Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 150 (всего у книги 350 страниц)

– Спасибо! – кивнул я, – Двадцать пять минут для полноценной лекции мало. Поэтому я дам ответ на любой из вопросов, которые рано или поздно возникают перед нами. Вопрос первый. Как моментально, за три секунды, расположить к себе незнакомых людей? Вопрос второй. Что делать, если рядом нет любимого человека? Вопрос третий. Если с вами в коллективе не хотят общаться – как выйти из этого статуса без ущерба для репутации? Вопрос четвёртый. Как правильно общаться с недовольным твоей работой начальником? И пятый вопрос. Как обрести уверенность и, невзирая на мнение других, построить для себя жизнь мечты?

Я сделал паузу и весь зал, словно загипнотизированный, затаился.

Тишина была такая, что было слышно, как тикают часики на руке у Оли (Оля сидела на сцене, в президиуме, совсем рядом с моей трибуной, откуда я вещал).

– Итак, товарищи! – продолжил я после паузы. Я сейчас буду называть номер вопроса, а вы поднимайте руки. Оля и Надя будут смотреть. Какой вопрос наберёт самое большее количество рук, на такую тему и поговорим. Договорились?

Зал взревел в едином порыве:

– Даа-а-а-а-а!!!

– Отлично. Итак, вопрос первый!

В зале поднялся лес рук.

Оля и Надя бросились подсчитывать.

– Товарищи, ещё момент! Голосовать можно только за один вопрос!

Сразу несколько рук исчезли.

– Вопрос номер два!

Опять лес рук, опять повторились подсчёты.

– Вопрос три! Четыре! Пять!

Девчата считали, зал бурлил, а я уже видел, что симпатии на стороне последнего вопроса. Вот и ладненько. Именно на это я и рассчитывал. Это для меня самый лёгкий вопрос, и я на него могу отвечать без всякой подготовки часами.

Я оглянулся. Валентина смотрела на меня таким взглядом, что я аж поёжился.

Глава 18

– А здесь я завернула кастрюлю с котлетами и тушенным мясом с подливой. Как доберёшься на место, нужно будет сразу же в холодильник поставить. Ты понял, Муля?

– Но Дуся, это же охотничий домик! – взмолился я, – ну откуда там холодильник может быть?

– Ничего не знаю! – безапелляционно заявила Дуся, – погреб там, значит, должен быть.

– Тоже сомневаюсь, – вздохнул я.

– Дык если мясо испортится, ты же всех отравишь! – всплеснула руками Дуся, – тогда найдёшь ручей и под проточную воду поставишь. Только сразу съесть всё надо будет.

– Дуся, мы пол ящика консервов взяли. Если даже протухнет, мы кашу с тушенкой сделаем. И нормально будет.

– Консервы! – от возмущения Дуся аж побагровела, – консервы, Муля, это не еда, а срань Господня, прости Господи! Наберёшь в бочку воды и туда кастрюлю поставишь!

– Да откуда там бочка?

– В ведро с холодной водой поставишь!

– Думаю, ведро там найдётся, – прикинул я, и временный консенсус с Дусей был установлен.

На целых две минуты.

Только-только я отвлёкся, как Дуся опять:

– Муля! Вот в этом казане я мясо замариновала. Его можно в холодильник не ставить, но в холодное место хотя бы надо. И пожарите его сразу!

– Дуся, но сразу мы будем котлеты есть, – попытался воззвать к голосу разума я, но тщетно.

– Муля! Вас там четверо или пятеро здоровых голодных мужиков! Вы эти котлеты за один присест съедите. А что потом целых два дня, голодными будете?

– Рыбу поймаем, – ответил я (о тушенке я старался больше при Дусе не упоминать).

– Какую рыбу, Муля⁈ Кто из вас её ловить умеет! Даже не говори мне! Я сказала поставить в холодное место и сразу пожарить – значит слушай и не возмущайся!

Я больше не возмущался. Дуся поворчала ещё немного для порядка и захлопотала над другой сумкой с кастрюлями и горшочками. Поначалу я ещё пытался как-то запоминать, чтобы ориентироваться. Но всех этих кастрюль и казанков было столько, что я в конце концов плюнул на всё и решил, что на месте уж как-нибудь разберёмся.

Поэтому Дуся что-то там говорила, а я согласно кивал и больше не спорил, думая о своём.

