Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 350 страниц)

– Буду за честь! Сыграю так, что на всю жизнь запомните! Но без ведьмского репертуара, конечно.

– Иначе прутня своего потеряешь, как колосок хрупкий под косой, – Игнат продолжал сверкать жемчугом красноречия, но почему-то застрял на теме жатвы. – Ну-ка по рюмке! Напьемся здесь, потому что в небе не дадут.

Ярема крякнул, поднял руку для крестного знамения, но только махнул ею и выпил.

– Прекрасная водочка, – объявил Василий. – Ох, друзья! Радуюсь нашей встрече! Как свободно дышится в Буде! Приехал и поет сердце... А вместе с ним могу здесь петь все, что вздумается.

– Тю! – Ярема смастерил несколькоэтажный бутерброд из всех наедок, которые были на подносе, и прежде чем споловинить его за раз, поинтересовался: – А раньше не мог?

– Если без шуток, то не мог, – ответил Матусевич. – На последнем цеховом собрании всем рекомендовали забыть репертуар о характерщиках, а особенно советовали забыть этот репертуар мне, потому что я известен друг Ордена и автор нескольких популярных сироманских дум. Я, конечно, на все эти советы наплевал и, как оказалось, зря. Немало афиш испортили срамными надписями и рисунками, несколько концертов обернулись скандалами, а пару раз меня чуть не избили, приходилось спасаться ретирадами... Меня, Василия Матусевича, хотели оторвать за сероманской думы, представляете?!

Характерники переглянулись. Кобзарь сокрушенно покачал головой и погладил футляр с инструментом.

– Грустное время наступило, друзья. Если хочешь петь безмятежно, не стоит вспоминать характерников. Сейчас много плохих слухов о вас идет...

Атмосфера праздника поблекла. Филипп протянул музыке книгу Буханевича.

– Видел это?

– Утром надо было ознакомиться, – кивнул Матусевич. – Мерзкая записка! Слышал, будто из-за этого какую-то корчму сожгли.

– Правильно слышал.

– Черт, ребята, портю своими рассказами вечер, простите... Ну-ка выпьем за будущее Ордена без всякого дерьма!

– Не трогай, – крикнули сироманцы без усердия.

Игнат снова вспомнил об Остапа. А потом о Шевалье и назначенцах. Выпил с твердым намерением выйти из игры.

– Как там ваш больной мальчик? – Матусевич каждый раз спрашивал Савку. – Оклигал?

– Виделся с ним недавно, – ответил Северин. – Оклигал.

Эта внезапная новость отвлекла всех.

– И ты молчал? – замахал руками Игнат. – Молчал как... как... Как скошенные снопы!

– Совсем из макитры вылетело в этой кутерьме, – оправдывался Северин. – У нас была общая задача. Путешествовали несколько недель вместе.

– Как он себя чувствует? – спросил Филипп.

Чернововк несколько секунд обдумывал ответ.

– Чудаковатый. С ним сложно... Это не Савка, с которым мы гуляли по Киеву. Он бессмысленно разговаривает, ведет себя как ребенок, часто смахивает на дурака, хотя на самом деле все понимает. Трудно привыкнуть, и воспоминания с той осени... – Северин помолчал, подбирая слова. – Но я рад, что он опять имеет чересчур.

За здоровье Савки Деригоры выпили до дна. Моторная Мирося принесла еще еды, гневно взглянула на Василия и весело подмигнула Игнату.

– Так на свадьбе Савки не будет? – поинтересовался Василий.

– Я прислал приглашение, но сомневаюсь, что Павлин приедет, у него поручение от Забилы и сейчас находится в другом полку.

– Надо как-то встретиться с ним, – сказал Филипп.

На минуту воцарилась тишина. Вместе с упоминаниями о Павиче опять полезли воспоминания о прошлом, о проклятой книге...

– Братья! – подскочил Игнат. – Что мы здесь сидим, как девственницы на вечерницах? Ну-ка споем, потому что тоскливо на сердце, будто серпом по нему рубанули.

– Спеть можно, – оживился Василий и мгновенно начал: – Эй, наливайте полные чары!

– Чтобы через венцы лило-о-о-ося, – подхватил Игнат.

– Чтобы наша судьба нас не сторонилась, – сказал Ярема.

