Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 165 (всего у книги 350 страниц)

Когда все устали, я сказал:

– На этом пока всё, Вера. Тренируйся. Попробуй зацепить кого-то. Так, как я тебя учил. И вечером тебе надо будет сходить на премьеру к Завадскому.

– И как он меня увидит среди сотен зрителей? – пожала плечами Вера.

– Подаришь ему букет. Причём постарайся за кулисами это сделать. И попроси автограф. Только говори так, как я тебя учил. И платье это не одевай.

– Хорошо, – кивнула Верка и ушла. Ушел и Жасминов.

Я уже собрался спать, когда Дуся смущённо сказала:

– А ты знаешь, Муля, я вот слушала тебя, слушала и подумала… – она не договорила, смутилась и покраснела.

– О чём? – спросил я, волевым усилием сдерживая зевок.

– Я же всю жизнь у чужих людей в услужении. Как-то даже и не задумывалась, что жизнь прошла, я Лизоньку и Наденьку растить помогала, потом тебя вырастила. Тебя так вообще из пелёнок, почитай, сама вырастила. Скоро уже и у тебя дети пойдут…

Она вздохнула и продолжила, с усилием подбирая слова. Видно было, что эта тема для неё наболевшая:

– А сама-то я для себя и не пожила ни капельки. Вон ты даже Верку научил, как мужика этого, Завадского, зацепить и оженить. Так на ней клейма негде ставить, профурсетка такая. А я чем хуже?

– Ничем, – согласился я и добавил, чтобы Дуся не обиделась, – ты в сто, нет в тыщу раз лучше.

– А почему я тогда замуж не вышла? Почему у меня, почитай, и кавалеров никогда не было? Так, по молодости были какие-то ухажёры, но толку от них не было – все одного только хотели. А замуж никто и звать не звал. Так зачем мне такие? Почему мне так не везёт, Муля? Разве ж я уродка какая-то?

Я отрицательно покачал головой.

– Тогда почему? Что мне делать? Вот ты можешь научить меня так, чтобы и я себе кавалера нашла? Вон ты даже для Ложкиной мужика нашёл. И хорошего, я скажу, мужика. А я чем хуже?

Я долго молчал, ошеломлённый Дусиным напором и искренностью, а потом сказал:

– С тобой, Дуся, всё просто. Ты попала в семью моего деда из великой бедности. Так?

– Ох и бедность была, Муля, у мамки сколько детей от голода померло. – Дуся кивнула и украдкой смахнула слезу.

– Вот. А когда ты попала в дом к моему деду, ты старалась работать, чтобы ещё какую копейку и домой выслать. Ведь так?

– Так, Муленька, всё так…

– И тебе было некогда на свидания бегать. Правильно?

Дуся кивнула.

– Ну вот видишь. А потом ты привыкла к такой жизни. Втянулась. Тебе уже и нравиться это начало. Какие-то парни у тебя были. Но тебе свидания с ними не понравились, и ты вообще плюнула на всё это и стала воспринимать семью моего деда, как свою собственную. Да к тебе и относились всегда, как к родственнице.

– Всё правильно, – вздохнула Дуся.

– А потом очнулась, а полжизни прошло, и ты уже не молоденькая румяная девчушка-хохотушка.

– Так что, так и помру бобылькой бесприютной?

– Ты так хочешь замуж? – прямо спросил я.

– Ну, не то, чтобы прямо замуж, – покраснела Дуся и сердито сказала, – ладно, давай спать!

– Погоди, Дуся, – не согласился я, – давай таки решим, что ты хочешь. Если ты хочешь замуж, то как ты себе это представляешь?

– В каком смысле? – перепугалась Дуся и опять покраснела.

– Ну вот будет у тебя муж. Вот какой он должен быть?

– Кто?

– Муж твой будущий.

– Мне бы хоть какой, – печально вздохнула она, – у меня никакого никогда не было…

– То есть, если к тебе завтра посватается Михалыч, который бачок нам чинил в туалете, то ты за него сразу и пойдёшь?

