Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 161 (всего у книги 350 страниц)

– Муля! – возмущённо перебила меня она, – но ты же сам сказал, что мне нужно только поступить для того, чтобы немного покрутиться там и всё, правильно?

Я кивнул.

– Ну, так, а почему надо ждать аж осени? Есть же курсы для желающих поступить в аспирантуру, – пояснила она, – и на них можно вполне попасть и сейчас. Многие студенты, которые хотят в аспирантуру, так делают.

– Никогда не слышал о таком, – покачал головой я.

– А вот мой отец, когда был в аспирантуре, сначала был на курсах, – пояснила она.

– А что у него за специальность была? – удивился я.

– Марскизм-ленинизм, – пожала она плечами и добавила, – думаю, в Институте философии обязательно тоже должно такое быть. А если не курсы, то всё равно какие-то факультативные лекции. Если они есть, то я хоть завтра туда пойду. Там не надо сдавать экзамены и берут всех желающих.

– А что там делать надо? – спросил Жасминов.

– Просто ходить на эти лекции, – хмыкнула Валентина. – И не спать на них.

Все посмеялись.

– Думаю, если там есть такое, – подытожил я, – это было бы просто отлично. Сэкономит нам полгода.

– Тогда мы можем действовать параллельно, – захлопала в ладоши Вера, – посмотрим, у кого быстрее получится.

– Нам нужно не быстрее. А качественнее, – нахмурился я, – сами же видели, как вели себя эти Свинцов и Лях. Им лишь бы отобрать чужой труд. Моя бы воля, я бы их…

И тут внезапно Валентина предложила:

– Муля! Так, а в чём дело? Напиши этот говенный доклад и сам расскажи о проекте Сталину!

Глава 12

– И как ты себе это представляешь? – покачал головой я, – кто меня к нему допустит?

Валентина смутилась и раздражённо пожала плечами:

– А что, вот так просто взять и сдаться?

– Да и зачем это Муле? – поддержал меня Жасминов.

– Но он столько готовил этот проект! – возразила Валентина и добавила, – да мы все готовили. Я вот смету считала. И я считала её для Мули, а не для этого противного Свинцова!

Я молчал и думал.

Тогда Вера сказала:

– А знаешь, Муля, была у нас в подтанцовке одна девочка. Так вот, она в ресторане всю волну всегда задавала. Только не сама, не своими руками. Ей очень шеф-повар благоволил. Так вот, если ей надо было что-то, она его так накрутит, так накрутит, а уж он старается. Никогда она без премии не оставалась, и всегда лучшие номера только у неё были…

– Придётся тебе, Муля, с кремлёвской поварихой спать, – заржал Жасминов. – Чтобы проекты свои продвигать.

Все засмеялись, даже Дуся. А Вера покраснела и надулась.

Я же молчал и думал.

Все отсмеялись и притихли. Смотрели на меня, молча пили чай. Пауза затягивалась.

Наконец, я решился и сказал:

– А ведь Вера права. И Валентина права.

Вера с Валентиной переглянулись. Валентина с довольным видом, а Вера чуть смутилась, но тоже была довольна.

– Проект Свинцову я и не собираюсь отдавать, – пояснил я, – и всем этим его начальникам. Но и прорываться к Сталину без приглашения – неоправданный риск.

– Так что же… – вскинулась Валентина, но Вера дёрнула её за рукав и что-то шепнула на ухо.

Та смутилась и умолкла.

А я продолжил развивать мысль:

– Поэтому нужно сделать как говорит Валентина, но при этом так, как советует Вера.

Все недоумённо уставились на меня, а я пояснил:

– Нужно донести этот проект Сталину, но только не чтобы я сам это сделал, а через кого-то. Найти кандидатуру «шеф-повара», как та девушка из подтанцовки.

Все заулыбались, особенно Вера и Валентина. А Жасминов скривился:

– И где ты такую кандидатуру найдёшь?

– Я вижу единственного человека, которого может принять Сталин, – задумчиво сказал я, – и это – Большаков.

– Но он же тебе сказал отдать всё философам этим! – возмутилась Вера и расстроенно воскликнула, – Муля! Если ты отдашь ему сценарий и остальное – он сразу же передаст Свинцову и этой карге в бусиках!

