Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 106 (всего у книги 350 страниц)

– Прошу, прошу, не стойте на пороге! А кто эта снежная принцесса?

– Моя дочь. Оля, поздоровайся с господином Тимишем.

Девочка скромно кивнула, чем привела господина Тимиша в невероятный восторг.

– Она очень на вас похожа! Так хорошо!

На поток восторженных возгласов в гостиную прибыла дородная, румяная, улыбающаяся женщина, чей возраст потерялся на рубеже сорока лет.

– Моя дорогая жена Анечка! А это – мой давний знакомый, Северин Чернововк!

Характерник почтенно поклонился. На взгляд Клименко отлично подходили друг другу.

– Миленько, помнишь, как меня спасли в Уманском паланку?

– Господи, Тимофей, ты это на каждом застолье вспоминаешь, – Анна поздравила Северина сияющей улыбкой. – Значит, вы были тем же спасителем. Рада знакомству!

Удивительно, как некоторые люди годами способны благодарить, подумал Чернововк. Сам он уже мало помнил это небольшое происшествие.

Вслед за Анной в комнату прибежала пара разгоряченных девушек Оли – крепкие и круглощекие сестры.

– Мои внучки. Текла и Теодора! – чумак лучился счастьем.

А ты своих внучек не увидишь.

Девушки одновременно сделали книксены. К большому удивлению Северина, Оля ответила тем самым. Вот оно, воспитание Яровой!

– Может, Оля хочет поиграть вместе? – предложила Анна.

Дочь живо закивала. Северин забрал ее верхнюю одежду, шепотом сообщил Анне, что Оля временно не разговаривает, женщина с пониманием кивнула и повела девушек к детской.

– Какой чудесный день! – чумак зазвонил в колокольчик для прислуги. – Я когда проснулся, сразу почувствовал: сегодня случится что-то необычайное! Чуйка меня никогда не подводит.

Тимош издал приказы слуге, после чего пригласил характерника в большой зал. Все стены, тумбы, столики и полки украшали дагеротипы семьи Клименко – разный склад, разные годы, разные рамки, разные размеры. Никакой свободной поверхности! Черновкову вспомнилось фото, которое сделала ватага свежеиспеченных сироманцев в ателье дагеротипов на улице неподалеку...

Ты мог бы жить не хуже этих толстосумов, но вместо этого выбираешь смерть.

Посадились в мягкие кожаные кресла. Когда в последний раз он сидел с таким комфортом?

– Ваш учитель...

– Захар погиб в первые дни после начала охоты.

– Какая потеря! Весь Серый Орден – огромная потеря, – чумак сокрушенно покачал головой. – Сгребли жары чужими руками! А теперь, видите ли, кровь Темуджина смыла вымышленные преступления. Яровой нас за болванов считает!

– К слову: Темуджина мы убили без помощи Иакова.

– Вы участвовали в покушении? – уставился Тимофей.

– Было такое, – признался Северин.

Чумак сорвался со своего кресла и долго тряс руку характерника.

Почему этот хряк должен жить до старости, а ты – нет?

Принесли немалую бутылку бренди с тарелками бутербродов с разнообразными начинками и заморскими засахаренными фруктами. Куда там угощения Буханевича!

– Недавно писали, что останки борзых, Отто Шварца и нескольких божьих воинов нашли казненными прямо в поле...

– Могу указать место на карте, где их нашли.

Тимош разлил по стаканам темно-золотистый напиток.

– Вы опасный человек, господин Чернововку. И это прекрасно! Тот засранец Отто когда-то осмелился бросить меня в казематы! Меня, Тимиша Клименко! Истинный сумасшедший...

– Пусть вечно горит в аду.

За это и выпили. Бренди был крепок, богат букетом, и, несомненно, дорог.

– Обожаю вина, – заявил Тимош. – А бренди – ничто иное, как «выжженное вино». Идеальный напиток для прохладных вечеров. Вкусно?

– Необычно, – Северин закинул в рот дольку чего-то засахаренно-желтого. – Я – бедный невежда и редко употребляю такие напитки.