– За Михалыча? – возмущённо всплеснула руками Дуся, – да ни в жизнь! Он же алкаш противный и чесноком от него всегда воняет. Нет, за Михалыча я никогда не пойду! Ты даже не думай, Муля!

– Ладно, я тебя понял, – покладисто кивнул я, – к чёрту Михалыча. А вот за Герасима пошла бы?

– Так Герасим же к этой… к Валюхе поехал. Ну, Нонна которая, – растерялась наивная Дуся.

– А вот предположим, если бы он к ней не уехал. Пошла бы ты замуж за Герасима?

Дуся посмотрела на меня, как на придурка, и сказала:

– Ну и зачем он мне такой? За всю жизнь ничего, кроме чулана не нажил. Мы там вдвоём даже и не поместимся. Нет, Герасим мне не нужен.

– А Жасминов? – усмехнулся я.

– Издеваешься? – нахмурилась Дуся.

– Нет, не издеваюсь. Хочу понять, какие мужчины тебе нравятся.

– Да какие мужчины, – покраснела Дуся. – чтоб был мужиком.

– Так, а Жасминов он не мужик разве?

– Бабник он, а не мужик! – нелогично рассердилась Дуся, – и толку от него нету. Мне нужен хозяйственный и домовитый.

– Ну, вон Гришка домовитый и хозяйственный, – привёл пример я, – прекрасный фрезеровщик. Комнату ему вон от завода какую большую дали. Такой бы тебе понравился?

– Хулиган и пьяница твой этот Гришка, – покачала головой Дуся, – мне спокойный мужик нужен.

– Такой, как Печкин пойдёт? – наконец, сообразил я.

– Такой, как Печкин – в самый раз, – согласилась Дуся и торопливо добавила. – Но, чтобы только не артист был. Несерьёзно, все эти тиятры.

Я задумался. И вдруг понял, с кем можно познакомить Дусю.

Глава 20

Покончив со всеми этими «душевными» разговорами, я уж совсем было намылился спать, как вдруг в дверь постучали.

Громко. Требовательно.

Я аж вздрогнул от неожиданности.

Нет, так-то у нас всегда перед сном в квартире броуновское движение жильцов усиливается: соседи носятся туда-сюда, звонки в дверь раздаются довольно часто, так, что я уже давно привык и не обращаю внимание. Тем более у нас с Дусей договорено, что всегда открывает она (потому что ходят, в основном, к ней – то молоко привезут из деревни, то соседка за солью заглянет, то ещё какая-нибудь ерунда). Вот и сейчас я прошляпил, звонили или нет, мне или не мне.

Но как бы то ни было, в дверь постучали, и мы с Дусей одновременно выпалили:

– Открыто!

Я почему-то подспудно ожидал, что это Завадский пожаловал с разборками.

Но нет, на пороге возник совершенно незнакомый мне персонаж: мужчина лет тридцати пяти – сорока на вид, с внушительными залысинами и с такими же внушительными бакенбардами. Он был толстым и печальным. В потёртом бархатном пиджаке. Но это ещё полбеды. Категорически лучезарным голосом он сказал:

– Здравствуйте, Иммануил Модестович. Я – Эмилий Глыба, – и тут гость сделал паузу и посмотрел на меня невинным взором.

А я посмотрел на него.

– Ну… я – Глыба! – проникновенно повторил он и застенчиво улыбнулся.

Мы с Дусей переглянулись.

– И чё? – тупо сказала Дуся.

– Понимаете, я – Эмилий Глыба, драматург! – Эмилий Глыба в этом месте выдержал многозначительную паузу и посмотрел на меня ещё раз с таким выражением, словно после этих слов я должен был радостно подпрыгнуть, воскликнуть «тру-ля-ля!» и сплясать джигу.

– И чё? – повторил я за Дусей.

