Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 350 страниц)

После ужина характерник вспомнил, что забыл проверить сообщение от десятника, – с сыновьим днем рождения ему из головы вылетело.

– Скоро вернусь, – поцеловал жену в лоб.

– Ты к дубу? – Спросила Ульяна.

– Должен проверить, может быть срочное...

– Надень обручальное кольцо. В деревне на такое смотрят, сам знаешь.

– Да, милочка. Ты же понимаешь, я ее не ношу, потому что...

– Оборотня опасна. Ты говорил, я помню. Но крестьяне этого не знают, Игнат. им дай только повод пялиться и болтать.

На самом деле сероманцы не сторонились украшений, любили и перстни, которые всегда снимали перед обращением. Но Игнат не привык к кольцу и держал его в тайном кошельке, под рубашкой.

– Скоро вернусь.

Вечернее село тихо разговаривало. Интересно, как оно месяцами жить в одном доме, засыпать и просыпаться на одном месте, рядом с теми же людьми? Когда-то это казалось невероятно скучным, а теперь Игнат видел в такой жизни что-то правильное... Что-то, чего ему никогда не иметь.

«Эней от Кромки. Куда девался, пыльный сын? Я тебя к этому паланку перевел, чтобы ты к семье был поближе, а не под юбкой жены отсиживался! Как снова узнаю, что ты, подлец, не на патруле, увидишь, что такое бедствие, Христом клянусь. Понял? Пусть Мамай помогает».

Сразу за этим следующее: «Эней от Кромки. Забыл сказать: за липовые рапорты убью. Пусть Мамай помогает».

Это случилось! Десятник каким-то образом разоблачил, что последний отчет был отправлен не от дуба Костя Чемеринца в Фастовском паланку. Вот срака! По крайней мере, он не знает, под какой юбкой Игнат отсиживался на самом деле.

Утром нужно возвращаться на службу. Если брат Крайка продолжит расследование и поймет, где брат Эней прогуливает службу, и разоблачит, сколько раз тот лгал ему... Лучше об этом даже не думать.

Игнат потратил немало времени, чтобы слепить какую-то правдоподобную ложь о болезни сына в ответ, затолкал липкое чувство отвращения как можно дальше и вернулся домой подавленным. Уже знал, как это будет: он скажет о своем внезапном отбытии и извинится, она расстроится и промолчит, но он все прочтет в ее взгляде. Утром он поедет, а она двинется за помощью к Земледухам – чинить крышу риги.

Дома было тихо. Остап посапывал на боку, Ульяна тоже спала: тяжелый день утомил. Игнат хотел ее, но не решился разбудить. Утром еще успеют... Перед тем, как он сообщит об отъезде.

Поцеловал сына в лоб, разделся, задул плошку. Лег к жене и осторожно обнял ее. Ульяна, не просыпаясь, что-то тихо пробормотала.

– Извини, – прошептал Игнат.

Ткнулся носом в ее кудри, глубоко вдохнул запах. Напахлась его подарком... Игнат почувствовал себя мерзким самозванцем, не заслуживающим места в постели рядом с этой женщиной. Он старался делать все наилучшим образом, но получалось либо посредственно, либо никак. И все же Игнат верил, что когда-нибудь сбудется мечта – тогда их жизнь изменится.

Тогда он сможет чувствовать себя дома... как дома.

*** 

На утро после семейного пира Николай Яровой, поздравив внука мощным толчком в плечо, шлепнулся в кресло и провозгласил:

– Наконец-то поговорим наедине! Яков к тебе наведывался?

– Вчера перед празднованием. Чем очень мне это празднование спасло.

Утром Яков с семьей, не позавтракав, отбыл без прощания.

– Вот чего ты такой грустный сидел, – сказал дед. – Я подумал было, что это по брачным инициативам твоей матушки.

Ярема отмахнулся.

– Мамуньо я отказать не могу, а Якову – пришлось.

– Рад это слышать.

– Вы для этого пришли? – нахмурился Ярема. – Убедиться, что я не буду работать на брата вопреки правилам?

Когда родственники перестанут относиться к нему, как к самому маленькому?

