Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 350 страниц)

– Я вырастила трех замечательных детей: одного мальчика и двух девушек, – заявляла госпожа Яровая.

– А как насчет того мальчика, который приказал убить своего деда? – хотелось ответить Катри, но она сдерживалась – после кровавой инаугурации Ядвига отказалась от старшего сына и до сих пор тяжело переживала эти события.

Ее имение было великолепным тайником, надежным и удобным. Сытно кормят, можно постирать вещи и каждый день мыться в роскошной ванне на львиных лапах! Только здесь, единственная на всю страну, осталась дубрава характернических дубов, которую не позволили вырубить борзым Святого Юрия... Прекрасное место, если бы только не его хозяйка.

Еще одно убежище разместилось в лесу, вернее, в спрятанном в лесу древнем поселке. Вот там было действительно странно – Катя словно попадала в другой мир – но удивительно уютно и спокойно. Несмотря на языковой барьер, там ее уважали и опекали, как княжну. Этот странный тайник под большим секретом открыл Северин незадолго до исчезновения... Но он только что приехал оттуда, и через лунное иго возвращаться пока нельзя.

Подозрительный звук. Кто-то наружу! Катя подхватила заряженного пистоля и взглядом проверила сабли – на месте, готовые к бою. Неужели борзые?

Шаг. Еще один. Нет, это какой-то отшельник... Хорти никогда не охотятся наедине. Путешественник? Но кто притащится в эти безлюдные края без коня? Мужчина или скорее мальчик, если судить по ходу. Поднялся на крыльцо. Подошел к двери. Постучал, дернул. Наверное, решил, что здесь никого нет. Бездомный в поисках убежища? Дезертир? Сумасшедший?

– Анируш! Буду стрелять, – прошипела Катя угрожающе.

– Кто там прется на ночь?

За дверью послышался тихий плач.

– Искро.

Этот чуть слышный голос... Не может быть!

– Я вернулся...

Дрожащей рукой она отперла замки и распахнула дверь.

Словно мертвый восстал на пороге – осунувшийся, бледный, покачивался в крохотной одежде, которая не подходила к холодной ночи. Босые ноги объяло черной грязью. В лунном свете бескровное лицо казалось усохшим, как запеченное яблоко. Запавшие глаза блестели, как у больного лихорадкой, мокрые от слез щеки покрывало неряшливое гнездо скворчатой бороды. Над морщинистым лбом раскачивались длинные грязные волосы. От пришельца воняло старым дерьмом и каким-то болотом, однако даже сквозь вонь пробивался запах, давно знакомый запах, который она не спутала бы с любым другим.

Запах не мог лгать.

– Северин?

Не марево. Не злой дух. Я наконец-то заснула, подумала Катя, и вижу сон.

Он пошатнулся, схватился за дверь. Улыбнулся неловко желтыми зубами.

От этой улыбки запруды разлетелись. Катя шагнула к нему, в сердцах дала оплеуху, крепко обняла. Вцепилась в него пальцами, почувствовала тепло его тела. Неужели не сон?

– Извини, – прошептал он и сжал ее в слабых объятиях.

Северин. Ее Северин!

Она расплакалась. Без лишних слов отвела в баню, осторожно всадила на скамью, помогла раздеться, нагрела воду, тщательно оттерла от корки затвердевшей грязи. Где он был? Убрала длинные ногти, привела в порядок бороду и усы, состригла, вымыла и расчесала волосы. Ужаснулась, каким охлым стало его тело. Закусила губу, когда разглядела пряди новой седины. Не выразила печали ни словом, ни жестом.

К глухому бормотанию с извинениями за свой вид добавились слова благодарности, пока Катя не прижала указательный палец к его губам. Северин улыбнулся, и вдруг прижал ее, уложил на горячую скамью, поцеловал в губы, в шею, в ключицу, спустился ниже, освобождая от одежды, и она, бозна сколько ночей представляя себе этот миг, испугалась – а вдруг они забыли, как быть вместе? а может, он слишком слаб для этого? – но нет, у него была вся сила, и они помнили друг друга и любили жадно, как впервые.

Если это сон – пусть длится вечно!

– Вернулся, – прошептал Северин. – Я вернулся.