– Это «гранд резерва» из Андалузии. Изготовляется очень интересным методом, называемым криадера и солера: дубовые бочки заливают дистиллятом и выставляют пирамидой, где самый низкий ярус занимают самые старые жидкости. Когда напиток разливают по бутылкам, то берут понемногу с каждого яруса, но ни одну бочку не опустошают полностью, а только доливают недостаток из верхнего ряда... Таким образом молодые спирты придают бренду силу, а старые дарят опыт. Подарю вам бутылку!

– Большое спасибо. Это действительно интересно.

Ты действительно хочешь втолкнуть эту бутылку ему в глотку.

– Значит, чем могу помочь? – перешел к делу Тимош. – Ищете убежище? Нужен долг? Или заработок? Для вас – что угодно!

– Помните наш разговор на цеппелине?

– Частично. Мне стало плохо после рыбы... А вы быстро сошли с борта.

Северинов кошелек звякнул о мраморную столешницу.

– Здесь все, что принадлежало моей жене и мне. Я не понимаю в банковском деле или вложении денег, поэтому прошу вас...

– Конечно, друг мой, конечно! Инвестиции, – Тимош энергично потер руки. – Очень мудро и рассудительно. Охотно! Подпишем бумаги, все будет официально. С вас я возьму символический процент – всего пять процентов.

– Спасибо, пан Клименко.

Он на тебе наживается.

– Должен предупредить, что момент сейчас очень удачный, однако, учитывая ситуацию в стране, прибыль стоит ожидать не раньше, чем...

– Неважно, – перебил Чернововк. – Это для дочери. Чтобы имела средства для хорошего университета или собственного дела.

Чумак задумчиво почесал переносицу.

– Простите, что лезу в чужое дело, но поскольку вы теперь не только мой друг, но и клиент, должен спросить: на какие деньги вы с женой планируете жить, пока Оля будет расти? Ведь ваш заработок исчез вместе с Орденом, следовательно...

Ему нельзя доверять.

– Мою жену убили борзые. Оля до сих пор не говорит, потому что свидетельствовала это нападение. А мне, – Северин проглотил еще бренди. – Мне осталось недолго. Поэтому за деньги я не переживаю.

Клименко ошеломленно молчал. Выпил свой стакан до дна.

– Именно поэтому я хочу обеспечить дочери хоть какое-то наследство.

– Я снижу долю своей прибыли до одного процента, – сказал чумак тихо. – А также добавлю пункт, по которому обязуюсь выплатить десятикратный эквивалент этой суммы в случае неудачных инвестиций. Если захотите, помогу вашей дочери с выбором учебного заведения или советами по ее делу, когда она будет касаться моих компетенций.

– Это очень щедро, пан Клименко.

Он просто отнимет твои деньги. Оля останется ни с чем.

– Вы запомнили мое предложение и обратились ко мне! Это свидетельствует о моей репутации, – Тимофей покрутил в руках пустой стакан. – Когда обращается человек, готовящийся к смерти, в то самое время, когда его ребенок играет с твоими внучками... Это очень досадно.

Чумак вытер потное лицо большой салфеткой. Кликнул слугу колокольчиком, приказал подготовить бумаги.

– А почему вы уверены в собственной гибели?

– Не могу ответить, пан Клименко. Дело касается Потустороннего мира.

– О! – Тимофей взбодрился. – Я надеюсь, что ваше дело не завершится смертью! Мне кровь из носа как человек с опытом. Помните наш разговор в цеппелине? Затея по поводу странствий сквозь ту сторону... Пришлось отложить из-за войны, однако я до сих пор не отрекся от нее!

Он думает только о золоте.

– Спасибо, пан Клименко, – Северин спрятал грустную улыбку за новым глотком. – Если выживу – обязательно прыщу.

Принесли документы. Тимош натянул на переносицу очки, внимательно изучил, заставил Чернововка перечитать, после чего каждую страницу подписали. Тщательно перечисленные деньги сменили владельца, характерник забрал свой экземпляр бумаг – и потому серьезная часть разговора завершилась.

Тебя сшили в дураках. Снова.

Далее говорили о войне, политике и деньгах, как все мужчины за бокалом крепкого. Улыбались, когда до них доносился детский хохот. Пришла Анна с сообщением, что девушки устраивают прекрасно, поэтому она настояла, чтобы гости остались на ужин, а потом убедила остаться на ночлег, потому что девушкам вместе очень весело...

