Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 127 (всего у книги 350 страниц)

– Это как раз не такая уж большая проблема, – поморщился я, – давайте прикинем, сколько времени вам надо, чтобы проанализировать ситуацию и ответить самой себе на поставленной мною вопрос?

Раневская задумалась, а потом неуверенно сказала:

– Ну… примерно неделю надо… но я не знаю, может, и чуть больше…

– Вот и отлично, – обрадованно кивнул я. – Через неделю и начнём думать, что делать дальше.

– И что мне всю неделю в комнате сидеть? – возмутилась Фаина Георгиевна, – Муля, ну придумай что-нибудь? А то буду называть тебя Дантесом!

Я внутренне усмехнулся. Фаина Георгиевна, даже не ожидая сама от себя, уже капитулировала. Хотя она же не признается и будет требовать выполнения «программы успеха» для Музы и Беллы. Очень упёртая дамочка. Но я и не таких в своё время обкатывал.

Но надо было отвечать, и я ответил:

– Хотите играть хоть что-нибудь, да? Лишь бы играть роли? Любые роли?

– Хочу! – вскинулась Фаина Георгиевна. – Я уже на всё готова!

– И режиссёру мотать нервы не будете?

– Не буду!

– Придумывать о нём анекдоты?

Фаина Георгиевна кивнула.

– Спорить с ним, ругаться? Демонстрировать своё превосходство и что «пуп земли» здесь только Великая Раневская, а все остальные, так себе, сбоку?

– Муля! – возмутилась Фаина Георгиевна.

– Так да или нет?

– Я же сказала, что да! – она уже начала терять терпение.

– Отлично, я завтра прямо с утра пойду к Глориозову и договорюсь с ним о роли для вас, – начал я, но Фаина Георгиевна обрадовалась:

– Глориозов ничтожный как директор театра и режиссёр, конечно же, но у меня сейчас особо и выбора нету.

Опять двадцать пять!

– То есть вы сейчас уверены, что он вам предложить главные роли в лучших спектаклях?

– Ну, возможно не главные, – задумалась Фаина Георгиевна, – там же местных прим придётся двигать, но если ты договоришься, то думаю, он найдёт для меня подходящую роль.

Так, всё намного хуже, чем я думал.

– Фаина Георгиевна, – тихо сказал я, – я уже разговаривал с ним. Он даже слышать про вас не хочет.

– Этот? Этот халтурщик?!!! – взвилась Раневская, – да он бездарность и фальшивка! Позорник!

Она несколько минут метала громы и молнии, аж стёкла дрожали. Я терпеливо ждал, пока накал эмоций утихнет. Когда она выдохлась, сказал:

– Да, представьте себе. Даже такой бездарный режиссёр как Глориозов категорически не хочет брать вас ни на одну роль. Ни на одну, Фаина Георгиевна! При звуках вашего имени его перекосило.

– Так, а как же… – растерянно пролепетала Раневская.

– Я не сказал, что всё получится сразу, – развёл руками я, – но я буду пытаться. Я оказал ему услугу. И его театр не закрыли. И он прекрасно знает, кто именно его спас. Поэтому может пойти мне навстречу и выполнить просьбу об ответной услуге. Тем более две роли для вас там точно есть.

– Две роли?! – аж захлопала в ладоши Раневская, – какие же?

– Скомороха в «Скоморохе Памфалоне» и Лешего в «Аленьком цветочке» – ответил я и Фаина Георгиевна, казалось, сейчас упадёт в обморок.

– Я? Муля, ты бредишь! Да чтобы я играла эти роли в «Скоморохе Памфалоне»?! В «Аленьком цветочке»?! Пела частушки скоморохов и кликушествовала? Не бывать этому!

– Тогда вам остаётся сидеть здесь, в коммуналке и упиваться жалостью к себе.

Я встал и развёл руками:

– Да и с этими ролями не всё так просто. Это Печкин, который в них играет, собирается с невестой Ложкиной в свадебное путешествие, в Костромскую область. Вот Глориозов и будет сейчас искать временную замену. Временную, Фаина Георгиевна. На неделю или две. А если вы сейчас хотите, то, кроме того, что нужно заставить Глориозова выполнить ответную услугу и взять вас на эти роли, нужно ещё уговорить Печкина взять неделю до свадьбы и неделю после, а не так как он сразу хотел – две недели после свадьбы. А вы же сами знаете, как он к деньгам относится.