Эмилий Глыба смутился и чуть нервно сказал:

– Понимаете, я написал чудесную пьесу. Замечательную пьесу! Пятиактную, с прологом и эпилогом…

Я продолжал молча смотреть на него, не в силах уразуметь, что он от меня хочет.

– Пьеса называется «Чернозём и зернобобовые культуры». О жизни мелиораторов…

– Я вас поздравляю, – осторожно сказал я, – но я-то тут при чём?

– Понимаете, эмммм… – замялся Эмилий Глыба.

– Давайте ближе к делу! – не выдержав, рявкнул я (устал за день, стал раздражаться).

– Да, да, конечно, – пробормотал он и начал излагать.

И вот в изложении товарища Глыбы, выяснилось, что написал он свою пьесу и стал ходить по театрам и предлагать её поставить. Соответственно недалёкие и глупые режиссёры в силу своей ограниченности и глупости совершенно не прониклись потенциалом будущего шедевра и не разглядели у себя под носом Эльдорадо и Клондайк в одном флаконе. В общем, никто эту пьесу ставить не хотел. И вот отчаявшийся уже драматург случайно подслушал разговор Глориозова по телефону. И узнал, что некто Иммануил Бубнов из Комитета искусств продвинул какой-то необычайно успешный советско-югославский проект, который поддержали все «наверху» и даже «сам». Осталось только найти сценарий к фильму, а так уже всё готово и ждёт не дождётся старта – и смета, и декорации в Югославской Ривьере, и ракия для вдохновения талантов.

Эмилий Глыба сразу понял, что это его звёздный час. Узнать адрес упомянутого Бубнова было дело техники. Тем более, что на работе его, в смысле меня, не оказалось, поэтому, невзирая на поздний час, он пошел ко мне домой, справедливо рассудив, что нужно опередить конкурирующих драматургов.

– Так что я готов! – выдохнул Эмилий Глыба и улыбнулся. Он достал из пухлого портфеля толстую пачку отпечатанной на машинке бумаги и с нежностью положил её на стол.

Дуся аж икнула.

Нужно было спасать ситуацию.

И я сказал:

– Всё так, товарищ Глыба. Пьеса о мелиораторах – это именно то, что и должно лечь в основу советско-югославского фильма.

– Она идеологически выверена! – торопливо добавил Эмилий Глыба и просиял.

– Даже не сомневаюсь в этом, – заверил я драматурга. – Но тут есть один маленький момент, который нужно учитывать…

Эмилий Глыба напрягся.

Но я был бы не я, если бы не попытался завернуть данную ситуацию в свою пользу. Поэтому я сказал:

– Я же простой чиновник, далёкий от искусства, понимаете?

Эмилий Глыба понимал.

– Поэтому мне доверили посчитать смету, выбить финансирование, написать техническое задание и тому подобную скучную ерунду. А дальше проект передали Завадскому. Знаете же его?

Эмилий Глыба знал.

– И теперь, насколько мне известно, он ищет талантливых драматургов-сценаристов. Во всяком случае по информации до моего больничного так было. Мне кажется, вам нужно обратиться напрямую к нему. Можете, кстати, даже сослаться на меня.

Эмилий Глыба просиял:

– Спасибо! Спасибо, товарищ Бубнов! – он невнимательно пожал мне руку, прихватил свою стопочку бумаги и торопливо ретировался.

Спасть я ложился с доброй улыбкой на устах. То-то Завадскому будет сюрприз.

Уверен, Эмилий Глыба пойдёт к нему прямо сейчас.

Утро встретило птичьим щебетанием: в раскрытую форточку вместе с трелями лился напоенный цветочными запахами и выхлопами бензина воздух. Солнце шпарило уже с самого утра, день обещал был солнечным и жарким.

Благодать.

Сегодня был последний день моего липового больничного и его следовало употребить с пользой.

Позавтракав вчерашними пирожками, и чтобы не слушать Дусино ворчание, я вышел из дома (просто у Дуси сломался примус, и она не смогла приготовить мне полноценный, по её понятию, завтрак и поэтому была сердитая и ворчала).

