Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 135 (всего у книги 350 страниц)

Другой бы на моём месте как минимум расплакался бы и убежал. Но мне было всё равно: не бьёт – уже хорошо. Вон Остап Бендер на пароход художником устроился, и ничего. Чем я хуже?

Поэтому я сказал решительным голосом:

– Нам нужно финансирование перенаправить на театр Глориозова.

У Козляткина глаза стали как часы на Спасской башне, размерами, я имею в виду.

– Финансирование запланировано для большого театра! – выдавил он.

– Я знаю, – кивнул я и добавил, – но нужно для театра Глориозова.

– Вон отсюда! – рявкнул Козляткин, немного приходя в себя.

И я понял, что уговорить его будет очень непросто. Но русские не сдаются. И я сказал:

– Сидор Петрович, это финансирование…

И тут дверь распахнулась, в кабинет вошел возмущенный комсорг со словами:

– Я написал на вашего Бубнова служебку! Ноги его в Комитете не будет!

Глава 15

Я посмотрел на комсорга. А комсорг посмотрел на меня.

Очевидно, на моём лице отразилось что-то не очень светлое и доброе, потому что комсорг вдруг тоненько охнул и выскочил из кабинета.

Конечно же, я его догонять не стал.

Потому что прежде всего нужно было решить вопрос с финансированием театра Глориозова, и желательно срочно.

– Сидор Петрович, – вежливо сказал я, – я просил пару минут, и они ещё не истекли. Дослушайте меня, пожалуйста.

Козляткин, который после моих требований сильно изумился, после пантомимы и последующего бегства комсорга, вообще впал в ступор. Потому что пробормотал нечто невнятное.

Ну, а кто я такой, чтобы не воспользоваться подвернувшейся возможностью. Поэтому я сказал:

– Финансирование театра Глориозова должно быть, потому что там будет выступать Раневская.

Козляткин посмотрел на меня скептически. Явно имя великой актрисы не произвело на него никакого впечатления.

Блин, и тут не прокатило.

Пришлось на ходу импровизировать:

– У нас будут самые высокие показатели в этом году по посещаемости театров. Я знаю, как организовать пиар-акцию по привлечению целевой аудитории!

Козляткин посмотрел на меня недоумённо и чуть поморщился. Опять мимо (кажется, он вообще не понял, что я несу).

И тогда я выпалил:

– Я помогу вам стать заместителем директора Комитета!

Надо было видеть лицо Козляткина. Он тихо прошипел:

– Вон!

– А что вы теряете, Сидор Петрович? – хмыкнул я (мне-то уже терять было нечего). – Вы же знаете из какой я семьи?

Козляткин посмотрел на меня более внимательно и, после продолжительной паузы, кивнул.

– Ну вот, – развёл руками я с загадочной полуулыбкой, – я могу посодействовать. Вам до пенсии сколько осталось?

– Пять лет, – хрипло сказал Козляткин.

– Так ведь на пенсию лучше уходить с должности заместителя директора Комитета, а не начальника отдела кинематографии и профильного управления театров, не так ли, Сидор Петрович?

– Не зря в стенгазете писали, что ты карьерист, Бубнов, – покачал головой Козляткин, но из кабинета прогонять меня почему-то не стал.

Значит, заинтересовался.

– Там писали, что я конформист, – поправил я с ласковой и многозначительной полуулыбкой, – хотя, когда вы станете замдиректора Комитета, то место начальника нашего отдела будет вакантным…

Козляткин расхохотался и вдруг зло сказал:

– Ты понимаешь, Бубнов, что ты сейчас по тонкому льду ходишь?

– Конечно, понимаю, – ответил я, – но я бы не стал, если бы не понимал, что вы –человек умный.

Я сделал паузу и добавил:

– И благодарный.

Козляткин посмотрел на меня нечитаемым взглядом.

– Кроме того, я ведь не для себя прошу, – сказал я, – театр Глориозова на хорошем счету, а вот ремонт там давно нужен… И зрители, и артисты будут благодарны… и потомки тоже…

– А твой интерес какой в этом деле? – прищурился Козляткин.

– Я – за справедливость, – ответил я пафосно, и Козляткин впервые усмехнулся и произнёс:

– Хорошо, Бубнов, давай смету, посмотрим. И за язык тебя никто не тянул. Подключай свои ресурсы семьи, чтобы на пенсию я вышел… эммм… с правильной должности.