На следующее утро Оля уныло прощалась с новыми подругами. Ей не хватает детской компании, понял Северин – так же, как не хватало ему в Соломии... Надо пересказать Лине.

– Всегда рады вам, – Анна поцеловала девочку на прощание. – Приезжает к нам чаще!

– Пусть все выйдет, Северин, – Тимофей передал ящик с бутылкой бренди и крепко пожал ему руку. – Надеюсь, что мы вскоре встретимся.

– Я бы совсем не против, Тимофей.

А видел, как ласо его жена смотрела на тебя?

Время осыпалось снегом в незримой клепсидре.

Рождественская ярмарка. Мелодии Екатеринки. Каток на площади. Сладости, карусели, прогулки... Северин пытался напиться впечатлениями, словно жаждущий последними глотками воды.

Оля смеется. Оля держит его за руку. Оля показывает на Днепр, сверкающий первым льдом. Утро, день, ночь, утро...

Гостеприимные хозяева прощаются. Снег сеется над городом, исчезает в окрестностях. Дыхание вырывается паром. Дорога к Лине проходит, как во сне. Максим поехал сбрасывать лунное иго...

Не убегай от дочери. Не оставляй ее.

– Завтра на рассвете.

– Ты говорил об этом множество раз.

– Спасибо. Ты сделала гораздо больше, чем...

– После дела с Гаадом уйдешь год моим прислужником.

– Лена, если я не вернусь...

– Не смей так говорить.

Ведьма будет издеваться над ней.

– Ядвига Яровая охотно примет Олю на воспитание.

– Твоя избранница ненавидела ее! Почему ты думаешь, что я хочу испечь Оли?

Отомстит за твою измену.

– Я появился ниоткуда. Принес слишком много хлопот на твои плечи.

– Мне решать, что делать с собственными плечами. Что за погребальные разговоры? Вернешься оттуда жив-здоров и заберешь дочь.

Играется на ней.

Оля крепко спала. Северин вспомнил ранки, когда она с радостным визгом прибегала к постели, карабкалась между ними, и с довольной улыбкой держалась одной ладошкой Катриного плеча, а другой – его...

Кем она вырастет? Какой будет с виду? Какие неприятности испытывает?

От которых никто не защитит.

Какие радости ждут ее? Где поселится? Что получит?

Останься и засвидетельствуешь все!

Наверное, Катя сидела над тобой бессонными ночами. Так же размышляла над этими вопросами. Как каждая мама и каждый папа всматривается в лицо своего спящего ребенка и пытается прочитать в этом личике будущее...

Ее изуродуют и убьют! А ты не поможешь.

– Ты не запомнишь эти слова, – прошептал Северин.

– Не запомнишь нашего путешествия... Мое лицо, мой голос... Но это не страшно, ведь я люблю тебя. Твоя мама любит тебя. Лина, Максим, Ярема – хорошие люди, и мне повезло, что они будут заботиться о тебе. Это должны были сделать мы, твои родители, но... Но иногда жизнь складывается не так, как нам хотелось. Я должен сделать что-то важное... Надеюсь, ты поймешь мой поступок, когда повзрослеешь.

Посмотри на нее! Неужели ты готов бросить ее?

Он обнял Олю. Впитал ее тепло в последний раз.

– Будь счастлива, доченька.

Она почувствовала его объятия сквозь сон и улыбнулась. Он едва сдержал рыдания.

Остановись, Северин.

Положил завещание и бумаги Клименко на стол, придавил бутылкой бренди и вышел в сумерки.

Остановись!

На этот раз они встали на границы поля и деревьев. На грани ночи и утра. На грани миров.

– Я послала твое письмо Яреме.

– Спасибо, Лина.

Ведьма угрюмо наблюдала за его приготовлениями.

Она до сих пор любит тебя.

– Почему не разводишь костер?

Его телу больше не понадобится питательное тепло.

– Только время тратить. Скорее начну – скорее завершу.

Характерник разделся по пояс, проверил малахит в кармане, глотнул холодное зелье. За горизонтом просыпалось ленивое зимнее солнце.

