Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 103 (всего у книги 350 страниц)

– Повезло тебе, – продолжал Нику дальше. – Ты ищешь работу, а мне не помешает человек, умеющий воевать.

– Сколько платишь?

– Вижу настоящего наемника, – рассмеялся Нику. – На цене сойдемся, не оскорблю. Работа имеется прямо здесь и сейчас. Интересует?

– Деньги всегда интересуют, – пожал плечами Ярема. – Куда идем?

– Да уже приехали, – Нику кивнул на шайку, которая выпивала за его спиной. – Надо устроить торжественную встречу приехавшего вскоре отряда.

Характерник отхлебнул кислятины и немедленно разочаровался в этом решении. Только горячим. Только со специями! И медом.

– Что известно о том отряде?

– Известно, кто. Известно, сколько, Нику всячески демонстрировал, что задача проста.

Со шкуры тянулся, чтобы его солгать.

– Звучит легко, – Яровой отставил бокал подальше.

– Нелегко, – кивнул головой Нику. – Отряд невелик, но ведет его настоящая курва... Слышал о босорканьях?

Ярема вздохнул со всем безразличием, что мог изобразить.

– Это из колдовствующих чар? Мне приходилось убивать характерников, которые на волков опрокидываются, – шляхтич медленно, чтобы не приняли за нападение, дошел рукой до пояса и достал из кармана серебряный шар. – Вот такими крохами косил. Ничего сложного.

Глаза Нику засияли, словно он получил неожиданный подарок.

– Прекрасно, Богдан! Когда застрелишь эту курву, получишь вдвое больше.

Окончательно на крючке.

– Вдвое больше, чем? Мы не сдергивались.

Нику захохотал.

– Ты слишком самоуверен, Богдан, но нравишься мне. Сторгуемся, не беспокойся, – он хлопнул себя по карману, где тяжело звякнуло. – Стрелять в волка – это одно. А вот порхающая небом лилица... Значительно сложнее мишень. Так что скажешь? Ты с нами?

– Присоединюсь.

Настоящий наемник никогда не согласился бы без согласования цены, но Нику даже этого не знал. Зато оглянулся к своим людям и поднял бокал вверх.

– Пейте сегодня, как в последний раз! С завтрашнего дня ни капли крепкого. Отряд поднял тост за победу, и только один Ярема не выпил. На следующий день устраивали засаду. Единственная дорога, поднимавшаяся из долины, разрисованной черным и темно-зеленым, петляла по редкому лесу, выходила на крутой пригорок и сбегала на горную долину, где в тени Мармаросских гор росло маленькое село. Именно на гребне, где уставшие подъемом путешественники медленно одолевают кручу, Нику расставлял людей.

Как и его подчиненным, Нику не хватало опыта, однако Яровой не исправил ни одной ошибки: характерник стоял в стороне, кутался в опанчу и невольно вспоминал, как устраивали засаду на Симеона. С другими стрелками не болтал – это противоречило его роли, да и желания не было. Молодые, самоуверенные, едва нюхали пороху... Но с такими можно победить, когда грамотно подготовиться, внезапно напасть и перевесить числом.

– Зачем ради убийства десятка человек переться в такую глушь? – поинтересовался Ярема.

– Голова того курвиска весит кучу золота, – ответил Нику. – Приказ о ее розыске подписал лично султан!

– Мертвой? Живой?

– Кому она живой сдалась? Разве что рвать ее под хвост! Да это и с мертвой можно, если спешить.

Нику оскалился и потер себе между ног.

– Да хвойда всем в печенках сидит! Не дает северу спокойно жить.

Ярема спрятал гнев под видом кашля.

– Откуда знаешь, что она здесь будет?

– А тебе все знать надо, – захохотал Нику.

Больше характерник не расспрашивал. Ему дали отдельное место – открытое ветра, неуютное и одинокое.

– Ты с нами в бою еще не был, сам понимаешь.

– Понимаю.

Назначив самого молодого бойца ответственным за горячие котлы с кашей и травяным чаем, Нику выставил чатовых, запретил курить и распределил стражи.