Я вообще не понимаю, зачем над этой едой так трястись (Дуся даже рыбу нафаршировала и запекла). Я считаю, что на природе главное – душевно посидеть. А еда там должна быть самая простая – сало, кусок буженины, колбаса. Этого вполне хватит.

Главное на природе – это впечатления, душевная компания и алкоголь. Имеется в виду не алкоголь, чтобы набухаться, а алкоголь для впечатления. Как режиссура собственного удовольствия.

Я коллекционировал разные удовольствия, ещё в том, моём мире (когда было время, которого почти никогда не было, но тем не менее по возможности старался). Путешествия в неизведанные страны, поход в оперу, глоток изысканного коллекционного вина или джина. К примеру, иногда я любил посещать один маленький малоизвестный ресторанчик «для своих», где мой знакомый бармен собирал правильно, по-итальянски, беллини (именно что собирал). Там его подавали всего четыре месяца в году, только когда есть урожай белых персиков. Свежие персики чистятся вручную специальным ножом и вручную же из них делается пюре. Которое потом с шампанским и составляет то настоящее беллини, которые я любил изредка дегустировать. Это не пить ради того, чтобы пить. Это, можно сказать, режиссура впечатлений, выстраивание композиции по личному удовольствию.

Поэтому на природе главное – хорошая водка. Один мой знакомый, не сходящий с верхних строчек журнала Форбс, сноб и гедонист, кого-то дал мне хороший совет. Он сказал так: ты, Муля, своих гостей высокой кухней не удивишь никогда. А вот алкоголь – это да. Всегда следует предлагать гостям напитки, которые превышают то, что они обычно могут себе позволить. Это и есть уважение к себе и к гостям.

Поэтому я подключил все доступные мне в этом времени ресурсы и достал два ящика превосходной водки. Которая в свободной продаже никогда не бывает. Глориозов постарался. Знает, старый пройдоха, что со мной надо дружить, вот и приложил усилия. Да так, что мне теперь не стыдно не только простого советского министра такой водкой угощать, но даже самого папу Римского, хе-хе!

– Муля! – возмущённый окрик Дуси вывел меня из задумчивости, – ты что, совсем меня не слушал⁈

Она до того рассердилась, что на миг аж онемела от возмущения.

Пойманный на горячем я, не знал даже, что и сказать.

Думаю, что скандал получился бы знатный, но тут в дверь постучали.

– Открыто! – обрадовался я.

В комнату заглянул Пуговкин:

– Муля! – воскликнул он (мы перешли с ним на «ты»), – я решил забежать на минутку сегодня. Вдруг чем помочь надо.

Он перевёл взгляд на багровую от эмоций Дусю и растянул улыбку до ушей:

– Здрасти, дамочка!

Дуся фыркнула. Смерила его негодующим взглядом и опять завела старую песню:

– А рыбу я тут ещё свежую положила. Муля, ну, послушай меня! Я её крупно посолила. Но всё равно надо будет тоже в ведро с холодной водой положить. Запомнил?

– Не волнуйтесь, – влез в разговор Пуговкин, – сделаем всё в лучшем виде.

Он аккуратно раскрыл чистую тряпочку, в которую Дуся замотала рыбу и посмотрел:

– О! Толстолобик. Мы приедем, и я сразу же переложу всю рыбу листьями крапивы и поставлю в холодное место. А есть ещё чистые тряпицы? Чтобы в свежее замотать. А то вдруг там холодного места не будет. Тряпицу я в уксусе смочить предлагаю. Не обильно, а только немножко. Как говорится, сбрызнуть. А то вдруг жара. В машине точно жара будет.

Дуся, при этих словах, прямо расцвела. Словно родственную душу встретила. Буквально через полминуты они уже ворковали над куском сала, как лучшие друзья и соратники.

Я порадовался, что решил тогда взять Пуговкина с нами. И не прогадал. Сразу видно, что его деревенское детство, крестьянская жилка и жизненная смекалка гарантировали, что мясо не стухнет, рыба будет вовремя поставлена в холодное и что всё будет свежее и горячее.

Красота же!

Но вот не зря говорят, что не надо заранее радоваться, да ещё и перел важным событием.

В дверь опять постучали. Точнее обозначили стук. И тотчас же дверь распахнулась и в комнату впорхнула Надежда Петровна, личной персоной.