– Не скрою, – легко согласился Николай. – Слишком щепетильный вопрос, чтобы не проверить. У тебя доброе сердце, а Иаков твой родной брат...

– Который со вчерашнего дня меня ненавидит.

– Это временно, – Николай поправил стальное кольцо есаулы. – После выборов успокоится.

– Особенно после проигрыша.

– Ты поступил, как полагается, внучку. Правильные вещи ходят вместе с досадой. Хватит рюмсать, – Николай махнул ручьем, будто выгонял неприятности в окно. – У него свой путь, а у тебя свой.

– Да-да, – кивнул Ярема. – Слышал эти речи множество раз, от них не становится легче.

– Ты прав, – старик встал. – Что касается дел: недели через три тебя вызовут на совещание в Запорожье. Будет большая здибанка с разведкой войска Сечевой и Тайной Стражей по Северному Альянсу и Изумрудной Орде. Расскажи там от нашей стороны о делах варягов.

Великолепный случай снять от свадебных хлопот.

– Как там дела на Севере, к слову?

– Варяги тщательно готовятся к новой войне, – ответил Ярема. – Успешно отстроили порты и, несмотря на контрибуции, быстрыми темпами восстанавливают флот. У голландцев и испанцев закупают новую артиллерию. Самостоятельно разрабатывают летательные аппараты, значительно меньше воздухоплава, но при этом более быстрые и маневренные. В целом Альянс стремится к реваншу и времени не теряет.

Ядвига Яровая тоже времени не теряла: на следующий день, празднично одетая, ехала вместе с сыном в Тарнополь, где ждала кандидатка номер один. Мать долго стреляла глазами на наряды Яремы и наконец не сдержалась:

– Дорогой сын! Тот костюм, который я приготовила, был бы уместнее рыцарской формы, вы так не считаете?

– Мне в форме удобнее, – мрачно отказал характерник. Жупана с кунтушем он надел принципиально, чтобы отстоять хоть что-то свое, не спланированное заранее матушкой.

– Свобода ваша. Но не печальтесь да! Не на казнь идете, – Ядвига поправила черную шаль.

В пожизненном трауре за мужем она всегда имела на себе что-то черное, как дань его памяти.

– Да еду, будто... – в голову не приходило ничего, кроме нелепого сравнения, которое услышал от Якова, – как на конную ярмарку! Кобылу глянуть, копыта проверить, зубы обследовать, хвоста подергать...

– Не придумывайте, – сжала губы Ядвига. – Это просто дружеский визит для знакомства.

Ага, подумал Ярема, конечно. Мамуньо, наверное, находилась на стадии помолвки, видимо, и брачный договор уже согласовала – оставалось только занести бумаги в местный магистрат на удостоверение.

– Ее зовут Агнессой, – сообщила госпожа Яровая. – Хорошая, умная, воспитанная барышня. Ветвь древнего шляхетского рода самих Тарновских, герба Лелива, прекрасная кровь!

Без пустых банковских счетов, часто встречающихся с семьями древних родов... Обладает хорошим образованием и изысканным вкусом. Впрочем, своими глазами увидите, пообщаетесь...

Ярема отрешенно смотрел в окно.

– Разве не здорово?

Сероманец молча созерцал пейзажи. Ядвига не дождалась ответа и продолжила раздраженно:

– Многие и такого выбора не имели, сын мой. Ваша тетя Катажина, например, впервые увидела мужчину на венчании, и ничего – влюбилась и жила счастливо.

– Целый год, пока не скончалась от родов, – буркнул Ярема.

Госпожа Яровая демонстративно развернула веер, резким взмахом прикрыла лицо и молчала до остановки.

В имении Ярема понял, что с жупаном и кунтушем погорячился – по июльскому солнышку в этой одежде было жарко. Он смахнул с висков капли пота платком и в очередной раз проклял весь этот замысел.

Сухая шляхтичка, чем-то неуловимо похожая на пани Ярову, поздравила Ядвигу как давнюю подругу, чмокнула воздух возле ее щек, поблагодарила за гостинец (сверток свежих марципанов) и взгляд метнулся к характернику.

– Поздравляю, сударыня, – поклонился Ярема.