– Вот! – поднял я палец вверх. – Вера правильно говорит. Теперь давайте думать, как убедить Большакова, чтобы он изменил своё мнение и пошел к Сталину отстаивать этот проект, а не отдал его Александрову.

Все умолкли и изредка несмело переглядывались.

Идей ни у кого не было.

Кроме меня. Я сказал:

– Валентина, здесь нужна будет твоя помощь.

– Какая? – с готовностью ответила она, – ещё смета нужна? Или что?

– Нет, – покачал головой я, – Нужно прямо сейчас смотаться в загородный дом твоих родителей и взять одну вещь. Но я боюсь, что уже слишком поздно и они могут ругаться. Да и на чём туда добираться так поздно?

– Ерунда какая! – с усмешкой хмыкнула Валентина, – это же мой дом тоже. Отвезёт меня дядя Толя, наш водитель. А маме скажу, что завтра зачёт по вышке, а ведёт преподша, которая любит, чтобы все студенты были в строгих костюмах. Скажу, что нужно костюм взять.

– Ага, раньше не могла. А тут вдруг вспомнила, – фыркнула Вера и покачала головой.

– Скажу, зачёт пораньше на два дня перенесли, делов-то! – отмахнулась Валентина, – мама всегда насчёт внешнего вида категорична и считает, что нужно ходить в строгом виде. Так что нормально всё будет…

– Не будет! – вдруг подала голос Дуся, которая всё это время прислушивалась к нашему разговору, но в сам разговор не лезла. – Твоя мама, такая же, как и Надежда Петровна. Она и проверить может. Или встретит потом ту твою учительницу и спросит, как дочка зачёт сдала. Или спросит, зачем она студентов перед зачётом костюмы искать гоняет. И что учительница ей ответит? И что тебе потом будет? Нет, не годится это!

У Валентины аж уши покраснели. Так-то Дуся была права.

– А что тогда нам делать? – спросил я.

– А зачем ей туда ехать? – вопросом на вопрос ответила Дуся.

Все посмотрели на меня.

– А вот здесь главная задача, от которой зависит всё, – пояснил я, – провалится она – провалится и проект.

– Не умничай, Муля, – рассердилась Дуся, – я – женщина простая и мне надо говорить простыми словами. Ничего я не поняла. Причём здесь проект для Сталина и Валин загородный дом?

Над столом повисла тишина. Пришлось объяснять всю цепочку:

– Смотрите. Единственный человек, который может представить этот проект Сталину – это Большаков, наш Министр. Но он ни в какую не хочет. Мы с ним уже разговаривали на эту тему. Он категорически упёрся и не хочет. Поэтому нужно его заставить. А заставить, точнее убедить его может только один человек – Изольда Мстиславовна.

– Это кто? – спросила Валентина.

– Секретарь Большакова. Очень пожилой человек. И очень опытный. Но она на него имеет мощнейшее влияние. Скажу так – без её совета он ничего такого не делает и не подписывает.

– Всё равно не понимаю, – поморщилась Валентина.

– Объясняю. У этой старушки есть только единственная слабость – она обожает всякие экзотические растения… Прямо до ужаса…

– Ты хочешь, чтобы я поехала домой и выпросила у мамы какой-то цветочек для этой старушки? – догадалась Валентина и захихикала.

– Именно так, – кивнул я. – Иначе убедить её не получится. Если же ты сможешь выпросить растение, то может и всё выйти. Причём нужно очень редкое растение, чтобы Изольда Мстиславовна ради него согласилась на ночь глядя переться домой к Большакову с моими документами и убеждать его, что надо прямо завтра с утра ехать к Сталину и делать доклад по проекту. Если не сможешь – то всё, мы проиграли. Большаков проект отдаст Александрову.

– Ого! – уважительно протянул Жасминов, – прямо шахматная партия получается.

– Как у Макиавелли! – восхищённо прошептала Валентина. Глаза её пылали. Она прямо сейчас готова была нестись за город и лично выкосить у матери хоть весь огород.

– Тогда так и надо сказать, – подала голос Дуся.

– Что? – не понял я.

И, кажется, никто не понял. Все посмотрели на Дусю с недоумением.

– Нужно, чтобы Валентина ехала с Мулей к её родителям и рассказала всё как есть. Всю правду. Что от этого зависит карьера Мули. Тебе же квартиру должны были дать, правильно?

Я кивнул.