Я согласно кивнул.

– А если ты сейчас мне врешь или у тебя «случайно» что-то не получится – я тебя сгною. Уж компромата на тебя нарыть нетрудно будет.

– Всё получится, Сидор Петрович, – заверил я и вышел из кабинета.

Я был доволен собой. Поддержкой Козляткина заручиться удалось. Значит, ремонт в театре Глориозова будет сделан и Фаина Георгиевна получит роль в спектакле Островского. А вот что касается меня и моего обещания Козляткину, так тут я вообще не парился – ведь скоро я уеду в Цюрих! А уж там он меня не найдёт. Как там у Ходжи Насреддина было? А за это время или ишак сдохнет, или падишах.

Я, чуть ли, не посвистывая (чтобы не слышно было) прошел по коридору, немного подумал и свернул в кабинет, где трудилась кареглазка. Две её подруги сидели за столами и что-то писали, а её самой не было.

– О! Муля! – обрадовались девушки мне, – а когда у нас занятие будет?

– А вы не знаете разве? – удивлённо спросил я.

– О чём?

– Наш всемилюбимый комсорг на меня ужасную докладную написал, – ответил я горестным тоном, – приходил сейчас к моему Козляткину на меня жаловаться. Так что никаких занятий, увы… тут хоть бы не выгнали…

Оставив глубоко опечаленных девушек переваривать информацию, я сообщил Ларисе, что иду в театр Глориозова, и ушел.

Так как до обеда оставалось минут сорок, то я решил зайти пообедать домой. Тем более сегодня придёт Дуся и принесёт мне чего-то вкусненького.

Дуся готовить в коммунальной кухне категорически не любила. Ограничивалась приготовлением там супов, иногда ещё кашу гречневую варила. А вот всякие вкусняшки исправно приносила с собой из квартиры Модеста Фёдоровича.

Вот интересно, сегодня она мне опять котлет принесёт или жаренной рыбы? Но рыба была в прошлый раз, так что, скорей всего, сегодня будут котлеты. Или даже отбивные. Отбивные я любил даже больше, чем котлеты…

Я шагал по весенней Москве и поймал себя на мысли, что, видимо, здорово проголодался, раз вместо того, чтобы любоваться городом, думаю только о Дусиных котлетах и отбивных.

– Ваши документы! – от строго официального голоса я аж вздрогнул.

Напротив меня стоял юный милиционер с чуть проклюнувшимися усиками и пытался казаться значительным и взрослым.

– Не понял? – не понял я, но паспорт вытащил и показал.

– Почему вы не на работе? – спросил он суровым ломающимся голосом.

– Иду на проверку театра Глориозова, – ответил я, – я из Комитета по искусствам СССР.

Милиционер вернул мне документ и отдал честь.

А я пошел дальше. Совсем забыл, что в эти времена уже начинается тенденция проверять праздношатающихся граждан в рабочее время. Потом это ещё больше усугубится – дневные облавы в магазинах, кафе, проверки гостиниц, кинотеатров.

Ну, ладно, меня хоть миновала чаша сия.

А дома я заглянул в комнату – там Дуся домывала полы. Чтобы не мешать, я тихонько вышел на кухню покурить (каюсь, это уже вошло в привычку, но ничего, вот я скоро уеду в Цюрих и там сразу брошу).

Пообещав себе клятвенно, что да, скоро брошу, я с наслаждением затянулся.

На кухню вышла Белла. Она плюхнула кастрюлю на плиту и подкурила от конфорки.

– Ты чего это тут посреди дня? – удивилась она, – заболел что ли?

– Да нет, – выпустил дым в форточку я, – нужно в театр Глориозова идти, документы забрать, вот решил по дороге домой зайти пообедать.

– А, ну да, – кивнула Белла, – сегодня твоя Дуся с утра бушует.

– Дуся всегда бушует, – вздохнул я. – Зато котлеты у неё выше всяких похвал.

– Ох ты и сатрап, Муля, – покачала головой Белла, и не понять было по её тону, то ли она осуждает, то ли такой комплемент сделала.

Я предпочёл воспринять всё как комплемент.

– А Муза из комнаты так и не выходит, – наябедничала Белла, – как Софрона забрали, так она заперлась и только плачет там. Я же через стенку, мне иногда слышно, как она рыдает прямо, взахлёб.

