Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 350 страниц)

Глава 3

На следующий день глевку летнюю духоту прогнал свежий осенний ветер.

На чересе блестела золотая скоба. Северин постоянно бросал на нее взгляды – когда-то он не мог привыкнуть к серебряной, а учитель над этим молча посмеивался.

Рыжая бежала без всякой тороки, а Шаркань был навьючен в путь.

– Остался последний урок, которому я должен научить тебя, – сообщил за завтраком Захар.

Северин распрощался с Владимиром и пообещал остановиться у него во время следующего визита в Буду.

– Надеюсь, ты принесешь интересный рассказ, юный характерник, – сказал господин Буханевич.

Отдохнувший Шаркань имел игривое настроение и постоянно норовил перейти на клус.

– Видишь эти два дуба? – указал трубкой Захар. – Их зовут «близнецами». Вот туда и лежит наша дорога.

Скоро они разъедутся: Захар – обратно в корчму, а Северин – куда прикажет есаула Колодий. Учитель вернется на службу к казначеям, а бывший джура будет отбывать два года среди шалаша часовых.

Кончалась очередная веха жизни. Когда-то он так же покидал дом Соломии... Учитель держался показательно весело: шутил, вспоминал быль, рассказывал курьезы из собственной жизни, которых раньше Северин не слышал, – наверное, чтобы между ними не звучало тишины.

Около двух дубов, действительно напоминающих близнецов (у них даже ветки росли похоже), Захар соскочил на землю, достал нож и подошел к одному из стволов.

– Итак, слушай, – характерник подкинул нож так, чтобы он сделал в воздухе оборот, и ловко поймал. – Ты сотни раз был свидетелем, как это делается. Теперь, когда у тебя есть тайное имя, то и сам можешь общаться между дубами. Ничего сложного в том нет. Ствол – наша бумага, кровь – чернила, а голос – перо. Запоминай.

Северин ловил каждое слово.

– Разрежь пальцы и прижайся к коре, вот так, – Захар показал. – Держи, не отрывая, если оторвешь, то послание исчезнет. Держи палец порезом...

– Только пальцем можно?

– Да хоть носом, чтобы свежий порез был. Держи кровью в кору и произноси имя брата, которому ты пишешь письмо. Увидишь, что она появится на стволе. Затем говори сообщение, которое хочешь передать – оно также появится на коре. Когда закончишь, нужно произнести слова, которые пришлют сообщение.

– Пусть Мамай помогает?

– Вот именно, – кивнул учитель. – И все! Разносятся письма мгновенно. Называться не нужно, потому что твоя кровь распишется за тебя. Теперь попробуй написать мне какую-нибудь небольшую открытку.

– Но ведь, учитель, я не знаю вашего тайного имени!

Захария рассмеялся.

– Тебе оно понравится. Мое сокровенное прозвище – Брыль.

Северин тоже рассмеялся, а Захар чинно поправил неизменного шляпу.

– Меня тогдашний есаула казначей, Стефан Кропивенко, мир его праха, так прозвал. И довольно точно, должен отметить!

Чернововк привычным движением разрезал палец серебряным ножом и приставил порезом к коре. От прикосновения кожи к коре ладонью пробежали мягкие теплые иголочки.

Он несколько секунд молчал, собираясь с мыслями, а затем тихо произнес: Брыль. Капля крови засияла и на глазах Северина мгновенно написала имя на стволе его собственным почерком. Юноша удивленно посмотрел на учителя, а тот ободряюще кивнул – мол, все правильно, продолжай. Тогда Северин, чувствуя себя неловко (ведь он разговаривал с деревом), пробормотал сообщение и оно вспыхнуло сияющими красными буквами.

Захария ждал. Северин собрался с мыслями, чуть не отдернул пальца, вовремя вспомнил фразу-ключ и добавил:

– Пусть Мамай помогает.

Сообщение исчезло. Ствол стоял, как и прежде. Северин перевел взор на Захара.

– Сработало? – спросил учитель. – Я вот впервые забыл слова прощания, отнял пальцы и пришлось начитывать все снова.