– Вооот! – подняла палец вверх Дуся, – Валентина должна честно сказать Анне Васильевне, что это нужно, чтобы Мулин проект доложили самому Сталину. Что цветок – это подарок для важного человека. И что за проект дадут двухкомнатную квартиру в высотке.

– И что? – удивилась Вера, – какая ей разница, дадут ему квартиру или не дадут?

– Эгэээ, девонька, – хмыкнула Дуся, – Осиповы очень хотят породниться с Адияковыми и Бубновыми. И Муля для них – самый лучший зять. И они прекрасно знают, что они не одни такие. Те же Красильниковы спят и видят, и Белозёровы. Да и другие. А тут такая оказия. Да Анна Васильевна лично весь огород до единого стебелька выщиплет, вместе с чернозёмом, лишь бы дочку удачно замуж отдать. А тут ещё квартира в центре Москвы и в таком доме.

Все молчали, потрясённые. Даже я.

Так-то ситуацию всю эту я прекрасно знал. Но устами простой женщины Дуси это прозвучало как-то… по-макиавеллиански.

– Дуся права, – вздохнул я.

Мне не хотелось говорить правду Осиповым. Потому что завтра об этом будут знать все остальные.

– Не переживай, Муля, мама никому не скажет, – успокоила меня Валентина, прочитав мои сомнения на лице, – даже папе. И я сама лучше поеду. Ты там не нужен.

– Точно?

– Точно, – кивнула она, – но туда и обратно, это всё у меня займёт часа три, если не больше.

– Нормально, – взглянул на часы я, – тогда езжай прямо сейчас, поторопись только. Орфей, ты можешь провести Валентину до её дома?

Жасминов кинул.

– А обратно, как будешь ехать, так пусть водитель тебя прямо сюда привезёт, ладно? – продолжил раздавать указания я. – А мы с Верой тем временем сядем переписывать доклад. Я-то набросал его, но там всё как курица лапой и сильно почёркано. Надо переписать набело.

– У меня в школе был самый лучший почерк! – с гордостью похвасталась Вера, – мне даже грамоты доверяли всем писать. И стенгазету только я делала!

– Вот и прекрасно. Тогда вперёд, – дал отмашку я, – встречаемся тут через три-три с половиной часа.

– А я пока твой костюм почищу и пирогов ещё сделаю, тесто вон осталось, – ворчливо сказала Дуся, – не гоже в гости идти с пустыми руками. Даже если это сам секретарь Министра.

Валентина и Жасминов ушли.

Я сбегал к Герасиму в чулан, вытащил из сумки пухлую папку с документами. Сумку оставил пока там, чтобы не увидели деньги и остальное.

– Вот, – сказал я, вернувшись в комнату, где Вера помогала Дусе убирать грязные чашки со стола.

– Помогай Муленьке, я тут дальше сама управлюсь, – велела Дуся и споро принялась освобождать нам стол от тарелок.

– Вот смотри, Вера, – я разложил черновые листы на столе, – нужно переписать вот это и это. Давай я буду диктовать, а ты пиши…

– Слушай, Муля, – вдруг жарко зашептала Вера и прижалась грудью ко мне, – а я даже и не знала, что ты такой выгодный жених, оказывается. Всё артиста себе, дура, искала. А оно вон как вышло…. Слушай, Муля, а пошли потом, после всего, в ресторан сходим, а? А потом сразу ко мне…

– Ты помогать Муле села или жопой крутить, а, вертихвостка⁈ – Дуся, которая тихо стояла за спиной и всё прекрасно слышала, вдруг огрела Веру по спине полотенцем, – ты гля, какая аферистка тут нашлась! А ну, не разевай роток!

Мы с Верой, не сговариваясь, прыснули со смеху.

– Работайте! – свирепо рыкнула Дуся и пригрозила, – я всё вижу!

Пришлось работать. Под Дусиным чутким надзором.

Валентина успела, и даже на полчаса раньше.

– Успела! – с сияющим видом, заявила она прямо от порога. – Дядя Толя гнался на всей скорости, как сумасшедший. Хорошо, хоть никакая милиция нам не встретилась.

– А что Анна Васильевна? – осторожно спросил я, – не ругалась?

– Представь себе – нет! – хихикнула Валентина и продемонстрировала в горшочке какое-то жуткое растение лилово-чёрного цвета, волосатое, от вида которого аж мороз по коже прошёл.