– Где ты был?

Характерник покачал головой. По дороге от бани к кровати его движения стали совсем хилыми.

– В маре... плывет...

– Молчи! Затем. Тебе нужно отдохнуть.

Несмотря на слабость, он все равно остановился возле печи. Склонился над Олей, замер, разглядел ее очарованно. Медленно, очень осторожно коснулся пучками пальцев ее лба. На страждущем лице характерника расцвела нежная улыбка, и в ней наконец-то просмотрел тот самый Северин, которого она помнила.

– Она такая маленькая, – прошептал сероманец и провел пальцами по ее мягким волосикам. – Такая прекрасная. Совершенно не взрослая...

На странность слов Катя не обратила внимания: мужчина был так истощен, что ждать от него осмысленных речей не приходилось. Когда Северинова голова коснулась подушки, он уже спал. Женщина проверила замки на дверях, легла рядом, осторожно коснулась искалеченного большого пальца.

Это он. Человек, которого она уже мысленно похоронила и многократно оплакала. Вот лежит рядом... Чувствовала его тепло и запах, но не верила, что все это происходит на самом деле. Сладкой волной вспомнились жаждущие любви – как только сил на это хватило? – и она заснула так быстро и крепко, как давно не спала.

Ее разбудил рассвет. Северин до сих пор спал глубоким сном, и Катя решила не тревожить его. Закусив губу, разглядела досадные изменения при солнечном свете. Слабые мышцы и костлявое лицо исцелятся питанием и отдыхом, но морщины и седина... Эти уже не исчезнут никогда. Что он пережил?

– Ма-ма! Гу-у-у! Ма-ма.

Оля очнулась, села и потянулась к ней.

– Смотри-ка, кто пришел, – она подхватила дочь на руки и поднесла вплотную к Северину. – Наш отец! Смотри, Оля! Папа вернулся.

Оля отнеслась к незнакомцу осторожно: насупилась, осмотрела с беглым любопытством, отвернулась.

– Скажи: та-то.

– Гу-у-у.

– Папа!

– Ту, – отозвалась девочка без энтузиазма.

– Ты к нему привыкнешь. А пока сменим тебе пеленки...

Оля в течение дня приближалась к незнакомцу и осторожно разглядывала его, но трогать не решалась. Она привыкла быть только вдвоем с мамой.

Северин спал до вечера. Катя не хотела беспокоить его отдых: накухарила столько, что сама удивилась – никогда так не готовила! Приближалась ночь, но женщина уже забыла, как тоскливо ей становилось по вечерам. Она больше не боялась бессонницы.

Человек резко сел на кровати. Оглянулся, остановил испуганный взгляд на Катри, вскочил, подбежал к ней, чуть не споткнувшись через скамью, сжал плечи до боли.

– Ты настоящая? Пожалуйста, скажи, что ты настоящая!

– Прочь клепки растерял, – она приложила ладонь к его лбу. – Лихорадки нет...

Северин перевел дыхание.

– Прости... Не хотел испугать. Извини. Я… – он взглянул на окно и удивленно хлопнул глазами. – Уже смеркается?

– Ты проспал весь день, – Катя указала на стол. – Поэтому должен съесть завтрак, обед и ужин, которые я черт знает почему приготовила.

– С большим удовольствием! Спасибо, любимая... Ты – настоящая хозяйка.

– Следи за словами, – хищно прищурилась Катя. – Такая вздоха, что от одного копняка скончишь.

– Но ведь я хотел похвалить...

– Попытка провалилась.

Ей хотелось петь от счастья.

– Оденься, человече! – скомандовала. – Я в здешних сундуках вещи нашла, ждут у постели. Твоя старая тряпка осталась в бане. Выстираешь сам, потому что мне они глаза выедает.

Днем она колебалась, не сжечь ли одежду, но не решилась. В новом наряде, вымытый и отдохнувший, Северин выглядел значительно лучше.

Оля играла на полу любимыми деревянными зверюшками. Северин присел рядом. Девочка подняла на него вопросительный взгляд. Катя с ухмылкой наблюдала за ними.

– Оля! Привет, Оля! – Северин расплылся в улыбке – Я твой папа, маленькая!