Я прикинул, что времени у меня до обеда ещё полно, Валентина знает, что ей предстоит делать, поэтому я со спокойной душой отправился на встречу с актрисой, которую обещала познакомить со мной Вера Алмазная.

Ранним утром все актрисы и прочие труженики сцены сладко спят, поэтому, когда Вера назначила встречу в кафе в десять часов утра, я сильно удивился.

Кафе «Нивушка» в этот ранний час было почти пустым – советские граждане трудились на работе, дети были в школе, и только такие тунеядцы, как я, да пенсионеры могли позволить себе заглянуть сюда в это время. Из всех посетителей была только пожилая женщина за дальним столиком, которая с умилением наблюдала, как её внук, карапуз лет четырёх-пяти, уминает пирожное «картошка». У стойки скучала продавщица, поэтому нам никто помешать не мог.

Я пришёл самый первый, взял чашку чаю и чебурек и приготовился долго ждать.

К моему изумлению, Вера и эта актриса пришли практически вовремя. Десять минут опоздания не считается.

– Муля, привет! – проворчала Вера, с усилием сдерживая зевок, – знакомься. Это – Люда. Она актриса. Люда, а это – Муля Бубнов. Муля из Комитета искусств, я тебе говорила.

Посчитав свою миссию выполненной, Вера таки зевнула и побрела к стойке выбирать пирожное.

Мы остались с Людой вдвоём.

– Очень приятно, Люда, – галантно сказал я и словно между прочим, пробормотал с восторгом, но так, чтобы она услышала, – какой типаж! Именно то, что надо!

И уже гораздо громче сказал:

– Люда, вы будете пирожное? Или лучше чебурек? Здесь замечательные чебуреки. Ещё горячие. Только-только привезли.

Люда представляла собой тот тип актрис, судьба которых быть даже не на вторых, а на третьих ролях, в массовке и на подтанцовке. Нельзя было сказать, что она некрасивая. Наоборот, даже очень привлекательная: белокурая девушка с голубыми глазами и носиком пуговкой – она была миловидной, но совершенно не обладала той неуловимой харизмой, той «изюминкой», которая заставляет сердца зрителей биться в унисон игре на сцене и в кино.

– Я не ем сладкое и мучное, – скривила носик Люда, голос у неё, кстати, был высоким и чуть писклявым, – он него толстеют.

– Тогда минеральной воды? – всё так же галантно спросил я.

– Он газа изжога, – манерно насупилась девушка.

Она была довольно молодая, вчерашняя школьница, ну, может, чуть постарше. На её фоне Вера выглядела, конечно, сильно подзатасканной.

– Ну, тогда даже и не знаю, что вам предложить, – развёл руками я и с огорчённым видом улыбнулся.

– Давайте просто поговорим, – передёрнула она плечиками, затянутыми в алую ткань блузки.

– Давайте, – согласился я.

– А это правда, что вы с Завадским дружите? – без обиняков спросила она.

«Напористая девушка, далеко пойдёт, даже без харизмы» – подумал я, а вслух ответил:

– Конечно. Я же работаю в Комитете искусств, всё финансирование через нас проходит. Через мой отдел, если говорить конкретно. Вчера только порекомендовал ему хорошего драматурга с очень перспективной пьесой. Вы же в курсе, что я позавчера передал Завадскому советско-югославский проект на съемки фильма, который уже одобрен «сверху»?

Люда была не в курсе. Судя по широко распахнутым глазам, в узких театральных кругах она явно не вращалась.

– Ну так вот, – продолжил заливаться соловьём я, – сценарий уже есть, но у нас с Завадским затруднение. Большое затруднение. Главным режиссёром согласно международному договору будет Йожи Галле, это югослав, ученик самого Франце Штиглица.

Дав Люде пару мгновений проникнуться звучанием иностранных имён, я продолжил:

– А вот актриса на главную роль согласно договору нужна наша…

– Так он, наверное, Марецкую возьмёт, как обычно, – вздохнула Люда и печально посмотрела на меня.

