацию по циркам, чтобы завтра Козляткин её похвалил, я это сразу отбросил). Так вот, первый вариант – ничего не делать. Но он глупый. Она свалит на меня всё, я, конечно же, отобьюсь, потом она опять очередную гадость придумает. И так мы будем воевать долго и нудно, пока кто-то первый не сдаст позиции и не уйдёт из Комитета. Но этот вариант тоже не подходил. Тратить всю энергию и время на позиционную войну с какой-то непонятной карьеристкой без ясных преференций для себя я не хотел

Поэтому выбрал второй вариант. И сразу отправился его реализовывать.

– Здравствуйте, Изольда Мстиславовна! – заглянул в приёмную я. – Мне очень нужен ваш совет!

Глава 10

– Совет? От меня? – она прищурилась и посмотрела на меня с подозрением, – признавайся, что уже опять натворил, Муля?

– Ну почему же сразу натворил? – демонстративно запечалился я. – Может, я просто хочу с опытным человеком, чьё мнение уважаю, посоветоваться?

– Таки что-то натворил, – укоризненно покачала головой она, но потом смягчилась, – ладно, рассказывай!

– Вот смотрите, такая ситуация, – начал я, – мне скоро ехать в Югославию. Нужно кучу документов подготовить, вся эта бумажная волокита, сами понимаете…

– Понимаю, – кивнула Изольда Мстиславовна.

– Работы полно. Казалось бы, логично дать мне в помощь ещё несколько сотрудников, чтобы всё было идеально. Но вместо этого Татьяна Захаровна поручила мне до утра сделать сводку ранжирования всех цирков Москвы и области по соцсоревнованиям. Причём цирки даже не обзвонили. А срок – до утра завтрашнего дня.

– Эммм… – вытаращилась на меня Изольда Мстиславовна, – а от меня ты что за совет хочешь?

– Подскажите, разве такое действие не словом «саботаж» называется? – невинно спросил я.

– Ну… – потупила взгляд Изольда Мстиславовна, – я всегда знала, что ты неглупый мальчик, Муля.

– То есть ни о каком проекте, я имею в виду – реальном проекте, с реальной поездкой в Югославию и съемках реального фильма, – речи не идёт?

– Ну зачем ты так, Муля? – с ласковой укоризной покачала головой Изольда Мстиславовна, – Иван Григорьевич верит в тебя.

– И поэтому поставил начальником моего отдела тётку из Института философии?

– Это не он поставил, – тяжело вздохнула Изольда Мстиславовна и сделала вид, что страшно занята и принялась перебирать какие-то листочки на столе.

Но я на такую уловку не повёлся:

– Изольда Мстиславовна, что мне делать? – тихо спросил я и положил руку на листочки, не давая ей возможности и дальше перебирать их.

Старушка тяжко вздохнула, пожевала губами, плотнее закуталась с шаль и, наконец, ответила, – а что ты собирался делать?

– Подставить Татьяну Захаровну и выпереть её отсюда с треском, – честно ответил я.

– Ну так кто тебе не даёт? – оживилась Изольда Мстиславовна, – раз решил – действуй! Это будет настоящий мужской поступок!

Она разулыбалась и подмигнула мне.

– Только не тяни, Муля.

Я настолько удивился, что второй вопрос даже не задал. Вышел из приёмной в полном раздрае.

Вот это да!

Что же это за силы такие, что сам Большаков предпочитает не вмешиваться и, если и воюет, то только чужими руками?

Вопрос был риторический. Но рано или поздно я найду ответ.

А пока, раз мне дали карт-бланш, я решил, что вполне могу доделать свою работу (сколько успею) и идти домой. Очень уж спать хотелось.

Но увы. Часто мечты так и остаются мечтами.

Это я к тому, что как только я вернулся домой с закономерным намерением завалиться на свою кровать и поспать эдак часиков двенадцать, как все мои чаяния пошли прахом.

Только-только я принялся разоблачаться, успел снять пиджак и галстук, как в дверь забарабанили. Да ещё с такой силой, что я решил уже, что случился пожар.

– Открыто! – успел крикнуть я до того, как дверь с треском распахнулась.

На пороге, вся взъерошенная и изнервированная стояла… Муза.

Её буквально трясло.

– Муля, быстрее!

– Что случилось?