Дама подала руку и он поцеловал пустоту над кружевной перчаткой.

– Красивый и вежливый паныч, – прокомментировала хозяйка. – Агнесса ждет. Прошу за мной!

Ты прошел войну, Ярема, ты прошел войну, ты способен пережить и эти несколько часов.

Агнесса, кандидат номер один, выполнила безупречный книксен и улыбнулась. В теле, высокая, изящная. Темно-серое атласное платье подходит к светлым волосам, уложенным в изысканный узел с кудряшками. Лицо можно назвать красивым, если бы резец невидимого скульптора не промахнулся – глаза вышли выпученными, словно у изумленной рыбы. Агнесса скрывала этот порок искусным макияжем.

Шляхтич поздоровался с глубоким поклоном. Девушка грациозно приблизилась и протянула руку. Перчатка пахла пряным духом.

– Агнесса. Я о вас слышала много приятного, господин рыцарь.

– Ярема. Взаим, уважаемая панна.

– На этом, дети, оставляем вас наедине, – спели обе мамы. – Выпейте чаю, познакомьтесь, мы вам не будем мешать.

Обе радостно, как девушки после мелкой пакости, покинули комнату. Гайнули цмулить наливки, подумал Ярема. Он бы тоже не отказался от нескольких рюмок моравянки.

– Прошу, садитесь, – пригласила Агнесса.

Стул под ним заскрипел.

– Спасибо, – Ярема нервно пробежался рукой по смазанной воском бороде. – Простите, это странно... У меня подобное свидание впервые, я чувствую себя крайне растерянно и не знаю, как вести разговор в таких случаях.

– О, не беспокойтесь, – девушка улыбнулась и принялась за чайник. – Вам с молоком?

– Нет-нет, спасибо, я с молоком на Севере напился вволю. Потому просто чай, без сахара.

– Прошу, – она подвинула ему чашку из голубой фарфора. – Вы вспомнили о Севере... Мать говорила, что вы прошли островную войну.

– Служба, – указал на вышитый золотом очертание Мамая на кунтуше. – От начала до конца, два года как два месяца.

– Трудно было? – она с уважением посмотрела на ныряльщик за чересом.

Вот как ему ответить?

Как чуть не пошел ко дну во время кораблетроща и хватался за мертвецов в молитвах о спасении? Как после взрыва вытирал лицо от мозга товарища, с которым только шутил о маркитанток? Как врезался во вражеские ряды с горящей саблей в правой руке? Как оружие в руке уродовало чужие тела и выдергивало из них жизнь? Как кричал при взгляде на вырезанного «кровавого орла» на попавших в засаду телах союзников? Как волком охотился на вражеских офицеров и похищал их? Как его выкапывали из груды мертвецов?

Он не желал иметь этих воспоминаний, но они засели в голове острыми обломками.

– Трудно было, – характерник проглотил чаю.

– Вас не ранили?

– Несколько раз, но ничего серьезного. Сами только царапины. Можно сказать, повезло.

Разговор прервался. Ярема понимал, что должен сделать ответный ход. Что там говорила маменька в экипаже?

– Мне рассказывали, что вы любите садоводство.

– О да, цветы – моя страсть, – с облегчением ответила Агнесса. – Если придете во второй раз, я непременно покажу вам свой лучший цветок...

Она запнулась, покраснела и замолчала. Ярема отчаянно искал удачную фразу для выхода из конфуза, но ни одна не подходила к первым минутам знакомства со знатной барышней.

Чтобы заполнить неудобную паузу, оба похлебали чаю. Агнесса овладела собой – надо отдать должное, удивительно быстро – и возобновила беседу.

– Значит, вы действительно умеете превращаться в волка?

– Я ждал этого вопроса, – улыбнулся Ярема и она рассмеялась вместе с ним.

Напряжение спало. Он подробно описал жизнь Северного Альянса, тамошний быт, обычаи, одежду, фьорды – Агнесу это действительно интересовало (по крайней мере, она прекрасно притворялась); девушка рассказывала о выставках картин, поэтических чтениях, последних новостях Тарнополя, Львова и Киева, и так они болтали о разном, пока не вернулись матери. Женщины были довольны и хмельны и во время совместного ужина все время обменивались многозначительными улыбками.