Оля взяла синюю кошку, покрытую многочисленными следами маленьких зубов, и гордо показала ее.

– Тя-тя.

– Она показывает тебе любимую игрушку! – прошептала Катя. – Высочайшая мерка доверия.

Ободренный удачным началом Северин погладил дочь по головке, поясь этим прикосновением, словно жаждущий из колодца, и продолжил разговор.

– Какая красивая игрушка! Как ее зовут?

– Такого она еще не знает, – сообщила Катя.

Северин почесал макитру, и Оля тотчас повторила за ним. Катя чуть не порхнула смехом.

– Скажи-ка... А это кто? – указал Северин на Катрю.

– Ма-ма, – Оля даже не задумалась.

– Правильно! А я твой отец!

Оля похлопала глазками и принялась размахивать киской в воздухе.

– Дочка! Слышишь меня? Э-э-э, Северин оглянулся к Катре.

– Можно взять ее на руки?

– Это твоя дочь, что за вопрос?

С осторожностью он посадил дочь на колени. Оля не отвернулась – выучила незнакомое лицо, с любопытством подергала за бороду, попыталась спрятать в ней игрушку. Северин стоически терпел, а Катя, созерцая их, вдруг осознала, что чуть не плачет от радости.

– Она улыбается, – сообщил Северин.

– Твое общество ее устраивает.

Вскоре Оля начала кряхтеть, возиться и потянулась к полу.

– Если не хочешь услышать вой нечистой силы, лучше верни ее на место.

Северин так же осторожно посадил дочь к разрисованным зверькам, погладил ее по головке и присоединился к Катре за столом.

– Я запомнил ее совсем другой. Малой куклой, которая научилась только улыбаться беззубым ротиком... Она так изменилась, так выросла! А я все пропустил, – он охватил ладонями лицо. – Ее первое слово... Первые зубки... Первые шаги...

– Настанешь, – Катя взяла его руки, настойчиво отняла от лица, положила на стол и накрыла своими. – Она теперь тарахтойка! Молчала-молчала, а месяц назад столько звуков сразу...

– Катр, сколько меня не было?

– Один год, три недели, пять дней, – ответила характерница без задержки.

Он побледнел. Вцепился руками в краешки стола, скрежетал зубами.

– То есть... На дворе... Пятьдесят четвертый?

– Да. Март.

Северин проглотил воздух, словно его ударили в живот. Катя сжала его руки.

– Где я... Где мы сейчас?

– Я расскажу все, пока будешь есть. Ты заболел и должен много есть, Северин, иначе тебя ветром дует.

– Нет. Это я сначала расскажу, куда исчез... Ты должен знать. Не представляю, как ты переживала...

Он рассказал об ограблениях, о черных песках и ловушке, о приговоре Гадры, мстившей за кровавые соглашения ее подданным, о бесконечном круге, где они жили вместе в Карпатах, о ужасе, которым мечта всегда заканчивалась, о внезапном спасении и дороге сюда...

Она поверила. Несмотря на все безумие этого рассказа, она сразу поверила каждому его слову. Это все объясняло и ужасный вид, и морщины, и седину.

– Я выследу эту Гадру и вырежу ее сердце, – Катя ударила ножом по столу, пробив дыру в скатерти. – За все, что она сделала с тобой!

– Вряд ли у нее сердце.

– Плевать, – она пылала яростью. – Эта дрянь забрала у тебя – у нас! – больше года жизни. А ты даже этого не понимал!

– Не совсем так... Каждый раз, когда я это понимал, начинался новый круг... И тогда я забывал.

– Бесчеловечная жестокость, – Катя налила рюмку калгановки из местных припасов – впервые после рождения дочери. – Теперь ешь. Приятного аппетита.

Она решительно пододвинула ему все миски с блюдами.

– Набирайся сил, потому что от твоего тела остался мешок с костями.

Северин с удовольствием понюхал воздух над мисками и упорно хрустнул косточками пальцев.

– Спасибо, любимая. Ты умеешь вдохновлять, – он принялся работать челюстями.

Катя с удовлетворенной улыбкой выпила рюмку.

– Ешь понемногу, не спеши! После долгого голода живот может скрутить, – она долила себе калгановки.