Фаина Георгиевна сдулась, словно из неё весь воздух выкачали. Разом словно постарела.

Мне было очень её жаль. Очень! Прямо до слёз. Но больным дают лекарство, и оно всегда очень горькое, противное, мерзкое. И нужно заставить себя выпить это горькое лекарство. И только потом человек может выздороветь. А может и не выздороветь. Тут уж как повезёт.

Поэтому мои слова были для неё сейчас этим горьким лекарством. Если она примет это, переварит, в смысле сделает выводы, и изменит модель поведения, то дальше можно будет продвигать её на главные роли в лучших фильмах. Но если она продолжит, по сути, вот это саморазрушение, то ничего у меня не получится. И ни у одного психолога никогда не получится. Нельзя человека заставить против его воли быть счастливым.

Так что пусть отрефлексирует.

Поэтому я встал и сказал:

– Ладно. Устал я с вами тетешкаться, Фаина Георгиевна. Всё равно от вас благодарности не дождёшься. Но вы сегодня подумайте и скажите мне, если решите играть скоморохов. Я тогда с Глориозовым поговорю. Только не тяните, пожалуйста. А то Печкин не сегодня-завтра заявление напишет и тогда на эту роль какого-то Васю Дудкина возьмут.

С этими словами я вышел, закрыв дверь за собой и не дожидаясь ответа.

Пусть Злая Фуфа позлится. Ей нужно крепко переосмыслить своё поведение. Это как вытряхнуть пыльный коврик. Ей же нужно сейчас вытряхнуть свою душу и избавиться от этих надуманных детских обид и капризов.

В коридоре меня ждал дамский консилиум из заинтересованных товарищей соседок.

– Ну, что там? – прошептала Белла.

Я сделал большие глаза, показал на свои уши, потом на дверь в комнату Фаины Георгиевны и опять сделал большие глаза.

Товарищи дамочки мою пантомиму поняли, всё правильно сообразили и моментально потащили меня на кухню. При этом Лилю поставили на стрёме, а сами набросились на меня.

– Как она? Что сказала? – меня наперебой засыпали вопросами.

– Разозлилась, – честно ответил я.

– Да зачем же ты её так? – всплеснула руками Ложкина.

– Муля знает, что делает, – ответила ей Муза.

– Да что вы к нему прицепились? – фыркнула Белла, – правильно всё Муля сделал. Он её разозлил, вывел из апатии. А то она уже как мёртвая всё это время лежала. Даже есть не хотела! А теперь пусть она будет лучше злая. Зато вы же знаете её характер, она сейчас начнёт всех гонять и сделает в конце концов так, как надо! Так что Муля правильно, что ты её разозлил. Молодец!

Я прижал руку к сердцу и обозначил благодарственный поклон:

– Всегда даже не сомневался в ваших аналитических способностях и интеллекте, Белла.

– Вот паршивец, – хихикнула Белла и вытащила пачку с сигаретами.

Моя рука невольно потянулась к ней. И я не смог себя заставить не взять. А с другой стороны, ну и что? Один раз можно. Тем более, я для человечества сейчас сделал великую вещь: я вытащил Раневскую из начинающейся затяжной депрессии. И теперь её искусство не утеряно для потомков. Зная её характер, я уверен, что вот уж теперь мы пободаемся. И с режиссёрами, и с обстоятельствами. Но главное – мы пободаемся с характером и «тараканами» самой Фаины Георгиевны.

Я с наслаждением закурил в форточку.

Курильщиками были только мы с Беллой, но остальные всё равно не расходились. Они жаждали подробностей. Сериалов в это время ещё не было, поэтому народ развлекался, как умел, и каждый, даже самый незначительный, скандальчик смаковался с удовольствием и долго.

– А что она сказала? – прицепились ко мне Муза и Ложкина.

Белла скривилась. Я понял по её виду, что она специально спровоцировала меня сигаретами, чтобы мы остались на кухне вдвоем и она спокойно могла выудить у меня подробности нашего разговора. Но остальные не ушли. Они хотели знать подробности тоже.