При виде того бедлама, что творился сейчас в моём жилище, она на миг замерла, но потом отмахнулась от всего этого, как от несущественного, и сходу, взахлёб, начала:

– Муля! Валентина в восторге! Она больше часа рассказывала Анне Васильевне о твоей лекции! Осипова мне позвонила и восторгалась, какой ты умный! А я ей говорю…

Я вздохнул – это надолго. И времени совсем нет, мне ещё нужно до конца план продумать. Потому что какое-нибудь мелкое происшествие может разрушить всю стратегию. А тут Мулина мамашка со своими восторгами о Валентине.

Но пока я размышлял, как бы аккуратно выпроводить Надежду Васильевну, чтобы она не обиделась, как в дверь опять постучали.

Да что же это такое! Я еле сдержался, чтобы не выругаться.

– Открыто! – крикнул я ровным неистерическим тоном.

Надежда Петровна, прерванная на полуслове, с досадой поморщилась. А Дуся и Миша даже не оторвались от своих дел: они занимались тем, что перекладывали сумки с продуктами. При этом Дуся давала расширенные подробные указания, а Миша внимательно все запоминал (и даже повторял некоторые моменты, что очень льстило Дусе).

Дверь опять распахнулась и на пороге возникла Пожидаева, собственной персоной.

– Бубнов! – не здороваясь ни со мной, ни с остальными, заявила она, – где ключ от пятой комнаты?

– Во-первых, здравствуйте, – сказал я, – во-вторых, я не знаю, где ключ.

Лицо у Пожидаевой вытянулось, а я торопливо добавил, чтобы предупредить скандал:

– Думаю, что нужно или в ЖЭКе спрашивать, или Ложкиной в Костромскую область писать.

– А что, нельзя было ключи у них забрать? – возмутилась она, исподлобья глядя на меня.

– А мне до этого какое дело? – развёл руками я.

Пожидаева надулась от возмущения, но не нашла, что ответить.

В комнату вошел какой-то мужичок, высокий и сутулый, как знак вопроса. Ни с кем не здороваясь, он сказал Пожидаевой:

– Я предлагаю дверь ломать.

– Нет, дверь ломать мы не будем! – покачала головой она, – это казённое имущество. Кто потом ремонт делать будет? В ЖЭКе должны быть запасные ключи. Давайте сейчас туда сходим, заодно и акт подпишем.

– Хорошо, – кивнул мужик и, не глядя ни на кого из нас, крикнул куда-то в коридор, – Вася, давай заноси сумки пока сюда. Мы сейчас в ЖЭК сходим. Они пусть тут постоят.

У меня аж глаза на лоб полезли.

– Ты кто такой? – спросил я мужика недобрый голосом.

– Желтков, Степан Иванович, – представился он и сразу спросил, – а ты кто такой.

– А я хозяин этой комнаты, куда ты свои сумки вносить решил, – с намёком сказал я.

Но мужик не внял:

– А! Вот и хорошо! – обрадованно сказал он, – значит, соседями будем. Слушай, а у тебя стамеска есть?

И тут в комнату, тужась от тяжести, начал спиной вперёд заходить какой-то мужик. Он тащил огромнейший баул. Ко мне в комнату.

– Эй, мужик, – крикнул я, – не надо мне это тащить.

– Слушай, чего ты крысишься? – возмутился Желтков, – тебе жалко, что ли?

И меня это…:

– Так! – рыкнул я, – быстро все вымелись из моей комнаты! Я кому сказал!

На меня уставились ошарашенно.

Пожидаева первая пришла в себя, и бочком, бочком, осторожно вышла в коридор. Неизвестный мне Вася, чью спину и пятую точку мне довелось лицезреть, вернулся на исходную позицию.

А вот Желтков не внял.

– А что это за праздник у вас, товарищи⁈ – хохотнул он и схватил с тарелки нарезанный рыбный балык (Дуся сразу всё порезала, справедливо рассудив, что там, на природе, я почиркаю кое-как. И сейчас они с Мишей раскладывали балык и другие деликатесы по тарелкам). – Мммм, вкусно. Хотя перца маловато.

Жуя, он деловито спросил:

– Где брал?