– Расскажи все, что я пропустил, – из-за набитого едой рта Катя скорее догадалась, чем услышала его слова.

– О, Северин, ты пропустил немало.

В ночь ограбления они ждали до рассвета. Замерзали, торчали в этом переулке, но ты не возвращался. Утром решили, будто в хранилище что-то случилось. Малыш и Варган пошли спрятать добычу, а мой брат остался. Крутился у банка весь день, выглядел, не выведут ли тебя арестованным за попытку ограбления. Его сменил Малыш, затем Варган, и так по очереди они дежурили почти неделю. Ничего. В новостях – тишина. За выпивкой разболтали нескольких банковских клерков, но никто ничего не слышал. Вернулись огорченные, с мешком дукачей, но без тебя. Ох, я тогда им наговорила... Не могла смириться, что ты просто исчез. Не хотела думать, что осталась с Олей сама.

– Извини.

– Не стоит. Я выплакалась, и мы продолжили задуманное.

Вывозили семьи характерников за границу, резали борзых, покупали сведения об их укрытиях и сжигали до основания, убивали вожаков... Все проходило так легко, словно твоей потерей мы подкупили благосклонность судьбы. Страна обезумела от новостей о противостоянии борзых Святого Юрия и рыцарей Серого Ордена. Большинство болело против сироманцев, но мы всегда имели поддержку по всему миру. Даже среди попов!

Я большей частью тратила время и деньги на попытки узнать тебя. Обивала пороги ведьм, гадалок, прорицателей, но все отказывались или сообщали скорбно, что можно забыть об этом человеке – мол, судьба твоя теперь навеки вплетена в Потустороннее. На вопрос, как тебя можно вытащить оттуда, все только пялились и отвечали, что это невозможно. Будто соперничать с ветром или сражаться с тенями, говорили они, все напрасно, забудь его, женщина, отпусти и найди другого.

– После поражения на озерах меня накрыло отчаянием, – Катя надпила калгановку. – Хотелось выть от безысходности. Убежать отсюда, подальше от беспросветного бедствия, на другой край света, куда Игнат семью отправил, бежать и начать новую жизнь... Но мое сердце отказывалось верить. Я не могла убежать без тебя! И вот ты здесь, со мной, потрепанный потусторонними уроками, но живой... Вернулся, откуда не было возврата. Те все шарлатаны и деньги ломаного не стоили!

– Ты всегда была сильной духом, Искро, – сказал Северин.

Просто ты не видел лезвия у горла своей дочери, ответила Катя мысленно.

– А о каком поражении на озерах ты вспомнила? Неужели Орден проиграл?

– Орден? – Катя кивнула головой. – Орден больше не существует.

Чернововк медленно отложил ломоть хлеба, который только собирался надкусить, уперся в жену колючим взглядом. Его худые щеки, порозовевшие от ужина, снова побледнели.

– Что ты сказала?

– Ты все услышал.

Весной после твоего исчезновения, то есть год назад, наши отряды атаковали Почаевскую лавру, одну из величайших цитаделей борзых. Святая вода им не помогла: мы одержали победу. Доказали, что пришли в себя после поражения под Будой, доказали, что можем копнуть в их мягкий подчеревок... Мы радовались недолго. Вскоре с помощью отрядов Стражи борзые штурмовали наш лагерь на Шацких озерах. Кто предал – до сих пор неизвестно. Кровавая была ночь... Настреляли столько, что местные там до сих пор серебряные шары находят. Тела жгли на огромных кострах, чтобы новых дубов не выросло.

Выжившие после поражения окончательно отчаялись и рассеялись. Как Свободная стая после Волчьей войны... После Буды нас осталось немного, а после озер и подавно. Каждый сам за себя – так больше шансов на спасение. Многие отправились за границу. Мои немногочисленные подруги исчезли. Летом Кривденко и Шварц торжественно провозгласили Орден разбитым. Однако наша шайка – Эней, Варган, Малыш, Павлин – продолжала дело. Теперь мы охотились, а не они. И хотя это были последние укусы волка, мы не останавливались! На груди каждого убитого вырезали послание: SO

– Это Малыш придумал?

– Как ты догадался?