– Чтобы лучше в мире жилось! – вступил Северин.

Филипп слушал, как они поют: Василий вел, Игнат старался не отставать, Ярема прибавлял басу, а Северин фальшивил, даже не замечая.

Выбрал ли Матусевич наугад эту песню? Беда полыхала так низко, что они пили в тени его крыльев. Наверное, когда-то так же пили и казаки, сочинившие эту песню, а Гнат изрядно гордился своими запорожскими прапрадедами, продолжая старательно выбривать селедку, хотя эта прическа вышла из моды даже в войске Сечевом.

После финального «пока еще беда смеется» все перегнули рюмки и Игнат вытер со лба ручьи пота.

– Жара здесь, как в чёртовом котле. А давайте за город пойдем?

– Неожиданное предложение, – удивился Ярема. – Не замечал раньше тебя влечения к природе, Эней.

– Стараюсь, пожалуй. Но питье с собой прихватим!

Возражений никто не имел. Сироманцы сообщили Мироси, что вскоре вернутся и двинулись за город.

Несколько лет назад ночная Буда шумела громче, чем днем, однако сейчас не было слышно ни многочисленных пьяных песнопений, ни внезапных выстрелов, ни звуков битого стекла – только сверкали сверчки и порой сверкала одинокая брань.

– Коломыя-Коломыя-Коломыя город, – пели вдали. – Коломыевские девушки сладкие как тесто!

– Еще раз слышу эту певицу, а в Коломыю ни разу так и не пришел, – вспомнил Игнат уныло.

Отряды сердюков случались чаще, чем компании характерников: по дороге они стреляли только двух валявшихся на перекрестке сероманцев, опьяняющих как хлющи.

– Шкаровка, – агитировал первый.

– Серныки, – протестовал второй.

После этого они обменялись ленивыми копняками. Ранее такая дискуссия развеселила бы Гната, но на свежем воздухе он отрезвел и снова начали биться назначенцы. Словно из темноты кто-то неотступно преследует, не сводит глаз... Он убеждал себя, что назначенцы имеют более важные дела, чем выслеживать какого-нибудь часового.

Компания досталась трем братьям. Кто сел, кто улегся, и несколько минут молча напивались ночным воздухом, созерцали звезды, каждый мысленно о своем.

– Эх, хочу малинки на пальце, как наперстки, и есть ягодку за ягодкой, – сказал Василий мечтательно, касаясь струн.

– Я тоже так в детстве поступал, – ответил с улыбкой Северин.

– А еще смолу с деревьев жевать, – вспомнил Ярема.

– Где это Варган? – встревожился Игнат.

– Здесь я, – послышалось рядом. – К ветру ходил.

– Черт, – Игнат схватился за сердце. – Я тебя чуть близнец не угостил! Выскочил как Филипп из конопли.

По упоминанию о конопле Северин и Ярема потянулись к трубкам.

– Я же и есть Филипп, – невозмутимо ответил Варган.

– Филипп-пилип, к крошечке прилип, – напел Василий, настраивая кобзу.

Филипп пожал плечами и принялся выискивать что-то в рюкзаке, доставая оттуда книгу за книгой.

– Слушай, а куда прочитанные книги деваешь? – спросил Игнат. – Продаешь, раздаешь, ешь?

– Ставлю на полки домашней библиотеки, – ответил Филипп. – Пришлось для этого приобрести домик.

– Дом, чтобы хранить книги?

– И другие вещи. Все в саквы не влезет, – невозмутимо ответил Филипп.

– Северин, – сказал Ярема. – А не знаешь волшебства, чтобы мясо между зубов не застряло?

– Нет таких.

– Вот и какая выгода из двухвостого шалаша, если вы даже этого не знаете?

– Копнуть по жопе за бестолковые шутки я могу и без волшебства.

– Нельзя светлейших копать, потому что нога отсохнет.

Они болтали, время от времени прикладываясь к прихваченному штофу, покуривая трубки, опрокидываясь воспоминаниями и шутками.

– Эх, курва, где молодость, где юность мальчишника? Где те кабачки, что в них мы выбрасывали десятки таляров просто так? Где пьяные приключения на беззаботные жопы? – Игнат трагически поднял руки к небу.