Я уже собирался ему врезать, но Надежда Петровна, очевидно, своей материнской интуицией поняла, что сейчас будет драка, которая в результате не сулит никому ничего хорошего. Поэтому она торопливо сказала:

– Товарищ Желтков, давайте обсудим это в другой раз. Мы сейчас заняты немного.

И чтобы скрасить резкие слова, улыбнулась.

Но Желтков был или слишком наглым, или слишком тупым. Потому что он смерил Надежду Петровну оценивающим взглядом сверху донизу, и плюхнулся на стул:

– Да я никуда не спешу. Могу подождать. Доделывайте свою работу и познакомимся, – и он ещё и подмигнул ей.

Надежда Петровна вспыхнула и растерянно посмотрела на меня.

Этого уж я стерпеть не смог, схватил Желткова за шиворот и потащил на выход.

– Эй! Ты что делаешь⁈ – возмущённо завопил Желтков, так, что даже Дуся с Мишей оторвались от увлекательного перебирания плошек и кастрюлек, и уставились на нас.

– Муля! Что ты делаешь⁈ – всплеснула руками Дуся.

– В комнате убираюсь, разве не видно, – проворчал я: Желтков был хоть и худым, но довольно тяжелым, так что, пока дотащил его до порога и вытолкнул в коридор, изрядно запыхался.

– Я буду жаловаться! – заверещал из коридора Желтков. Ему что-то вторила разгневанная Пожидаева.

– Мда, с соседями опять «повезло», – вздохнул я, поправил сбившуюся рубашку и развернулся к Надежде Петровне.

Видимо мой вид не предвещал ей ничего хорошего, потому что она торопливо сказала:

– Ладно, Муленька, я вижу, что ты занят. Вернёшься – мы обо всём обязательно поговорим.

Она невнимательно клюнула воздух у моей щеки и торопливо ретировалась.

Уже легче. Мы остались в комнате втроём.

Основная масса продуктов уже была упакована.

– Я поставила мясо и котлеты пока в холодильник, – волновалась Дуся, – Муля, не забудь утром переставить всё в сумки! Только не перепутай ничего!

Она всё охала и ахала. Так, что Пуговкин сказал:

– Да не беспокойтесь вы так, Евдокия Ивановна, я утром пораньше приду к Муле, и мы всё сложим правильно.

– А коробку не забудете?

– Коробку – в первую очередь! – клятвенно пообещал Пуговкин и для дополнительной аргументации даже ладони к сердцу прижал и умильно замотал головой.

Я восхитился – вот ведь артист!

Дуся поверила. Домовитый Миша ей явно пришёлся по вкусу.

– Ну тогда я побежала, – воскликнула она, – в холодильнике, в зелёной кастрюльке тушенная капуста. Поужинай, Муля. И Мишу покорми! А мне бежать пора.

И она тоже торопливо ретировалась. Я, помню, тогда ещё удивился, почему она так. И ночевать она у меня реже стала. Постоянно пропадает у Модеста Фёдоровича (или говорит так). Но так как нужно было ещё много чего сделать, я тогда не придал этому особого значения.

– Слышал? – сказал я Пуговкину, – капусту сейчас будем есть. Садись к столу. Я только примус раскочегарю и подогрею.

– Да зачем же примус? – всплеснул руками Пуговкин, – давай сюда кастрюлю. Я на кухню схожу и на плите погрею. Так гораздо быстрее будет.

Он забрал кастрюлю и пошел на кухню.

А я сел к столу и задумался. У себя в блокноте я отметил основные важные детали этого пикника. Во-первых, нужно подыскать удобный момент, когда Большаков будет в благодушном настроении, и поговорить с ним о Козляткине ещё раз. Алгоритм поведения я Козляткину разъяснил. Очень надеюсь, что он выполнит всё, как я сказал – Большаков должен убедиться, что Козляткин не тупой и то всё были грязные наветы.

Во-вторых, нужно помочь Пуговкину. А для этого он сыграет нужную роль. Я еле-еле уговорил Козляткина, что Пуговкина нужно обязательно взять. Он сначала никак не хотел, ведь министр сказал, что нас будет только четверо. Но я нашёл правильный аргумент: Миша артист от Бога, поэтому на пикнике он и сыграть сможет, и спеть. С Михаилом я договорился, что тот возьмёт и гитару, и баян. Баян, чтобы мы все могли петь хором, а гитару – для душевных песен.