– Чудеса! – Северин ткнул в дерево. – А вы видели? Видели, что я пишу?

– Нет, сообщение видно только тебе, – ответил Захар.

– А можно капнуть чужой кровью?

– Не подействует.

– А если заставить кого-нибудь написать нужное послание?

– Вот это возможно. Во время Рокоши, – Захар нахмурил лоб. – Свободные волки прибивали руки некоторых пленников гвоздями – чтобы и кровь была, и выдернуться было невозможно – и заставляли их зачитывать письма другим рыцарям Ордена. Так заманивали других в ловушку.

Северин скрипнул зубами. Какими же низенькими подонками были эти свободные волки!

– Но можно добавить какие-то слова от себя и быстро отправить?

– Разве что в воображении, – Захар покачал головой. – Невозможно быстро произнести «это ловушка, пусть Мамай помогает», когда рядом стоит кто-то готовый ежесекундно заткнуть тебе прорубь.

– Разумеется.

– Продолжим, – Захар отвлек его от мыслей о Рокоше. – С получением письма все просто, нужно только коснуться ладонью дуба. При первой же возможности старайся проверять сообщения. Делай это по крайней мере ежедневно, особенно на важном задании. Во многих шалашах есть тревожная система – если ты не отчитываешь определенное количество дней, то считаешься пропавшим.

– Но мой отец...

– Из всех правил случаются исключения, – перебил Захар. – Тогда сообщения будут просто накапливаться один за другим, и когда ты наконец дойдешь до дуба, то придется слушать их от первого до последнего. Чтобы сделать перерыв, достаточно оторвать руку от дерева. Все письма, которые ты не прочитал, будут ждать.

Молодой характерник почесал затылок. Раньше он никогда не задумывался над этой странной системой. Все казалось простым на первый взгляд, но, если задуматься, всплывали груды вопросов.

Северин внимательно посмотрел на дерево. Как они передают между собой эти кровавые послания? Без Потустороннего мира не обошлось.

– Послушаю, что ты послал.

Захар повернулся к дереву, приложил ладонь к стволу, молчал несколько секунд и затем усмехнулся.

– Спасибо, Северин. Для меня было честью обучать тебя, – он разрезал пальца. – Теперь моя очередь. Заметь построение моего сообщения: именно так нужно общаться по делам Ордена. Оно отличается от личного письма.

Захар быстро надиктовал послание и отнял палец от коры.

– Принимай.

Северин осторожно коснулся дуба.

От теплой коры ладонь защекотало, словно по ней проводили мягкой кистью. В ушах прошелестело дыхание, на стволе выросли красные пятнышки, набухли, распустились на буквы, и тихий голос вдруг зашептал на ухо: «Щезник от Брыля. Первое сентября, одиннадцатое утро, «Близнецы». Не забывай писать! Пусть Мамай помогает».

– Надо добавлять день и час?

– И, желательно, имя дуба, его ты найдешь в атласе – там каждое дерево подписано уникальным названием. Таким образом ты пришлешь собственные координаты. Старайся посылать краткие и содержательные послания. Шутки и брань оставь для личной переписки.

– Этот голос... Который говорил мне, зачитывая письмо... Он не был похож на ваше.

– У каждого дуба есть собственный голос. Говорят, будто это отпечаток покоящегося характера характерника, но это неправда. Я сам долго вслушивался в один...

Захар покачал головой, усмехнулся и завершил:

– Последний урок окончен, – Северин отметил, какой силованной была его улыбка. – Наверное, хочешь написать письмо отцу, да? Его характерное имя – Вырий.

Захар проверил часы.

– Можешь не спешить, потому что времени еще достаточно.

Он отошел, набил трубку любимым табаком с коноплей и закурил, поглаживая Руду. Кобыла форкала от дыма.

Северин не знал, хочет ли он отправлять письмо отцу. Что ему написать? Да и вообще зачем? Разве ему не безразлично? Еще разозлится, что Северин узнал его сокровенное имя...

Пожалуй, все же надо. Пусть узнает характерное прозвище собственного сына, даже если им никогда не воспользуется.