Так в последний раз вместе они виделись на каком-то забытом острове, когда уничтожали военный аэродром варягов. С тех пор их тела приобрели шрамы, черты лица обострились, глаза похоронили неразделенные воспоминания. Седина Щезника, хищный взгляд Малыша, стиснутые губы Варгана – свидетели течения их жизней. Это до сих пор старая добрая ватага, но... Изменился ли Игнат? Что успел с тех пор? Чего добился, куда дошел за эти годы? Несколько добрых друзей, изученные наизусть дороги паланков и множество чужих жизней на остриях ступень – неужели это все?

Воспоминания о войне, к которой всем безразлично. Родной дом, где он не хозяйничает. Маленький сын, которого не воспитывает. Великолепная жена, которую почти не знает.

Одну девушку обрек на одинокое материнство, другую соблазнил супружескую измену. Спустил по ветру кучу денег, включил в нечистые дела бандитов... Совершил убийство, чтобы прикрыть свою продажную шкуру!

А дальше будет ждать позорная смерть – вот и все, чего Игнат Бойко добился при жизни.

– Не заметил, как прошло семь лет, – сказал Северин. – И война...

– Как ужасный сон, – глухо добавил Ярема.

Игнат вспомнил взрывы. Вверху свистит, уши заложило, пощечину воздухом по лицу, через мгновение кричат раненые.

– Сон, который всегда с тобой, – добавил Филипп. – Я иногда мыслю так глубоко, что не вижу мира вокруг.

Забрызганные кровью мундиры не отличишь: где свой, где чужой – безразлично. С нескольких часов боя ноют мышцы на руках. Сабли зазубренные.

– У меня тоже самое, – признался Игнат.

Он никогда не оправдывал войну и свое участие в боях. Не увлекался, не гордился, не рассказывал, не вспоминал. Это была просто работа, оставшаяся за плечами. Из всех отобранных жизней было стыдно только за одну – за убийство Павла.

– Постоянно такое, – поддержали Чернововк и Яровой.

В голове до отчаяния ясно. Неужели он умер тогда, на войне, сам того не заметив?

– Война изменила каждого, – подытожил Василий Матусевич.

И мы навсегда в ее сетях, мысленно добавил Игнат.

*** 

Северин нервничал, что угадывалось из распахнувшихся щек и покусываний косточек на кулаке. Как и остальные присутствующие рыцари, он был наряжен в форму, а чуб 7 украшал венок из черных дубовых веток. За отца стоял его учитель, брат Брыль, который вчера на рассвете уехал с Буханевичем и вернулся около полуночи, известив шляхтича об удачном бегстве несчастного трактирщика.

– Нас никто не заметил. "Черту и медведю" ничего не угрожает, – сказал старый характерник. – Спасибо, что приютил Владимира. Он поклоняется тебе.

– Так он в безопасности? – Ярема смутился от стыда за то, что ставил безопасность корчмы выше человеческой жизни.

– Не волнуйся, брат.

Гости собирались у дуба Мамая. Землю здесь вчера немного вытоптали джуры, которые арканом отмечали золотые скобы и сероманские прозвища. Шесть новых рыцарей Ордена... Сколько из них доживет до следующего августа?

– Подарок не забыл? – спросил Филипп.

– При мне, – Ярема для убедительности хлопнул по чересу, где ждал в свое время набитый монетами кисет.

Солнце медленно стекало к горизонту, выигрывало лучами на темных листьях, блестело золотыми прожилками. Вера Забила сидела у ствола и улыбалась: ее взгляд блуждал где-то между ветвями. Из есаула также пригласили главу контрразведчиков, в чьих рядах сестра Искра прослужила много лет. Басюга тихо переговаривался с Варганом. Тавриец, как всегда, был неразговорчив и задумчив – но что-то неуловимо исказилось в его взгляде или в движениях. И голос тоже изменился... Или это все ему кажется, потому что Ярема в странствиях по землям Северного Альянса слишком долго не видел старых друзей?

Кроме рыцарей здесь был кобзарь Василий Матусевич, звеня мелодию Мендельсона. Неподалеку от столов возились Мирося и двое ее племянников-помощников. Ярема настоял, что пир, который привезли прямо в поле несколькими повозками, будет свадебным подарком от семьи Яровых.

– Идут! – провозгласил Захар.