– Кто-то идёт, – пискнула от двери Лиля и шмыгнула к нам.

Товарищи женщины моментально преобразились:

– А я буду рассольник своему Петру Кузьмичу готовить! – громко (даже слишком громко) заверещала Ложкина, – с перловкой! С перловкой буду готовить, вы слышите?! А вы знаете, что рассольник можно готовить по четырём рецептам? И он будет разным! Рассольник!

– А я не люблю рассольник, у меня его дома никто не ест! – взвизгнула Лиля оглушительным голосом на четыре октавы. – Даже Колька не ест! Рассольник!

Они так демонстративно принялись обсуждать этот чёртов рассольник, что сразу стало ясно, что тут только что кому-то яростно и увлечённо перемывали кости.

На кухню вошел Орфей Жасминов.

Здесь следует пояснить, что он на два дня уезжал в командировку. Насколько я понимаю, у них где-то была вроде как какая-то то ли конференция, то ли богемная театральная тусовка, то ли он врёт и вообще ездил по своим делам, но не хотел говорить куда и зачем.

– Здравствуйте, товарищи соседи, – вежливо поздоровался он со всеми нами и улыбнулся Лиле.

Одет он был, как и всегда, с иголочки. Сейчас апрель только-только начался, но на улице было ветрено и сыро. Поэтому Жасминов был в пальто и шляпе. Под мышкой он держал ярко раскрашенную деревянную лошадку-качалку.

– Вот, – протянул он лошадку Лиле, – для Коли взял.

Судя по тому, как зарделось и ещё больше похорошело лицо Лили, она обрадовалась отнюдь не лошадке.

Лица у Беллы и Музы вытянулись, а Ложкина осуждающе фыркнула.

– Как прошла командировка? – огромные глаза испуганного оленёнка посмотрели на Жасминова, и его щёки полыхнули румянцем.

Они молча смотрели друг на друга. А Лиля прижимала к себе лошадку, как родную, и нежно поглаживала её по деревянной гриве.

– А я нынче на рынке творог взяла, задёшево, – с намёком сказала возмущённым голосом Ложкина, – такой хороший. Жирный такой и зернистый при этом. Прямо на пластиночки такие масляные рассыпается. Мой Пётр Кузьмич ел и всё нахваливал. Думала с творогом ватрушек напечь, но он и так поел. Со сметанкой.

– А я ватрушки с брусникой больше люблю, – подхватила тему Муза, но глаза её при этом косились на Лилю и Жасминова.

Дальше тема ватрушек окончательно себя исчерпала и все замолчали. Повисла многозначительная густая тишина.

Лиля и Жасминов продолжали молчать и смотреть друг на друга. И между ними сейчас была только лошадка.

– Муля, а ты какие ватрушки любишь? – красноречиво семафоря мне взглядом, спросила Белла.

Я понял, что пора вмешаться и затушил окурок:

– Товарищ Жасминов, как командировка ваша прошла? – спросил я, оставив вопрос о ватрушках без ответа.

– Ч-что? – с усилием отвёл взгляд от Лили Жасминов и посмотрел на меня с таким изумлением, словно вообще впервые человека живого увидел.

– Командировка, говорю, как прошла? – чуть насмешливо повторил я.

Рядом не выдержала и фыркнула Белла.

Жасминов очнулся, всё понял и вспыхнул. Но, справился с собой и ответил культурным голосом:

– Результативно прошла, спасибо, Муля. В поезде только слегка простыл. А так всё нормально.

– Ой! У меня же есть мёд! При простуде нужен мёд! Я сейчас чаю согрею, – моментально захлопотала Лиля, нежно прижимая к груди лошадку, но не сдвинулась с места даже ни на шаг.

– И то правда, – поддакнула Ложкина и сурово проворчала, – чай липовый нужен. У меня липа есть. Пошли, Лилька, отсыплю. Заваришь ему.

Лиля сделала над собой усилие и поплелась за Ложкиной. Всё же не удержалась и пару раз оглянулась на нас (ага, на нас, конечно именно на нас!).