– Ч-что это? – невольно перекрестилась Дуся, и, осознав, что сделала, смутилась и покраснела.

– Это такка, – с гордостью пояснила Валентина, – мамина любовь. Очень редкое растение. В Москве точно ни у кого больше нет. Маме по заказу аж из Индии привезли.

– Какое оно кошмарное, – покачала головой Дуся, – а что, ничего красивого разве не нашлось? Розочки там какие-нибудь, или лютики….

– Ох, Дуся, ничего-то ты в этих делах не понимаешь, – засмеялся я, – для садоводов чем страшнее цветок – тем он красивее.

– А этот – особенный, – похвасталась Валентина. – Мама сказала, что как только она его увидит, то сама побежит и всё сама доложит!

Она хихикнула, но осторожно. Люди в это время ещё боялись «поминать самого всуе», до развенчания культа оставалось почти два года.

– А воняет оно как, – поморщилась Дуся и с тревогой спросила, – Муля, ты точно уверен, что она тебя из-за него не выгонит? Давай я лучше ещё пирогов напеку? Или, может, кексиков?

– Нет, Дуся, – с усмешкой покачал головой я, – это именно то, что ей сильно понравится.

– Другое название у него – Цветок чёрной летучей мыши, – хохотнула Валентина, ей явно нравилась растерянность Дуси.

– Оно и заметно, – скривилась Дуся и укоризненно покачала головой, причуды эти она не понимала.

– Всё! Тогда всем спасибо, – сказал я и поблагодарил всех. – Уже поздно. Расходитесь по домам. Дуся, ты ложись спать. А я пойду к Изольде Мстиславовне. С летучей мышью этой. Валентина, а инструкцию, как за ним ухаживать Анна Васильевна дала?

– Я всё записала, – с гордостью похвалилась Валентина и протянула мне исписанный листочек.

– Молодчина, – похвалил я и бережно сунул бумажку в карман. – Орфей, опять буду просить тебя провести Валентину домой. Но и Веру, само собой, тоже. А я побегу. Дуся, а ты спать давай ложись. Поздно уже. Комнату только не запирай.

– Ничего подобного! – возмущённо всплеснула руками Валентина, – я идти спать не собираюсь. Хочу дождаться тебя и узнать, чем всё закончилось!

– Так Дуся устала и хочет спать, – попытался вразумить девчонку я.

– Пусть себе спит, – пожала плечами Валентина, – я на кухне посижу. Возьму у тебя какую-то книгу и там её почитаю.

– Но я могу и под утро вернуться, – продолжал уговаривать её я. – Что ты будешь на табуретке сидеть до утра?

– Подожди, Муля! – в свою очередь возмутилась и Дуся, – а почему это ты решаешь, хочу я спать или не хочу⁈ Я тоже буду сидеть и ждать тебя.

– Дуся, я же вижу, что ты устала… – начал я, но был сердито перебит Дусей.

– Не выдумывай! Иди, а мы тут сами разберёмся. Если Вера хочет домой, пусть Орфей её провожает. Валька может лечь пока на твою кровать, а я на свою прилягу. Ты раньше, чем через три-четыре часа не вернёшься. А там разбудишь нас и всё расскажешь.

– Я тоже не хочу домой! – возмутилась Вера, – почему вы остаётесь, а меня сразу домой⁈ Я тоже помогала и имею право узнать!

– Вера, но для тебя нет кровати, – попытался урезонить её я.

– Так я в комнату Беллы пойду, – ответила Вера, – всё равно ещё лекарства надо на место вернуть. А у Беллы осталась моя раскладушка. Кровать Нонны отдали обратно Михаловым, а раскладушка так и осталась. Так что не беспокойся, иди себе.

Видя такое единение, я понуро развёл руками – но женщин, если они упёрлись – не переспоришь. А если упёрлись хором, так сказать, коллективно – то уж тем более.

– А ты знаешь, где эта секретарь живёт? – спросила рациональная Валентина.

– Не знаю, – ответил я.

– А как же ты… – она осеклась и растерянно посмотрела сперва на меня, потом – на Дусю.

– Так я на работу пойду, – хмыкнул я, – Изольда Мстиславовна и Иван Григорьевич каждый день до полуночи на работе сидят. Это все у нас знают.

– Сейчас только половина одиннадцатого, – посмотрела на часы Валентина, – авось успеешь.