После десерта гости расстались и уехали домой. Механические экипажи Ядвига считала слишком громкими, зловонными и вульгарными, поэтому придерживалась мысли, что шляхта должна путешествовать исключительно в карете с парой добрых коней и погонщиком в одежде с гербом семьи. Замечание, что механическим экипажам также нужны вожди, которые наряжаются так же, госпожа Яровая игнорировала как несущественные.

– Что скажете, сын? – спросила Ядвига, как только карета сдвинулась с места. – Как вам Агнесса?

Характерник принялся набивать трубку. Он прекрасно знал, что молчание равно игре с огнем, но не смог удержаться.

– Как вам Агнесса? – повторила громче пани Яровая и добавила улыбку, хорошо известную с детства: эта улыбка обещала резки на заднице или гречку в углу.

– Думал, будет хуже, – пожал плечами Ярема. – Но удивительно приятно пообщались.

– Хорошо, хорошо, – не настаивала Ядвига. – Запомните свои ощущения... А послезавтра отправимся в Черновцы. Там ждет кандидат номер два! Надо успеть к вашему отбытию.

Ярема тихонько простонал и спрятался в табачных тучках.

На следующий день он бесцельно ездил по окрестностям Чорткова, лишь бы не торчать в имении. Свирепствовал на себя и собственную неспособность отказать матери с ее маниакальными прихотями, свирепствовал на тщеславного истукана Якова, додумавшегося просить о помощи в шантаже, свирепствовал на милую Агнессу, которая вообще была здесь ни при чем и только по досадному стечению обстоятельств попала в этот перечень. Почему взрослая жизнь непрерывно превращается в задницу?

Его смущенные мысли оборвал уж, гревшийся посреди дороги в горячей пыли. Осторожная кобыла остановилась перед ним и испуганно заржала, и вдруг скатилась лавина: взрыв, еще один, ужасный визг других лошадей, в глазах мерцает, сырая земля под коленями, прямо перед ним лежит кобыла с распоротым обломком брюхом, квилит, он пытается запихать, внутренности воняют и парят, ускользают из окровавленных рук, вокруг нестерпимо кричат лошади и люди, а кобыла уже молчит и только пялится на него ужасным глазом.

– Мало!

Он не слышит.

– Мало! Ты с ума сошел? Иди сюда!

Он бросает кишки, кобыла уже умерла. Послушно подходит к деду.

– Они вывели их. Вывели всех! Видишь?

Ярема видит. Дед сбрасывает одежду.

– Должны лечь костьми, но сковать их силы. Это приказ!

Приказ как слово Божие. Лучше бежать насмерть, чем смотреть на тех умирающих лошадей.

– За мной! Не занимай!

Ярема, Николай и другие сероманцы мчатся вперед, на ходу вращаются на волков, Ярема хватает в пасть нож с серебряным лезвием.

Медведи, как на семейном гербе Яровых, огромные, закованные в шпилястые доспехи, ревут и мчатся навстречу. Обратные против обратных, хищники на хищников. Незапятнанные Потусторонним миром дерутся вокруг, не вмешиваясь в поединок проклятых.

Он уклонился от большой лапы. Волку рядом ударом сокрушило череп. Одного взгляда хватит: ни когти, ни клыки не возьмут – мешали проклятые доспехи. Медвежий рев, волчье рычание, выстрелы и звон стали, все слилось, смешалось, склеилось кровью.

Ярема прыгнул на спину ближайшего медведя, на лету перевернулся, левой рукой схватил его за шею, а в правую руку выплюнул нож. Удар в глаз, чем входит глубоко, скрежещет на кости, он вгоняет его дальше, ослепленный берсеркер ревет от боли, становится дыбом и через несколько секунд умирает. Ярема пытается вытащить нож, но лезвие сидит слишком глубоко, характерник не успевает спрыгнуть, тучное тело шлепается на него, придавливает, он слышит последний крик из чужой гортани, превращающейся в человеческую:

– О-о-оди-и-и-и-ин!