– Почему ты, Северин? Я уже спрашивала десять лет назад, и спрашиваю снова.

Остановись.

Снег окрасило красным рассветом. Какой прекрасный мир, подумал Черновок. Ощутить его вполне можно только на грани жизни и смерти.

– «Такая наша тропа», не правда ли? – продолжила ведьма раздраженно. – Вы, сироманцы, прячетесь за этими словами при любом случае! Как будто никакого выбора не существует, и только фатум управляет вашими судьбами...

Характерник не слушал ее. Шепотал слова, которые когда-то изменили его жизнь, а теперь вели к его завершению.

Остановись, Северин.

– «Такая наша тропа»! Ненавижу эту поговорку! – вскричала Лина.

Он кончил заклятие и приблизился к ней. Внимательно изучил обескураженное лицо. Сказал:

– Я тоже.

Искренне улыбнулся подруге детства, ставшей его первой любовью. Посмотрел на ведьму, которая стала ему домом.

Теплый огонек в окне. Там спит его дочь, которую он никогда больше не увидит.

Не смей бросать ее на произвол судьбы!

– Спасибо за все.

Он поцеловал Лину в лоб.

Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!

– Будь счастлива вместе с Максимом.

Не успела ведьма понять его слов, как лезвие пронзило Севериново сердце.

*** 

Голос Зверя исчез вместе с морозными иглами. Снег таял между пальцами ног, вставших на теплую землю, твердую, как камни. Неужели Гаад надеется, будто из этого бесплодного праха может восстать что-нибудь живое?

Северин огляделся. То самое место, где он оказался в прошлый раз... Однако сейчас что-то отличалось – будто пустота что-то скрывала. Он интуитивно смахнул каплю крови с раны на груди, мазнул по векам, прошептал формулу и вместо очертаний родного мира...

Грандиозная композиция, начинавшаяся на земле совершенным хитросплетением множества геометрических форм и неизвестных знаков, росла причудливыми символами, мерцающими всеми оттенками красного, переплетались множеством необъятных ярусов вплоть до неба – словно дикий виноград, карабкающийся вверх стенами. Светящаяся диковинка охватывала полные тьмы обрыва, пересекала скалы, ее границы достигали так далеко, что нельзя разглядеть – будто Северин попал в центр гигантской клетки, полной странных птиц и летучих насекомых, нарисованных волшебной кистью. Завороженный, он протянул руку, и пальцы прошли сквозь текучую фигуру, напоминавшую восьмерку.

Чернововк огляделся. За ним, на локоть от земли, витала длинная фигура, лишенная одежды: молочно-белая кожа без родинки, пощечинки или волоска; мышцы едва очерчены; уши, нос, рот, половые органы, ногти отсутствуют; только глаза, на пустом лице кажущиеся огромными, слепят багровым... Огромная, жуткая скульптура, оставленная посреди работы.

– Вот какой ты с виду.

– Ты не способен увидеть моей истинной формы, человек.

– Жаль.

Северин вынул из кармана малахит и бросил Гааду. Тот не шелохнулся: камень остановил полет, не спеша приплыл под багровые глаза, замер. На мгновение характернику показалось, будто не камень вовсе, а живое переплетение мириад тоненьких нитей, которые пульсируют, разворачиваются и трепещут.

– Заплатили сердцем за сердце?

– Может, это дело? Каждая минута промедления подтачивает силу моей решимости.

Гаад тихонько засмеялся, но при этом не шелохнулся, не потревожил ни одну мышцу, не собрал кожу ни в одну морщинку. Но все равно Северин слышал его смех.

– Не спеши умереть.

Гаад уже был перед ним, и не успел Чернововк отшатнуться, как тонкий длинный палец, по меньшей мере, из шести фаланг коснулся его между глаз.

– Позволь кое-что показать.

Прикосновение походило на ледяной укол. Откуда-то взорвалось бревно карт с волчьими черепами, рассыпалось, завертелось, зашелестело, сложилось вместе в призрачную картину. Капля его крови сорвалась с груди, коснулась полотна и ожила: летала, чертила, рисовала красным по белому, и Северин, не в силах оторвать взгляд от ее стремительных движений, вдруг почувствовал, будто проваливается внутрь картины.