Я уже был собран, прихватил документы и цветок. Уходя, заметил, как Дуся незаметно перекрестила меня.

Ночная Москва была прекрасна и безлюдна. Запахи распускающейся зелени и цветов чувствовались сейчас особенно ярко. Я шёл и наслаждался. Отвык уже от таких вот ночных прогулок. Раньше, по молодости, часто гулял по ночам – то с друзьями, то с девушками. Потом, со временем, осталась одна работа. Сейчас я попал в молодое тело. А вот привычки остались мои, взрослые. Поэтому я редко гулял и веселился, постоянно решал какие-то проблемы и работал.

А сейчас шёл и улыбался. Надо будет чаще вот так гулять. А что, заведу друзей или девушку. Для того и молодость.

Здание Комитета по делам искусств СССР было тёмным, лишь два окна рядышком светились на втором этаже.

Я широко улыбнулся, хоть сердце и ёкнуло.

Значит, на работе застану. И попробую-таки продвинуть проект. А если не получится и его отберут – уеду в Якутию.

Решено!

Я вошел в здание, прошел по тёмному, освещённому тусклой ночной лампочкой коридору наверх и повернул в сторону кабинета Большакова.

Тихонько постучал в приёмную, выждал пару секунд и открыл дверь.

– Муля? – на меня с удивлением смотрела Изольда Мстиславовна, оторвавшись от какой-то бумаги. Она была не в своём обычном коричневом костюме, а в тёплой самовязанной кофте. – Что ты здесь так поздно делаешь?

– Это такка, – шепотом сказал я и показал горшок ей. – Другое название у него – Цветок чёрной летучей мыши…

– Муля! – прошипела Изольда Мстиславовна, подскочила и вышла из кабинета ко мне в коридор, – Что ты здесь делаешь?

– Принёс вам такку, – широко улыбнулся я, – очень редкий цветок. Вы оцените, Изольда Мстиславовна. А если вам не нравится, я выброшу её где-то в овраге.

Губы у старушки задрожали, и она жадно уцепилась за горшок, и проворчала:

– Признавайся, что тебе уже надо?

Глава 13

Изольда Мстиславовна схватилась за сердце, как только я выложил ей весь свой план:

– Нет, это уму непостижимо! – пробормотала она, – Как так можно?

– Вы можете всё, Изольда Мстиславовна, – доверительно сказал я и улыбнулся одной из своих самых располагающих улыбок.

– Ты наглец, Муля! – возмущённо фыркнула она и сердито добавила, – я не буду этим заниматься. Уходи! Уходи сейчас же!

– Я не уйду, пока вы не поможете уговорить Ивана Григорьевича, – настойчиво ответил я, и в этот момент дверь распахнулась, и в коридоре появился сам Большаков.

Он был в несвежей рубашке с по-домашнему закатанными рукавами и без галстука. Волосы всклокочены, а на подбородке начала пробиваться щетина. Весь вид его был недобрым:

– О чём нужно уговорить Ивана Григорьевича? – спросил он и тон его не предвещал ничего хорошего.

Обнаружив за дверью меня, он моментально побагровел:

– Бубнов! Где ты был весь день⁈ Почему не выполнил моё указание⁈ Я тебе что, твою мать, велел сделать⁈ – и он принялся орать на меня, совсем не подбирая выражений.

Я стоял и молча слушал.

Изольда Мстиславовна, вся аж побелела и продолжала держаться за сердце. Казалось, она вот-вот упадёт в обморок.

– А это что ещё такое⁈ – вдруг осёкся Большаков и вытаращился на горшок с экзотическим цветком чёрной летучей мыши в руках у секретаря.

– А это взятка, – ответил я простодушным голосом, – я хотел через Изольду Мстиславовну уговорить вас.

– Что-о-о-о-о?!! – на Большакова было страшно смотреть.

И он опять принялся орать.

Лицо Изольды Мстиславовны приняло зеленоватый оттенок и пошло пятнами.

Когда Большаков чуть иссяк и начал повторяться по третьему кругу, я сказал миролюбивым голосом:

– Иван Григорьевич, не надо так кричать. Вы пугаете Изольду Мстиславовну. А ведь она здесь вообще ни при чём.

От такой моей наглости, или же от того, что я молвил это совершенно спокойным тоном, глаза у Большакова чуть не вылезли из орбит. Он сейчас напоминал выброшенную на берег рыбу.