– Чувствуется благородный почерк с примесью северных военных обычаев.

– Он вырезал лучше всего из нас.

В газетах маленький отряд окрестили бандами мстителей. Думали, будто действует несколько таких ватаг.

Мы стали их призраками, ночными ужасами. Жалкие божьи воины не могли нас выследить. Представляешь? Безглазый, безухий, безголовый, безумный и мама с младенцем на руках – неуловимая банда! Никакого провального покушения. До сих пор не могу смириться, что наш Орден уничтожили такие ничтожества... Черт знает, как оно продолжалось бы дальше, но наступила война.

За зиму пятьдесят третьего османы захватили Княжество. Все думали, что на этом и кончится, ведь верили, что на Двухморский Союз напасть никто не решится. Однако летом, как и обещал Малыш, турки ударили по Крыму и полякам. В то же время, с севера на литовцев подвинул Альянс. Наши бросились помогать всем сразу, рассеяли силы, и это была большая ошибка, потому что осенью с востока пришла Орда.

Изумрудная саранча принесла столько смерти, что все мгновенно забыли о борзых и сероманцах. Бесчисленное, неустанное, неумолимое нашествие... Харьков захватили за первые дни. Всех горожан вырезали до ноги. Не пожалели ни женщин, ни детей. Несколько свидетелей, которым удалось спастись, описывали улицы, превратившиеся в настоящие реки крови. Пока войско Сечево оправилось и приготовилось к обороне, враг брал паланок за паланком. К Рождеству все Левобережье захватили войска бессмертного Темуджина.

– Мы проиграли войну?

Катя налила мужу рюмку и сунула в костлявую ладонь.

– Не проиграли. Пока.

Линия фронта пролегла по Днепру. С тех пор Орда не спешила и воспользовалась морозным затишьем для закрепления достижений: развернули штабы, подтянули и перетасовали войска, наладили пути снабжения, подавили бунты в тылу, обеспечили порядок и приняли первые клятвы на верность – в общем, преобразование. Османская Империя тем временем погрязла на восточном юге Польского королевства, потому что тыловые рейды и неумолчные восстания в Ханстве и Княжестве забрали все необходимые для наступления силы. Альянс захватил вожделенные Гиюмаа и Сааремаа, с которых когда-то началась Островная война, оккупировал северные прибрежные земли, но дальше не продвинулся.

Сейчас вся Восточная Европа пылает войной, а остальной мир делает ставки на победителей. Фаворитом считается Изумрудная Орда, ведь ее молниеносное нападение захватило земель больше, чем Империя и Альянс вместе.

– Ныне Бессмертный Темуджин созерцает Киев с левого берега, – подвела черту Катя.

Северин ударил по столу, покачал головой и отдал ей пустую рюмку.

– На том наша ватага и разошлась. С началом войны Малыш сообщил, что защита государства для него больше всего. Варган сказал, что ему нельзя сталкиваться на войну, и вместе с Павлом направился в степи к Черному морю. Эней просто решил пьянствовать. Жалкое решение? Да. Удивлена ли я? Нет.

Младший брат не упускал ни одного случая, чтобы погубить себе жизнь.

– Я словно из одного кошмара переносился в другой, – Северин потер культю пальца. – Война... Орда...

Ей было несказанно жалко мужчину, но Катя знала – он не хочет сострадания. Северин должен был принять и пережить все самостоятельно, ибо таков был его нрав.

– Посреди этого ада, между борзыми и ордынцами, ты сама воспитывала нашу дочь...

Она почувствовала, как слезы подступают к горлу.

– Какую, кстати, надо вкладывать ко сну, – Катя стремительно, чтобы он не заметил ее глаз, поднялась.

– Тебе помочь?

Последнее, чего она сейчас хотела, чтобы Северин увидел ее слезы.

– Работай ложкой, а то забыл про еду. Или живот прихватило?

– Удивительно – нет...

Оля, удивительно послушная в присутствии гостя, заснула быстро. Через несколько минут скрипнула скамья, прошелестели шаги – Северин пришел поцеловать дочь в лоб. Он всегда поступал так до исчезновения. Оля, не просыпаясь, улыбнулась: он щекотал ее усами.