Немир охнул, Филипп широко открыл глаза, Вера захлопала в ладоши, Василий чуть не выпустил бандуру из рук, но не растерялся и начал громко и вдохновенно выигрывать свадебный марш, а Северин задышал так часто, словно грудную лягушку поймал.

Никто и никогда не видел сестру Искру без пары сабель за спиной... И такой прекрасной. Она шла полем в белом вышитом платье, совсем не беспокоясь, что на длинном подоле уже зеленеют несколько свежих пятен. Кромка подчеркивала выпяченный живот. Катя несла свою беременность надменно – и это удивительно подходило ей. Распущенные волосы украшал дубовый венок, в медовом свете заката белый наряд стал золотистым, а сама невеста походила на прекрасную скульптуру, чудом ожившую.

Ярема такую Катрю даже во снах представить не мог.

Игнат вел сестру на правах самого старшего мужа в семье, его телосложение даже лучилось гордостью. Брат Эней мог бы катиться колесом – так торчала его грудь. Шляхтич попытался вспомнить, каким был Эней на собственной свадьбе, но с того праздника он помнил немного, потому что тогда вся шайка, за исключением Варгана, быстро налигалась.

Под радостные возгласы и марш Мендельсонов Гнат торжественно передал руку сестре Северину и стал рядом с Яремой.

– Чтобы не раскопаться, курва, – прошептал Эней.

Вера отряхнула кунтуш от земли, взяла в руки чашу и предстала перед молодоженами. Василий сыграл последний аккорд, гости замерли, наступила торжественная тишина.

– В тревожных сумерках праздники всегда горят ярко, – начала есаула. – Дарят всем толику надежды. Супруги среди тех, кто выбрал волчью тропу, – редкость, а за последние годы и подавно. Я счастлива, что меня почтили честью соединить брачный союз сестры Искры и брата Щезника.

Молодожены обменялись быстрыми взглядами. Северин улыбнулся, Катя чуть не расхохоталась.

– Я не буду долго говорить. Мы все знаем, что должно произойти. Под дубом Мамая, перед родными и друзьями, обменяйтесь кольцами.

Невесты несколько секунд смотрели друг другу в глаза, потом обручились.

– Пора разделить напиток, являющийся символом жизни, – то ли кислое, то ли горькое, то ядовитое, то ли сладкое —. вы будете делить его отныне на двоих.

Катя нерешительно заглянула в чашу, потом взглянула на свой живот, но Вера только улыбнулась и прошептала:

– Это сок.

Невеста потеряла напиток, передала Северину, тот допил остальные и отдал чашу Вере.

– Идите за мной, как пойдете отныне дальше – вместе.

Есаула связала их руки полотенцем и повела вокруг дуба Мамая. Церемония Забилы отчасти напоминала церковное венчание, но в ней чаялось больше древнего таинства дохристианских времен. Когда-то Ярема посоветовал бы молодым пойти к священнику и скрепить супругов перед лицом Господа, но тот остался в прошлом.

Он смотрел, как молодые проходили вокруг могучего ствола, видел, каким счастьем сияли их лица, увидел себя рядом Галины в темноте храма, позади слышно дыхание дружек, держащих над ними тяжелые золотые короны, в ноздри сует тяжелый сладковатый запах, возносится в торжественные молы. эпитрахилем...

– …поцелуйте друг друга!

Он пропустил напутственные слова Веры, но захлопал в ладоши вместе со всеми, искренне радуясь за Северина и Катрю, исполненный не менее искренней зависти к их счастью.

– Я не рюмсаю, – пробормотал Игнат рядом.

После поцелуя Вера провозгласила молодоженов мужем и женой, а могучие ветви дуба Мамая качнулись, засвидетельствовав новый союз. Торжественную тишину обряда смыло приветствиями, аплодисментами и топотом ног. Захар подкинул вверх новенькую шляпу, Филипп унизительно засвистел, Игнат пальнул из пистолета, а Василий заиграл веселую мелодию.

Едва Ярема собрался подойти и вручить Щезнику подарок от шайки, как вдруг на супругов посыпался разноцветный снег. Лысу голову нового гостя покрывали ужасные шрамы, за ухом подпрыгивало приклеенное кусочком смолы перо павлина.