Вот только мне было совсем не смешно.

Потому что именно в эту минуту решалось всё.

Поэтому я сказал:

– Я хотел уговорить Изольду Мстиславовну уговорить вас пойти прямо сегодня с утра к Сталину. И доложить советско-югославский проект, как идею Комитета по делам искусств СССР.

Большаков побагровел ещё сильнее, уши его запылали:

– Я же кому сказал, отдать всё Александрову⁈ Ты покинул рабочее место! Самовольно! К тебе домой приходили люди из Института философии, так ты им что, не отдал⁈

На него сейчас было страшно смотреть.

Изольда Мстиславовна взглянула на него, что-то слабо пискнула и унеслась обратно в кабинет.

А я остался лицом к лицу с бушующим торнадо. Большаков орал, брызгая слюной, а я стоял, смотрел и понимал, что на этом всё. Точка. Судя по его позиции, ничего у меня не вышло, и я только что потерпел самое сокрушительное в обеих жизнях поражение.

Возможно, оно будет стоить мне свободы или даже жизни.

Так что терять мне уже было нечего. Поэтому я опять сказал:

– Конечно, не отдал. С чего это я должен свой труд, свою идею, отдавать непонятно кому?

– Да кто ты такой⁈ – вызверился Большаков, – да ты хоть понимаешь, утконос недоделанный, что ты натворил⁈ Да ты же нас всех под монастырь только что подвёл… да ты…

И он опять завёлся.

А я понял, что всё, что я до этого делал – ушло насмарку. Поэтому в сердцах выпалил:

– Да, цветок летучей мыши – мотивация не самая лучшая. Надо было Раневскую лучше взять.

От таких моих слов Большаков сбился, как-то сдавленно охнул и вдруг ка-а-ак заржёт.

Вот да. Реально. Как конь заржал.

Он стоял и смеялся так, что аж слёзы на глазах выступили.

Изольда Мстиславовна, которая выбежала в коридор со стаканом чего-то крайне вонючего, вроде как валерьянки, изумлённо уставилась на меня:

– Что происходит?

Я пожал плечами и кивнул на Большакова:

– Иван Григорьевич выражает скепсис по поводу успеха советско-югославского проекта.

– О-о-ох… – Большаков, отсмеявшись, принялся вытирать выступившие на глазах слёзы.

А мы с Изольдой Мстиславовной стояли и ждали, пока Большой Босс придёт в себя. Она держала стакан с валерьянкой, а я – горшок с цветком летучей мыши, больше напоминающим не цветок, а гигантского гипертрофированного таракана.

– Где документы? – отсмеявшись, буркнул Большаков. – Давай сюда.

Гроза явно миновала, он уже не злился и разговор принял деловой тон. Однако направление данного разговора меня не устраивало. Поэтому я сказал:

– Не дам, – и отрицательно покачал головой; и от этого моего покачивания тараканьи усики цветка летучей мыши начали покачиваться вместе со мной.

Вот так мы и стояли в коридоре, и покачивались.

– Не дури, Бубнов, – усталым голосом сказал Большаков. – Я, конечно, оценил твои бойцовские качества. Но сейчас не место и не время. Давай сюда!

– Иван Григорьевич, – ответил я, – я не понимаю, зачем отдавать проект Александрову, чтобы он доложил его Сталину, если вы можете сделать это всё намного лучше⁈

– Потому что я не хочу связываться с Александровым из-за ерунды! – опять взревел Большаков, – мало мне его интриг и обвинений, так ещё из-за такой херни опять начнётся…

– Мой проект – не ерунда! И не херня! – возмутился я, а Изольда Мстиславовна сердито дёрнула меня за рукав и отобрала цветок.

– Муля, – устало потёр виски Большаков и тихо сказал, понизив голос почти до шёпота, – по сравнению с тем, что Александров творит, твой несчастный проект – это самая что ни на есть ерунда и херня…

– Иван Григорьевич, – твёрдо сказал я, – этот проект в будущем принесёт такие доходы и преференции, что мало кому и снилось!

– Я же не спорю, – вздохнул Большаков, – но это будет когда-то, в будущем. До которого мы можем и не дотянуть. Понимаешь?

Я понимал, но отдавать проект всё равно не собирался. Поэтому предпринял последнюю попытку:

– Давайте так. Вы сегодня с утра докладываете мой проект Сталину. Чтобы он остался нам. А я буквально за месяц уничтожу Александрова.