Жасминов остался стоять на кухне, но в душе порывался бежать помогать заваривать чай. Поэтому я сказал, чтобы чуть разрядить обстановку:

– Товарищ Жасминов, а вы Глориозова хорошо знаете?

– Это директор театра, что ли? – наморщил лоб Орфей. – Так, знаком с ним, но не близко. Он меня один раз приглашал петь в его постановке, но у меня там накладка вышла, и я не смог. Больше он меня не приглашал.

– Обидчивый такой, что ли? – полюбопытствовал я.

– Да не сказал бы, – покачал головой Жасминов и чихнул, – может, принципиальный. А может, прима его там мутит.

Он вновь с надеждой посмотрел по направлению коридора. Но там никого не было. Тогда он вытащил из кармана носовой платок и с наслаждением высморкался.

Белла спохватилась:

– А у меня калина есть! Я сейчас принесу, – и умчалась за калиной.

Муза вздохнула, у неё ничего не было: ни калины, ни мёда, ни даже чаю. Поэтому она просто осталась стоять рядом. Уж очень ей любопытно было узнать, чем всё закончится.

– Орфей, а кто на финансирование разных спектаклей влияет? – спросил я.

А сам мучительно размышлял, может стоит прозондировать эту сторону вопроса? Если бы я мог влиять на тех, кто влияет на финансирование спектаклей, то можно было бы иметь рычаг давления на режиссёров и диктовать им, кого взять на главную роль! Но пойдут ли они на это? Нет. Слишком длинный путь. Не годится.

Я совершенно задумался и как-то незаметно пропустил момент, когда на кухне появились одновременно все: и Белла с калиной, и Лиля с липовым чаем и мёдом, и Ложкина, которая тащила кастрюльку с исходящей паром вареной картошкой. Все они бежали спасать Жасминова от насморка.

Кухню моментально заполонили всевозможные аппетитные ароматы: мёда, липы, картошки и ещё чего-то горьковато-вкусного.

Муза побледнела. Мне показалось, что она сейчас упадёт в обморок.

– Муза, – тихо, почти шепотом, сказал ей я, – у меня есть вареники с капустой и с картошкой. Шкварками с луком зажаренные. Дуся вчера полную кастрюлю сделала. Мы с Беллой сегодня утром всё съесть не смогли. Пойдёмте ко мне, поможете? А то Дуся придёт, увидит, что вареники остались, и обидится. Вы же знаете эту Дусю, какая она.

Муза вздрогнула, машинально сглотнула, а потом вздёрнула подбородок и отчеканила ледяным тоном:

– Благодарю, Муля, я не голодна.

И тут, когда Ложкина открыла крышку кастрюльки, чтобы Жасминов мог подышать над картошкой в мундирке, в животе у Музы громко заурчало. Кровь бросилась ей в лицо, но она прямая, с абсолютно ровной спиной и высоко поднятой головой, гордо чеканя шаг, удалилась к себе в комнату.

Ну вот что ты тут сделаешь!

Тем временем операция по спасению Жасминова от насморка началась:

– Орфей, ниже немножечко! – ворковала Лиля, поддерживая нежными руками голову Жасминова над кастрюлькой с картошкой, – дышите глубже. Ещё глубже, Орфей!

И тут дверь открылась и вошел Гришка Пантелеймонов, Лилин муж.

Глава 3

– Это что такое?! – взревел он так, что он неожиданности Лиля выпустила голову Жасминова и эта его сопливая голова с тихим плюхом угодила прямо в кастрюлю с картошкой.

Жасминов заорал, словно лось в период гона, и попытался освободиться. Но не тут-то было. То ли кастрюля Ложкиной была с подвохом, то ли при падении Жасминов как-то неправильно повернул голову, то ли вообще его голова разбухла из-за благотворного влияния картофельного пара. А, может, и вовсе судьбе-злодейке мало было наградить Жасминова сопливым носом, так ещё и это вдобавок. Или просто чёрная полоса решила начаться…

И вот ситуация: коммунальная квартира, в дверях кухни дурниной ревёт оскорблённый Григорий, а из кастрюли ещё большей дурниной ревёт обожжённый Жасминов.