Северин продиктовал: «Получил золотую скобу» и на этом закончил. Прислал письмо, остановил кровь и получил подарок Захара, трубку-носогрейку.

Характерники курили вместе, пока Захар не произнес:

– Пора.

До дуба Мамая доехали молча. Там толпились новоиспеченные характерники и их бывшие учителя, ржали лошади, а посреди насилия стоял неизменный стол с двумя казначеями. Из всех есаул присутствовал только Корний Колодий. Лицо у него было помятое.

– Чернововк? – переспросил один из казначейских и через несколько секунд выдал Северину документ с печатью-волком, несколькими подписями и длинным номером в уголке. – Не упусти эту грамоту: она подтверждает твою принадлежность к Ордену. С ней ты можешь получить свое месячное жалованье в любом банке страны.

– Спасибо, – Северин даже рассмотреть грамоту не успел, как ему протягивали атлас.

– Если потеряешь грамоту или атлас – сообщи об этом своему десятнику. Строго запрещается продавать карты характерщиков вне Ордена. Если утнешь такую ерунду, мы об этом быстро узнаем, и тебя строго накажут. Искренне советую так не поступать.

Северин кивнул, развернул карту и пролистал страницы. Сколько окольных путей! Здесь были отмечены и подписаны дубы, корчмы, хижины, гостеприимные дворы, оружейные, овцеводческие, охотничьи, лесорубские избушки, кузницы и конюшни – в общем, все, что может понадобиться в пути странствующему всаднику.

– Иди в ту группу, – указал пером казначей. – Это твоя ватага.

К радости Северина, там стоял его знакомый Савка Деригора, а кроме него слобожанин, вчера затеявший поединок, галичанин, угощавший всех обедом, и молчаливый степняк с длинной косой, единственный из четверки, кто Чернововку не запомнился.

– А вот и ваш пятый, – вместе с Северином к шайке подошел усталый Колодий и раздал каждому по кисету.

Северин взвесил кошелька в ладони. Трудный! Внутри звенели не тонкие медные шеляги, а одни серебряные таляры и золотые дукачи. Он столько денег в жизни не видел!

– Итак, господа характерники, вы теперь в шалаше часовых, с чем вас и поздравляю, – крайне обыденным голосом сказал Корней.

Савка закатил глаза и высунул язык, демонстрируя свое мнение о шалаше стражей.

– Не обезьянь, брат, потому что зашлю в паланок у черта на рогах, – флегматично сообщил есаула. Савка мигом посерьезнел. – По традиции, после приема в Орден ватага молодых характерников едет в большой город и прогуливает там чертовку гроша, которую вы найдете в розданных кисетах. Советую не жадничать, погулять на славу и навсегда запомнить эти славные дни. Раньше ездили по трое, но теперь новые правила... Неважно. Вашей пятерке достался Киев. Есть три дня на гулянья, а затем вас найдет один из моих десятников и выдаст первое задание.

– Нам нужно известить свое точное местонахождение? – переспросил степняк.

– Нет, – отмахнулся Корней. – Можете трогаться.

Есаула пошел к казначеям за новыми кисетами для другой шайки. Судя по выражению лица, Колодий воспринимал эту часть своих обязанностей без восторга.

– Ну что, господа, – сказал Савка к шайке. – Предлагаю произвести последнее слово благодарности учителям и по коням!

Захария ждал неподалеку. Старенькая, посеревшая от времени рубашка, запыленные штаны, заправленные в такие же запыленные голенища кожаных сапог, хрупкая шляпа на голове. Обычный крестьянин, если бы не сабля и не увешанный мешочками и итогами широкий черес из черной кожи.

Когда отец сказал, что Северин уедет от Соломии, потому что ему придется быть джурой у этого мужчины, парень разрыдался. А теперь был готов расплакаться от прощания с ним.

– Ну, погуляй там, казаче! Да, чтобы потом детям было стыдно рассказать.

– Погуляю, учитель, – пообещал Северин.

– Теперь я просто брат Брыль, – кивнул головой Захар. – Ты ведь полноправный характерник, брат Щезник.

– Вы все равно останетесь моим учителем, брат Бриль, – ему было странно и смешно так обращаться к Захару.