– Но там по сути две главные роли, – улыбнулся я и добавил, – женские. И одна из ролей словно прямо под вас написана… Под ваш типаж…

– А когда пробы? А вы можете меня порекомендовать? – моментально засыпала вопросами меня Люда.

– Конечно, – кивнул я, – ваш типаж прекрасно подходит. Просто идеально! Только есть небольшая загвоздка…

Люда вскинулась, а я пояснил:

– Вы блондинка, а там по сценарию, насколько я помню, нужна брюнетка. Но я думаю, гримёры вполне должны справиться с изменением образа.

Люда заверила меня, что это вообще не имеет значения. А если надо будет, то она готова не только перекраситься в чёрный цвет, но и остричься налысо. Лишь бы утвердили.

– Когда вы меня порекомендуете? – опять спросила она и с придыханием, призывно проворковала. – Муля, мы можем поехать сейчас ко мне, и я вам продемонстрирую свою актёрскую игру и всё, что я умею…

Она наклонилась ко мне так, что края блузки, расстёгнутые аж на три верхние пуговички, разошлись, и мне продемонстрировали всё внушительное содержимое.

Я немножко полюбовался открывшейся картиной, но потом огорчённо вздохнул:

– Сейчас не получится. Здесь есть небольшой нюанс, который может весь проект пустить под нож, – сказал я.

– К-как? Ч-что?

– Георгий Фёдорович крайне не одобряет целых две женских роли в фильме, – закручинился я. – И мне нужно поговорить с ним наедине…

– Но… – закусила губу Люда и тревожно посмотрела на меня.

– Вот только на работе с ним все эти разговоры вести нет смысла, – пояснил я, – мне нужно пересечься с ним в неформальной обстановке…. Вот только как?

– А зачем вам с ним за эти две роли говорить? Какая вам разница? – прищурилась Люда.

Всё же она была не окончательно глупа.

– На самом деле я хочу переговорить за три роли. И за мужскую тоже. Чтобы взяли моего друга, Мишу Пуговкина. Знаете такого?

Люда наморщила гладенький лобик и отрицательно покачала головой. Мишу она не знала.

– Там по сценарию роль под него писалась. А этот дурак упёрся, что он будет играть, если по сюжету будут две женщины-спутницы у него. Чтобы оттенять его игру.

– А кого он будет играть? – захлопала глазами Люда.

– Зауряд-врача. Это исторический фильм будет. И нужны две медсестры. Помощницы. Разного возраста и типажа. Чтобы диалоги были яркими, – пояснил я, – вот я и хочу уговорить Георгия Фёдоровича. Понимаете?

Люда кивнула.

– Вот только совершенно не представляю, как мне его поймать в неформальной обстановке и прекрасном расположении духа? – печально сказал я. – И очень боюсь, что этот проект получится не таким, как мы с Завадским его видим…

Я замолчал. А Люда задумалась, хмуря лобик.

Я посмотрел на неё и понял, что нужно помочь принять правильное решение, поэтому, как бы между прочим, заметил:

– Там, по сценарию, все съемки планируются на территории Югославии, а ещё где-то треть – в Париже. Скажите, Люда, в случае положительного решения по вашей кандидатуре, вы, если что, готовы будете переехать на полгода в Париж?

Глаза у Люси сверкнули предвкушением. В Париж она была готова ехать хоть на три года, хоть на пять лет, причём в любое время.

– А меня точно возьмут? – хрипло спросила она, ноздри её при этом хищно раздувались.

– Типаж второй роли точно ваш! – уверенно сказал я, – Завадский не смог найти именно такую актрису. И тут вы так удачно подвернулись! Это я вас нашел! За это получу премию и грамоту! Осталось уговорить Александрова. Вот только где его поймать?

– Я знаю, где! – вдруг твёрдо сказала, словно в омут головой, Люда, – только поклянитесь, что вы никому не расскажете и меня не выдадите?