На заснеженном пригорке Малыш вспомнил Островную войну: шанцы, большим трудом выдолбленные в промерзшей земле; окопная лихорадка; огоньки самокруток посреди темноты; сосульки под носом и на бороде; всепроницаемый мороз, против которого не спасают три слоя одежд. Вспомнил, как после ночных дежурств снимали сапоги и грели у огня раздутые, покрытые прозрачными волдырями пальцы ног. У некоторых пальцы чернели, их потом отрезали в госпитале. По сравнению с тем невыносимым морозом легкий холодец осенних гор, разбавленный снежной сыростью, не доставлял неудобств.

Началось ожидание – самая длинная и скучная часть любой засады. Кашу и чай приносили исправно. Засветла Ярема читал книгу, которую захватил в путь из родительской библиотеки, а когда темнело, ложился спать. Вокруг поста он слепил небольшое ограждение, которое хранило тепло и защищало от ветра. Единственным ее недостатком был сам снег, под ярким солнцем нещадно резавший глаза.

Первые сутки. До него доносило отрывки чужих разговоров, но характерник не слушал: наслаждался передышкой в непрерывной битве.

Вторые сутки. Небо здесь низко – подпрыгни, и коснешься. Он так привык к насилию, не представляя себе жизни, где нет необходимости постоянно убивать.

На рассвете третьих суток сумерки раскрыло птичьим криком. Крикнули так бездарно, что даже дурак распознал бы условный сигнал. Ярема снял варежки, поднял руки, расслабил застежки на одежде и приготовил револьвера.

Едва слышно поскрипывал снег. Кручей ползла небольшая валка: двое ишаков тащили сани, покрытые светлой дерюгой, дальше волочилась другая пара с таким же грузом. Полозы окружали стрелки с ружьями наготове: белые шубы, белые брюки, белые капюшоны – их фигуры сливались с сумерками.

– Засада! – прорычал Яровой, вскакивая во весь рост. – Аллерм!

И открыл огонь по своим.

Первый залп должен быть самым смертельным, но люди в белом закатились под сани прежде, чем пули поразили их. Осли ужасно заорали, однако движения не остановили. Месяц выстрелов катился между горами. Где-то отчаянно ругался Нику. Ярема успел расстрелять весь барабан, когда в грудь ударило возмездие за измену, и он упал за стенку снежного забора, которое снесло парой других шаров.

Он стянул одежду, опрокинулся, взвыл – и в небе прошелестели черные крылья. Огромная летучая мышь мелькнула размазанной тенью, упала на одного из чатовых, донесся визг. В то же время из-под саней затрещали ответные выстрелы.

Волк помчался в ближайшую пару нападающих, сбивая сугробы ударами лап. Не успел первый стрелок понять, что на него вскочило, когда клыки разорвали его глотку; второй бросил ружье и попятился, выставив руки перед собой. Волк зарычал, прыжком сбил с ног, и они покатились по крутому склону, даже испуганный крик не утих под хищными челюстями.

Пока Ярема вскарабкался назад к полю боя, взошло солнце, а белый отряд времени не терял: разбившись на пары, стрельцы покинули тайник, обменивались сигнальными посвистами и изящно истребляли нападающих, которые, забыв о засаде, бежали в разные стороны.

Яровой выскочил к саням, задрал морду вверх – там ночница карабкалась по утреннему небу, держа Нику за голову. Руки били по летучим лапам, ноги молотили воздух, и от этих беспорядочных движений голова Нику скользила между острых когтей, оставляя на них окровавленные куски кожи. С новым ударом перепончатых крыльев Нику освободился, и его короткий полет оборвался на гребне крыши заброшенного дома, где он сложился пополам под неестественно острым углом.

Ни один крестьянин не наткнулся на улицу. Торахали одиночные выстрелы, следом раздавались короткие посвисты. Бойцы в белом лицо под шарфами, глаза бесстрастные пленных не брали. Сновали призраками; один раненый лег на сани и пояском перевязывал простреленную ногу. Они знали свое дело. Волк вдохнул воздух... Кровь и прах. Он взвыл во второй раз, громко и тоскливо, и на зов с небес вспорхнула лилица.

После месяцев разлуки Ярема сжал Сильвию в голых объятиях.

Когда он вернулся из Буды, дома ждал письмо в грязном порванном конверте, на котором едва угадывался размытый водой адрес. Внутри лежал исписанный латынью лист, где на уцелевших от влаги строках описывался путь к глухой деревне в горах Южной Мармарощины. «Если хочешь встретиться, жди меня здесь. Я буду заглядывать. С.»