– Спокойной ночи, маленькая.

Супруги вернулись за стол.

– Разве ты не говорила, что они похожи на кошачьи? – Северин коснулся усов, будто только заметил. – Почему не сбрила?

– Группой с бородой выглядят ничего, – Катя чуть не рассмеялась. – А еще меняют внешность... Это полезно, потому что наши описания хранятся у борзых.

Северин постучал по карманам – она вспомнила этот жест, так он искал трубку – и поморщился, потому что трубка потерялась больше года назад где-то в Потойбичче.

– Хорти охотятся, несмотря на войну?

– Многих забрали в ряды войска Сечевого. Оставили кучку, которая должна добить остатки Ордена. Там осели самые ярые фанатики. Мне до сих пор приходится бегать, как лисы, от норы к норе.

– В голове не укладывается, – покачал головой Северин. – Я покинул мир, где борзые Святого Юрия были нашей главной угрозой, а вернулся к миру, где их почти нет... Но половина родины лежит под чужим флагом. Не могу поверить. Не могу смириться.

С этим невозможно смириться, подумала Катя.

– Мир – дерьмо, – подытожила она вслух. – Но не без добрых людей. Эта усадьба вдали от человеческих глаз досталась недобиткам Серого Ордена от Буханевича.

– Того Буханевича?

Она вспомнила расстроенное лицо бывшего трактирщика: тот до сих пор не мог простить себе «Летопись».

– Смешно, как все обернулось, да? Он приезжает сюда раз в несколько месяцев – обновить запасы продовольствия, одежды, денег, – Катя указала за окно. – Городик еще обещает небольшой... Усматривает в этом свое искупление.

– Жаль его.

– А мне жаль нас, – Катя взглянула на пустые миски у Северина. – Ты наелся?

– Сейчас лопну.

– Вот и хорошо, потому что я тоже проголодалась. Расскажи мне в подробностях о том марево.

Бесстрастно пыталась слушать, как мужчина говорил об уютной граде и завтраке во дворе, взрослой Оле и собранных афинах, благоухающих пихтах и дальних горных долинах... О том, как ужасно все кончалось и начиналось снова.

– Я до сих пор боюсь, что этот дом, ты, Оля – все это только новый Гадрин подвох, – признался Северин, потирая искалеченного пальца. – Только поверю, что все это на самом деле, когда придет тьма, и голос...

Она не дала договорить. Подсунулась, запечатала рот поцелуем, пока не почувствовала, как его напряжение исчезло.

– Все это на самом деле. Ты, я, Оля. Мы здесь. Итого, – сказала Катя и крепко сжала его руку. – Теперь нужно подумать, как поступать дальше.

Она должна была ехать через две недели. До появления Северина тот срок был медленной очередью одноцветных дней... А теперь время стекало непослушной водой. Впервые за многие месяцы Катя чувствовала себя спокойной. Северин спал по шестнадцать часов в сутки, ел за троих и любил ее, как только выпадал случай. Поспешил наладить потерянное время с дочкой: постоянно гулял и играл с Олей, пытался учить ее словам, рассказывал обо всем на свете, а она с любопытством слушала его. Каждый вечер путешествовал по окрестностям на Шаркане, который чуть не взбесился от счастья при появлении старого хозяина. Расспрашивал о прошлом году, особенно об Орде и Темуджине, читал накопленные в углу старые газеты, рассматривал плакат «DO BOYU ZA UKRAЇNU», который привез кто-то из временных жителей тайник, подолгу размышлял, вглядываясь в себя. Жаловался на отсутствие курива, а потом забыл о нем.

Его внешность изменялась. Силы возвращались, и вместе с ними возвращался тот самый мужчина, которого она полюбила. В его голове что-то вызревало, но Катя не расспрашивала: просто позволяла себе наслаждаться супружеской жизнью, которой никогда не было, и сама кое-что задумывала, но держала это при себе.

Через несколько вечеров до отъезда Северин поделился с ней замыслом.

– Что скажешь? – спросил он с тревогой во взгляде.

Катя искала честный ответ.

– Это дерзко. Это безумно. Это не сработает, – ответила, и не успел Северин расстроиться, как продолжила: – Да, я за!