– И не ест? – спросил я.

– Не есть, – покачала головой Белла.

– Но в туалет же она выходит? Или воды попить? Может, подкараулить её и попробовать поговорить? – предположил я.

– Ложкина пыталась, – мрачно вздохнула Белла, – и даже Фаина Георгиевна пыталась. Не идёт на контакт.

Это плохо. Если даже Раневской не ответила, которую она безмерно почитает и восхищается, значит, дело действительно плохо.

А в комнате Дуся сказала:

– Котлет принесла. Ничего из-за этой свадьбы не успеваю.

– Почему? – удивился я, уплетая за обе щеки. – Они же в ресторане будут торжество проводить.

– Ой, да как там в этом ресторане готовят! – отмахнулась Дуся, – я судаки сама нафарширую, и заливное сделаю. И поросёнка ещё зажарю. Разве ж они так зажарят, как надо?

Я не сомневался, но согласно покивал головой, чтобы не обидеть Дусю. Проявил дипломатическое лицемерие, так сказать.

Я уже доедал десерт, когда в дверь постучались.

Дуся побежала открывать.

На пороге стояла Фаина Георгиевна, при полном параде (то есть в своём старом пальто, на воротнике которого красовалась огромная брошка.

– Муля, мы опаздываем, – заявила она.

– Мы? Опаздываем? – я чуть чаем не захлебнулся.

– Ну да, – кивнула она, – мне Белла сказала, что ты к Глориозову в театр идёшь. Так я с тобой за компанию прогуляюсь.

– Но я только документы забрать, – вякнул я.

– Вот и прекрасно, – констатировала Фаина Георгиевна, – ты заберёшь документы, а я поговорю с Глориозовым.

Она взглянула на меня и удивилась:

– Муля, мне ещё долго ждать?

Я с сожалением отставил недопитый чай и разочарованно посмотрел на недоеденный кусочек яблочной шарлотки, которую испекла Дуся. Пришлось торопливо собираться, и мы вышли из дома.

– Волнуетесь? – совсем нечутко брякнул я, когда мы шли по дороге.

– Ой, Муля, я давно уже не волнуюсь, – беспечно ответила Фаина Георгиевна. – В театре меня любят талантливые, бездарные ненавидят, шавки кусают и рвут на части.

– Но отношения в этом театре… – я пытался подготовить её к не очень радушному приёму, особенно со стороны артистов.

– Муля, я могу сыграть кого угодно, – отмахнулась Фаина Георгиевна, – даже Чапаева.

– Но Глориозов…

– С ним у нас будет взаимная любовь, – она язвительно хихикнула, – слонихи и воробья.

При виде Раневской Глориозов помрачнел, но старался «держать лицо».

– Иммануил Модестович! Фаина Георгиевна! – расшаркался он, – проходите, проходите! Безумно раз вас видеть!

Он провёл нас в кабинет, что-то просигналив секретарше. К слову, теперь в кабинете сидела уже брюнетка, небольшая, аппетитная такая, с ямочками на щеках.

Очевидно, товарищ Глориозов предпочитает разнообразие.

– У вас новая секретарша, – сказал я, пока мы устраивались в мягких креслах, чтобы заполнить паузу.

– К сожалению, они имеют свойство выходить замуж, – помрачнел Глориозов и сменил печальную тему, обратившись к Раневской, – Фаина Георгиевна, в пятницу репетиция, к двенадцати. Будем играть. У вас роль Сосипатры Семёновны. Надеюсь, мы с вами быстро найдём общий язык…

– Я всегда согласна договориться по-хорошему, если вы обещаете, что будет по-моему, – прощебетала Раневская и я, глядя как побагровел Глориозов, понял, что мой план провален.

Вот чёрт! Вроде же провёл с ней разговор, вроде всё поняла! И тут на тебе!

А ведь, чтобы сунуть её на эту роль, пришлось такую многоходовку замутить: я выбиваю финансирование театра, а Глориозов взамен даёт роль Фаине Георгиевне, за финансирование я помогаю Козлляткину получить место замдиректора Комитета. И это я уже не беру в расчёт такую мелочь, как необходимость уговорить Печкина уехать в свадебное путешествие, чтобы его роль сыграла Фаина Георгиевна. И вот сейчас она всё благополучно запорола практически двумя неосторожными словами.