– Это послание от той же девы?

От неожиданности Ярема подпрыгнул.

– Маменька! Не пугайте так!

Пани Яровая умела вкрадываться, как опытный головорез.

– Она благородного рода?

– Настоящая валашская аристократка, – Ярема рисовал в голове маршруты. – Приглашает к себе.

Ядвига оставляла, посмотрела на письмо, которое, вероятно, несколько раз прочла, и сказала:

– Сын, если она вдруг понесет к вашей помолвке...

Характерник выболтался.

– ...Так я благословляю вас, – завершила госпожа Яровая. – Только бы вы были счастливы.

– Я не собираюсь... То есть... Спасибо, маменька, – Ярема почувствовал, как пламенеют уши. – Но об этом рано...

– Не рано! – отрубила Ядвига. – Вы поедете?

До уговоренной с Северином и Игнатом встречи оставалось несколько недель. ехать из Черткова до гор недалеко – должно успеть!

– Да. Вернусь к середине ноября.

– Надеюсь, что это будет безопасное путешествие.

Мать привстала на цыпочках, и Ярема послушно наклонился, чтобы получить поцелуй во лоб.

– В добрый путь, сын мой.

Несмотря на мамино благословение, он едва не околел во внезапной вьюге. Потом эта засада... Безопасное путешествие, да.

Теплая кровь дышала в холодном воздухе.

– Господин Яровой, – пробормотала Сильвия.

Как он соскучился по ее голосу!

– Пани Ракоти! Ты… срезала волосы?

Она рассмеялась, пробежала кончиками пальцев по короткой прическе.

– Мне подходит?

– Безгранично.

Он попробовал на вкус ее губы и неохотно добавил:

– Нам лучше одеться.

Как опытные горничные, пара стрелков в белом ждали на расстоянии: один почтенно держал большое полотенце, другой – шубу. Сильвия позволила накинуть на себя полотенце, затем шубу, после чего обулась в подставленные сапожки. Стрельцы поклонились и молча вернулись к валке.

Могла ли Сильвия с кем-нибудь из них... В груди заклокотала ненависть. Сама мысль об этом была невыносимой! Конечно, они не обручены, и каждый имеет право...

– Что так смотришь? – она склонила голову набок.

– Эти мужчины относятся к тебе, как к богине.

– Мечта каждой женщины, – улыбнулась Сильвия. – Неужели ревнуешь?

Еще бы! Ярема даже не подозревал, что способен на такую пылкую ревность!

– Они видели тебя без одежды гораздо чаще меня, – пробормотал характерник.

Босорканя осторожно коснулся его навечно закрытого глаза.

– Это ничего не значит, – улыбнулась ласково. – Вы, мужчины, иногда такие мальчишки...

Первый разговор шел совсем не так, как хотелось. Малыш почесал пятна крови, застывшие на коже ледяной коркой вперемешку с клочьями волчьего меха и черной кожи летучей мыши.

– Моя одежда осталась где-то на сугробах.

– Тогда встретимся в корчме. Должен уладить, – она кивнула на трупы, красившие снег кровавыми заплатками.

Отряд Ракоци потерял двоих раненых; из нападавших не выжил даже юный кашовар, разносивший горячую еду и питье. Когда Яровой зашел в корчму – значительно позже, чем думал, потому что пришлось искать в снегу револьвера – Сильвия разговаривала с седым дедом, который ее внимательно слушал.

Босорканя дала знак, и подчиненный выдал старику несколько монет.

– Я уже подумала было, что ты потерялся, – сказала Сильвия Яреме. – Иди за мной.

В его комнате ждала самая большая лоханка, которая нашлась в деревне. Горячая вода соблазнительно дымилась.

– Наконец, – Сильвия заперла дверь на засов.

– Теперь я понимаю, откуда в богом забытом поселке есть место для путешественников.

Босорканя разулась и бросила на кровать сумму, с которой пришла.

– Не мало ли налили воды? – спросил Ярема.

– Именно столько, как надо.

Ее шуба соскользнула легко, а полотенце пришлось отдирать. Сильвия позволила ему насладиться видом своего упругого тела, медленно ступила в лоханку, погрузилась в воду. Провела рукой по лебединой шее, по острым соскам, смочила волосы. Прищурилась.

