Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 350 страниц)

– Но за ними пришел твой отец, – прошипела Яра с ненавистью. – Почему, почему я не остановила их? Почему не отказала? Почему не убедила лететь за океан, чтобы начать новую жизнь там? Не хотели, не слушали мамины слова, мои смелые неугомонные мальчики, убежали на родину, а я позволила им убежать. Хотела верить, что все прошло. Они были так опрометчивы... Такие неосторожны и веселы. Пришел отец твой, проклятый Чернововк, и убил их. Моих сынишек! Его крестников!

Последние предложения она прокричала, отчего голос сорвался снова. Яра тяжело дышала, ладони сжимались в кулаки. Северин забыл о похмелье.

– Я проследила за тобой, крестник. Когда я увидела тебя в корчме, пьяного как чип, то поняла, что само провидение, бог или кто знает, еще говорят мне: ты не ошиблась, женщина, это твой шанс, настоящий шанс, твоя выплаканная награда. Кровь за кровь!

Она вскочила на ноги, выхватила из-за пояса пистолет, едва заметный в бедном сиянии, и Северин почувствовал, как прохладное дуло касается лба. Рука смерти едва дрожала. Юноша закрыл глаза.

Неужели так закончится жизнь?

Почему-то он всегда думал, что отличается от других. Гибель мамы, отрешенность отца, встреча с ним... В собственных глазах это делало его особенным. Казалось, что впереди ждет большая славная судьба, много приключений и свершений, а венцом станет героическая гибель спустя много-много лет. И вот он с похмелья, бесславно плененный, через несколько недель после получения золотой скобы лежит без череса и сапог в каком-то сарае... Где отчаянная мстительница оборвет его жизнь. Разве так все должно быть?

Под прохладным дулом пахнущего порохом пистоля Северин осознал: он ничем не лучше других. Он такой, как и все остальные. Никто его не выбирал, ничто его не отмечало. Не существует никакой судьбы, есть только пути, которые мы выбираем и преодолеваем, и каждый путь на все надежды и желания может прерваться в самый неожиданный момент. Даже когда кажется, что стоишь в самом начале, а в тебе живет столько идей, а впереди столько невыполненных дел и вещей, которые ты хочешь изменить... Смерти безразлично.

Почему осознаешь такие вещи только на последнем пределе?

Осыпались секунды. Северин глотал слюну и трясся. Никогда ему не было так страшно.

Выстрела не последовало. Успеет ли он услышать его?

От испуга скрутило живот. Непереваренное горячей рекой поднялось до горла. Не хватало только захлебнуться собственной рвотой!

Ярослава медленно спрятала пистолет и тяжело осела на табурете. Положила лоб на ладони. Северин выдохнул: он будет жить. В этой каморке, во тьме, в веревках – но будет жить! Дышит, будет... Какое счастье.

– Послала ему сообщение, где можно нас найти, – хрипло заговорила Яра. – Представляла, как рассеченную тебе глотку у него на глазах. Чтобы он созерцал. Чтобы почувствовал часть горя, с которым я живу больше года... Увидеть, как он упадет на колени и умоляет. А я была бы неумолима... Но потом поняла, что твой отец не способен почувствовать даже доли моей боли. Горе, лежащее на мне каменным крестом, чуждо ему. Игорь Чернововк смотрел бы на смерть сына, как наблюдают обезглавливание скота. Не так ли, Северин?

Он хотел возразить, сказать, что отец не такой, что она не права. Из-под кляпа вырвалось только грохот.

– У Игоря нет сердца, – Яра не обратила на звуки внимания. – А я его имею... надорванного и разорванного, но до сих пор живого, как загнанная охотничьими псами волчица.

Я смотрю на тебя и мое изуродованное сердце сжимается. Я вижу маленького крестника, вижу друга моего Максима... Вижу Святослава, обоих моих храбрых волчиков, которые так скучали по отцу...

Ее голос надорвался и загрохотал слезами.