Я взглянул на неё ледяным взглядом и торопливо сказал Глориозову, пока тот не пришел в себя:

– Фёдор Сигизмундович, вы смету подготовили, я надеюсь?

Глориозов, который смотрел на Раневскую с видом бандерлога перед взором мудрого Каа, очнулся и кивнул:

– Д-да…

– Тогда давайте, пока я не забыл, – сказал я, и добавил многозначительным голосом, – знали бы вы, чего мне стояло выдержать битву с Козляткиным. Пришлось финансирование из Большого театра к вам перенаправлять. Вот они будут в ярости!

– Как это прекрасно: отремонтировать зрительный зал, оснастить сцену, расширить гримерные, да и в туалетах теперь вонять не будет... Вы всё делаете для театра, Фёдор Сигизмундович, но об одном забыли – актеры-то у вас прежние… – вздохнула Раневская.

– Актёры у нас хорошие! – возмутился Глориозов.

– А роль Зои Васильевны Окоёмовой кто играет? – спросила вдруг Фаина Георгиевна.

– Леонтина Садовская, – с придыханием сказал Глориозов и аж причмокнул от удовольствия.

– Примы во всех театрах похожи между собой, как очковые змеи. Они готовы играть Джульетту до восьмидесяти лет, только бы роль не досталась сопернице, – хмыкнула Раневская и Глориозов побагровел.

Я окончательно понял, что мой план провалился, ещё не начавшись, и даже финансирование уже не поможет. Поэтому обречённо сказал:

– Ну, я, пожалуй, пойду.

Глориозов и Раневская, которые сидели и бодались взглядами, кажется, меня и не услышали.

– Неужели вы считаете, что вы бы сыграли Зою Окоёмову лучше? – раздражённо прошипел Глориозов.

– По крайней мере, вам не придётся на этот спектакль раздавать контрамарки принудительно, – фыркнула Раневская.

– Леонтина прекрасно играет! – возмутился Глориозов, – публике нравится!

– Хорошо, что Островский не дожил до наших дней, иначе непременно принял бы яд, сходив всего лишь на одну постановку его пьесы…

Дальше я слушать их не стал и позорно ретировался.

Чёрт с ними! И вообще, я скоро уеду в Цюрих.

Я шел по тротуару и злился. А маленький котёнок сидел на бордюре, прямо посреди улицы, и жалобно мяукал.

– Ты чего здесь сидишь? – спросил я и оглянулся, – и где твоя мама-кошка?

Но глупый котёнок ткнулся мне в ботинок и заплакал.

– Тихо, тихо, не плачь, – я погладил его по свалявшейся шерстке. Он был совсем ещё маленький, видно было, что только-только глазки открылись.

И вот как?

Очевидно, кто-то подбросил котёнка сюда. Видимо, утопить рука не поднялась.

Котёнок опять жалобно замяукал. Он весь дрожал от холода. Хоть апрельский ветер был не так, чтобы очень уж холодный, но малышу было холодно.

И что мне теперь делать?

– Что мне с тобой делать? – спросил я котёнка, и тот от звуков моего голоса опять мяукнул.

– Ладно, – сказал я, – я тебя не брошу, парень. Иди сюда.

Я подхватил мелкого и сунул за пазуху.

– Надеюсь, ты меня не обмочишь, – строго сделал я ему устное предупреждение.

Котёнок пригрелся и заурчал, словно лилипутский трактор.

– В принципе, мы с тобой похожи, – сообщил я ему, поглаживая по шерстке, – ты такой же попаданец, как и я. А попаданцы должны помогать друг другу. Так гласит главный закон попаданства. Так что не беспокойся, я тебя не брошу.

И мы пошли ко мне.

Дуси уже не было, ушла домой.

Я выгрузил котёнка на кресло. Но он моментально спрыгнул (точнее практически свалился) на пол и сразу же сделал там лужу.

– Молодец, – похвалил я его выдержку, – дотерпел. А ведь мог же и за пазухой мне сделать.

Котёнок посмотрел на меня, на лужу и мяукнул извиняющимся голосом.

– Да ладно, не переживай, я сейчас вытру, – успокоил я его. – Только пальто сниму и вытру.

Быстренько переодевшись, я помыл пол и посмотрел на котёнка, который ходил за мной по комнате, как собачонка.

– Тебя как звать-то? – строго спросил я его.

Котёнок посмотрел на меня и горестно мяукнул.