– Нет, Муля, – поморщился Большаков, – даже не думай. Убийство – не наш метод.

– Никого убивать я не буду. Я полностью уничтожу его репутацию, Иван Григорьевич, – твёрдо пообещал я. – Причём так, что там камня на камне не останется. Ни у него, ни у его шайки. Разотру их всех. Его даже дворником после этого не возьмут.

– Как? – глаза Большакова заинтересованно блеснули, он аж подался вперёд.

Рассказывать ему мой план я не собирался. Но и не сказать ничего тоже было нельзя. Поэтому, чтобы не быть голословным, я сказал:

– Вы же, наверное, знаете, что я из семьи нескольких поколений учёных?

Большаков кинул и с недоумением посмотрел на меня:

– Да, я читал твоё дело.

– А среди учёных секретов друг от друга мало… – и я с загадочным видом умолк.

– Ах, вот как… – пробормотал Большаков, зачем-то посмотрел на потолок, а потом уже на меня, – А если не получится?

– Сто процентов получится, – пообещал я. – Информация стопроцентная. Мне только нужно время, чтобы компромат собрать. Ну, чтобы он не отвертелся. Я несколько актёров подключил. Будем ловить «на живца».

Лицо Большакова приобрело заинтересованное выражение, даже Изольда Мстиславовна насторожила уши. Поэтому я сказал категорическим тоном:

– Но сейчас я ничего рассказывать не буду, Иван Григорьевич. Вдруг что-то сорвётся, а так вы вообще не в курсе были. Расскажу потом. Обещаю.

– Ты думаешь, может сорваться? – поморщился Большаков.

– Нет, я так не думаю, – покачал головой я, – но и исключать вероятность не надо.

Большаков умолк. По его лицу было видно, что внутри него шла нешуточная борьба. Я стоял и молча ждал. А внутри меня всё аж бурлило. От результата его раздумий зависело всё.

Наконец, я не выдержал и перевёл красноречивый взгляд на Изольду Мстиславовну.

Она нахмурилась и сделала вид, что она здесь вообще случайно оказалась.

Тогда я многозначительно посмотрел на цветок летучей мыши и криво усмехнулся. Изольда Мстиславовна заволновалась. Я опять криво усмехнулся, ещё даже более криво, чем в первый раз, и ещё более многозначительно.

Старушка мой намёк поняла и вмешалась:

– Ванечка, – сказала она обволакивающим материнским голосом, совершенно не стесняясь меня и давая понять, что я здесь «свой», – соглашайся. Если всё сорвётся, то ты ничего не теряешь. Ну, поругает тебя Иосиф Виссарионович немножко. Так в первый раз, что ли? Ты у меня мальчик умненький и найдёшь, что ему сказать. Но сам подумай, если всё получится – ты же какой проект будешь возглавлять! И от этого негодника избавишься. Давно пора. Сколько можно ему тебе нервы делать!

Большаков долгим-долгим нечитаемым взглядом посмотрел на Изольду Мстиславовну, но она убеждённо добавила:

– А Мулечка поможет. Я верю, что у Мулечки всё получится…

И при этом она взглянула на меня так, что я понял, что лучше бы у меня действительно всё получилось.

Большаков помолчал ещё какое-то время. Затем тяжко вздохнул и хрипло сказал:

– Проект у тебя с собой?

– Да, – с готовностью ответил я.

– Две недели! – вдруг прищурился он.

– Что две недели? – не понял я.

– Ты должен уничтожить его за две недели, – медленно сказал Большаков, и я почувствовал, как сердце аж ёкнуло. – Две недели и ни дня больше. Понял?

– Понял, – вздохнул я, кляня себя, что влез во всё это.

– Ну, пошли тогда, будем доклад писать… – он посмотрел на часы и скривился, – до утра надо кровь из носа успеть…

– Доклад я написал, – опять ответил я, – вам нужно только глянуть, может, где подкорректировать надо будет.

– Ну, вот видишь, Ваня, как всё хорошо получается, – радостно засуетилась Изольда Мстиславовна, крепко прижимая к груди цветок летучей мыши, – идите в кабинет. А я сейчас вам чаю принесу… с сахаром и сушками. За часик вполне управитесь.