Сколько Северин у него научился и узнал! Сколько приключений они пережили вместе!

– Шесть лет... Хорошие были времена, – Захар неловко усмехнулся. – Если бы мой сын захотел стать характерным, он был бы похож на тебя, казаче.

Когда сыну Захара исполнилось двадцать два, он окончил Львовскую техническую академию и отправился в Австрийскую империю учиться инженерии и механическим наукам.

– Вам никогда не было горько от того, что сын не стал вашей джурой? – решился спросить наконец Северин. Этот вопрос давно вертелся у него на языке.

– Нет, – мигом ответил Захар. – Я рад, что он выбрал собственный путь. Волчья тропа полна печали и боли. Дети не должны следовать за родителями в след. Когда-то так было нужно... Теперь нет. Я горжусь сыном.

Или Игорь Чернововк так рассказывал кому-то о своем сыне? На мгновение Северин поймал себя на зависти и ему стало стыдно.

– Счастье на волчьей тропе, – Захар крепко обнял его. – Пусть Мамай помогает.

– И вам!

– Не забывай писать.

Шаркань печально заржал, покидая Рыжую, и несколько раз пытался оглянуться. Северин, напротив, не оглядывался, потому что еще в Саломе понял, что прощаться лучше без этого.

Ватага уехала от Буды.

– Значит, – Савка не дал родиться привычному молчанию незнакомых людей. – Сколько миль в Киев?

– Тридцать одна, – отозвался тавриец, единственный из шайки изучавший атлас, а не спутников. – Если галопом, до ночи доедем. А как ехать спокойно, то завтра до обеда.

– Тогда предлагаю не торопиться и познакомиться! Ведь, насколько мне известно, именно в этом смысл этой милой традиции. Савка Деригора, к вашим услугам!

И он снял шапку, махнув ею в легком поклоне. Перо павлина при этом задело ухо его коня.

– Ярема Яровой, – пробасил рыжий крепыш с ныряльщиком за чересом.

Он был единственным из пятерки, кто нарядился по жаре у жупана. Галичанин имел густые усы и бороду, скрывавшие обильные веснушки и здоровый румянец на щеках. На левом пальце сверкала печать с тусклым рубином.

– Сын этого великана-есаула?

– Внук, – вздохнул Ярема.

В нем было что-то от деда, особенно грива непокорных волос – у есаулы они поседели, а у Яремы изобиловали рыжим огнем. На лбу непослушное пламя сдерживало главу.

– Игнат Бойко, – слобожанин приложил ладонь к груди – там, где под льном рубашки на коже темнел коловрат.

Игнат закрутил селедку вокруг левого уха, и смотрел острым, если не свирепым взглядом. Силой он мог поспорить с Яремой, хотя не был так огромн. За спиной на кожаной портупее крест-накрест покоились две сабли.

– Филипп Олефир.

Загорелый тавриец ехал в серой одежде на таком же сером и низком бахмате, самом невзрачном конике плети. Филипп заплетал соломенные волосы в косу, достигавшую его до поясницы. Глаза голубые, нос орлиный, на шею связан распространенный среди южан платок-маску от пыли. Кроме сумок Филипп имел притороченный к упряжей плетень и колчан со стрелами.

– Северин Чернововк, – представился последним Северин.

– Тоже внук есаулы? – спросил Ярема, с любопытством разглядывая его.

– Нет. Он был учителем моего отца Игоря Чернововка.

– Тот же Игорь Чернововк, чтобы я лопнул! – Гната глаза загорелись. – Мститель-безумец! Он до сих пор охотится за Свободной Стаей?

– Да, – ответил Северин напоказ непринужденно.

– Вот я понимаю, черт возьми! Настоящий рыцарь, преданный делу, – сказал Игнат, махнув кулаком. – У него действительно есть список имен и каждая жертва вычеркивается ее собственной кровью?

– Все так.

Северин сделал вид, что заинтересовался чем-то в поле неподалеку.