– Так и будешь там торчать?

Ярема принялся срывать с себя одежду.

От общего веса вода в лоханке поднялась почти до краев, и быстро окрасилась красным. Характерник не обращал внимания: его вниманием завладела женщина, которая знала о своей привлекательности и неприкрыто этим наслаждалась.

Сильвия медленно вытянула ногу, коснулась его подбородка мокрыми пальцами, неслась ниже, пробежала по груди, по животу, провела по напряженному прутку.

Шляхтич затаил дыхание, но босинок со смехом выскочил из воды.

– Не медли, характерник. Надо спешить!

Он разочарованно простонал. И почему женщины так любят дразнить?

– Торопиться? Куда это?

– Увидишь.

Сильвия осмотрела окровавленное полотенце, выбрала чистый участок и протерла им волосы.

– Не надеялась тебя здесь встретить.

– Но ведь ты сама писала об этом месте!

Босорканя достала из суммы длинную костяную расческу. Когда-то ее волосы мерцали черными волнами... Магнетическое зрелище, вспомнил Ярема.

– Ты получил мое письмо? Когда?

– Недавно.

– Я решила, что он погиб. Присылала еще весной, – из суммы появилось теплое нижнее белье. – Тебе повезло... Обычно после первого снега мы не приходим к этой тайнику.

– Это тебе повезло, – Яровой решил, что вымылся достаточно. – Да засада...

– Мы всегда готовы. Считаешь, что без тебя бы не победили? – перебила Сильвия с вызовом.

– Большими потерями.

– Ты прав, – признала босорканя, наряжаясь в шерстяной костюм. – Как ты к ним попал?

– Можно воспользоваться твоим полотенцем?

– Прошу.

Ткань была мягкая и приятная – таких полотенец в этой деревне точно не ткут.

– Я ждал чуть ли не неделю, когда Нику вдруг притолкался сюда. От скуки пришлось поиграть немного в наемника.

Сильвия рассмеялась.

– Коварный наемник-изменник!

– Тот Нику много о тебе знал.

Ее смех обетнуло.

– Ничтожная крыса, – она хрустнула пальцами. – Был одним из моих людей. Я никогда не доверяла ему – видел эту рожу? – но он знал, где меня можно достать.

Ярема заплетал бороду в косину.

– Продался османам, курвин сын! Если бы я могла убить его снова, то сделала бы это раза двадцать!

Сильвия подошла сзади. Охватила его талию без намека на страсть: просто объятия, спокойные и тихие. Он провел ладонями по ее алебастровым рукам. Выпив эти нежности, как бокал вина, Сильвия поцеловала его в шею, отпустила и накинула шапку из белого меха.

– До укрытия недалеко, но смеркается здесь рано.

Раненые остались в корчме – их должны были забрать обратной дорогой. Ослицы дрожали малозаметной дорогой вверх. Бойцы в белом шли впереди: четыре вокруг первых саней, четверо вокруг вторых. Сильвия с Яремой запирали валку.

– У тебя искусные ребята.

– Девушек тоже хватает. Но на этот променад я отобрала опытных и выносливых, – Сильвия оглянулась. – Словно нутром слышала, что Нику всплывет.

– Как обстоят дела у повстанцев?

– Значительно хуже ваших.

Босорканя замоталась шарфом по самые глаза. Ее дыхание вырывалось паром, оседая льдинками на длинных ресницах и белой шерсти.

– Наши восточные границы лежат под Ордой, – заметил Ярема.

– А у нас под Империей лежит почти вся страна, – отрубила Сильвия. – Люди отчаявшиеся. Многих запугали. Некоторые, как Нику, изменили.

Она вздохнула.

– Иногда я хочу вопить от отчаяния! Кажется, будто всем безразлично к нашей борьбе. Даже нашим соотечественникам – что уж говорить о других, – босурок насупился. – Да рано плестись на кладбище. Мы шатаем османов здесь, на севере! После нового года возьмем Клуж-Напоки или сдохнем стараясь.

Ее родной город, вспомнил Яровой. Там, где они познакомились два долгих года назад.

– Штурм города? Необищица. Сил хватит?