Тяжелое доспех бьет по виску шпичатым краешком. Темнота.

Пришел в себя под рядами холодной плоти. Он лежал среди мертвых, по счастливой случайности не растерзанный вьюгой стальных жатв. Воздух не хватало. Попробовал пошевелиться: напрасно. Заорал изо всех сил:

– Помогите!

Чудом его услышали. Какой-то одноглазый сероманец разбрасывал мертвых, достал окровавленного Ярему в этот мир и сероманец замер, опустевший, бессодержательный, но почему-то живой.

Кобыла ткнулась носом в ухо и мечта развеялась. Ярема сидел в пыли посреди дороги. Уж давно исчез, кобыла тихонько ржала. Характерник погладил ее морду, осторожно поднялся на ноги, вдохнул и поморщился – в груди болело, словно ныряльщиком устроили.

Снова! Как стыдно… Он думал, что эти приступы в прошлом, на землях Северного Альянса, их не случалось несколько месяцев… Но они вернулись.

– Если это наказание за слова мои, – сказал Ярема к небу, – я не отступлюсь. И готов спросить снова: где любовь твоя? Она бросила меня. Слышишь? Ты слышишь?

Небо молчало.

*** 

Смотритель кладбища гордился своей работой. Любой способен постоять за себя, кроме покойников, которые стерпят любое поругание. Защита могил – достойное дело, и только бестолковые, недалекие люди не видят ее благородства. Ничего жуткого в ней нет: через несколько десятилетий смотритель убедился, что ни одно место в мире не сравнится со спокойствием кладбища, а всевозможные призраки и мстительные духи живут только в пугающих баснях и причудливых книжках, вроде тех, которыми зачитывается его меньшая внучка.

Он совершал вечерний обход (где сорняк дернуть, где яд в кротиную нору бросить, где мусор убрать) и увидел среди двух характерных дубов одинокую фигуру. К тем деревьям он приближался редко: вокруг дубов не прятали из-за густых кружев корней, что делали невозможными любые копания, а рыцарскими могилами заботилась семья Непийводы, добрые люди, никогда о мертвых не забывают, на гробнице всегда приносят пасхальные яйца и кулич... Но даже Трохим Неп прислонившись спиной к стволу. Наверное, это сын похороненных характерников, Семен или как его, тоже сероманец. Наведывается редко, но хорошо запомнился, потому что, несмотря на седину на виске, был самым молодым рыцарем Серого Ордена. Смотритель прошел мимо величественной пары сплевшихся в вечном танке деревьев, поймал взгляд характерника и махнул ему рукой, не нарушив сакральную тишину лишним возгласом. У рыцаря был вопрос, но он мог подождать.

Сироманец ответил на поздравление и сразу забыл о смотрителе. Провел рукой по теплой коре. Дубы стали единственным упоминанием о родителях: папа, которого он собственноручно убил; мама, чей убийца так и остался неизвестным. Облик Игоря он до сих пор помнил, но лицо Ольги ушло из воспоминаний навсегда. Только эти два дерева – и он сам – были доказательствами их жизней.

Чернововк пришел сюда в поисках ответов, но ни одного не нашел. Перед глазами возвращалась недавняя встреча.

...Вместо поздравлений он долго всматривался в ее живот, подпоясанный чересом с тремя скобами. Живот как живот – ничто в нем не выдавало признаков новой жизни.

– Мои глаза выше, – сообщила Катя.

После Островной войны характерница сменила прическу: отрастила волосы, которые собирала хвостиком на макушке, а виски брила.

– Пытался ли ты изгнать плод из меня, как экзорцист – нечисть? Тогда следует почитать молитвы, без них ничего не случится.

Он давно привык к ее насмешкам.

– Ты уверена, что... – начал Северин осторожно.

– Верно, – не дослушала Катя. – Четыре месяца. Именно с тех пор, когда мы любили напоследок. Все совпадает.

– Я имел в виду, уверена ли ты, что именно от меня...

Пощечина! Не успел Чернововк приложить ладонь к ударенной щеке, как почувствовал мощный копняк в опасной близости к паху. Северин быстро отпрыгнул и выбросил руки вперед, готовясь к блокированию новой атаки.