– Ты видишь не так, как было на самом деле, – раздался голос. – Ты видишь, чтобы понять, что произошло.

От красоты внутри все замирает: так прекрасен и прекрасен этот мир. В лазурном небе медленно танцуют светила: большое золотое и маленькое белое. Медленно кружат небосводом, дарят тепло, благодарное зело ловит щедрые поцелуи, изобилует, цветет, и легит разносит пышное благоухание вокруг. Воздух чистый и вкусный, способный поить. Ты дышишь полной грудью.

Кряжи гор. Полотна лесов. Плесо озера – большого, как океан. С высокой ложи в сердце старого города ты видишь все.

Впрочем, сегодня мало кто наслаждается погодой или радуется пейзажам. Взгляды всюду устремлены сюда, в большой каменный круг: наступил тот же день. Не каждому поколению везет свидетельствовать о смене эпох! Ты единственный знаешь, что на этот раз все будет по-другому, и не можешь дождаться начала.

Между лестниц журчат прозрачные ручейки. Башни, мостики, скульптуры, другие тонкие извилистые постройки, для которых нет человеческих слов, переполнены наблюдателями. До сих пор ты и представить не мог, как вас действительно много – и теперь пытаешься понять, каким образом Владычица смогла справляться со всеми.

От толп не разглядеть мерцающих перьев крыш, упругие мостики гнутся под тяжестью, хрустальные столбы посреди озера переполнены, даже все верхушки деревьев заняты. Высокие, хрупкие фигуры в пышных одеждах от головы до пяток, под которыми не разглядеть конечностей, ждут. их движения стремительны и грациозны – как скольжение по незримым нитям. Ветер забавляется длинными шарфами, пестреющими разнообразными узорами. Под разнообразными уборами, от островерхих колпаков до раздутых сфер, текут бахромы, прячущие лица под кружевами или нитями. Только глаза горят сквозь дымки яркими фонариками – красные, голубые, зеленые, сиреневые, оранжевые... Твой взгляд пылает багрянцем.

Какое многочисленное племя, думается тебе. Все красочные, разные, и в то же время похожие, единые. В торжественной невозмутимой тишине все взгляды устремлены к каменному кругу, где вот-вот состоится священнодействие. Из-за горизонта стоят другие: все смотрят в сторону древнего города. Тебе принадлежит самое почетное место.

Наконец, движение – приближаются сестры. Их появление вызывает общий подъем: ритуал вскоре начнется. Но сестры не направляются в свои места, а влетают в вашу ложу. Белые одежды трепещут, контрастируют с небольшим черным клинком, замершим между сестрами в прозрачном саркофаге. Хранительницы оглядываются голубыми взглядами, обретают Первого.

Мы чувствуем тревожность, поют сестры вместе, тревожность.

Как и все мы, отвечает Первый, не скрывая веселья, мы.

Или Коло приготовило все по достоинству, продолжают сестры, по достоинству.

Как и всегда, отвечает Первый, веселье меняет раздражение, всегда.

Не вносились какие-либо изменения, не унимаются сестры, изменения.

Ты видишь, что Первый свирепствует. Он ненавидит, когда его авторитет подвергают сомнениям. Тем более в столь важный день! Тебе хочется вмешаться, но это будет некстати. Ты тоже из Кола: не первый, не последний. Остальные ложи молчит – Хранительницы имеют право спрашивать кого угодно и о чем угодно. Даже саму Владычицу.

Допрос продолжается. Первый защищается. Упорно убеждает сестер в том, что все хорошо. Что они зря переживают. Что он все проверил лично. Ты не издаешь себя ни одним звуком, ни одним движением, потому что Хранительницы способны замечать такие мелочи.

Извини за наши сомнения, поют наконец-то сестры, сомнения.

Я все понимаю, отвечает Первый с облегчением, понимаю.

Несмотря на наши предчувствия, мы начнем, завершают сестры, начнем.

Предчувствия не обманывают сестер. Тщеславный Первый, ослепленный самоуверенностью, проверил все вчера, но не сегодня. Ты знаешь наверняка, потому что после этого сменил несколько важных линий узора. Ты сделал все осторожно: никто не заметил. Если вдруг смену разоблачат, тебя не заподозрят – чужой участок.