– Должно хватить... Надо тщательно подготовиться. Именно поэтому мы сюда и притолкались – за некоторыми запасами, – Сильвия вдохновенно заговорила: – Это может показаться самоубийственной авантюрой, но терять время недопустимо. Я вижу, как воля к сопротивлению угасает и не могу этого допустить. Освобожденный от захватчиков город станет символом новой надежды! Родной флаг над замком Клуж-Напоки... Представляешь? От такого зрелища люди поднесут головы и захотят бороться против турецкого ига дальше! Это будет вдохновением не только для севера, но и для всего Княжества...

Вечерело. Дорога привела в пещеры – замурованные камнями и кирпичами, закрытые тяжелыми воротами. Ярема ждал в стороне, пока Сильвия отдавала приказы, а ослы с санями и остальным отрядом заезжали в самую большую пещеру. Ворота за ними громко лязгнули.

– У нас отдельный нумер, – сообщила босорканя. – За мной!

Пещера была небольшая и очень холодная. На коврах и мехах, укрывавших пол, застыла изморозь. В стене была выдолбленная дровница, полная запасов – если не на зиму, то на месяц хватит. Отсыревшие дрова горели неохотно, но медленно разгорелись и ударили стужу первым жаром.

Сильвия достала из суммы большую темную бутылку, умело откупорила ее зубами.

– Сохраняла для особого случая, – улыбнулась лукаво. – Бокалов здесь нет, ясный пан, поэтому пить придется из горла.

– От тебя это звучит... Двусмысленно.

Босорканя блеснула длинными резцами. Пещера нагревалась, и они, сбросив верхнюю одежду, уселись у костра вместе. Молча наслаждались вином – хорошим вкусным вином.

Остановись, миг! Прекрасная ты!

– Смотри, характерник.

Сильвия поднялась. Встала за костром, тряхнула головой, пошла в танец – медленный, похожий на ритуал. Грационными движениями не спеша освобождалась от одежды, и Ярема, наслаждаясь зрелищем, неуклюже раздевался вместе с ней. В бликах огня Сильвия походила на древнюю жрицу, а шрамы на ее теле – на магические узоры. Какие истории могли рассказать эти шрамы?

Замерла. Провела ладонями по голому телу, от шеи до бедер. Приблизилась к Малышу походкой королевы, занесла стройную ногу, и он припал к ее ступне поцелуем. Босорканя рассмеялась и толкнула его ножкой в грудь. Характерник с готовностью упал навзничь, позволил оседлать себя.

Она сжала его прутня и медленно направила в себя. Закрыла глаза. Поднялась вверх. Выпустила сквозь зубы воздух. Скользнула вниз. Его жаждущие пальцы бегали ее совершенными изгибами. Вверх. Вниз. Быстрее. Быстрее.

На плоском животе ритмично напрягались мышцы. Вздохи громче с каждым движением. Вверх. Вниз. Одной рукой она схватила Ярему за шею и дернула лицо к груди, другой схватила бутылку, откинула голову и склонила над собой. Темное вино захлопало, полилось по губам, по длинной шее, разбежалось струйками по груди, и пока он жадно слизывал, Сильвия с рычанием погрузила зубы в его шею. Ярема простонал и прижал ее ягодицы, входя как можно глубже.

Вверх. Вниз. Темп рос, острые ногти ломали спину сыроманца, он балансировал на грани боли и наслаждения, а потом, в порыве страсти, граничащей со Зверем, кусал в ответ – за грудь, за шею, за губы, хватал ладонью за затылок и дергал в такт ее, и безудержные, наполнили пещеру до края, летели на свободу, преодолевали горы и эхом катились по всем Карпатам.

Не успел Ярема отдышаться после оргазма, когда Сильвия перекатилась на спину, охватила его поперек ногами, поймала рукой за бороду и притянула к себе. Он не сопротивлялся.

Через час, истощенные и потные, они замерли на влажных мехах, изнемогая от удушья. Желательно утоляли жажду вином, созерцали белые жары, почти не дававшие света. В пещере было парко, как в бане, а за дверью пела хуга.

– Вход не занесет? – спросил шляхтич хрипло.

– Как повезет.

Провела рукой по шрамам на его животе.