– Ну вот и разогрел, – довольный Пуговкин вернулся с горячей кастрюлей, ухватив её по-простому – вытянутыми рукавами, так как горячо же было, а прихваток я Мише не дал.

– Ставь сюда, – торопливо расчислил стол я. – Я буду насыпать, скажешь, когда хватит.

Я поставил перед ним и перед собой тарелки с ароматной тушенной капустой с мясом, положил хлеб и приступил к еде. Миша, недолго думая, последовал моему примеру. Некоторое время мы ели молча, ловко орудуя ложками. И вот, когда уже ложки заскребли по дну тарелок, Пуговкин вдруг сказал:

– А я же не говорил тебе, Муля, что с Фаиной Георгиевной я уже был знаком.

– Как так? – удивился я, – она же тебя не знает.

– Мы снимались вместе. В фильме, – пояснил Пуговкин, доел капусту и облизал ложку.

Увидев мой взгляд, смутился:

– Привычка деревенская осталась. Знаю, что дурацкая и что некультурно так, но ничего не могу с этим поделать.

Я рассеянно отмахнулся – меня волновало сейчас другое:

– А как она тебя могла не узнать?

– Да я, во-первых, там в гриме был, а во-вторых, я заболел сильно – нога после ранения опять воспалилась, так что я отлучался в больницу. А мня потом доснимали и плёнку накладывали.

Я сказал:

– Миша, а вот ты мог бы…

Но договорить я не успел, в коридоре послышались голоса, рядом со мной в дверь что-то грохнуло. Потом второй раз грохнуло и послышался треск.

– Двери ломают, – сверкая любопытными глазами, произнёс Пуговкин, подскочил с места и помчался в коридор.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

В коридоре открылась странная картина – дверь в комнату, где ранее проживали Ложкина и Печкин была выломана, двое дремучих смурых мужиков вносили туда какие-то коробки, свёртки и сумки. Рядом стояла толстая тётка. При виде нас с Мишей она радушно улыбнулась:

– Здравствуйте, товарищи, – сказала она, – а я ваша новая соседка. Давайте знакомиться – Семёнова Любовь Ефимовна. Я буду тут жить. Надеюсь, мы подружимся.

– Вы жена Желткова? – удивился я, ведь Семёнова была намного старше Желткова. Может быть тёща или мать?

И тут входная дверь хлопнула и в коридоре возник упомянутый Желтков и Пожидаева:

– Это что здесь происходит? – звенящим от возмущения голосом воскликнул Желтков, – кто вы такие и по какому праву взломали дверь в мою комнату?

**Пожалуйста, не забывайте ставить лайки, если нравится. Для меня важно понимать – заходит читателям произведение или пора уже финалить этот цикл.

Глава 19

Зеркальная гладь огромного озера искрилась на солнце и нещадно слепила. Отчего мы с Мишей постоянно щурились, словно пенсионеры у окошка «Сберкассы».

– Какой воздух! – вдохнул Большаков и широко улыбнулся. – Как сахарный.

Мы прибыли сюда на двух автомобилях, которые ушлый Козляткин где-то выцыганил «для казённой надобности».

За нашими спинами шеренгами смыкались ели, причём не какие-то там городские, чахлые и тщедушные, а самые что ни на есть настоящие лесные красавицы, с жирными лапами и густо пахнущей живицей хвоей. Впереди и по бокам смыкались вязы, ещё голые, в начале апреля, но уже готовые вот-вот зазеленеть, так что сквозь кору, казалось, было видно напор их жизненных соков. Для полного счастья не хватало лишь полевых ромашек и мотыльков, но два ящика водки на природе, в хорошей компании, обещали все недостатки компенсировать.

Птицы наперебой щебетали так, что хотелось плакать, а душа аж дрожала от восторга. Созидательная мощь природы огромна, она заряжает сильнее, чем все рассказы Пришвина вместе взятые.

Прямо перед нами, на берегу озера, утопал в солнечных лучах охотничий домик. С виду он был похож на сказочный пряничный теремок, но внутри площадь имел достаточную, чтобы разместить хоть и десяток таких вот гостей. Из примостившейся рядом приземистой бани весёлыми пахучими космами валил дым прямо в бескрайнее небо.