– Жасминова забрали!

– В смысле «забрали»? Кто? Куда?

– Из милиции приходили, скрутили руки и забрали! – Муза не выдержала и разрыдалась, – он успел только крикнуть, чтобы тебе сообщили. Ну и вот…

– Понятно, – нахмурился я.

– Муля! Сделай что-нибудь! Он же в ментовке! – взвизгнула Муза, – Нельзя так!

– А что он натворил, не знаешь? – спросил я от порога, натягивая пиджак на ходу.

– Ничего не знаю: пришли, забрали, – всхлипнула Муза.

– Чёрт! – я вернулся и цапнул со спинки стула галстук. Можно было бы пойти и так, но лучше было чтобы при полном параде – представительный вид в таких делах часто самый главный фактор, чтобы с тобой хотя бы разговаривать стали.

До нашего районного отделения милиции, к счастью, было недалеко, так что добежал за каких-то десять минут. Пару секунд постоял, пытаясь отдышаться. Негоже появляться в органах власти словно мокрый заяц.

Долго не мог найти, у кого выяснить судьбу несчастного Жасминова. Интересно-таки, что он уже натворил? Опять какую-то девицу соблазнил и пытался сбежать с нею? Других проступков за ним не водилось.

– Лейтенант Иванов! – представился мне молодой конопатый летёха.

– Бубнов, Иммануил Модестович, чиновник из Комитета искусств СССР, – в ответ представился я, посчитав, что это будет вежливо, хоть и проверяли мои документы при входе. – Скажите, пожалуйста, в чём подозревается Жасминов Орфей?

– Что за Арфей? – не понял лейтенант.

– Орфей. Вы его сегодня задержали и привели сюда… – пояснил я. При этом постарался не улыбнуться – лейтенант Иванов явно с литературой и искусством не был знаком.

– Загоруйко! – рявкнул Иванов, – проверь, к нам поступал Орфей Гладиолусов?

– Жасминов, – подсказал я.

– Точно, Жасминов, – поправился летёха, который явно в геоботанике разбирался ещё хуже, чем в литературе и искусстве. – Орфей Жасминов, да.

Прошло буквально пару минут, на протяжении которых мы с лейтенантом хранили молчание – разговаривать было не о чем. Наконец, появился долгожданный Загоруйко. Он был мордат и флегматичен.

– Нету такого, – коротко отчитался он.

– Не может этого быть! – удивился я (Муза врать не будет, тем более так). – Его привели во второй половине дня. Из коммуналки.

И я назвал адрес нашей коммуналки.

– Иди ещё раз проверь, – недовольно скривился Иванов. – он никак не мог идентифицировать мой статус, чтобы понять, как вести себя. Судя по моему служебному положению – вроде сошка мелкая, но глядя на то, как я держусь – важный человек. Кажется, товарищ Иванов сделал для себя выводы, что я «оттуда» и на этом успокоился. Поэтому старался отвечать максимально полно.

– Нету такого! – опять отрапортовал запыхавшийся Загоруйко, – сегодня привели только одного – по имени Питросий Распопов.

– Эммм… а можно увидеть его? – попросил я.

– Можно, – благожелательно кивнул летёха и велел, – Загоруйко, организуй.

Меня перепроводили к комнате, где держали всякий сброд: хулиганов, злодеев, пьяниц и воров. Народу было немного, трое мужиков простецкой наружности вяло переругивались. Жасминов сидел поодаль, брезгливо поджав губы. Здесь ему явно не нравилось.

– Орфей! – сказал я.

Жасминов меня увидел и аж подскочил:

– Муля! Муля, ты пришёл! Это какое-то чудовищное недоразумение! Вытащи меня отсюда, Муля! Я не могу больше здесь находиться! Я погибаю!

Он так отчаянно кричал, что мужики аж переругиваться перестали.

– Идёмте, – потянул меня из коридора Загоруйко.

Мы вернулись к товарищу Иванову.

– Ну что? – спросил он.

– Это он и есть, – кивнул я.

– А почему имена разные? – нахмурился следователь, – вор в законе? Скрывался?

– Да нет же! – усмехнулся я, – Жасминов – это его сценический псевдоним. Он оперный певец. Знаменитый, между прочим. Кстати, а за что его посадили?