– Я пыталась убить тебя, пока ты не пришел в себя, Северин. Быстро, надежно, безболезненно. Серебряное острое лезвие, которого ты даже не почувствовал. Держала над твоей нежной глоткой, на которой даже бороды никогда не было, и моя рука не шевелилась. Не желала шевелиться. Занимела, не слушалась приказов. – Ярослава положила локти на колени и обхватила лицо. – Слабая, глупая женщина! Столько душ погубило... Но не могу пролить крови крестника. Думала, что этот разговор поможет, что слова разогреют меня, разожгут, прибавят сил, но все равно не могу! Я смотрю на тебя и вижу ее. Мою Оленьку...

На дворе заржали кони, Северин узнал Шарканя. Яра остановилась на полуслове, подхватила табурет вместе со свечой и вышла, закрыв пленника в темноте.

Он выжил! К затерпевшимся конечностям вернулась боль.

Итак, Ярослава узнала, что Святослав убит.

Считает, что Максим тоже мертв, потому что откуда ей знать правду... Хорошо, что она осторожно заткнула ему рот, а не устроила допрос, потому что он бы все рассказал. Если бы Яра узнала, что произошло с ее младшим сыном, и что это сделал не Игорь, а именно он, Северин... Тогда бы ее рука не дрогнула.

Прохладный весенний день. Яра и мама смеются так счастливо, что хочется смеяться вместе с ними. Они очень красивые, в праздничных вышитых рубашках, волосы украшены цветами первоцветом. Святослав пытается изображать взрослого, крутится у стола с Игорем и Романом, которые пьют пиво и о чем-то неспешно говорят. Игорь молодой, без бороды, улыбается единственному сыну. Роман еще немного пугает Северина – у него бледная кожа, белые волосы и белые брови, от чего кажется, что их совсем нет. Глаза красные, как у призраков. Его сыновья, Святослав и Максим, унаследовали белые волосы и красные глаза, но выглядели не так причудливо: то материнские черты смягчали их внешность, то Северин просто привык, потому что часто виделся с ребятами. Он гоняет пятнашки вместе с Максимом и даже не представляет, как круто изменится его жизнь в скором времени. До Рокоши меньше года.

Это воспоминание было насмешкой, что не имела ничего общего с жизнью. Ни с отцом, который никогда не смеялся, ни с крестной матерью, стремившейся его убить.

Ярослава не угоняла других характерников. Здесь дело было исключительно между Чернововками и Вдовиченко. Игорь – главная цель. Яра больше всего стремится к его смерти, но скорее отец вычеркнет ее имя из своего списка. Все эти годы он только и делал, что охотился за другими, но никогда не проигрывал. А после того, как он разберется с Ярой, Игорь небрежно уволит сына и молча окинет взглядом, от которого Северин сожалеет, что его не убили.

Он решился пошевелить конечностями. Веревки были крепкими, узлы надежными. Ярослава знала, как правильно связывать. Северин не мог даже подняться, что уж говорить о попытках уволиться.

Вдовиченко вернулась с флягой, осторожно запрокинула ему голову и медленно полила кляп водой. Высушенное похмельем тело благодарно впитывало воду.

– Нажлуктился ты крепко. И все из-за девушки, которая тыквы выдала, – Яра встала к стене напротив, прижалась спиной. – А у моих сыновей нет ни любви, ни детей. Я не увижу внуков. Род кончится на мне. Последняя... Никогда не поймешь одиночества этого слова, пока не почувствуешь его на собственной шкуре.

Она помолчала. Северин мечтал о еще одной порции воды.

– Я расскажу историю, которую ты никогда не слышал. Это семейная легенда. Думаю, ее можно рассказать крестнику... Учитывая обстоятельства.

Странно, Ярослава похитила его, хотела убить, держит пленником – почему он чувствует такую глубокую вину перед ней?