На площадь в текучих золотых одеждах выходит она: совершенная, непревзойденная, обожаемая. Плывающее к месту сквозь линии контура легко и молниеносно, одеяния взлетают, как крылья. В ее присутствии твой голос дрожит. Ты не в силах оторвать от нее взгляда.

Обладательница! Если бы ты мог, принес бы себя в жертву вместо нее. О, Володарка...

Хранительницы взлетают судьбы, занимают подобающие места, замирают, подобно другим. Саркофаг с черным клинком ждет вместе с ними. О него можно порезаться, если задолго пялиться. Всеми фибрами ты ненавидишь этот клинок.

Первый возбужденно дергается – допрос сестер вывел его из себя. Как такому оболтусу посчастливилось стать Первым в Коле? Ты считал себя мудрым, но не получил его места. Несмотря на множество знаний, ты поздно понял, что интриги и личные договоренности весят больше разума и выдающихся достижений. Ты презираешь Первого, но хорошо это скрываешь, и он уважает тебя. Если бы на его месте был кто-то умнее, то ничего бы не получилось. Ты радуешься, что все сложилось именно так.

Расчеты безупречны, проверены множество раз. Ты проводил их далеко от чужих глаз, в надлежащем тайнике, чтобы никто случайно не разоблачил замысел. Во всех возможных опытах и попытках все кончается должным образом. Равновесие сохраняется. Успех! Ты бросаешь вызов основополагающим законам вселенной, как и положено истинному мудрецу.

Обладательница замирает посреди круга. Все готово. Все взгляды устремлены на нее, даже светила замедляют путешествие по небу, а ветер начинает звучать мелодией, о которой знают из преданий прошлого. Во всем мире только Владычица слышала эту песню – множество лет назад, на рассвете эры. Мелодия пробуждает в твоем есте что-то странное: словно поднимается забота, о которой ты даже не подозревал... Покоренный властям древнего инстинкта, ты начинаешь петь вместе со всеми.

Песня несется изнутри. Никто не задумывается, не останавливается – это так же естественно, как дышать. Поет Круг, поют присутствующие, поют по горизонту, поет земля и подземелье, поют леса и горы, поет вода и небо. Никто не учил этой песне, она рождается сама, совершенная и прекрасная, из самых глубин мироздания, ее звуки очищают, поят силой, сплетаются, несется отовсюду сюда, в древний город, где в каменном кругу ждет Владычица. Ты сдерживаешь восторг.

Как завещали древние, пение заполняет узор сияющими линиями силы. Круг наблюдает: долгими месяцами вы готовились к этому мгновению, пошагово делали все по трактатам, тщательно устраняли малейшие недостатки – узор должен быть безупречным. Твой взгляд прикован к одинокой фигуре, закинувшей скрытое дымкой лицо к золотой сестре в небе.

Плоская глыба, где стоит Владычица, начинает движение. С тихим жужжанием, вплетающим свою басовитую нотку в общую песню, круг медленно плывет вверх. Все взгляды следят за подъемом, пение громче; не поют только Хранительницы. Ты знаешь, что они должны поступить позже.

Одежда Первого мерцает и переливается всеми возможными оттенками: она уже забыла об оскорбительной беседе. Контур наполнен силой, сияющей безупречным узором до самого круга. Прекрасное зрелище... Тебе робко, когда загораются измененные тобой участки – но ничего плохого не случается. Все, как и должно быть согласно твоим расчетам! Ты поешь, и в груди теплится счастье.

Каменный круг сует к небесам, с него осыпаются комья земли. Золотая фигура удаляется, но сквозь серую дымку твои багровые глаза способны видеть так же хорошо, будто Владычица стоит в десяти шагах. Она – олицетворение величия и покоя. От всплеска чувств твое нутро жжет огнем. Ты не выбирал ум: от первого взгляда тело решило за тебя.

Как можно разрешить гибель воплощенного идеала? Как можно отстраненно смотреть на это? Обладательница ждет: она споет последней. Ты ждешь вместе с ней.