Может рассказать ему о своем замысле? Все равно он не согласится.

– Тогда я собираю всех, – продолжил ободренный характерник. – Ты говорила, что наверняка можно найти только Энея, верно?

– Он сейчас должен пьянствовать в скрытом поселке, а своему расписанию Игнат не изменяет, – Катя всегда сердилась, когда вспоминала о брате. – Остальные шайки найти будет непросто.

– Но я найду! Мы встретимся в указанное время в указанном месте... Все вместе.

День отъезда прошел быстро. Слишком быстро. Как будто ей подали сладкого пирога, но позволили только надкусить.

Не успела насладиться новой жизнью. Не хотела расстаться с мужчиной, которого считала мертвым больше года. Два месяца они будут путешествовать порознь, потому что Катя только гостила в скрытом поселке, и там ждало лунное иго. Она боялась, что отпустит – и Северин исчезнет навсегда, ведь чудеса бывают только раз в жизни...

Вещи улеглись в дорожные суммы. Оля кружила по двору и разглядывала первые зеленые травинки, упорно срывая самые длинные. Шаркань стучал копытом, нетерпеливо поглядывая на говорящую у дверей пару.

– Держи, – Северин протянул несколько скомканных купюр.

– Нашел в карманах старых крючков... Остались еще от проклятого ограбления.

Ее как ударили.

– Хочешь откупиться? – вспыхнула Катя. – Деньгами совесть усыпить – и все, ищи ветра в поле?

– Что ты несешь?

– Не смей! Я тебя из-под земли достану!

Северин смотрел на жену озадаченно. За прошедшие дни ни разу не поцапались, и нужно было все испортить на прощании!

– Извини. Это мои демоны, которые, казалось, навсегда остались в прошлом. – Оставь деньги себе. У тебя ни оружия, ни коня.

В знак примирения она подарила запасного пистолета, мешочки с порохом и пулями, простыми и серебряными – трофеи от борзых.

– А Шаркань...

– Остается с нами, – отрубила Катя. – Мы очень подружились за последний год.

Оля подбежала к ним и протянула Северину сорванную травинку.

– Это мне? Спасибо спасибо, – он наклонился к девочке и крепко обнял ее.

От этого зрелища Катрю наполнило теплом, и она пыталась запомнить эту счастливую картину, чтобы потом обратиться к ней в бессонные ночи.

– Дочка, скажи-ка: «папа», – предложила Катя.

– Да-да, – отозвалась Оля.

Северин засмеялся, встал вместе с девочкой на руках и подбросил ее вверх.

– Папа! Я твой отец!

Оля засмеялась.

– Да-а!

Они обнялись втроем как настоящая семья. Катя впитывала эти мгновения с каждым звуком, движением и запахом: они вдвоем держат дочь, они целуют ее в щечки, она заливается смехом... Разве они не заслужили этого?

И Катя решилась сказать то, что вертелось ей на уме.

– Слушай, Щезник, – заговорила она. – А мы могли бы попробовать... Как в том маре. Жить далеко в горах, в одиночестве. Пойдем туда прямо сейчас, прочь от всего этого дерьма! Мы ведь никому ничем не обязаны...

Выжгла – та сама не поверила своим словам. Произнесенные вслух, они лопнули и растворились, как пузырьки в кипятке.

– Ты же знаешь, что сейчас это невозможно, – ответил Северин ласково. – Обещаю, что потом так и будет. А пока наша война не завершена, Искро.

Катя закусила губу.

– Знаю... Но даже проклятые души могут мечтать.

Он провел ладонью по ее щеке.

– Наши мечты изменят этот мир.

*** 

Зима в лесу умирала медленно.

Омытые теплым ветром, сонные веточки лелеяли первые почки. Бесцветным ковром прошлогодних опавших листьев, кое-где померев зелеными нитями, бежала едва заметная тропинка, змеялась между выпяченных корней, терялась за частоколом кустов, исчезала в твердой корке талого снега. Гнедый конек постоянно останавливался, крутил головой: в отличие от Шарканя у него был осторожный нрав и уходить в чащу не желал. Северина раздражала его осторожность, но лучшего огурца не найти – лошадей забирали в кавалерийские отряды войска Сечевого, и характернику повезло, что он смог приобрести такого жеребенка, а не хилого старика. Продавец загнул цену, Чернововку пришлось торговаться, и случайные свидетели разговора приняли на Северинову сторону: вызванная войной нехватка товаров вкупе с высокими ценами достали всех до печени.