– Праздник! Праздник! – восклицал мужчина с детской улыбкой и подбрасывал горсти цветочных лепестков, у которых была целая корзина.

– Ошалеть, – прошептал Игнат. – Это же Павлин!

Странный гость махнул корзинкой, чтобы остальные лепестки взмыли в воздух, швырнул его в сторону, радостно засмеялся и бросился обниматься с Северином.

– Черный во-о-о-овк!

Ярема, Игнат и Филипп в стороне не остались и быстро образовали шумную кучу.

– Павлин!

– Вынырнул, засранец!

– Ты где столько лепестков насобирал?

Наобнимавшись с друзьями, Павлин не ответил ни на один вопрос и двинулся к Вере, а Ярема вручил вновь супругам Черновиков кисет с монетами.

– Мы подумали, что немного золота не помешает, – сказал шляхтич серьезно. – Малыш ведь немало нуждается!

Катя наградила его звонким поцелуем в щеку. Ярема покраснел и в очередной раз подумал, как повезло Щезнику. И исчезать он умеет, и невероятную девушку в жены взял... Мгновенно стало стыдно за такие мысли, поэтому Ярема пошел к столу и набросился на угощение, чтобы заглушить досадные ощущения.

Немир сел рядом с Верой, возле нее сразу появился Савка и сосредоточенно вдохнул воздух над пиршественным столом, следующий стул занял Филипп, а Игнат присоседился к Яреме. Молодожены сидели во главу угла, однако к блюдам не прикасались – оба были слишком взволнованы и только восторженно таращились то друг на друга, то на гостей.

Утолив первый голод, Игнат вскочил и провозгласил тост:

– За молодоженов!

– За молодоженов! – вместе подхватили остальные.

– Пусть Мамай помогает, – добавил Захар.

– Только не в брачную ночь, – возразил Игнат, а все встретили его слова смехом. – Горько!

Ярема склонил рюмку водки, пока Северин и Катря в сопровождении бодрящего шума целовались, а затем подняли бокалы. Шляхтич снова уставился в тарелку.

– Чего понурылся, светлейший? – Игнат ткнул его локтем в бок.

– О собственной свадьбе думаю, – ответил Ярема. Не в силах было держать все в себе. – В десять раз или в двадцать пышнее, с кучей благородных гостей, музыкантов, развлечений, гулянье на несколько дней... Но скажи мне, братец, какой в том смысл, если будущая жена мне не любима? Не имею к ней никакой любви.

– Ох, Малыш, ты действительно как маленький, – закатил глаза Игнат. – Считаешь, многие женились на любви? Твоя наивная душа! Такие браки, как сегодня, исключение из всех правил.

– А ты сам...

– Зря переживаешь, ей-богу, – продолжал Бойко. – Невеста у тебя хорошая, поживете немного, родите малышей, понемногу познакомитесь. Все! Стерпится и слюбится.

– У тебя так было?

– У всех так было.

Захар поднял второй тост, Василий заорал о первом танце молодоженов. Через несколько секунд он уже играл, и Северину ничего не оставалось, как подняться и подать руку Катри. Они танцевали легко и осторожно, Щезник двигался так взвешенно, словно у партнерши имел фарфоровую вазу. Ярема смотрел на них и одновременно видел свой свадебный танец, такой величественный и такой грустный. Эней утверждает, что со временем все наладится, а он среди них единственный женат, так что наверняка знает, что говорит... Шляхтичу пришлось радоваться этим словам.

После оваций молодожены поцеловались. С головы Северина упал дубовый венок, который Савка с радостным возгласом подхватил и напял на гриву Ярового так молниеносно, что тот и отшатнуться не успел.

– Красный волк найдет красную любовь, – подмигнул брат Павлин и сдулся.

– Правильно, – Северин взглянул на Ярему. – Ты следующий! Ну-ка, толкни речь, брат!

– Да! Речь нам! – подхватила Катя и воинственно махнула бокалом сока.

Ярема покраснел. Обычно ему легко удавались экспромты на любую тему, но не сегодня.

– Дорогой братец, – начал Ярема. – Милая сестричка... Я искренне рад за вас! Очень рад, что нашли друг друга на волчьей тропе... и смогли удержаться вместе.

Молодые быстро переглянулись. Ярема заметил, как Северин сжал ее ладонь, а Катя перестала улыбаться.