А потом завизжала сперва Лиля, а потом и все остальные товарищи бабы присоединились. Но они уже, очевидно, от ужаса. Или просто за компанию.

В общем, хор китайских мальчиков, точнее девочек, получился – залюбуешься.

Я аж залюбовался.

Вместо того, чтобы попытаться помочь вытащить застрявшую голову Жасминова, Лиля бросилась к мужу:

– Гриша, ты вернулся! – экспрессивно воскликнула она и попыталась прильнуть к пролетарской груди мужа.

Но Григорий был столь впечатлён открывшейся ему вероломной картиной, что прижаться к себе голове неверной супруги категорически не позволил.

– Уйди, бесстыжая! Видеть тебя больше не хочу! – гневно взревел он и гордо удалился, ничего не захотев слушать.

Лиля зарыдала, на наших глазах уютное семейное гнёздышко Пантелеймоновых рушилось.

Заточенный в картофельной кастрюльке Жасминов уже не орал, а лишь горестно и обречённо подвывал. Всё равно на него никто не обращал внимания. Все занимались тем, что утешали рыдающую Лилю и строили вероятные прогнозы на развитие событий в перспективе.

– Убьёт Гришка Жасминова, – покачала украшенной новыми локонами головой Ложкина, – как пить дать теперь убьёт.

Лиля зарыдала громче.

– Да нет, – не соглашалась более рациональная Белла, – просто сильно поколотит и выгонит. А может, даже ногу ему сломает. Но потом всё равно выгонит. И Лильку выгонит. Доигралась.

Лиля зарыдала ещё громче.

– Обоих убьёт, – удовлетворённо констатировала Зайка, которая как раз подошла и концовку всей этой истории прекрасно видела. – А потом и сам повесится.

Она выпалила эту тираду категорическим голосом, а потом с придыханием добавила:

– Это так романтично!

Лиля уже захлёбывалась в истерических рыданиях.

Нужно было срочно исправлять ситуацию, иначе товарищи женщины раздуют на уровень Всемирного Потопа и это всё никогда не закончится.

И я сказал, чётко чеканя слова:

– Жаль! Очень жаль!

Все головы моментально повернулись ко мне. В воздухе повис вопрос. Поэтому я охотно пояснил всем желающим:

– Жаль, что свадьба товарищей Ложкиной и Печкина отменяется, – а потом с тихой печалью в голосе добавил, – а я ведь уже и подарок купил…

Эта новость вывела всех из одного ступора, но вогнала в другой (мною был применён принцип «переключения»*).

– П-почему это отменяется? – с негодованием охнула Ложкина, как лицо наиболее заинтересованное, – ничего не отменяется! Я уже и фату даже купила…

От новости о фате моментально была забыта и рыдающая Лиля, и заключенный в кастрюльный каземат Жасминов, и даже оскорблённый Гришка.

– Где купила? – раненой тигрицей моментально подобралась Зайка и завистливо потребовала строгим голосом. – Покажи!

– Не скажу! – упрямо дёрнула головой Ложкина и её упругие, выкрашенные хной, локоны игриво подпрыгнули. – И не покажу! Где надо, там и купила! Не твоё собачье дело. Ишь, какая хитрая. Да и всё равно, до свадьбы видеть наряд невесты нельзя. Примета такая.

– Так почему это отменяется? – возмущённо заорала Белла, обнаружив, что разговор уходит вообще не в ту сторону.

– Если Григорий убьёт товарища Жасминова, или Лилю, или их обоих, то его посадят в тюрьму, а хоронить потом соседям придётся, – охотно пояснил я и добавил, – хотя можно провести сперва похороны, а потом свадьбу. Советскими законами это не запрещено.

Я немного задумался, а потом уточнил:

– Или наоборот.

– Ы-ыы-ы-ы-ы-ы… – Лиля зарыдала громче: она не хотела, чтобы их с Жасминовым убивали, а Гришка садился в тюрьму.

Не знаю, что бы мы нарешали, но на кухню вышел Печкин.

Он был взъерошен, и на одной стороне лица отпечаталась вышивка от подушки, вроде как маргаритки. Внимательно осмотрев поле боя, он почесал растрёпанный затылок и сказал мудрым голосом:

– Нужно товарища соседа оттуда вытаскивать, и то срочно. А то задохнётся ведь, жалко.