– Напоминает сцену из романтических книжечек, которыми я зачитывалась в девичестве. Вряд ли ты такими интересовался.

Босорканя рассмеялась и подбросила в костер дров.

– Мечтала, что случится со мной похоже... Но не верила, что оно бывает на самом деле.

– Вот и случилось, – он провел пальцем по ее спине, рисуя узор между позвонков.

– А еще я не верила, что придется воевать в подполье за родину. – Сильвия обернулась и пристально всмотрелась ему в глаза. – Слушай-ка, Ярема...

– Слушаю, – он готов был слушать ее всю ночь.

– Что тебя держит дома? Серого Ордена больше не существует, она прикусила губу. – Война? Имеешь ли ты другую женщину, о которой не решаешься рассказать? Скажи правду! Не бойся меня ранить.

Характерник слегка отрезвел.

– У меня никого нет! Это истинная правда.

Она обняла его. Он провел ладонью по ее голове.

– Тогда оставайся со мной.

Ярема впервые услышал такие слова от женщины.

– Твое отечество освободят – с тобой или без тебя. А передо мной... Перед моей порабощенной землей... Перед нами лежат годы борьбы, где весит каждый воин, – Сильвия ударила его в грудь. – Тем более такой воин, как ты!

– Я, – начал было Яровой, и задумался.

В самом деле: что его держит дома?

– Я согласен, – сказал через несколько секунд. – Я присоединюсь к тебе, Сильвия.

Решение далось так легко, будто давно созрело в нем и просто ждало своего времени.

– Но? – она безошибочно объяснила промедление.

– Но есть одно дело, которое должен завершить, – ответил Малыш. – И я вернусь, чтобы воевать за твою землю, как за свою родную. Рядом с тобой.

На рассвете груженые санки вернулись в село. Раненых забрали; Ярема расплатился за постой, приторочил саквы и засидел кобылу. Размышлял о принятом ночью решении: оно казалось правильным. Ночные решения с утра часто кажутся глупыми... Но не в этот раз.

Сильвия, во всем белом, как ледяная королева, обняла сероманца.

– Не потерять письмо.

Небольшой листок описывал, где и как он может найти его зимой.

– Я уже выучил его наизусть.

– Спеши, – босорня указала на горный хребет. – Если начнутся вехи, ты не вернешься домой.

– Сильвее...

Чувствовал: если не произнесет, то они больше никогда не встретятся.

– Я люблю тебя.

Она ждала этих слов. Ответила сразу:

– Я тоже люблю тебя, характерник.

Отряд белых призраков вокруг саней терпеливо ждал завершения их поцелуя.

– Они хоть не ревнуют?

Сильвия звонко рассмеялась.

– Завершай свое дело и возвращайся, ясный господин. Я буду ждать.

*** 

От земли до крыши серые камни окутали цепким диким виноградом. Весной и летом стена оживала зелом, волновалась под ветром, танцевала под дождем, и кое-где из лиственного моря робко проглядывали островки окон. Сейчас море высохло – лишь гигантская паутина желтой лозы, испещренной синими ягодками, напоминала о нем.

– Растением можно ворваться в поместье, – заметил Максим. – Как веревочной лестницей.

– Разве что весишь с ребенка, – ответил Северин. – А ты уже мыслишь, как опытный убийца. Приветствую.

Нашел с чем приветствовать!

– Нет, – Вдовиченко мотнул головой так, что капюшон взлетел. – Просто чего-то подумалось, что...

Украшенные гербом Равич ворота имения приоткрылись.

– Госпожа приглашает на пир, – поклонился слуга. – Простите за ожидания.

– В прошлый раз нас упустили просто так, – заметил Максим, когда они заехали в чисто выметенный двор. – Что изменилось?

– Когда о приюте Яровых разошлась молва, то многие воришки пытались влезть сюда, притворяясь характерниками, – объяснил Северин. – Теперь, когда сироманцам ничего не угрожает, хозяева пускают только тех, кого хотят видеть. ..Как и было до уничтожения Ордена.

Стайничий забрал их коней. В гостевом крыле у входа ждала госпожа Яровая, как всегда, безупречная – высокая прическа, тщательный макияж, черный наряд.

– Поздравление, пан Чернововка, – подала сухую ручку.

Северин поцеловал в украшенный мелкими темными сапфирами перстень.