– Держитесь вместе дальше... Несмотря на все! Будьте так счастливы, как сегодня. Не всегда, потому что всегда не получится, но по крайней мере иногда. Ведь на волчьей тропе обычно невесело... И одиноко... Но теперь вам будет легче прокладывать ее. Итого. Даже если в одиночку... Все равно вы будете вместе, – Ярема растерялся, замолчал и поднес рюмку: – До дна! Горько!

– Горько! – заголосили гости.

Каждый раз, когда молодые целовались, Мирося утирала слезы, словно обручились ее родные.

– Хорошо сказал, – Игнат с уважением хлопнул Ярему по плечу.

– Моего учителя риторики схватил бы удар от этой речи.

Василий снова заиграл, теперь уже для всех, и оживленные от потребленного гости пошли в пляс. Филипп тем временем внимательно выслушивал Савку, который размахивал руками, смеялся и что-то бормотал, порой останавливаясь и уставясь взглядом в одно место.

– Мало, – вдруг рядом с ним присела Катя.

Он не заметил, как она подошла.

– Искро, – улыбнулся Ярема. – Прости за бестолковую речь. Но пир неплохой, да?

– Речь была отличная. Пир также великолепный. Спасибо.

– Это пусто! Не стоит, – Ярема пощипал затылок, обнаружил, что до сих пор сидит в дубовом венке, снял и положил его на стол. – Наверное, тебе уже все говорили, и я не смолчу: ты прекрасная невеста.

– Спасибо, Малыш. Говорят, будто девушки мечтают об этом дне с детства, но это не обо мне. Я мечтала получить золотую скобу!

Ярема вежливо рассмеялся.

– А твоя речь... Зря ты назвал ее нелепой. Такие красивые слова! В последнее время я стала слишком чувствительна, – Катя нахмурилась. – Знаешь, мы со Щезником несколько раз расставались. Наша свадьба – просто такое совпадение. Случай.

– Как и все в нашей жизни, – ответил Ярема. – К чему ты ведешь, сестричка?

Они никогда раньше не разговаривали наедине, еще и о личном.

– Говорю к тому, что твое совпадение еще произойдет. Северин рассказал о твоей свадьбе... Не перебивай, просто выслушай. Вот что я тебе скажу: твой случай еще не случился. Когда представится шанс, не будь болваном и не упусти его. Посылай все планы ко всем чертям и иди по зову! Понимаешь, о чем я?

– Да… Понимаю, – Ярема потер лоб. – Но как я пойму, что передо мной именно этот шанс? Что она – именно та?

– Очень просто: она будет тебя понимать, – улыбнулась Катя. – Ты сможешь открыться ей.

Он впервые увидел Искру такой: мудрой, проницательной, сочувственной... Женской. Ее праздничный вид лишь подчеркивал эту инаковость, которая обычно скрывалась за чересом с тремя скобами и парой ступень за спиной.

– Видишь? Я умею не только ругаться и размахивать саблями.

Катя обняла шляхтича и легонько поцеловала в лоб.

– Посмотри на моего брата, – она кивнула на Гната, который уже сбросил кунтуша и шкварил гопака. – Олух и все. И даже ему повезло!

– Спасибо, сестричка, – рассмеялся Ярема. – От этого мне действительно стало легче.

– Хоть я и не мечтала о свадьбе, но точно не позволю, чтобы кто-то здесь скучал. Поэтому штаны не просиживать, – вернулась Катя, которую он хорошо знал. – Пригласи уже невесту к танцу!

Он элегантно протянул руку и она так же элегантно ее приняла. Василий заметил их и виртуозно перешел от веселой мелодии к лирической. Возмущенный Игнат вытаращил глаза, но увидел сестру с Яремой и только закрутил растрепанную селедку вокруг уха.

– Смотри, чтобы светлейший у тебя жену не украл, – бросил он Северину.

– Да она сама кого хочешь украдет, – ответил тот.

Выпяченный животик Катри напоминал стеклянную колбу с нитроглицерином. Несмотря на коренастое телосложение Ярема танцевал осторожно. В этот момент он был безгранично благодарен мамуньо за уроки танцев, которые в детстве искренне ненавидел.

– Малыш, – спросила она. – Будет ли новая война?