– Ну, имя мы тебе сейчас придумаем, так что не переживай, – успокоил я его, – но вот мне кажется, что ты есть хочешь.

Котёнок не ответил. Но я подозревал, что в данной ситуации я абсолютно прав.

– Сейчас, – сказал я и с видом фокусника вытащил заветную кастрюльку с котлетами, которую Дуся оставила для меня в холодильнике на ужин.

Я открыл крышку и вкусный котлетно-чесночный дух заполонил комнату.

– Мммм… – сказал я, – сейчас мы с тобой как наедимся, что капец нам будет. Дуся котлеты делает вкусно. Да, в принципе, она всё вкусно делает.

Я вытащил одну котлету, положил её на чайное блюдечко и поставил перед котёнком.

– Угощайся, – гостеприимно сказал я.

Тот подошел, осторожно понюхал, поднял на меня взгляд и горестно мяукнул.

– Что, маленький засранец, – с негодованием возмутился я, – уже и Дусины котлеты тебе не нравятся? Вряд ли ты их хочешь с горчицей и хлебом.

Котёнок опять замяукал. Он явно хотел есть. Очень хотел. Но котлеты есть всё равно не стал.

Не стал он есть и кусочек сырого мяса, который Дуся оставила на следующий раз для супа в холодильнике. Не привлекли его и остатки запечённого судака.

– Да вы гурман, любезнейший! – возмутился я.

А котёнок всё плакал, плакал.

И тут я понял, что он, возможно, болен. Может быть, поэтому его выбросили из дома? Чтобы не лечить?

И вот что мне теперь с ним делать?

Скажу честно, я как-то не имел никаких дел с котятами от самого глубокого детства. Тем более с такими вот мелкими и несчастными. И физиологию котят я знал чисто теоретически: четыре лапы, хвост и мяуканье. Вполне возможно, что это у него стресс, раз его мама-кошка бросила. Но я не уверен.

Мне нужно было срочно проконсультироваться. И поправить нервы. Потому что котёнок мяукал безостановочно и всё печальнее и печальнее.

Я схватил сигареты и малодушно бежал на кухню, плотно прикрыв за собой дверь.

Там я, подрагивающими от адреналина руками, попытался раскурить сигарету. К сожалению, все соседи куда-то запропастились. Вот когда хочется тишины и покоя, они тут как тут, бегают, орут, ругаются, советы спрашивают. А когда мне нужно совет спросить – так вообще никого нету.

И тут скрипнула соседская дверь и на кухню вышла Муза. Она держала в руках банку и была зеленовато-бледной, а под глазами запали тёмные провалы синяков.

При виде меня она кивнула и торопливо отвела взгляд, не желая разговаривать.

– Муза, – сказал я печальным и даже слегка испуганным голосом, – у меня какая-то беда случилась. Можно вас попросить только глянуть? Это займёт полминуты. А я уже не знаю, что и делать. Муза, пожалуйста!

Очевидно, у меня действительно был сильно встревоженный истерический вид. Так как она нехотя кивнула.

Набрав в банку воды, она её отставила на стол и посмотрела на меня.

– В комнате, – сказал я и торопливо затушил недокуренную сигарету.

Мы с Музой прошли ко мне в комнату.

– Осторожно только! – предупредил я её. – Под ноги смотрите!

Муза вошла, и я быстро успел закрыть дверь. В этот момент котёнок бросился к её ногам и заплакал, прижимаясь.

– Он всё время плачет, – пожаловался я, – кто-то его выбросил прямо на улице. Пришлось забрать, ему там холодно было. И он котлеты не ест.

Муза посмотрела на меня со странным выражением лица, а я торопливо добавил:

– И рыбу не ест! И сырое мясо не ест! Я уже всё перепробовал! Но он есть хочет!

И тут случилось неожиданное – Муза расхохоталась.

Я аж обалдел.

Отсмеявшись, она сказала, поглаживая котёнка и прижимая его к себе:

– Конечно не ест, он же родился совсем недавно, Муля. Кто же новорожденных котят мясом и котлетами кормит?

– А что делать? – как придурок спросил я.

– Молока ему надо, – нахмурилась Муза.

– У меня молока нет, – сказал я, – но магазин ещё должен работать. Я сбегаю.