– Вот и есть, – не унимался Игнат. – А мне отец говорил, что это ложь и дерьмо собачье. Слушай, брат, а если он подстрелит кого-то за границей, то что с телом делает? Везет сюда или там закапывает? Сжигает ли и рассеивает пепел?

– Не знаю, – Северин принялся искать что-то в саквах, чтобы избежать новых вопросов.

На том первый раунд разговора стих, но Деригор так просто не сдавался.

– Братья, чтобы наша беседа не угасла, предлагаю сбить лед первых минут и рассказать немного о себе. И, как автор предложения, готов быть первым! – Савка торжественно махнул руками. – Итак, я – Савка Деригора, он же брат Павлин, как прозвал меня вчера господин Данилишин.

С именем он действительно угадал, – подумал Северин. Не то, что его прозвище... И почему чудица Забила выбрала именно пропавшего?

– Почти все детство я пробегал без штанов и резал кошельки у прохожих на улицах и площадях славного города Киева, – рассказывал Савка с энтузиазмом. – Безотцов и бездомный, чьей самой заветной мечтой было перейти к ограблениям. Такие у меня были сомнительные идеалы, братия, не судите строго уличного голодранца! Все шло к тому, что меня заметят сердюки, от которых я много раз успешно накивал пятками, но фортуна – неверное сучисько, и в один из летних дней я очень ошибся с мишенью. Не знаю, какой черт меня спутал, наверное, я соблазнился на грубого кошелька и не разглядел череса с тремя клямрами, одного из самых главных «зась-зась» в нелегком деле карманника. Я был умелым вором, братья мои, настоящая искра божьего таланта, ни одна душа меня не замечала, но тот мрачный сероманец мигом схватил меня прямо за руку! После долгой душевной беседы господин Деригора (откровенно говоря, до сих пор не знаю, что он во мне разглядел) предложил стать джурой и носить такие мешки на себе постоянно. В противном случае он угрожал отдать меня сердюкам, поэтому на самом деле выбора у меня не было. Знал, хитрость, куда бить! Вот так я встал на волчью тропу и ни о чем не жалею. И сейчас возвращаюсь в родной город, которого не видел шесть лет, потому что уважаемый учитель путешествовал исключительно по левобережным полкам, а особенно любил Сумский и Черниговский паланки через тамошнее пиво, которым из-за невероятной скупости меня никогда не угощал.

Все заинтересованно слушали рассказ Савки – за исключением таврийца, на лице которого невозможно было что-то прочесть.

– Что дальше, спросите вы? – продолжал Деригора. – Есть такой ответ! Мои скромные планы: во вражеских колодцах коня поить, разбрасываться золотом, иметь множество любовниц и войти в легенды громче старика Мамая! Так что, братья, можете гордиться: в вашей шайке едет будущий герой многочисленных кобзарских дум, приключенческих книг и всемирно известных трагедий. Незаурядная честь, между прочим! А в Киеве я устрою нам отличный досуг, потому что знаю этот город как свои пять пальцев – вы даже глазом не сморгнете, как все транжирите.

По словам Деригора в карман не лез и вызвал саму только улыбку, потому что за пестрым хвастанием читался смех над самим собой. Он умел нравиться людям, был из тех, кто повсюду легко становился душой компании.

Завершение речи Ярема, добродушно посмеивавшегося над каждым шутливым предложением, встретил аплодисментами.

– Ох и хорошо стелишь, братец, тебе надо книги писать или в Раду идти!

Савка в ответ церемонно поклонился в седле, перо павлина надменно подпрыгнуло.

– Остроязычный ты лёгок, недаром Данилишин тебя присмотрелся, он таких ценит, – брюхо приложил руку к сердцу и легко поклонился компании. – Назовусь и я. Итак, у меня есть честь: Ярема Яровой, шляхтич герба Равич, характерник в шестом поколении, сын Степана Ярового, погибшего в Волчьей войне. Моя семья держит угодья возле Чорткова. Моя мамуньо, урожденная Вишневецкая, поставила условие перед замужеством, по которому первенец-сын характерником не станет. Татуньо был в нее безумно влюблен, поэтому согласился, и теперь первенец, то есть мой старший брат, занимается делами рода. Потом родились две сестры, но татуньо, известный настойчивой натурой, не останавливался, пока на свет не появился я, потому что очень хотел сына в джуры. Но так случилось, что Свободная Стая унесла его жизнь.