– Красота-а-а! – блаженно прищурился Фёдор Фёдорович, тот таинственный гость, которого Большаков взял с собой. Он был похож на удивлённого барсука, если конечно бывают барсуки с таким вот блаженным прищуром.

– Здесь и не такая красота есть! Дикие места, заповедные… – суетливо сообщил Козляткин и тотчас же гостеприимно пригласил всех внутрь, – давайте пройдём, товарищи, расположимся, оставим личные вещи, да и будем отдыхать. Муля, а ты займись пока… сам знаешь.

Я кивнул.

Ещё позавчера мы договорились, что Козляткин будет отыгрывать роль радушного и хлебосольного хозяина и организатора все этой суеты, а я как бы так, на подхвате. Козляткину нужно было произвести на Большакова правильное впечатление перед финальным разговором о назначении его на должность зама.

Гости, а именно: Большаков Иван Григорьевич, Козляткин Сидор Петрович и похожий на барсука Фёдор Фёдорович (фамилию я не знал, нам его только по имени-отчеству только представили) прошли в дом.

А мы с Мишей Пуговкиным и Володей отправились заносить продукты в летнюю кухню, где уже вовсю хлопотал Матвей, смотритель за всем этим хозяйством.

– Надо сперва рыбу вытащить, – деловито начал командовать Пуговкин. Был он среди нас самый домовитый и, казалось, получал от всего этого удовольствие, поэтому главенство негласно было отдано ему. – А эти свёртки разверни, Муля, там балыки уже порезанные и буженина. Мы сразу на стол всё выставим…

Матвей с Володей вышли из помещения – нужно было принести холодной воды, чтобы по заветам Дуси поставить часть продуктов в холодное. Мы с Пуговкиным остались одни.

– Миша, – сказал я, распаковывая котлеты, – я тут подумал… Ты вообще где живёшь?

– В коммуналке, – вздохнул тот и переложил тушенное мясо на блюдо, где уже лежала домашняя колбаса, – комнатку мне дали. Маленькая, конечно, зато своя.

– А семья у тебя есть? – спросил я и поставил очередную тарелку на стол.

– Ага, супруга и дочурка, – разулыбался Пуговкин, – хорошая у меня Надька, душевная такая женщина. Мы, когда расписались с нею, денег тогда совсем не было, так вернулись домой и отметили это дело кастрюлькой фасолевого супа. Теперь называем этот суп «Свадебным».

Он умолк, задумался, улыбаясь своей тихой «фирменной» улыбкой.

– А сама комната хорошая? – продолжил допрос я.

– Да какое там! – со вздохом махнул рукой Пуговкин, – такая маленькая, что кроме кровати, шкафа и стола больше и не помещается ничего. Я под потолком три перекладины вбил, мы туда вещи вешаем, а то складывать некуда. Пришлось даже Ленку в Смоленск к деду с бабкой отправить, не помещаемся мы там все.

– Слушай, Михаил, но это же неправильно, что ребёнок с родителями не живёт, – закинул удочку я.

– А что поделать, – печально вздохнул Пуговкин, при этом ловко раскладывая мясную нарезку на тарелки. – Выбирать не приходится. Я вообще в деревне жил, у нас даже не дом, а барак был. И мать с нами крутилась, как могла…

– Да я вот что думаю… – протянул я, – а что если мы тебя в комнату Печкина переселим? Там комната большая, ты сам вчера видел. Ты тогда и дочурку от бабушки забрать сможешь, и до театра тебе гораздо ближе ходить будет.

– А так можно разве⁈ – вскинулся Пуговкин. Глаза его загорелись азартом, руки от волнения стали подрагивать.

– Я считаю, что нужно хотя бы попробовать, – невозмутимо ответил я, – если получится – это будет хорошо. Ну, а если не выйдет – останешься на том же месте. А я продолжу бороться с соседями.

Мы умолкли, вспомнив, какая вчера разразилась баталия за комнату Печкина. Настоящий штурм, выполненный по всем правилам осад городов со времён Пелопонесской и Пунической войн эпохи Александра Македонского.