Муза кивнула, а я спросил:

– Муза. Но ведь нельзя его одного в комнате оставлять. Он такой маленький. Может, пока я сбегаю, вы подержите его у себя? Если это удобно…

Муза кивнула и, ни слова не говоря, взяла котёнка и вышла из комнаты.

А я поспешил в магазин…

Глава 16

Хуже свадьбы только подготовка к свадьбе. А если свадьба двойная, и когда, собственно говоря, готовятся сразу две невесты – то это вообще вешалка. А если ещё одна из невест – Ложкина, то это вешалка в кубе.

Только я сегодня вернулся с работы, лелея возможность плюхнуться с книгой и дочитать-таки о мести Эдмона Дантеса всем подлым обидчикам сразу, как обнаружил в моей комнате женский консилиум. Дуся, Ложкина, Белла, Полина Харитоновна и ещё какая-то тётка уселись плотным кружочком за столом и что-то оживлённо обсуждали.

На возвращение хозяина, то есть меня, никто не обратил ни малейшего внимания.

Я чуточку потоптался у входа, но всё равно меня продолжали дружно игнорировать.

– Вот смотри, Дуся, – перечисляла Полина Харитоновна, – если на стол поставить по паре тарелок солёных огурцов, помидор и грибов, то вполне нормально будет.

– И винегрет! – возмущённо добавила Ложкина.

– Да, и винегрет обязательно, – согласно кивнула Полина Харитоновна, – я записываю. А теперь считай: холодец – около трёх кило надо, сыру примерно где-то килограмма должно хватить, теперь блины, потом же ещё тушёная картошка со свининой по-деревенски, тушёные кролики с рисом… это как минимум четыре штуки придётся заказывать.

– Лучше утки брать, – компетентно заявила Белла, – утки, они нажористее.

– Да, уток из деревни заказывать надо. Если утки, то и три вполне хватит, – согласилась Дуся и добавила, – а вы же ещё голубцы забыли добавить. Записывайте! Голубцы с мясом и рисом – 25-30 штук.

– Это много, – покачала головой Полина Харитоновна, – я, когда замуж выходила, то на пятьдесят человек всего двадцать пять голубцов делали.

– Это что, по половинке на человека? – хихикнула Лиля.

Она сидела чуть в сторонке, поэтому я её сначала и не заметил. Очевидно из-за молодости Лилю в консилиум не включили, но разрешили быть сторонним наблюдателем.

– Много ты понимаешь, Лилька! – возмутилась Полина Харитоновна, – думаешь, на свадьбе все одно и то же едят?

– А некоторые даже и не едят, – буркнула Ложкина, и все дамочки понятливо похихикали.

– Голубцы лучше со свининой делать, – густым баском компетентно заявила незнакомая тётка.

– Кстати, а спиртное? – вскинулась Дуся. – Как с этим?

– Пётр Кузьмич занимается, – с благоговением сказала Ложкина, – заказал семь литров водки и пять литров вина креплёного. На двадцать шесть человек примерно по поллитра будет. Завтра, сказали, прямо на дом привезут уже.

– Да зачем это вино? – замахала руками Полина Харитоновна, – вино дорого же! На свадьбах и водка нормально пойдёт. Лучше еще литра два самогона возьмите. А то мало же по поллитра. Не все же такие как Муля. Один Герасим может литр спокойно уговорить. Или Гришка, гад такой.

– Пётр Кузьмич сказал, что только казёнка будет, – степенно похвасталась Ложкина, – чтобы, значит, уважение людям показать. К нему из театра артисты придут. А вино актрисы пить будут.

– А это… запишите еще котлеты с картофельным пюре и пирожки с мясом, – спохватилась Дуся, – чуть не забыли!

– Сколько? – спросила Полина Харитоновна, аккуратно заполняя листочек.

– Штук сорок должно хватить, – поморщилась Дуся, подсчитывая. – И селёдку тоже нужно будет обязательно. С лучком. Под водочку хорошо пойдёт.

Бабы покивали, соглашаясь, а я решил напомнить о себе:

– Кхе, кхе! – выразительно покашлял я, – я вам не мешаю?

– О! Муля пришёл! – всполошилась Дуся, – а мы тут немножко с девочками покумекали, свадьба же на носу, пора начинать готовить.

– Я надеюсь, вы готовить хоть не в моей комнате планируете?

Все вежливо похихикали, словно я пошутил.

– А это кто? – кивнул я на незнакомую женщину.