Ярема перекрестился на католический манер и пробормотал что-то на латинской скороговорке.

– Воспитал меня родитель друг, потому что дедо уже тогда стал есаулой и в джуры меня взять не мог. Вот такова моя история. Люблю хорошее пиво, хорошую трубку, хороший сон и хорошую кумпанию!

– Настоящий шляхтич, порази меня гром! А ведешь себя, как домашний хлоп, – заметил Игнат, на что Ярема только рассмеялся.

– Ты забыл сказать, что за тайное прозвище тебе дали, – сказал Северин.

Яровой нахмурился и буркнул:

– Малыш.

Все, кроме Филиппа, захохотали, настолько это прозвище не вязалось с коренастым бородачом, который был в полтора раза больше каждого из присутствующих. Ярема посопел и тоже присоединился к всеобщему смеху.

– Это тебе дедо такое выдал? – спросил Савка.

– Ну, а кто же еще мог такое сделать? Старый шутник.

– Старик-старик, а живой! Хорошо саблей рубил, я с близнецами едва отбился.

То есть Игнат не пропустил ни одного удара, – с уважением подумал Северин.

– А почему у тебя герб такой? Девочка еще на медведи с задранными руками.

Семейный герб был вышит на жупане Ярового.

– О-о-о, это долгая история.

– Рассказывай, пан шляхтич, – подбодрил Савка. – Мы здесь все без гербов, так нам геральдическая тема очень интересна. Да, ребята?

Ребята закивали. Ярема смочил горло из фляжки.

– Легенда говорит, что один король двинул коней, не оставив завещания, и волю свою каким-то загадочным образом возвестил с того света. Корону и недвижимое имущество король оставил сыну, а все движимое имущество завещал дочери. Хитрый принц решил формально выполнить волю отца и велел запустить черного медведя, который, безусловно, был движимым имуществом, в спальню принцессы. В случае ее смерти исполнялась воля короля и наглядно демонстрировалась неспособность принцессы управлять движимым имуществом. Но девушка оказалась настоящей казачкой: не только усмирила медведя, но даже выехала на нем верхом из своей спальни, поднимая руки к небу и требуя справедливости. Брат увидел, что высшие силы на стороне сестры, извинился перед ней и отдал замуж за какого-то князя со всем, что должно ей принадлежать. В память о случившемся принцесса дала своим потомкам этот герб. Смысл его заключается в способности Равичей с честью исходить из каких-либо тяжелых испытаний, – гордо подытожил Ярема.

– Невероятная история! Смерть правителя, воля предков, противостояние родственников, дикие звери, прекрасная дева и справедливость. Очень драматично, почти Софокл, – бросал Савка. – Значит, ты потомок короля?

– Я являюсь ясновельможным шляхтичем, – Ярема махнул ныряльщиком на подтверждение своего статуса.

– А я простой хлоп из Дикого Поля, – сказал Игнат, привставая на стременах с громким звуком оскверненного воздуха. – У герба нет, прабабушка на медведях не ездила, жил среди навоза в задрипанной заднице, а мой отец, Нестор Бойко, тоже из сироманцев. Родом я из-под Харькова. Колодий назвал меня Энеем, потому что я чертовски моторный и люблю Энеиду Котляревского и перечитал ее столько раз, что могу декламировать.

– Ну-ка, давай, – крикнул Савка.

– Эней был моторный парень и парень хоть куда казак, удался на все злое, упорнее всех бурлаков. Но греки, как сжег Трою...

– Хватит, верю! Скажи лучше, что у тебя на груди за рисунок выбит.

– Это секретное, потому что часть посвящения, – отмахнулся слобожанин. – Не знаю, как жил бы без волчьей тропы, потому что если всех ребят на селе побил, то от скуки чуть не сдох. Люблю к всрачке путешествовать, мне безразлично где именно, чтобы опанча была и верный конек не хромал... Ни в какие легенды входить не хочу, достаточно прожить отведенное, а большего мне не надо. Ибо как только войдешь в ту историю, то несколько господ от души харкнут на твое имя, а кто-то и на могилу насрет, тут и к гадалке не ходи. Я себе лучше водки перекину и мастера Котляревского почитаю.