И все вспомнили о Жасминове и бросились его вытаскивать.

Примерно через несколько минут и совместных усилий соседей, сдобренных непечатными выражениями, голова Жасминова была извлечена из кастрюли.

– Получилось картофельное пюре, – философски подытожил Печкин, заглянув в кастрюлю с остатками картошки, а потом добавил укоризненным голосом. – А я ведь хотел в мундире. Там калия больше, а он для костей полезен, я в журнале читал.

С этими словами он печально вздохнул, развернулся и пошел в комнату. А следом за ним побежала встревоженная Ложкина.

– О, ужас! – сказала Белла и расхохоталась.

Я тоже посмотрел на лицо Жасминова и еле-еле сдержал смех.

От горячей картошки лицо соседа сейчас представляло собой раздувшуюся розовую подушку. От былой театральной красоты не осталось и следа.

– Гришенька-а-а-а! – завопила Лиля, увидев некрасивое теперь лицо Жаминова, и побежала в комнату срочно мириться с супругом.

– Лиля, – прошептал уязвлённый Жасминов и воздел руки, как Дездемона над черепом бедного Йорика (ну, или кто там над кем, я иногда от переживаний путаюсь).

Так как ситуация в принципе разрешилась, то я посчитал свою миссию выполненной и пошел обратно в комнату.

И был сильно обескуражен, обнаружив за своим столом Гришку.

– Я теперь у тебя поживу, – заявил он мне хмуро, – не могу видеть счастливые лица этих негодяев.

Я удивился, зарёванное лицо негодяйки Лили и обожжённое лицо негодяя Жасминова уж никак не тянули на счастливые. Кроме того, я категорически не хотел, чтобы у меня в комнате жил Гришка.

Но ответить я не успел, потому что Гришка сказал:

– Надо выпить, – и с надеждой требовательно посмотрел на меня.

Выпивки у меня не было. Да и в принципе я предпочитал не напиваться посреди рабочей недели, если нет очень весомого повода. Поэтому сказал категорическим голосом:

– Завтра на работу, Григорий.

– У меня отгулы, – равнодушно махнул рукой Гришка, – так что мечи на стол всё, что есть. Загуляем дня на два-три.

– А потом? – спросил я, в это время тщетно пытаясь придумать выход из ситуации.

– А потом я просплюсь, убью Лильку и Жасминова и сяду в тюрьму, – печальным голосом сказал Гришка и вздохнул, – Кольку вот только жалко.

Мне это надоело, и я сказал:

– Перестал бы ты, Григорий, дурью маяться. Ну вот сам подумай, что там такого случилось?

– Я всё видел, – мрачно сказал обманутый муж.

– Что ты видел? – зачал уже злиться я.

– Всё! – отрезал Григорий и посчитал, что на этом обсуждение поведения вероломной супруги можно заканчивать.

Но я очень не хотел, чтобы он поселялся у меня в комнате. Поэтому настойчиво продолжал развивать тему:

– Ну да, собрались все соседки на кухне и помогали Жасминову делать ингаляции из картошки. От насморка.

– Но держала его голову она! – не сдавался уязвлённый Григорий.

– Потому что у неё руки самые тонкие, – ответил я, – ты руки Беллы видел? Да у неё в кастрюлю одна рука бы только влезла, и то не факт! А голову Жасминова тогда куда пихать, если там будет рука Беллы?

– Эх, подвёл ты меня, Муля, – хмуро сказал Гришка, не обращая внимания на мою аргументацию. – Сам подговорил меня ночевать на заводе, а в это время этот павлин её охмурил.

– Ничего он её не охмурил, – покачал головой я, – там же Полина Харитоновна всё время с нею была. Сам понимаешь, даже при всём желании, ничего бы там не вышло. Ты же свою тёщу знаешь. А когда она уехала, то Жаминов тоже уехал. В командировку. Вернулся вот перед твоим приходом.

Григорий призадумался и лицо его немножко разгладилось. А я добавил контрольный:

– Мирись с нею, Гриша. А то действительно, ты своей глупой ревностью можешь к чему угодно её подтолкнуть.