– И пан... – она перевела взгляд на Максима.

– Вдовиченко, – подсказал он.

– Господин Вдовиченко, – ему руки Ядвига не протянула. – Да, известная фамилия... Несмотря на отчетливую внешность, прошлой встречи ваше имя пролетело мимо меня.

Альбинос промолчал. Как на такое отвечать?

– Моего сына и господина Бойко вы можете найти в кабинете моего покойного мужа.

– Спасибо, пани Яровая, – Северин поклонился. – Присоединимся к ним немедленно, только сбросим вещи.

– Конечно, – женщина деликатно кивнула. – Прошу принять мои искренние соболезнования, господин Чернововка. Хотя у нас с Екатериной сложились нелегкие отношения, ваша жена была прекрасным человеком, и такая утрата...

Ровный голос Ядвиги защербился. Она выхватила носовой платок и протерла углы глаз.

– Пшепрошам! Это так тяжело... Я думала, что все кончилось, все осталось позади, – пани Яровая кивнула головой. – Господин Чернововка, дверь этого имения всегда открыта для Ольги. Я рад приму ее и помогу, если ваша дочь в этом будет нуждаться.

– Безгранично благодарен, – Северин поклонился второй раз.

Сохранял бесстрастное выражение и спокойный тон.

– Как Ольга сейчас? Здоровая?

– Здорово, однако до сих пор не разговаривает.

Когда Максим вернулся к Лине, первым встретился Северин – он поливался колодезной водой прямо из ведра.

– Здоровенькие были, – поздоровался Вдовиченко. – Догнали борзых?

– Догнали, – сказал Чернововк небрежно, будто они виделись накануне. – Расскажу вечером.

Весь день Северин провел с дочерью: вместе они играли, ели, спали, гуляли, дразнили Хаоса, что раздраженно шипел и убегал. Оля улыбалась, когда папа кривил морды, хохотала, когда щекотал ее, но не отвечала ни слова.

– Они выглядят счастливыми, – отметил Максим.

– Так и есть, – Лина провела рукой по волосам. – Каждый заслуживает счастья, не правда ли?

И посмотрела в глаза так пронзительно, что он вздрогнул. Любознательный взгляд ведьмы сместился на его одежду.

– Только не говори, что у тебя нет зимнего наряда.

– Последние зимы я провел в волчьем меху, так что...

Максим до сих пор забывал, что от ненастья можно спрятаться в одежде – сменить прохладу на тепло, а влажность на сухость.

Лина раскопала в сундуках тяжелую опанчу на меху, зимнюю шапку, перчатки и другие теплые одежды, выросшие горой до колен Вдовиченко.

– Забирай.

– Это, наверное, немало стоит, – он не знал, как отблагодарить.

За такой щедрый подарок слова «спасибо» явно мало.

– Складывать некуда, – отмахнулась ведьма. – Что мне с ними делать? Вещи мужские, полученные в благодарность от исцеленных сечевиков.

– Тяжелые ранения?

– А также гангрены, простуды, сифилис и гонорея, – прежде, чем он успел что-то сказать, Лина быстро добавила: – Толкование спрашивай у Северина.

Иногда ему казалось, что ведьма умеет читать мысли.

Вечером, когда Оля заснула, Чернововк рассказал о преследовании борзых и казни Отто, о мертвом городе Буду и бессмертном алхимике Рахмане, о соглашении Мамая и коварных джурах, о Рокоше и Волчьей войне...

– Колдун обманул твоего отца, Максим. Подарил ему прекрасную мечту и заставил выступить против Совета Семерых. А когда потерял над ним контроль... Убил, Северин помолчал. – В тот же день он убил мою мать.

Максим не помнил отца, но хорошо понял, что множество людей обвиняли его в предательстве Ордена. Всех убитых во время Волчьей войны вешали на совесть Романа Вдовиченко. Его проклинали сотни сероманцев, овдовевшие жены, осиротевшие дети... Максим привык считать себя сыном ненавистного преступника, чьи грехи он унаследовал вместе с белыми волосами и красноватыми глазами. Искал отца в старшем брате, главаре лесной стаи, Северине...

Однако правда перечеркнула все одним взмахом. Роман Вдовиченко не топил Орден в крови ради денег или власти: он, обманутый, желал лучшего будущего для собственной семьи и других характерных – а когда осознал ошибку и попытался ее исправить, заплатил за это жизнью.