Она сделает то, что сделала ее предшественница, как и все остальные Владычицы к ней – начнет новую эру, чтобы погибнуть вместе со старухой. Отдаст силу, вдохнет жизнь, освободит место для новой Владычицы, которая будет руководить следующими поколениями и будет оберегать до очередного излома эпох... Так было всегда: на этом стоит мир, его ритм и гармония. Но ты отказался наблюдать смерть своей богини. Ты поклялся, что помешаешь этому. Должен быть выход! После долгих лет одиноких бесшабашных поисков ты нашел его.

Слова, несущиеся изнутри, кончаются. Общее пение умолкает, остатки тают в воздухе, еще немного – и оно выжмет и угаснет. Ты надеешься, что так и случится...

Но в последний момент песню подхватывают Хранительницы. Они поют так громко, что поднимается ветерок, поют так мощно, что дрожат далекие хрустальные столбы на озере. В отличие от остального хора сестры готовились к этому мгновению всю жизнь – неудивительно, что они почувствовали изменения контура, хотя понятия не имеют, как он должен работать. Если бы Хранительницы настояли, ритуал мог задержаться, а Коло пошло бы проверять все под присмотром сестер. Такая пощечина Первому! Если бы ошибку разоблачили, то от Кола не осталось бы даже названия – сплошное пятно стыда... Но такого никогда не случалось, поэтому Хранительницы, несмотря на подозрения, доверились словам Первого, и единственная угроза твоему замыслу прошла. Их голоса, слаженные и совершенные, звучат грозным приговором, каждая строка подносит стеклянную тюрьму к фигуре в золотом. Ты ненавидишь сестер с голубыми глазами, сияющими из-под серебряных нитей, не меньше черного клинка, который они оберегают.

Песня сестринства продолжается, пока саркофаг не сравнивается с каменной платформой. Голоса Хранительниц истончаются до лезвий. Все затаивают дыхание, когда саркофагом растекаются трещины, и оно взрывается, проливается вниз стеклянной моросью. Ни одна крошка не касается земли, капли тают в полете, словно испаренные теплом двух светил. Ты смотришь на оголенный черный клинок и чувствуешь, будто он режет тебя изнутри.

Если все расчеты правильны...

Клинок невозмутимо застыл в воздухе, нацеленный острием в грудь Владычицы. Последние отзывы песни сестринства уносятся в небеса, а ответом им раздается один-единственный голос. Ты не можешь сдержать слез, когда слышишь его.

Выбранная дочь мира! Пожалуй, сами светила не могли бы петь лучше ее. Каждое слово ее чистого голоса пронизывает, обволакивает, вдохновляет. Ты, как всегда, готов слушать ее вечно.

Повелительница поет песню благодарности, песню долголетия, песню большой усталости. Поет о рассвете эпохи и ее расцвете, поет о выдающихся дочерях и сыновьях, трагедиях и триумфах, поет о том, что после долгих веков ее время, наконец, иссякло – и она радостно идет, уступая место, ведь такое течение жизни. Ее голос, золотой прекрасный голос, звенит в пронзительной тишине, доносится до самых заветных и отдаленных уголков мира, пробирает каждое живое творение до внутренностей, и все раскачиваются в такт этой песни. Ты не хочешь, чтобы она кончилась.

На самой высокой ноте клинок срывается вперед. Владычица не уклоняется – наоборот, открывается и делает шаг навстречу. Черное лезвие пробивает ее грудь. Ты слышишь, как рвется бесценная ткань.

Песня умолкает мучительным вдохом... Все замирают. Отвратительный черный клинок пронизывает маленькую золотую фигуру. Ты не можешь оторвать взгляд от жадного зрелища, смущающего тебя в кошмарах.

Живи, молишь мысленно, живи! Веками существовала ради других... Не умирай. Живи теперь для себя! Ты замер, словно натянутая струна, еще немного – и разорвешься.

Но Хранительницы подхватывают песню, вслед за ними поют все остальные. Раскачиваются, созерцают умирающую Владычицу, их песня полна скорби, мир плачет по воплощенной уходящей эпохе. Это все, что они могут: наблюдать и плакать, а вскоре спустя петь осанны новой эре, будто ничего не случилось. Ты глубоко презираешь их.