– Думаешь? – неуверенно сказал Гришка. Он всё ещё сомневался. Нужно было додавить. Поэтому я привёл главный аргумент:

– Ради Кольки мирись. Ему сестрёнка нужна. Срочно!

Гришка, после недельного дежурства на заводе, живо заинтересовался таким хорошим выходом из ситуации и сказал торжественным голосом:

– Да, ты прав, Муля. Ради сына пойду прямо сейчас и помирюсь с нею. А то жалко, если сиротой останется, – он ещё немного подумал, помялся, а потом решительно и торопливо вышел из моей комнаты.

Назад он не вернулся.

Каюсь, я расслабился. Точнее переключил фокус внимания на проблемы дома, в коммуналке и у родителей Мули и совершенно перестал отслеживать наперёд обстановку на работе. Кроме того, эти дни выдались настолько рутинно-спокойными, что никто бы и не подумал, что произойдёт дальше.

А дальше было вот что.

Я сидел и, как обычно, работал в нашем кабинете, на своём рабочем месте. До конца рабочего дня оставалось каких-то два часа. И я уже предвкушал, что сегодня у меня днём побывала Дуся (они с Модестом Фёдоровичем выделили для неё аж два дня, в понедельник и четверг, когда она приходила ко мне, готовила и наводила порядок). Я был практически абсолютно счастлив: с меня сняли всю бытовуху, которая в это послевоенное время была особенно некомфортной и тяжелой.

И вот я уже предвкушал, что сейчас вернусь домой и буду наслаждаться чистотой и приготовленными Дусей блюдами, с удовольствием гадал, что она сегодня такого интересного сделает: котлеты или, может, как в прошлый раз, пирог с рыбой?

И тут дверь открылась и в кабинет заглянул седоусый, который уже дважды при мне вёл заседания профсоюза, и кивком поманил меня на выход.

Ну, ладно, я встал, удивлённо взглянул на коллег (но по их лицам было видно, что они и сами не в курсе) и вышел из кабинета.

– Бубнов, – сказал седоусый, – там на тебя служебку написали. Точнее докладную. Так что будем разбираться.

– На меня? – честно признаюсь, я так удивился, что прямо удивился. В последние дни я был, как и мечтал Козляткин, образцово-показательным сотрудником: тише воды, ниже травы. Писал рабочие бумаги и ни в какие передряги не лез. Даже в столовую не ходил (потому что таскал коробочку с любовно приготовленными Дусей обедами).

– На тебя. На тебя, – вздохнул седоусый и пожаловался, – ну почему вам спокойно не работается, люди?! Ну почему от вас столько проблем?!

– А кто? – наконец-то пришел в себя я и додумался спросить.

– Ну, а сам как думаешь? – скептически взглянул на меня седоусый.

– У меня два варианта, – развёл руками я, – или Барышников, или Уточкина. Больше меня здесь не желает подставить никто. Хотя, может, ещё Лёля. Или Зина.

– Мда, – прокомментировал мои допущения седоусый. – Не угадал.

– Да ладно! – удивился я, – а кто тогда?

– Да комсорг наш, – сказал седоусый.

– Он? – я так удивился, что чуть челюсть не уронил, – а он-то за что?

– А вот на собрании и ознакомишься с сутью претензий, – сухо ответил седоусый и добавил, – сегодня в шесть пятнадцать, в актовом зале. И не опаздывай.

Я кивнул, но он даже не посмотрел, и сразу ушел. А я стоял в коридоре и пытался понять логику: что не так и за что этот карьерист может написать на меня докладную?

Недолго думая, я отправился в Красный уголок. Решил, спрошу у него обо всём сам. Пусть посмотрит мне в глаза и ответит.

Но мне не повезло и дверь оказалась заперта. Возможно, комсорг предугадал такое развитие событий, что я приду, и решил пока лишний раз не отсвечивать.

Для самоуспокоения я несколько раз подёргал ручку двери, постучал и даже пнул её в надежде, что комсорг закрылся изнутри и сидит, может, стенгазету рисует. Но нет, там было тихо. Или же он сидел как мышь и не выходил.