– А это Галя Синицына, фрезеровщица завода подъёмно-транспортного оборудования, член бригады коммунистического труда, между прочим, – отрекомендовала женщину Ложкина.

– А в моей комнате член бригады коммунистического труда что делает? – поинтересовался я невинным голосом.

– Так это… у неё свёкр завтра в деревне кабанчика колоть будет, так мы у них мясо сразу закажем. Свежатинка чтобы была.

Я так и не понял, почему свадебное меню и заказ «кабанчика» нужно было обсуждать в моей комнате.

Видя моё не самое радушное настроение, Белла сказала:

– Муля, пошли пока покурим. Сейчас они всё допишут и уйдут.

Я пожал плечами и вышел вслед за Беллой, скорчив траурное выражение лица. Надо будет с Дусей провести беседу.

– Ой, а ты знаешь, Муля, Музу как подменили, – заявила мне Белла, подкуривая от конфорки.

Я дождался своей очереди и подкурил тоже:

– В каком смысле?

– Носится с этим котёнком, как с писанной торбой. Щелкунчиком назвала, – ответила Белла и посмотрела на меня сияющими глазами, – это ей просто кого-то любить и заботиться надо. Заняла у меня червонец до получки, накупила продуктов. Сегодня суп варила. И поёт всё время.

Я улыбнулся. Тот случай действительно изменил всё. Я вернулся из магазина (успел до закрытия и купил три бутылки молока). В комнате у Музы я застал весёлый переполох. Пока меня не было, она его выкупала. Вычесала. И даже синий бантик на шею повесила.

Мы пытались поить малыша молоком. Пипетки не было, так поили с помощью тряпочки. Вроде неплохо получалось. И, когда котёнок наелся и уснул, Муза вдруг тревожно сказала:

– Муля, а оставьте его пока мне? – и заглянула просительно в глаза.

Не успел я ещё ничего ответить, как она быстро-быстро затараторила:

– Он же ещё маленький, его кормить через пару часов опять нужно будет. Ночью вставать. А вам завтра на работу, Муля. Пусть у меня чуть подрастёт, а потом заберёте.

– Конечно! – обрадовался я, – вы меня прямо выручили, Муза. А то я, честно говоря, даже не знал, что с ним и делать.

Муза была настолько счастливая, что даже не отказалась от трёх бутылок молока.

А котёнок обрёл хозяйку (правда она ещё об этом не знала).

– Так что на неё сейчас любо-дорого посмотреть, – сказала Белла, затушила окурок и ушла.

А я остался на кухне, задумчиво глядя через окно на ночную улицу.

Если бы я раньше знал, что для Музы именно это «триггер», я бы давно ей котёнка или щенка подарил. Но одного котёнка мало. Сейчас у неё эмоции, забота, смысл жизни. А через месяц-второй он подрастёт, и его все соседи подкармливать будут. Или мышей ловить станет (кстати, я точно даже не знаю, с какого возраста коты ловят мышей). Ну, не важно. Я обещал Фаине Георгиевне, что для Музы и Беллы составлю «программы успеха». С Музой первый сдвиг уже есть. Но вся беда в том, что сдвиг этот временный. Следовательно, эффект нужно закрепить.

Я задумался. Чем можно заменить в сердце Музы котёнка? Найти ей мужика, как для Ложкиной? Очень сомневаюсь. Муза вся экзальтированная и одухотворённая, в её глазах образ мужчины, как мне кажется, это некая помесь Шаляпина и лорда Байрона. И на других мужчин она даже не посмотрит. Это я примерно так думаю, образ может быть совершенно другим. Но тут фишка в том, что так просто и не угадаешь, как надо.

А ещё же остаётся Белла.

Но слона нужно есть по кусочкам. Так что сначала разберёмся с Музой.

И, кажется, я придумал, как.

Как раз из моей комнаты начали расходиться товарищи соседки, оживлённо переговариваясь. Полина Харитоновна и Лиля зашли на кухню.

Здесь следует отметить, что на кухне под потолком были протянуты верёвки и, когда на улице заряжали дожди, соседи развешивали бельё на этих верёвках. Чаще всего – Лиля сушила так Колькины шмотки.

Вот и сейчас они зашли на кухню снять какие-то тряпки.

А я сказал, обращаясь к ним обеим, но больше к Лиле:

– Лиля, – сказал я, – мне завтра нужно по работе сходить в зоопарк. Можно я возьму Кольку с собой? И ему развлечение и мне не так скучно будет.