– Пока одни защищают, другие зарабатывают!

– Шесть дукачей? Да он одного не стоит! Взгляни на его бока, ребра из-под кожи торчат, пальцами сосчитать можно! Как не стыдно за это безобразие такие грубые деньги просить?

– Да все как показались! Купить ниц невозможно!

Торговец умело притворялся безразличием к окружающему крику, но его расширенные зрачки и острый запах пота выдавали нервозность.

– Кому война, а кому родная мать!

– Эй, уважаемый! Ваш конь медяками сэр, что ли?

– Кто-то двинется добровольцем на фронт, а кто-то втридорога будет продавать патроны!

Под натиском возмущенной общины торговец сдался и согласился отдать гнедого с доспехами за три дукача. Сероманец в очередной раз порадовался случайно сохранившимся банкнотам – они не впервые пригодились ему, потому что воровать во время войны Северину не хотелось.

Благословенные дни с семьей превратились в целительное воспоминание. Оля прячется, хлопает в ладошки, пытается вырвать седые пряди из его виска... Катя смеется, расчесывает волосы, целует его мягкими губами... Он уже забыл, как каждую ночь когти первобытного ужаса вырывали его из сна, когда он, отдуваясь, подолгу держался за плечо. очарованной ловушки Гадры.

Мир так изменился! Сироманцы проиграли, Орда захватила Левобережье, Днепр превратился в военную границу... Мир даже не заметил его отсутствия. Но Северин не собирался с этим мириться.

Дорога, памятная еще с зимы (прошлогодней зимы, напомнил себе характерник), несмотря на робкое сопротивление гнедого, привела к паре буков-хранителей. Гигантские очарованные деревья не изменились ни на веточку.

– Я – Северин.

Он до сих пор смущался от этого ритуала. Почему-то каждый раз казалось, что его не пропустят.

– Клялся Аскольду хранить тайну. Дайте дорогу.

Воздух между стволами качнулся, видение непреодолимой чащи в одно мгновение истлело, и между деревьями рассветла дорога в черные поля. Гнедый встревоженно прял ушами.

– Это!

Прикосновение незримой паутинки к лицу, тихое ржание коня – и буковые ворота остались за спиной. Характерник направил коня на берег небольшого озера.

Этой зимой... Вернее, прошлогодней зимой, ему даже не пришлось объяснять, зачем волчьи рыцари разыскивают тайник.

– Люди с крестами, – кивнул с пониманием старый Аскольд. – Охотились на наших предков. Теперь на вас. Мы радостно приютим воинов-волков.

Чернововк поблагодарил за гостеприимство, созерцая место, где за словом волхва должны были построить приют для гостей. Голый озерный берег... Теперь здесь вырос сруб на две большие семьи: крепкий, просторный, из медово-золотистых бревен, сохранявших легкий аромат свежей древесины. Озаренный лучами утреннего солнца, ослепительно отражавшихся от прозрачного льда на озере, сруб напоминал сказочную избушку.

Дверь распахнулась, и оттуда выпорхнула молодая русая девушка. Быстро стрельнула в Северина интересными глазами, закуталась в шубу и побежала трусцой в поселок за озером. За ней выкатился мужчина – в одной только рубашке, которая умоляла о стирке, с щербатым кувшином в руке – и облокотился плечом на ковер.

– Сам пью, сам трахаюсь! Сам стелюсь, сам ложусь! Сам, – прорычал мужчина, глотнул из кувшина и откинул волосы из глаз. – Овва! Кого я вижу? Патлатый-бородатый... Щезник собственной персоной!

Когда-то аккуратно выбритая селедка растворилась в гуще длинных волос. Подкрученные усы обвисли и потерялись на фоне расчесанной неряшливой бороды. Глаза припухли, но зорко острые.

– И тебе привет, Эней.

– Поздравляю на хуторе Мечта! Прекрасно здесь у меня, не правда ли?