Я поклялся.

– Ладно, – кусая от волнения губы, сказала Люда, – Григорий Фёдорович с друзьями каждую пятницу вечером собираются на одной даче. Там баня, свежий воздух и всё такое…

При этом она сильно покраснела и на миг умолкла.

Очевидно, там не только свежий воздух.

– Как мне туда попасть и где это? – с взволнованным видом спросил я.

– Запоминайте адрес, – тихим шепотом произнесла Люда и продиктовала мне расположение «обители зла», – вам лучше попасть туда после десяти, ближе к одиннадцати. Тогда Григорий Фёдорович будет уже добреньким…

Она невесело усмехнулась. А потом спохватилась и добавила:

– Вы как придёте, обойдите ограду. Там забор высоченный и запирается, так что вы внутрь не пройдёте. А возле озера тропиночка, от бани к усадьбе. И там такая калиточка. Она не запирается. В прошлый раз щеколду опять сломали. Зайдёте во двор и пойдёте по левой дорожке. Там ещё тюльпаны цветут, увидите, в общем. По правой не идите, там собака привязана, но она может дотянуться и цапнуть. Понятно? Не перепутаете?

Я кивнул, мол понятно и заверил, что не перепутаю.

– Хорошо, – вздохнула Люда, голос её дрожал. Но уж очень ей хотелось в Париж.

Поэтому она продолжила:

– В баню не ходите, не надо вам туда. А вот в дом зайти можете. Только сразу идите на второй этаж. Там в бильярд играют. Но только пообещайте мне, что на первый этаж вы не пойдёте и в комнаты заглядывать не будете. И всё, что увидите, никому не расскажете!

Я пообещал.

– Хорошо. Тогда удачи вам, – прошептала она.

– Вы там тоже сегодня будете? – спросил я.

– Нет, сегодня я не смогу, – ответила она и чуть вильнула взглядом, – Григорий Фёдорович попросил меня сопроводить его друга на встречу. Я буду играть роль секретаря. Встреча на высшем уровне.

Ясно. Эскорт был уже и в это время.

Тут подошла умница Вера. Она специально отсела подальше, чтобы дать возможность нам поговорить.

Девушки распрощались и ушли, а я задумался.

Да, было жаль Люду. Ведь по сути я её использовал и не видать ей Парижа и остального, как своих ушей. Но вариантов у неё и так нет. А я, если всё получится, в благодарность потом что-нибудь ей придумаю. У того же Глориозова роль найду. Куда он денется.

Успокоив таким образом свою совесть, я пошел встречать Валентину. Она как раз должна была вернуться с лекции в Институте философии и рассказать, что она узнала.

Хотя и того, что поведала мне Люда, уже достаточно, чтобы полностью дискредитировать Александрова и похоронить его карьеру.

Ещё издали я увидел, как Валентина не шла по улице, а буквально летела. При виде меня её радостная улыбка стала ещё более радостной.

– Муля! – чуть ли не пританцовывая, воскликнула она, – Смотри! Смотри, что у меня есть!

Она протянула мне обычную ученическую тетрадку с лекцией по марксизму-ленинизму, а на задней странице был небольшой список:

– Аня Ковалёва,

– Светлана Залкалиани,

– Майя Чобану,

– Ирина Петрова,

– Тамила Ситникова.

– Это то, о чём я думаю? – спросил я, пробежавшись взглядом по фамилиям девушек.

– Ага, – кивнула Валентина, – ты представляешь, она все ездят на дачу к Кривошеину. Хотят защитить диссертации.

– Ну ничего себе! – восхитился я, – как тебе удалось всё выяснить?

– Это всё Майя. Колхозница колхозницей, а амбиции такие, что ой. Ради возможности попасть в одну компанию с Жасминовым они мне и не такое бы рассказала, – хихикнула Валентина. – Заложила всех подруг.

Вот и замечательно. Теперь мне есть, чем брать Александрова.

И я с предвкушением усмехнулся…