Лиля широко распахнула свои оленьи глаза и улыбнулась:

– Конечно, Муля! Он так обрадуется! Мы всё никак туда не дойдём.

– Вот, Лиля, – назидательно сказала Полина Харитоновна, – Муля – культурный человек. В зоопарк ходит. А вы с Григорием там никогда и не были даже.

– А вы? – спросил я, но Полина Харитоновна быстро перевела разговор на другую тему.

На следующий день, я сказал Козляткину, что иду в театр Глориозова (и я, кстати, собирался туда заглянуть), а сам зашел домой за Колькой.

Тот уже ждал, одетый в новенький костюмчик и парадное пальтишко. Ботиночки были у него лакированные.

– А попроще у него ничего нету? – спросил я.

– Но вы же в зоопарк идёте, – всплеснула руками Полина Харитоновна.

– А если он испачкается? – забеспокоился я.

– Ничего страшного, постираем.

Успокоившись, я захватил пару кусков хлеба (сунул их прямо в карман), прихватил Кольку и отправился в зоопарк.

– Дядя Муля, а мы в зоопарк идём? – спросил Колька. – Мне бабка Полька сказала.

– Да, – ответил я.

– А зачем мы туда идём? – спросил Колька, сгорая от любопытства.

– Ты крокодила видел? – задал вопрос я и Колька взвизгнул от восторга.

– А макаку с красной какой?

– Неа! – Колька был счастлив.

– Слона?

– Нет.

– А ты знаешь, как выглядит енот-полоскун?

Колька не знал. И сейчас он был самым счастливым человеком на этой планете, предвкушая увидеть макаку и енота-полоскуна.

В моё время московский зоопарк был одним из любимейших мест досуга для жителей и гостей столицы. Туда вливались немалые бюджетные деньги. Сейчас же финансирования явно не хватало и большую часть зоопарка содержали, можно сказать, на голом энтузиазме.

Но Колька всё равно ахнул от восторга.

Я не планировал провести здесь всё время, но немного мы с ним побродили. Посмотрели на слонов, на крокодилов, полюбовались оленями.

Прошли сквозь всю орнитосекцию. Колька обхохатывался с грифов. Почему-то их внешний вид его рассмешил.

Я не просто так решил прошвырнуться по зоопарку.

Моей целью была «Площадка молодняка». И когда мы туда дошли, восторгу Кольки не было предела.

К моему счастью мы попали как раз на выпойку оленят и козлят. Участие в этом интереснейшем процессе принимали пионеры со Станции юннатов. Я попросил разрешения, чтобы Колька тоже поучаствовал. И ему доверили выпаивать зебрёнка.

– Дядя Муля! – захлёбывался восторгом Колька, – ты видел? Видел? Он такой полосатый, а грива у него торчком точит! И он такой глупый ещё. А потом он так губками взял бутылочку с молочком и все выпил! Так смешно. Мы с ним теперь друзья и его зовут Ярик. Мне та тётя в синем халате сказала.

Всю дорогу я выслушивал восторги Кольки, который был на взводе и рассказывал одно и то же по кругу.

Я раз был, что ребёнок развлёкся и приобщился к природе. Но мой дьявольский план заключался совсем не в этом.

Дома я сдал совершенно счастливого Кольку на руки бабушке и отправился в театр к Глориозову. Следовало уточнить пару пунктов по смете. Это – официальная версия.

А на самом деле нужно было выяснить, не разругались ли они с Фаиной Георгиевной.

К моему несказанному удивлению, Глориозов заявил:

– Фаина Георгиевна будет играть Зою Окоёмову.

– Как так? – удивился я, – по пьесе героине ещё и тридцати нету, а Фаина Георгиевна…

– А вот пусть как хочет, так и играет, – злорадно хохотнул Глориозов. – мы её, конечно нагримируем, приоденем. И пусть играет, чтобы у зрителей даже сомнений не было, что Зоя молоденькая. А то ишь, прим она наших критикует.

– Но это же…

– Иммануил Модестович, – иронично сказал коварный Глориозов, – вот мы и посмотрим на великий талант Раневской. А не получится, если облажается, значит, мы с Фаиной Георгиевной расстанемся, а Зою будет играть Леонтина Садовская.

– А Сосипатру Семёновну?