– Если войны нет, она будет. Вопрос только в том, когда, – ответил Ярема.

Танец кончился, Катя легко провела ладонью по животу.

– Ты пиши мне, если захочешь. Не такая я уж и дикая, да?

Шляхтич в ответ поклонился.

В этот момент он готов был отдать все золото роду Яровых, чтобы оказаться на месте Северина Чернововка.

*** 

Он снова должен был кого-то убить.

Северин не знал имен – они дарили жертвам личности, это было лишним. Он не считал, потому что считал отсчет убитых мерзким. Он изучал планы жилья, исследовал место вокруг, ждал третьей ночи и отправлялся, чтобы через несколько часов все забыть.

В этот раз забыть не удалось.

Черный камень, покрытый серой пылью, нетронутым веками. Его шаги, первые шаги живого существа за многие столетия, оставляют глубокие следы. Каждый шаг нужно считать. Кровь на веках помогает видеть очертания родного мира, но шаги все равно нужно считать. Прыжок.

Небольшой тихий дом. Странно, что жертва живет в этом гнездышке – обычно Северин посещал имения, забитые по чердаку военными. А тут было уютно, пахло сдобой... Шаги утопали в коврах. Он подошел к спальне, прислушался и принюхался.

Мужчина спит. Рядом... женщина? Нет, девочка. Наверное, дочь.

Дьявол! Его не предупреждали о дочери. Малая, наверное, увидела злой сон, бросила свою кровать и пришла к отцу...

Сероманец достал нож и проскользнул в комнату. Надо сделать все молниеносно.

Большая семейная кровать, широкоплечий бородач в синей пижаме дышит тихо, медленно и глубоко. Рядом под боком замерла белокурая девочка в ночной рубашке. Иногда его жертвы спали с любовницами или женами, и это было гораздо легче...

Девочка открыла глаза и посмотрела прямо на него.

Северин не надевал масок. Не задумываясь, он улыбнулся, поднял пальцы в рот и подмигнул. Мол, пусть это останется нашим маленьким секретом.

Сердце взбесилось, тело через мгновение укрылось потом. Сейчас она закричит – любой ребенок испугался бы незнакомца ночью у кровати – и придется убить отца на его глазах.

Но девочка улыбнулась и кивнула. Приложила пальчик к губкам, развернулась спиной, прижалась мужчине лбом в сторону и снова засопела. Северин не шевелился бесчисленно долгие минуты, не верил, что это сработало.

Убежать? Да, он мог. Есаули пришлось бы проглотить эту неудачу. Но если он не сделает этого... Северин не знал, кто этот бородач – генерал, политик, ученый, шпион: кем бы он ни был, война будет продолжаться. Погибнет больше людей. И... Чернововк уже не искал себе оправданий, просто сделал шаг, замахнулся и ударил.

Она, наверное, проснется от его суда или от темной горячей влаги. Удивится, что оно такое, увидит, откуда течет, начнет тормошить отца и звать его, а потом закричит... Воспоминание этой ночью будет преследовать ее до конца жизни.

И его тоже.

Или это его предназначение – убивать пап?

Северин открыл глаза. Множество раз он видел этот сон в отношениях с Линой, но ни разу не мог проснуться раньше, чем ударит лезвие... Написанная кровью страница, которую не выдрать и не вычеркнуть. Впервые он стал проклятым в ночь серебряной скобы, а во второй – той безымянной ночью.

Палец правой сжимало обручальное кольцо. Рядом спала Катя. Он осторожно убрал прядь с ее лица и прикрыл одеялом обнаженное плечо. Едва провел ладонью по животику.

Поздней ночью их посадили на украшенную цветами телегу, домчавшую сонными улицами Буды до «Черта и медведя», где молодоженов ждали лучшие покои корчмы, великодушно отданные Яремой для праздничного случая. Остальные остались гулять: Василий и Игнат изрядно набрались и распевали срамных песен, Савка говорил с Филиппом, а Ярема принимал единичных случайных гостей, которые интересовались, что это за праздник близ дуба Мамая, и, получив ответ, поднимали рюмки за счастье молодых.

В комнате почему-то сильно пахло едой. В поисках запаха Северин подошел к окну: над городом занимался рассвет. Отсюда открывался прекрасный вид – недаром Малыш выбрал эти апартаменты. Характерник протер глаза, вернулся в постель, полежал, но сон больше не уходил. Он направился к груде беспорядочно сброшенной ночью одежды и стал одеваться.