– Не посадили. А задержали! – важно поправил меня лейтенант, – за тунеядство.

– Тунеядство? – удивился я.

– Так точно! – кивнул Иванов, – был сигнал о том, что Распопов ведёт паразитический образ жизни и уклоняется от общественного труда.

– Понятно, – нахмурился я, – а кто сигнал дал – вы, конечно же, не скажете?

Иванов демонстративно промолчал.

– Товарищ Жасминов – советский артист… – начал было я.

– Все артисты где-то служат, – прервал меня Иванов, – в каком учреждении работает Жасминов?

– Так, – сказал я, – а что ему грозит?

– Если факт тунеядства и нарушение советской конституции будет установлено – то два года колонии-поселения с конфискацией имущества. – Чётко, по-военному отрапортовал Иванов.

– А когда будет разбирательство?

– Суд?

– Да, суд, – кивнул я.

Иванов полистал бумажки в тоненькой папочке:

– Через три дня.

– Спасибо, – сказал я и поднялся, – всего доброго!

И вышел из здания.

Шёл и думал – как помочь Жасминову? Ведь он действительно не работает. И действительно ему светит статья. Насколько я помнил, массово привлекать тунеядцев начали десять лет спустя. Но и в послевоенные годы частенько закрывали цыган, артистов и вольных художников. Так что Жасминов явно попал. И вот интересно – кто стукнул на него?

Кто стукнул и что делать? – эти два вопроса не давали мне покоя.

Я вернулся домой, где меня уже ждали взволнованная, нервная Муза и Дуся (которая вернулась откуда-то из магазина, где как раз выбросили сливочное масло, маргарин и шоколадные конфеты).

– Ну что?

– Как там он? – засыпали они меня вопросами.

– Живой он. Я его видел, – постарался успокоить я их.

– Что говорил?

– Нам не дали возможности поговорить, – ответил я, – я его только в обезьяннике видел. Сидит на нарах. Живой, здоровый, не побитый. Всё нормально.

– А почему его забрали? – спросила Муза.

Я решил не говорить ей о том, что кто-то стукнул. Явно же это сделал кто-то из своих. Просто ответил:

– За тунеядство судить будут.

– Ох ты ж божечки мои! – всплеснула руками Муза и зарыдала, – а ведь я же ему говорила, что так будет! Я же предупреждала! Софрон вон тоже…

Её плечи затряслись от беззвучных рыданий. Муза явно привязалась к своим соседям.

– Тише, тише, – обняла её за плечи Дуся и попыталась успокоить, – не плачь, Муля что-то придумает…

Ну вот, как всегда – расхлёбывать всё придётся Муле.

Вот только как?

Этот вопрос я и озвучил.

– Нужно его на работу устроить, – сказала Дуся.

– Задним числом? – поморщился я, – на это вряд ли кто-то пойдёт. Времена сейчас такие. Стоит узнать и наказание очень жёсткое.

– Муля, ну придумай что-то! – нелогично попросила Муза.

Ладно, буду думать, – ответил я, – суд через три дня назначен. Время есть.

– Ты уж поспеши, – поддакнула Музе Дуся, – а то мало ли. А Орфей такой весь неприспособленный. Он же в тюрьме пропадёт!

– В колонии-поселении, – уточнил я.

– Тем более! – с отчаянием воскликнула Муза, утирая слёзы.

Я вышел покурить на кухню. Чёрт возьми, со всеми этими проблемами, я так курить никогда не брошу. А ведь сто раз себе обещал.

Я затянулся и выпустил дым в форточку.

Слышно было, как кто-то пришёл. Явно ко мне, судя по шагам на коридоре.

И правда, на кухню вошёл Миша Пуговкин. Я подавил вздох. Судя по его решительному виду – выспаться в ближайшее время мне не светит.

– Муля! – нервно воскликнул он, – помоги мне!

– Что опять стряслось? – проворчал я.

– С семейным положением, – пробормотал он.

– Мы же с тобой разговаривали уже на эту тему, – напомнил я.

– Но ни до чего конкретного не договорились, – ответил он, – твоя начальница помешала. Вот я и подумал…

– Миша, – вкрадчиво сказал я, – а что ты всё утро до обеда делал?

– Ка что? – удивился он, – спал.