Катя стояла, забрав руки в бока, глаза полыхали голубым пламенем.

– В отличие от моего брата, который совокупляется со всем, что только двигается! В отличие от тебя, прыгунья в постель к ведьме при любой возможности! Я! Имею! Достоинство!

Она хлестала его словами, словно плетьми.

– Простите! – выпалил характерник, но было поздно.

Ее гневное лицо налилось румянцем, и Северин почувствовал прилив крайне неуместного возбуждения.

– Еще одно сомнение или намек на отцовство... – Катя выхватила из-за спины саблю и молниеносным взмахом распахала ему рубашку от горла до пупа. – И эта судьба постигнет твои принадлежности! Понял?

– Понял, черт! Зачем одежду кромсать? – он снял изуродованную рубашку и разглядел: не зашить. – Совершенно новая была!

– Чтобы запомнил лучше, – отрубила Катя, спрятала оружие и сразу успокоилась. Ее гнев проходил быстро, как летний шторм.

Он собрал уничтоженную рубашку в скорбный узелок.

– Слушай, – характерница вздохнула. – Да, мы расходились трижды. Когда это случилось в последний раз, то вместе решили, что с нас достаточно.

– Решили не просто так, – удалось заметить Северину.

– Я помню этот разговор! И твои слова о войне, выжившей нас. Но ребенок, Северин... Когда я поняла, что беременна... Для меня это как знак какой-то! – Катя взволнованно провела ладонями по вискам. – Я... Я никогда тебе не говорила, потому что об этом стыдно признаться даже себе, но я завидовала женщинам с детьми. После всей той смерти, что я видела... Как будто спала спала. Взрастить новую жизнь! Я завидовала матерям так, что после войны ни разу не пришла к куме, потому что ее сын одним своим видом душу раздражал! И вот...

Чернововк вздохнул, но решил не перебивать.

– После нашей разлуки я никого не искала и никого не хотела.

– Ты хочешь, чтобы я...

– Цить! – Катя нахмурила брови. – Хочу, чтобы ты понял: я не принуждаю тебя ни к чему. Просто рассказала собственные переживания, чтобы ты знал, что я думаю и как чувствую себя. Ты имел право знать, что станешь отцом. Все! Это не попытка уговорить или убедить. Я помню твои слова об опустошении. О том, что мы больше ничего не способны дать друг другу. Я ни слова не забыла из этого разговора.

Характерница перевела дыхание и продолжила:

– Если не хочешь иметь меня женой... Сомневаешься в своем отцовстве... Так забудь! Забудь меня и ребенка, забудь – и живи собственной жизнью. Я за это кривого слова не скажу. Имеешь право... А я воспитаю ребенка сама, не сомневайся.

Он и не сомневался.

– Катр, позволь...

– Почти закончила, – снова перебила характерница. – Не хочу твоего ответа здесь и сейчас. Я над этими словами думала долго, очень долго, потому ты тоже подумай. До собрания в Буде. Подумай и учти, нужно ли оно тебе. Решай, как душа пожелает. .. За отказ саблями вымахивать не стану.

Катя улыбнулась и осторожно провела рукой по чересу.

– Когда встретимся снова, сообщишь свое решение. Или идем дальше вместе, – она прикусила нижнюю губу. – Или наши тропы разойдутся навсегда.

– Хорошо, – только и сказал Северин.

Прозвучало это твердо и уверенно, как он хотел.

– Хорошо, – она запрыгнула на лошадь. – Извини, что не дала тебе и слова сказать, но у меня срочная задача и уже заболталась. Прощай, Щезник.

Северин был готов заложиться, что никакого срочного дела у Катры не было, а просто убегала от необходимости вести разговор дальше.

– Прощай, Искро.

– И усы свои идиотские сголы, – крикнула Катя через плечо. – Потому что на кота похож!

И дала коню острогов.

На странице новой жизни, писавшейся так хорошо и так легко, засмеялись вопросы. Возвращаться к опустевшим отношениям, которые должны оставаться в прошлом? Продолжать новые, повинуясь мыслям, что его ребенок вырастет безотцовщиной?