Я вздохнул и хотел уже возвращаться на рабочее место, как меня окликнули:

– Муля! – навстречу мне торопливо шла девушка (я так их имена и не узнал), её я видел среди подруг той кареглазки, которая пыталась заманить меня к ним на лекцию вместо субботника.

– Что? – я остановился и подождал, пока она поравняется со мной.

Можно и поболтать. Всё равно после визита седоусого настроения работать больше нету. Не то, чтобы я боялся или переживал за служебку комсорга, но всё равно было как-то неприятно. Мог бы сперва со мной поговорить.

– Муля, слушай, ты давно уже лекции не проводишь, – лучезарно улыбнулась она мне, – а мы с девочками хотим тебя послушать. Вчера ходили в Красный уголок на политинформацию, так этот придурок пригласил из отдела кадров Трофимыча и тот нам полчаса про технику безопасности рассказывал. Я чуть не уснула. Только обед потратила…

– А потом что было? – кажется, я начал понимать, отчего комсорг написал на меня служебку.

– А потом девчонки с ним поругались. Хотели, чтобы ты лучше выступил.

– Ага, теперь понятно, почему меня на собрание по докладной срочно вызывают, – мрачно подытожил её рассказ я.

– Почему? – округлила глаза девушка.

– А потому что ваш любимый комсорг после вчерашнего бунта написал на меня служебку. Сегодня в шесть пятнадцать будет грандиозная разборка, – развёл руками я. – Я оказался виноват во всём.

– Ну, ничего себе! – округлила глаза девушка и добавила, – Ты не беспокойся, Муля, мы все придём на собрание и будем тебя защищать! Честное комсомольское!

– Ну если прямо все придёте, – с печальной печалью в голосе сказал я, – и попробуете спасти меня, то так и быть, прочитаю вам потом одну лекцию. Тема будет о том, как правильно использовать внешний вид, чтобы любому человеку понравиться с первого взгляда. Только ты, пожалуйста, никому не говори, ладно?

– Ах! – девушка поклялась, что конечно же она никому и никогда не скажет. Но по её вспыхнувшим от любопытства глазам стало понятно, что сейчас эту новость будет знать весь Комитет по искусствам, как минимум. Во всяком случае вся её женская часть.

Вот и прекрасно. Именно этого я и хотел.

Нужно чуток всколыхнуть это болотце. А то вишь, решил на меня докладную написать, гад. Я усмехнулся. Уверен, сейчас моя улыбка больше напоминала оскал.

Ну, а что, нужно сейчас сесть и очень правильно и не спеша составить стратегию моего выступления на собрании. Если я всё правильно проверну, и моя группа поддержки сделает всё как надо, то уже через пару дней в Комитете будет новый комсорг.

И я даже знаю, как его зовут…

Поэтому остаток рабочего дня я просидел за столом и прикидывал все доводы, которыми может обличить меня комсорг. Соответственно я проработал и все аргументы, которыми смогу от него отбиться. Отдельным столбиком я выписал косяки комсорга и все вероятные улучшения, которые назрели у нас в комсомольской организации и можно сделать при моём непосредственном руководстве.

И так увлёкся, что почти не заметил, как пролетело время.

Когда закончился рабочий день, ровно в шесть часов, я сложил вещи, собрал портфель (нужно будет озаботиться и купить себе новый, нормальный) и направился в актовый зал. Сейчас мне предстояла нешуточная такая битва. Нет, так-то это был просто хамский наезд на меня и мне достаточно было доказать, что я не при делах. Но я хотел два в одном, чтобы и себя обелить, и сдвинуть комсорга.

Я повернул в коридор и практически нос к носу столкнулся с Ларисой, которая вела какую-то девушку.

– Муля, – сказала она, увидев меня, – Это к тебе пришли.

Я присмотрелся внимательнее – девушка была знакомая, пушистые волосы, тёмные глаза-вишенки.

– Машенька? – удивился я.

– – – – – – – – – – – -

*принцип «переключения»* используется в детской психологии: когда ребёнок лезет, куда нельзя, то вместо того, чтобы ругать его и наказывать, нужно просто переключить его внимание на что-то более интересное.