– Замечательно! – изобразил аплодисменты я, – а я, пока ты отсыпался, работу работал. А сейчас вернулся домой и в милицию бегал – проблемы Жасминова решал. Теперь пришёл ты со своими проблемами. Опять надо решать. А я спать хочу… Я не прошу решать мои проблемы. Я всего лишь хочу немного поспать!

– Извини, Муля, – смутился Пуговкин, – я завтра зайду.

При этом вид у него был такой несчастный, что сердце моё растаяло:

– Ладно, – проворчал я и резко затушил сигарету. – Подожди секунду – я холодной водой хоть умоюсь, а то вырубает меня, и пойдём.

– Куда пойдём? – нервно спросил Пуговкин и добавил, – я не буду на Дусе жениться, даже фиктивно!

– Жди! – велел я и пошел в ванную.

Плеснув в лицо холодной водой, я немного пришёл в себя.

– А теперь идём, – велел я и задал важный вопрос, – у тебя деньги есть?

– Нету, – приуныл Миша, – а зачем?

– С пустыми руками к невесте неудобно идти же, – ответил я. – ну да ладно, нет, значит, нет. И так сойдёт.

– А к кому мы идём?

– Где живёт твоя Марина? – спросил я.

– Какая Марина? – удивился Миша.

– Супруга твоя! С которой ты на развод подал.

– Она не Марина! Она – Надя!

– Не важно, идём!

– Зачем?

– Мириться будешь, – ответил я.

– Я не буду с нею мириться! Ты понимаешь, Муля, она мне сказала…

– Тихо, Миша! – жёстко велел я, – у тебя какая сейчас цель?

Видя, что он не понимает, я сказал вместо него:

– Твоя цель – собрать необходимые документы, чтобы тебя выпустили. Правильно?

Миша кивнул.

– А для этого тебе нужно семейное положение. Вот мы и идём его делать.

– Но, Муля…

– Миша, – твёрдо сказал я, – я не заставляю вас любить друг друга, если любви больше нет. Но нужно попробовать все варианты. И вариант забрать заявление из ЗАГСа проще, чем новая женитьба. Тем более – фиктивная.

Пуговкин вздохнул и поплёлся за мной.

К моему удивлению мы пришли в ту общагу, где он раньше жил.

– Она же не хочет тут жить? – удивился я.

– Это она со мной не хочет, – вздохнул Пуговкин, – а когда я ушёл отсюда, она тут спокойно живёт.

– А дочь?

– Леночка так и осталась у бабушки, – помрачнел Миша.

Мы прошли наверх и постучали в дверь.

Буквально через мгновение та открылась и на пороге возникло воздушное создание с кукольным личиком и лучистыми глазами. Девушка несколько секунд изумлённо хлопала длинными ресницами, а потом, наконец, отмерла:

– Миша? – взгляд её потяжелел и лицо исказилось от гнева, – ты зачем пришёл⁈ Мы же договаривались, что здесь буду жить я. Ещё и собутыльника привёл! Как тебе только не стыдно! Я сейчас милицию позову!

Она распалялась всё сильнее и сильнее.

– Так! А ну, тихо! – рявкнул я, и Надя аж охнула от неожиданности и испуга.

– Ч-что?

– Нам надо поговорить! – заявил я непреклонным тоном, – мы пройдём? Или будем греть уши всем соседям?

Я махнул рукой на двух женщин в ситцевых халатах, которые делали вид, что они тут, в коридоре, по своим делам, а на самом деле с любопытством прислушивались.

– Мы займём у тебя пять минут, – сказал я, – не больше!

Видимо мой жёсткий тон и свирепый вид. А может быть, добротный костюм с галстуком, сделали своё дело, и Надя посторонилась, пропуская нас в комнату.

Мы протиснулись внутрь.

Сейчас комната отличалась от той, что я видел в прошлый раз – сейчас она вся аж блестела.

Но мне было некогда обсуждать чистоту, жутко хотелось спать. И нужно было порешать все Мишины вопросы до того, как я вырублюсь от переутомления.

– Слушаю вас, – Надя опять взяла инициативу в свои руки, и вся прямо транслировала неодобрение и возмущение. – И я сразу говорю, мириться с этим алкашом я не буду!

– Так! – отобрал инициативу в разговоре у неё обратно я, – сейчас оба сели на кровать и слушаем! Молча!