Чернововк задумчиво подергал себя за усы, которыми раньше очень гордился.

– И совсем я не похож на кота, – пробормотал характерник.

До конца августа оставалось несколько недель. Он должен был сделать выбор – пожалуй, самое важное после решения пересечь границу и подписать кровавое соглашение.

Северин вскочил, отряхнулся, поклонился могилам родителей и пошел домой. В нескольких шагах от ограды его догнал смотритель:

– Господин рыцарь, разрешите вопрос?

– Слушаю, – удивился Северин. Старик заговорил с ним впервые за многие годы.

– Здешний знахарь хотел осенью листья собирать, что из дубов ваших падало... Я ему запретил, потому что не знал, можно ли... Все никак не мог спросить вашего разрешения.

– Да, конечно, – характерник пошарил по карманам и выдал смотрителю несколько шелягов. – Спасибо, что заботитесь.

– Не за что, господин рыцарь, – смотритель с достоинством принял монеты и добавил: – У вас своя служба, у меня – своя.

Хозяйство двоюродного брата Северина, Трофима Непийводы, выросло как на волшебных дрожжах: хижина увеличилась чуть ли не вдвое, маленький курятник превратился в просторный птицевод, крохотная рига выросла в овин, вокруг появились конюшни, свинарник и коровник. Побеленные стены щеголяли яркими барвинками, новеньким плетнем плелся хмель, садик изобиловал цветами. В доме пол покрывали дорогие ковры, под стенами, украшенными палитарами, между лавками, устланными полосатыми дерюгами-налавниками, покоились пузатые сундуки.

Северин заглянул в тетушку: для нее Трофим выстроил отдельную комнату. За последние годы тетя набрала вес и редко поднималась с кровати, ее дни проходили за вышивкой. Разум ее ослабевал, ни одно лечение того не сдерживало, и месяц за месяцем старческое сознание без возврата утопало в трясине деменции.

– Приехал, милый, – обрадовалась тетя, хотя видела племянника несколько часов назад. – Как тебе ведется? Надолго ли до нас?

– Ведется хорошо, спасибо, – ответил Северин с улыбкой. – А пришел я на самую ночку.

– Такая сероманская судьба, совсем как Олюся моя, дорогая сестричка, дай Бог ей здоровье, – тетя ласково посмотрела на него, потом ее взгляд опустился на вышитое полотенце на коленях, и она забыла о племяннике.

Северин тихо прикрыл за собой дверь.

– Спит? – спросил Трофим, только что вошедший в дом.

Вот кто совсем не изменился за годы! Даже ни одного седого волоса не появилось.

– Вышивает.

– Ну и хорошо. Эй, Дарка! – крикнул Трофим. – Давай ужинать!

– Позови детей.

Жена Трофима принялась накрывать на стол. Характерника она не замечала, вернее, делала вид, что не замечает. Через годы Северин понял, что Дарка ему не рада; он несколько раз пытался наладить отношения, но тщетно – женщина упорно игнорировала все его попытки. Свекровь, муж и дети любили Чернововка, поэтому Дарка молча терпела его присутствие. К ее счастью, он приезжал редко и останавливался не более чем на ночь-другую.

Малыши прибежали с мокрыми после мытья руками, уселись за стол и Миколка мгновенно уперся в Северина умоляющим взглядом.

– Даже не думай начинать, – ответил характерник.

– Ну, дя-я-ядьку... Мне десять исполнится...

– Не возьму тебя в джуры, даже не умоляю. И убери этот телячий взгляд, он на меня не действует, – отрубил Северин.

Трофим засмеялся, а Оксанка тем временем отнесла поднос с едой к бабушке. За ужином Николай сделал еще несколько напрасных попыток набиться в джуры.

– Я себе и псевдо выбрал! Буду братом Мстителем!

– За что ты отомстишь? – спросила сестра. – За дырку на штанах?

Коля яростно вытаращил глаза, пригрозил Оксане кулаком, порылся в тарелке, после чего объявил, что бежит в войско Сечева.

– Резками по гузне я тебе убегу, – ответила мать. Коля нахмурился.