– Прекрасная философия, – заметил Савка.

– У меня тоже старшая однокровная сестра, отец мой еще тот пес... Гуляка известен, – оскалился Игнат и подкрутил усы. – Зуб даю, где-то на территории Гетманата живут еще несколько неизвестных мне сестричек и братьев... А известную сестру зовут Катрею, она тоже из Ордена, а вы, готовый заложиться, слышали о ней.

– Катя Бойко? – округлил глаза Северин. Захар рассказывал о девушке, которую прозвали «Дикой» за ее вспыльчивый нрав и славную привычку отрубки пальцев наглым ухажерам. – Та же фурия – твоя сестра?

– Единственный человек, которого я боюсь на этом свете, – Игнат вздрогнул, словно от холода, и неловко изменил тему: – Эх, жаль, что нас в Полтаву не направили! Там клецки с мясом, чертовы вкусности! И пиво.

– Пиво у нас везде хорошо, – авторитетно заметил Ярема.

– А еще в Полтаве можно встретить мастера Котляревского...

Запало тревожное молчание. Юноши молча переглянулись между собой.

– Что такое? – забеспокоился слобожанин. – Чего смотрите?

– Он же умер, – решился сообщить Северин.

– Кто умер?

– Котляревский.

– Как это умер? – возмутился Игнат. – Какого черта?

Новость о недавней смерти любимого писателя немало шокировала брата Энея, и он удивленно умолк.

– Ну, Северин, пока брат Эней переживает потерю, а ты уже подал голос, расскажи о себе, – сказал Савка. – Ты сын Ольги и Игоря Чернововки, правда?

* * *

Ольга погибла трагически, поехав вместо мужчины на переговоры Серого Ордена с Свободной Стаей. Ее главарь Роман Вдовиченко был давним другом Игоря Чернововка, а с его женой Ярославой Ольга дружила с самого дня приема в Орден.

Когда Серый Орден искал парламентария, которого мятежники примут и выслушают, то остановились на Игоре. Это был удачный выбор: Роман тепло встретил старого друга, не упрекал его за верность Раде Симох есаул, выслушал предложения и согласился двинуться на встречу. Чернововке показалось, что Вдовиченко обрадовался его визиту, потому что, несмотря на угрозы уйти из страны наемниками, на самом деле он не знал, как Свободной Стае делать дальше.

Именно на те переговоры собирался Игорь, когда знахарь, пытавшийся вылечить малого Северина от лихорадки, грустно провозгласил, что лечение не действует, и посоветовал молиться и ждать милость Божию, за что был изгнан копняком. Надо было ехать в ближайший город к врачу – последний шанс на спасение сына. Дергаясь в лихорадочном бреду, Северин постоянно звал папу, и Ольга предложила мужу отправляться.

– Роман согласится. Я его кума, в конце концов. Объясню случившемуся обществу никто не будет против, – убеждала Ольга. – Помогу решить этот дурацкий спор, потому что мужчины без женского присмотра только погрызутся. А волку станет лучше, когда рядом будет папа, которого он зовет.

Игорь часто соглашался с женой, потому что любил ее безумно, и на этот раз также не спорил – чего потом не простил себе до конца жизни.

Характерник мчался в город, крепко прижимая к себе пылающего от болезни закутанного сына. У Северина осталось надломленное воспоминание, где ему очень-очень холодно, слышно, как хрипит загнанный конь, и отец ласково повторяет: «Потерпи, сынок, мы уже почти приехали». Это было одно из его лучших детских воспоминаний, несмотря на то, что тогда он стоял на пороге смерти.

Городской доктор сделал, чего не смог деревенский знахарь. Почти сутки он сражался при жизни малого Северина и победил. Игорь на радостях дал ему двадцать дукачей и от такого количества золота врача чуть удар не схватил. Он отказывался, пытался объяснить, что это слишком большая сумма, но Чернововк ничего слышать не хотел. «Вы спасли сына, моего единственного сына», повторял характерник, и доктор сдался, потому что отказать было невозможно.