– Если ты решил проверить рубашку на червец, то вынуждена разочаровать: моя калина уже давно потеряна, – сообщили с кровати. – Хотя кому это знать, как не тебе.

– Доброе утро.

Катя зевнула и потерла глаза.

– Ты во сне зубами скрежещешь, – заметил Северин, застегивая скобы на чересе. – Раньше за тобой такого не замечалось, дорогая жена.

Несмотря на отчетливое упор на последние два слова ожидаемого эффекта не произошло: Катя пропустила обращение мимо ушей.

– Когда внутри растет новый человек, то даже во сне хочется жрать, милый человек.

Нет, не упустила.

– Трудная женская судьба. На пиру ты съела вдвое больше меня, – согласился Северин. – Наверное, парень растет... Или девушка? Знаешь кто будет?

Клямы сияли, как новенькие – хорошо начистил перед праздником, а до того и забыл, когда последний раз их касался.

– Откуда мне знать?

– Говорят, что женщины чувствуют такие вещи.

– Говорят, будто беременных не стоит раздражать, – буркнула Катя. – Я чувствую разве что желание убивать. Я не знаю, кто там сидит. Парень, девушка, двойня, тройня...

– Тройня!

Такая возможность ему и в голову не приходила.

– По всей вероятности, – пожала плечами Катя и взялась было за гребешок, но сразу отбросила его. – Ну вот, только заговорили о еде, а я снова чувствую голод! Срака-мотыга, что за жизнь?

– Принесу тебе завтрак.

– Буду очень благодарна, а я пока позавтракаю, – она достала из-под подушки сверток.

Это оказалось полотенце с завернутыми яствами, которые, очевидно, перекатывали сюда вчера с пиршественного стола.

– Так вот откуда едлом пахло!

– Всегда есть что-то наготове, – Катя окинула блюда горящим взглядом и потерла ладони. – Но завтрака это не отменяет, милый человек.

– Понял, – Северин мгновение колебался, стоит ли сделать ей замечание по поводу еды в постели, но решил удержаться. – Приятного аппетита.

Она промычала в ответ что-то невнятное и принялась за уничтожение пирога, а Северин спустился в зал. Там уже ожидал Иван Чернововк, постукивая стальным перстнем по столу.

– Садись, – приказал есаула назначенцев без приветствий.

В корчме было безлюдно, только сонный корчмарь гремел под шинквасом.

– Я все думал, когда ты явишься за мою душу, – Северин сел напротив.

За последние годы Иван заметно сдал: война словно сломала державший его стержень и теперь вес прожитого выжимал из есаулы жизни. Скворчатые брови выглядели не угрожающе, а скорее по-стариковски беспомощно. Впрочем, это была только внешность, потому что нрав старого Чернововка не изменился нисколько.

– Поздравляю с женитьбой. Извини, что не присоединился к празднику. У него были неотложные дела.

– Спасибо за приветствие.

– Теперь ты должен сосредоточиться на главном, – Иван снова стукнул перстнем о стол. – Орден в беде. Хуже, чем во времена Рокоши. Ты нам нужен.

– То есть шалаш назначенцев.

– Вера предупредила?

– Нет, это было очевидно.

– Она отстаивала тебя, как ты улитка, которую убить не способна! Но ты – Чернововк, сын Игоря, моего ученика. Наше имя не боится проливать кровь! – Иван ударил кулаком по столу. – Настало время для настоящей службы. Чтобы расставить точки на «е», напоминаю, что твоего мнения никто не спрашивает. Это приказ.

– Конечно, – спокойно ответил Северин.

– Ты когда-то хотел быть, как отец.

– Когда-то хотел, – пожал плечами Северин. Когда-то он был глупым и наивным.

Сейчас, возможно, до сих пор глуп, но точно не наивен.

– Мы уже работали вместе во время войны, – холодный тон ответов не снял есаула. – Поэтому разводить сантименты нет нужды. Ты знаешь, что делать. Я еще после войны хотел тебя забрать, потому что с таким талантом прозябать среди двухвостых – сплошная трата! Но Вера не разрешала, старая ведьма...