Лучезарная Семёнова, помощники которой выбили дверь, попыталась вторгнуться в комнату. Но документов у неё на данную жилплощадь не было. Кстати, что примечательно, документы Желткова тоже были не в порядке. Тем не менее и тот, и другая пытались прорваться и занять комнату. Я уже думал, как поступить – если Желткова ещё можно было выбросить за шиворот, то к женщине применять физическую силу негуманно. А она явно была наглой, так что объяснять и договариваться однозначно не получится. Я уже чувствовал, как во мне просыпается убийца и маньяк, и только провидение бережет захватчиков от скорой расправы. Ситуацию, как водится, спасла Фаина Георгиевна.

Она появилась вовремя и прекратила ссору:

– Что здесь происходит? – хорошо поставленным голосом произнесла она. Причём произнесла так, что и Семёнова, и даже Желтков, впечатлились.

– Я в свою комнату заселяюсь! – заявила Семёнова и попыталась пройти внутрь.

– Это моя комната! – рявкнул Желтков и стал таким образом, чтобы не дать ей пройти.

– Вон! – взревела Злая Фуфа и добавила едким голосом, – иначе я вынуждена буду сообщить, куда следует.

Семёнова и Желтков ретировались. Но, судя по взглядам Пожидаевой, она ещё вернётся. Поэтому проблему с соседями нужно было решать срочно.

Мы перебирали Дусины кастрюльки, казанки и плошки, когда вдруг Пуговкин издал странный звук – не то вскрик, не то всхлип:

– Забыли!

– Что? Что забыли? – спросил я и перво-наперво бросился к ящикам, где должна была быть дефицитная водка. К моему облегчению, она оказалась на месте.

Ну, и нормально. Остальное пережить можно.

– Что забыли? – спросил Володя.

– Наливочку мою забыли, – расстроенно сообщил Пуговкин, – у меня тёща делает, на терновых ягодах. Хотел похвастаться, а теперь не получится.

– На природе нужно пить водку, – убеждённо сообщил Матвей, – всё остальное от лукавого.

Володя неодобрительно посмотрел на Матвея, но тот разбирал сумки и не обратил внимания.

Мы ещё копошились с продуктами, когда к нам подошёл Фёдор Фёдорович. Был это невысокий толстячок, лысоватый, ближе к пятидесяти, с уже довольно большим пузом. Насколько я разбираюсь в людях, большое пузо – это олицетворение власти и символ достатка. Так вот символ у Фёдора Фёдоровича был знатным. На такой можно было поставить сразу два бокала пива.

– Ребята, сказал он, – пока Ванька там занят, сообразите-ка по капельке.

И подмигнул.

Пуговкин тотчас же выставил тарелку с солёными огурцами в пупырышках и разлил водку в подставленные Матвеем стопки.

– За природу! – сообщил Фёдор Фёдорович, первый хлопнул весь стакан и занюхал огурцом.

Мы последовали его примеру.

Затем выпили за ударников производства, затем – за стремление перевыполнять плановые показатели. На четвёртой стопке Фёдора Фёдоровича ощутимо повело, и он решительно сказал заплетающимся голосом:

– Пора по бабам!

Мы переглянулись с Пуговкиным и Володей, и тот неодобрительно покачал головой.

– С бабами здесь сложно, – объяснил Матвей, – на многие километры сплошной дикий лес.

Но для Фёдора Фёдоровича это был не аргумент, его тянуло на баб.

– Пошли! – настаивал он.

С пьяными спорить нельзя, поэтому я сказал:

– Пойдём, – аккуратно отобрал у него стопку я, – бабы тут славные, сисястые. Глазом бутылку с пивом открывают. Так что обязательно пойдём.

– Во! Наш человек! – обрадовался тот, но сразу же с подозрением уставился на меня, – а когда пойдём?

– Через полчаса где-то, – уклончиво ответил я, – нужно сперва по стопочке с Иваном Григорьевичем выпить. Уважение высказать. Он же наш начальник. А там он опьянеет, а и мы пойдём. Договорились?

– Во! Голова! – расцвёл пьяной улыбкой Фёдор Фёдорович, – где там Ванька? Ванька-а-а-а!!

Сидели в уютной беседке. Стол буквально ломился от угощений, что наготовила Дуся. Чего тут только не было! Мы пили, ели, опять пили, опять ели.

– Предлагаю выпить за такую прекрасную компанию! – провозгласил тост Большаков и добродушно улыбнулся.

Мы выпили и закусили. Фёдор Фёдорович скромно храпел на лавке, подрыгивая ножкой. Видимо, ему снились бабы.