Мы просидели в кабинете долго. Тщательно выверяли каждую фразу. Спорили. Я всё же доказал, что большую часть нужно оставить. Соглашался только с тем, если в каких-то местах идеологическая часть была слабовата и её можно было трактовать и так, и так.

Изольда Мстиславовна почти не ошиблась. Почти – мы просидели три часа.

– Всё! – хлопнул по папке Большаков и устало велел, – всем спать!

Изольда Мстиславовна, которая давно уже придремала на диванчике в кабинете Большакова, встрепенулась.

– Во сколько мне прийти? – спросил я.

– Как обычно, – поморщился Большаков, с трудом распрямляя задеревеневшую спину, – к началу рабочего дня.

– А вы же говорили…

– Ты считаешь, что я тебя к самому Сталину возьму? – ехидно хмыкнул он.

– Нет. Но я думал подождать…

– На работе подождёшь, – Большаков поднялся с кресла и выключил настольную лампу.

– А у меня больничный, – ляпнул я.

– Что-о-о-о? – вскинулся Большаков.

– Ну, а что! – развёл руками я, – я не хотел вас подставлять, Иван Григорьевич. Пришлось брать больничный.

Изольда Мстиславовна одобрительно хихикнула.

– Тем более, что если мне заниматься Александровым в такой сжатый срок, то на работу ходить я не смогу. Иначе не успею.

Большаков задумчиво нахмурился, что-то подумал, подумал, затем сказал:

– Ладно. Будь дома. Изольда Мстиславовна тебе информацию передаст.

А дома у меня был пионерский лагерь. Ну, не знаю, как ещё по-другому можно назвать, когда вся комната плотно забита спящими людьми. Валентина спала на моей кровати. Вера, очевидно, чтобы о ней не забыли, притащила раскладушку от Беллы ко мне и устроилась в проходе. Но мало того, Жасминов бросил одеяло на пол и спал сейчас на полу. Одна Дуся развалилась на своём диванчике и оглашала всё вокруг мощными раскатами храпа.

Я убедился, что места мне здесь однозначно не найдётся, и тихо-тихо, чтобы не разбудить гостей, взял покрывало и отправился в чуланчик Герасима, где прекрасно продрых до утра.

Не знаю, может, дрых бы и дальше, всё-таки чертовски устал. Но разбудил меня переполох. Кто-то охал и вроде как с кем-то переругивался в коридоре и на кухне.

Я прислушался – голоса все знакомые. Чужих вроде нету. Глянул на часы – время довольно позднее.

– Что случилось? – я выглянул из чулана Герасима.

– Муля! – увидела меня Вера и вдруг громко закричала, – Вот он! Смотрите! Вот Муля! Он вернулся, гад такой, и прятался в чулане!

На меня налетели всем скопом, принялись тормошить и дёргать:

– Ну, что там⁈

– Муля! Говори!

– Расскажи!

– Что с проектом⁈

– Когда ты пришел⁈

– Почему ты нас не разбудил⁈

И дальше в таком вот примерно духе. Галдёж поднялся такой, что из бывшей комнаты Варвары Ложкиной выглянула новая соседка, и сразу спряталась обратно.

– Так! – повысил голос я и, видя, что меня всё равно никто не слушает, громко рявкнул, – а ну-ка тихо!

Все так и продолжали причитать и галдеть: Дуся, Вера, Валентина, Жасминов и даже присоединившаяся к ним Белла.

– Молча-а-ать! – повторил рык я, и, наконец, все заткнулись.

Я обвёл глазами притихшую банду и сказал:

– Всё хорошо. Подробности у меня в комнате через пять минут. Без лишних ушей – я выразительно кивнул на дверь Ложкиной, за которой явно шуршали, прислушиваясь к нашему разговору. – Дайте хоть умоюсь схожу.

Как бы там ни было, но банда у меня была дисциплинированная. Поэтому все потихонечку, небольшими группками, устремились ко мне в комнату.

Когда я вернулся к себе, все уже чинно сидели у стола, пили чай и смотрели на меня с ожиданием. Одно место было свободным. Явно для меня оставили.

– Ну что? – первой не выдержала Дуся.

– Большакова уговорить получилось, – с улыбкой сказал я.

Ох, какой сразу визг поднялся. Все смеялись, пищали, кричали, перебивали друг друга и хвастались, что дескать, они вот точно знали, что всё получится, и никак не иначе.