Но пришла другая новость, от которой улыбка Игоря исчезла навсегда.

Мирные переговоры закончились кровавой масакрой. Никто не выжил; никто не мог рассказать, кто начал сражение и что стало тому причиной. Свободная Стая и Серый Орден возложили ответственность друг на друга и началась Волчья война.

Захар не любил рассказывать о тех временах – единственное исключение из всех исторических событий, которые он знал в совершенстве.

– Это была самая страшная ошибка за все времена существования Ордена, – повторял учитель.

Во главе Свободной Стаи вместо убитого Романа стала его жена Ярослава Вдовиченко, призвавшая к мести и борьбе. Совет Симох потерял на переговорах двух есаул, единогласно проголосовал за уничтожение раскольников.

Началась война, сожравшая сотни характерников. Противостояние подкосило мощь Ордена так, как не смог ни один враг. Четыре года без перемирия брат убивал брата, а сестра охотилась за сестрой. Чума ненависти и жажда мести косила сероманцев.

Орден одновременно должен выполнять свои повседневные обязанности по защите государства. По сравнению даже с его ограниченной мощью, Свободная Стая была значительно меньше, хотя билась яростно и неистово, теряя одного бойца ценой нескольких. Это отступников не спасло: четыре года спустя Ярослава Вдовиченко признала поражение Рокоту и провозгласила приказ, по которому свободные волки должны были спасать свои жизни, и вместе с двумя сыновьями исчезла за границей.

Так кончилась страшная резня, после которой Орден больше не пришел в себя. Силы рыцарей уменьшились втрое, почти не стало новых джур, а слухи о раздоре – несмотря на все усилия – разошлись далеко, что оказало большое влияние на шаткую репутацию характерников. Никто не называл конец Волчьей войны победой, потому что Серый Орден действительно проиграл. Выиграла Тайная Стража, которая воспользовалась возможностью усилить позиции среди ведомств Гетманата.

В том, что бойню на мирных переговорах начали свободные волки, Северин не сомневался. Разве отступники могли поступить иначе? Ведь именно они провозгласили Рокош и сбросили перед дубом Мамая из своих черешков бронзовые и золотые скобы. Именно они хотели иметь больше привилегий от государства и в то же время разглагольствовали о необходимости изобретения способа расторгнуть соглашение с Потусторонним миром. Проклятые ренегаты! Такие подонки, как они, никогда не должны ступать на волчью тропу. Чего они добились вместо своих высоких целей? Что получили? Только боль, развалина и смерть.

Каждый раз, когда Северин вспоминал о мамин дубе, его распирало чувство несправедливости. Почему какие-то ублюдки посмели унести ее жизнь? Кто дал им такое право? Мама ушла так рано, что он не мог припомнить ни звука ее голоса, ни черт ее лица. Северин помнил только длинную косу, с которой любил играть, ее ласковые ладони на лбу, и лелеял те крохотные обломки воспоминаний.

Они тогда ежемесячно переезжали с места на место, от села к селу, и Северин всюду неизменно заводил кучу друзей.

– Мой папа – характерник! Моя мама – характерница! – надменно провозглашал он на улице, и все дети с робким восторгом смотрели на него, будто он в любой момент перевернется на волчонка.

А потом жизнь изменилась.

Он сильно заболел и долго поправлялся. От врача Игорь привез его не к маме, а к незнакомой ведьме Соломии, и приказал слушаться ее во всем, потому что он будет жить здесь долго, до десяти лет. «Мамы не стало», – сухо сказал отец и исчез, не ответив ни на один вопрос.

Ведьма не понравилась парню. Малыш несколько раз пытался убежать, каждый раз неудачно, а потом, с течением времени, разглядел Соломию и подружился с ней. Ведьма учила его тому, что сельские дети изучали в школе – и многое другое. Мальчик рос и с нетерпением ждал, когда за ним вернется отец, чтобы взять его в джуры.