Где-то пронзительно надрывалась лесная птица. В верхушках вязов запутался ветер.

Пуговкин осторожно разлил по стопкам водку.

– Так что там за проект такой, советско-югославский? – ухмыльнулся Большаков и хитро посмотрел на меня.

– Нужно создать такой фильм, который бы находил живой отклик у аудитории, – начал объяснять я. – Фильмы о войне – это, конечно, очень важно и хорошо. Но людям нужно отдыхать и отключаться от бытовых проблем, и проблем на работе… А мелкосюжетные фильмы этот заказ зрителя не выполняют…

– А то я не знаю, – вздохнул Большаков и нахмурился.

– Нам нужен культовый фильм, – уверенно ответил я и добавил. – Шедевр мирового уровня нужен.

– Да что ты говоришь? – хмыкнул Большаков и вдруг спросил, – Матвей, а Матвей, тебе какие фильмы нравятся?

Матвей, который особого участия в разговоре не принимал, отвечал, когда его только спросят и вообще, знал своё место, смутился. Но ответил:

– Приключения люблю, и чтобы драки были. И чтобы наши побеждали…

– А какой фильм ты стал бы в первую очередь смотреть – про войну или же смешные?

– Конечно смешные! – моментально ответил Матвей, а потом взглянул на Большакова, смутился и добавил, – и про войну тоже.

Мы с Большаковым переглянулись. Всё было понятно.

– Глас народа, – прокомментировал я. – Выбор целевой аудитории. Запрос от общества.

– И как его создать, этот культовый фильм, если все режиссёры – злыдни, а актёры такие, что на их фоне даже деревянная Любка Орлова – богиня? – скривился Большаков.

При этих словах Пуговкин чуть бутылку с водкой не уронил и во все глаза уставился на министра.

– Правильно, – согласно кивнул я, – ситуация сложилась такая, что группка режиссёров плотно оккупировала кинопроизводство, да и театр тоже. И теперь жёстко диктует, кому сниматься и играть, а кому нет. И главный критерий отбора на роль у них явно не талант.

– Орлова хоть красивая, – влез Володя, но, видя, что его посыл не поддержали, умолк.

– Да я это всё понимаю, Муля, – покачал головой Большаков, – вот только где такого режиссёра найти? Разве что молодого какого взять и со щенка самому воспитать?

– Этот подход изначально провальный, – ответил я, – ему просто не дадут пробиться вот эти режиссёры.

– Но это же какой-то заговор! – отчётливо скрипнул зубами Большаков и всё понимающий Пуговкин торопливо опять разлил по стопкам водку.

– Я бы не сказал, что заговор, – вздохнул я и положил на кусочек хлебушка котлету. – Скорее это творческая конкуренция. Сильные и опытные режиссёры со связями и поддержкой от государства не пускают к кормушке молодых и неизвестных.

– С-собаки! – выдохнул Большаков и хлопнул стопку. – на Соловки бы всех! Пусть бы там снимали своё кино! Живо научились бы правильных артистов поддерживать и культовые фильмы ставить!

– Угу, – поддакнул я, выпил свою и продолжил, – поэтому нам нужен точно такой же опытный режиссёр. Который имел бы талант и абсолютно не зависел от них. У себя мы такого не найдём, ждать, когда сменятся поколения нам тоже неохота, да и времени столько нет, поэтому единственный вариант – привлечь режиссёра из другой страны. Идеально – из страны соцлагеря. Та же Югославия прекрасно подходит.

– Но мы с Тито… – осторожно сказал Большаков и метнул пристальный взгляд на Пуговкина, Володю и Матвея, которые на другом конце стола живо обсуждали, как они с утра пойдут на рыбалку. А потом будут раков ловить.

Нас они вообще не слушали.

– Я понимаю, – согласно кивнул я, – ситуация с Югославией неоднозначна. Но нам же крайне нужно своё влияние на эту страну. Так пусть именно кино и станет таким рычагом влияния.

– Наши не пропустят, – вздохнул Большаков, хотя при этом глаза его горели азартом. Идея его явно увлекла. – Да и сценарий нужен…

– Со сценарием я помогу, – пожал плечами я, – я могу идею и общий посыл сформулировать, а, чтобы расписать, профессионал нужен. Крепкий профессионал.