Так всегда было... Однако это не значит, что так будет. Мир должен меняться, иначе окончательно выродится. Ты умолкаешь, но никто не замечает твоего поступка. Все смотрят на Владычицу, которая до сих пор стоит. Неужели сработало? Ты не спешишь радоваться.

Вдруг черный клинок с беспомощным хрупанием осыпается пеплом. Обладательница не двигается, однако золотая дымка до сих пор дрожит под ее дыханием. Ты замечаешь смущение между сестрами.

Сработало! Ты это сделал! Ты ее спас. Новая эпоха началась, старая кончилась, а Владычица, прекрасная и недостижимая, до сих пор жива, и ты не проведешь остальную жизнь в трауре по ней...

Победа!

Вдруг из недр раздается стон, превращающийся в мерзкий скрежет. Оглушительная какофония растет, обрывает согласие песни, и все встревоженно умолкают. Ты видишь, как контур чернеет, высыхает, а земля начинает дрожать.

Невыносимый визг летит с небес. Ты успеваешь заметить, как белой поверхностью ползут черные зигзаги, а в следующее мгновение маленькое светило разрывается на клочья. Тебя ослепляет; когда зрение возвращается, ты видишь, что золотой сестре не хватает большого куска, а белые остатки уносятся вниз сияющими метеоритами с длинными пламенными хвостами. Ты завороженно наблюдаешь за смертельным ливнем.

Что творится, кричит Первый, творится.

Разгневанные взгляды сестер возвращаются к нему – и через мгновение они снова в ложе. Ты едва сдерживаешь панический хохот.

Намерения Хранителок остаются неизвестными: налетает шквал, такой внезапный и мощный, что все рушатся судьбы. Земля ходит ходуном. Ты встаешь одним из первых. Смотришь, как других несчастных смело, как листья, придавило поваленными сооружениями. Наблюдаешь, как другие сквозь тучи пыли бегут из города, разваливающегося прямо на глазах. Ты надеешься, что сейчас все кончится.

Но все только начинается. На виду рождаются смерчи, воронки крутятся от земли до небес. До тебя доносится звон хрустальных столбов, которые ломаются, как сухие стебли. Ты до сих пор не можешь поверить, что это происходит на самом деле.

Тихая лазурь исчезла. Небеса, пропаханные метеоритами, налились черными тучами. Краски вытекают из мира. Ты замечаешь, как между облаками сияют гигантские молнии.

Круг ошибся, кричит разгневанно одна из сестер, ошибся.

Как это может быть, взывает Первый, быть.

Круг орет во все голоса, и только ты сосредоточенно рассуждаешь.

Смена эпох должна была произойти, как всегда, только с одним новым условием: Владычица сохраняет жизнь. Разве это большое изменение? Ты пытаешься найти себе оправдание.

Вас оглушает гром. Забытая всеми каменная глыба летит вниз вместе с одинокой фигурой в золотом. Ты слышишь отчаянный крик Владычицы, от которого внутри тебя все ледянеет.

Первый из метеоритов бьется о поверхность, земля стучит и дрожит. Ты видишь, как прожженные линиями контура участки проваливаются, уносят за собой в глубины постройки и создания, которые до сих пор пытаются спастись напрасным бегством.

Падают новые метеориты. Маленькие убивают и возбуждают землю, а большие порождают разломы и волны – вот растет волна огня на востоке, вот возвышается волна воды на западе. Они несутся навстречу друг другу, и все живое между ними превращается в прах. Ты видишь, как смерть несется к тебе отовсюду.

Каменная глыба разлетелась вдребезги, но фигурка в золотом жива. От ее крика ты даже не подозревал, что Владычица может так кричать! – крает сердце. Ты торчком несешься на помощь, но земля убегает из-под ног. Мир покрывает тьмой.

Если бы ты погиб, все было бы легче.

Ты приходишь в сознание посреди румыща. Оглядываешься на развалинах, которые были древним городом, покрыт пылью, которая была костями только что пел. Над вами виднеется зеленоватая сфера, которую удерживают сестры и Коло совместными усилиями. Белые и красочные одежды припорошены серым. Голоса дрожат, тела надломлены. Ты присоединяешься к хору.