Его отец был хорошим человеком!

Максим зажмурился: не хотел плакать при Лине. Почувствовал, что давно потерянная часть личности нашла свое место. Исцелила. Исцелила. Есть ли такое слово «исцелять»?

Северин осторожно положил ему руку на плечо.

– Ты как, брат?

Брат... Они побратались не только волчьей тропой и детской дружбой. Теперь их объединили родители, погибшие от рук одного убийцы, родители, которых они не успели узнать, родители, чьи лица и голоса преждевременно выветрились из памяти... Родители, так и не увидевшие, какими людьми выросли их дети.

– Надеюсь, Рахман страдал перед смертью.

Лина дала ему воды с капелькой успокаивающего зелья, а Чернововк рассказал, что произошло дальше: появление Савки, короткий полет, трагическая гибель, багряный пепел. Описал вслед визит к Гааду, настоящий смысл сделки и шанс ее расторгнуть.

– Так что вы будете делать дальше? – Спросила Лина, которая уже слышала эту историю.

– Соберемся в имении Яровых, поговорим с Малышом и Энеем, – ответил Северин. – Потом двинемся по сердцу лешего.

– Я поняла, что меня смущает в этой истории, – ведьма смахнула руками. – Почему Гаад ждал так долго? И почему со всей мощью не отнял сердце самостоятельно?

– Он прикован к своим угодьям.

Лина покачала головой.

– Это объяснение убедило тебя, Северин, но мне кажется подвох. Всего лишь одно сердце! Смехотворная плата за уничтожение сделки, тебе не кажется? Это Гаад! Или он хочет тебя обмануть, или… – она подозрительно съежилась. – Или ты нам чего-то недоговариваешь.

Чернововк встал.

– Я рассказал все самое важное, Лина. И очень измотался.

Ведьма сжала губы, встала и отвернулась к полкам, скрестив руки на груди. Характерники пожелали ей спокойной ночи, но Лина не ответила. Северин поцеловал лоб дочери, тихо посапывавшей в своем уголке, на том мужчины пошли к овину.

– Когда в Чертков?

– Послезавтра, – Северин улыбнулся. – Завтра Оле стукнет два годика.

Максим, не знавший о дне рождения, равно как об обычае праздновать его, всю ночь резил новую игрушку – потешный откормленный поросенок. Работа с деревом успокаивала: он сразу забывал об усталости, когда начинал что-то мастерить, и мог просиживать за этим занятием часами. Это напоминало волшебство! Задуманный образ сам собой рождался из куска древесины, а Вдовиченко только осторожно вел резцом, помогая ему уволиться.

Лина подарила красочные ленты и маленький платочек, который вышивала по вечерам. У Северина не было ни одного подарка, но Оле было до того безразлично: она радовалась, что все с ней забавляются, что папа посадил перед собой на коня и пустился галопом, что ее пустили в застолье вместе со взрослыми... Но, несмотря на счастливую улыбку и звонкие аплодисменты, она молчала как рыба.

На следующее утро Оля не хотела отпускать отца. Обнимала за ноги, дергала за опанчу, плакала, размазывая слезы по лицу. Увидев, как Чернововку плохо от такого расставания, Максим попытался помочь:

– Оля, слышишь? – Он помахал ей рукой. – Твой папа берет меня с собой. Но в следующий раз уедешь ты!

Девочка перестала плакать, и перевела вопросительный взгляд на Северина.

– Это правда. Обещаю тебе, – с силой улыбнулся тот. – Мы поедем вместе путешествовать по всему миру. Будет любопытно! А пока поиграй здесь с Линой, согласие?

Ведьма протянула малую руку. Но неохотно дала ей ладошку, а другой помахала всадникам.

– Что бы вы ни задумали на самом деле, – Лина сделала упор на последнем слове, отчетливо взглянув на Северина. – Возвращайтесь живыми. Оба!

Перевела взгляд на Максима, но тот не выдержал его загадочной прямоты и отвел глаза.

Всадники ехали в молчании. Природа тоже безмолвствовала, медленно готовясь к зимнему сну. Пронзительный ветер плевался слетой, стихал, возвращался снова.