После ужина, когда дети и Дарка улеглись ко сну, мужчины вышли на крыльцо покурить.

– Обожаю летние вечера! – сказал хозяин. – А ты будто расстроен, брат. Все хорошо?

– Так себе.

В табачных облаках Чернововк коротко рассказал историю с Линой и Катрей. Трофим чесал лоб, многозначительно постучал луком по зубам и иногда покачивал головой.

– Думаю вот, – Северин выбил выжженный табак. – С Линой все прекрасно. Но беременность Катри... Если от Лины не откажусь, то собственного ребенка никогда не увижу, потому что Катя не позволит – такой у нее характер. Вот и выбирай!

Характерник принялся набивать теплую носогрейку заново.

– Влепался ты, брат, – хмыкнул Трофим.

– Это и без тебя известно, мудрец, – раздраженно ответил Северин. – Может, найдутся лучшие советы?

– Обратился не к тому, – Трофим виновато развел руками. – Я в делах сердечных ни черта не понимаю. Тебе сейчас сколько? Двадцать два?

– Двадцать три.

– Самое время жениться! Понимаю, что в Ордене у вас там все по-своему, но я с Даркой в восемнадцать обручился, – по лицу Северина Трофим увидел, что этот совет не нашел отклика, и вывернул мысль иначе: – Надо, чтобы ты хорошо поразмыслил перед выбором, брат. Хочешь, а ребенок все изменит – и тебя, и твою жизнь.

– Не обязательно, – сказал характерник, вспомнив Гната: тот после рождения сына не изменился нисколько.

– Да тут и сомневаться нечего! Извиняйся перед ведьмой и бери характерницу в жену, вы же одного поля ягоды! Как хорошо все совпало, – Трофим весело рассмеялся. – Мы тоже третьего ждем! Может, друг другу малышей покрестим? Были братьями, станем кумами!

– Твоя жена едва ли обрадуется.

Дарка скорее утонет, чем даст характернику крестить ее малыша, подумал Северин.

– Ай, не преувеличивай, брат. Она просто тебя опасается.

– Если бы ее воля – она бы меня и за милю в дом не подпускала.

– Тьфу! – Трофим обиженно на него взглянул. – Чушь несешь. Ты ее не знаешь. Дарка просто застенчива!

Северин махнул рукой. Спорить желания не было.

– Может, по рюмке? – предложил хозяин. – Как известно еще с русских времен, мед дарит мудрость.

– Давай сюда, мудрость мне не помешает.

Трофим вернулся с бутылкой и двумя позолоченными рюмками.

– За нас и за наших детей, брат!

Густой крепкий мед был явно не из дешевых.

– Наших детей! В голове не укладывается, – Чернововк хмыкнул. – Я отец? Не представляю.

– Я тоже не представлял, но оно все само собой происходит. Женщинам сложнее, поверь, – Трофим ободряюще хлопнул его по спине. – Не переживай, брат! Несколько недель – хватит для размышлений. Куда сейчас едешь?

– Еду сейчас в Буду. У есаула есть очередная задача.

Наверное, что-то важное: Забила не любила личные встречи и обычно обходила их, предпочитая решать все вопросы через переписку.

– Вот и хорошо! Служба тебя отвлечет, – Трофим восстановил мед в рюмках. – А потом как-нибудь утром проснешься и поймешь, что ответ – вот, перед носом, не надо больше голову ломать!

– Хотелось бы.

– Так и случится. Будем!

Трофим довольно облизал губы и сложил рюмки на горло бутылки.

– Мудрости набрались, теперь можно и вспомнить.

– Спасибо за разговор, брат, – Северин устало провел ладонью по глазам. – Не с кем я могу такие вещи обсудить.

– Для этого родня и нужна!

Но вопросительные знаки остались. Возвращаться к жизни, которой он не желал и считал прошлым? Идти дальше, закрыв глаза на угрызения совести? Есть ли другой путь, который он не замечает?

Надо искать ответы где-нибудь... Кроме одного.

– Немного! Напоследок один вопрос мучает...

– Ох и жизнь у тебя, брат, вечные вопросы! Что еще за одно?

– Отвечай честно: мои усы похожи на кошачьи?