– Когда Хмель восстание возмутил, к его рядам присоединились отец вместе с тремя сыновьями – все храбрые воины, никогда не убегавшие от опасности. Все погибли, один за другим, за один кровавый год. У женщины, которую после такой беды прозвали Вдовиченко, осталась единственная дочь, и ее мать очень заботилась, ведь это была ее последняя родная кровиночка. Однако дочь сидеть дома не желала: замотала плотно грудь, оделась в одежду братьев, срезала косы под шапку, лицо грязью смазала, взяла старую отцовскую саблю и убежала из дома. Поехала на Сечь воевать, за отца и братьев мстить. По дороге горло простудило, чтобы голос хриплый был, и сумела обмануть запорожцев – приняли ее к шалашу за своего. Все казаки думали, что это молодой человек. Так она переодетой целый год воевала, но никто ее не разоблачил, пока не приехал Мамай джур себе выбирать. Как услышала это девка, то пришла к характернику и говорит – брат, возьми в джуры, никакого проклятия не боюсь, а для защиты родной земли и подавно. Мамай спрашивает – а чем свое рвение докажешь? Тут она и скинула шапку, ножом полотно на груди резанула и сказала звонким женским голосом «ибо всех мужчин в семье моей убили, и уже год мщусь за них!» Община занемела от удивления, а затем казаки загудели, заголосили, потому что где такое видено, баба на Сечи, нарушила святой запрет, обманывала всех! Мамай только засмеялся и согласился взять ее. Я сказал: ты, сестра, настоящая Лиса. Так она в легенды и вошла по Лисице. Потом обручилась Лиса со славным казаком, которого искренне полюбила, и ушел от них род характерников Вдовиченко.

Ярослава умолкла, потом долго кашляла и отплевывалась.

– Правда или нет – не знаю, да и никогда знать не хотела. В Ордене часто думали, что я взяла мужскую фамилию, а на самом деле Роман джурой у моего отца ходил. Так мы познакомились.

Северин проедал глазами флягу. Яра смочила кляпа. То ли он привык, то ли она все больше напоминала крестную мать из детских воспоминаний?

– Я была одинока на волчьей тропе! Девушка-характерша? Разве такое бывает? – горько сказала женщина. – Меня вдохновляла легендарная Лиса и известная рыцарка Вера Забила. И отец, который никогда не пытался изменить мое решение, а только научил всему, что знал. Я с юных лет училась защищаться, часто плакала, но никогда не жалела о своем выборе.

Яровое лицо посветлело.

– А потом случилось невероятное. Две девочки в один год присяги. Исключительный случай! Такое бывает раз в несколько лет. С Олей мы увиделись еще в Буде, до испытаний. Я познакомилась с твоей матерью на ярмарке. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это моя родная душа. Оленька...

Она произносила это имя с теплой нежностью. На устах, забывших, как улыбаться, проснулась улыбка.

– Тебе, парню, не понять эту радость – видеть, что ты не одна такая сумасшедшая, иметь подругу среди мужчин, чувствовать рядом руку. Итого... Всегда проще. Мы с Ольгой стали сестрами. Поддерживали друг друга. Постоянно переписывались. Даже наливку одну и ту же любили! Стали дружками на свадьбах друг в друге, хотя я никогда не понимала, что она нашла в Игореве, а она постоянно спрашивала, за что я полюбила Романа. Мы стали крестницами наших детей, – вдруг свет в ее голосе исчез. – Это было в другой жизни. Может, ты что-нибудь помнишь... А может и нет. Неважно. Роман любил ее не меньше меня. Ни я, ни он никогда в жизни не подняли бы руки на Оленьку. Вспомни это, Северин, когда в следующий раз услышишь о кровожадной стае коварных ренегатов, нанесших первый удар.

Ярослава Вдовиченко вышла, хлопнув дверью. Северин поверил ей. Крестная говорила искренне: это было в тембре ее голоса, дыхании, лице, жестах. Да и зачем обманывать человека, которого только собиралась убить?

Он сочувствовал ее горю. Он привык думать об отце исключительно как о суровом и недостижимом идеале, славном воине и отважном охотнике за ренегатами. Но для Яры он был убийцей, проклятым детоубийцей... и Северин понимал ее.

Глаза привыкли к темноте. В каморке было пусто, ни одной скобки или старого гвоздя, ни одного шанса перепилить веревки. Северин гусеницей прополз к двери, прислушался, толкнул ногами. Дверь не поддалась. Он ударил еще несколько раз, но тщетно – с другой стороны дверь держала бревно. Не уйти.

Недаром, настоящий недаром!

Раз в несколько часов Яра возвращалась, чтобы дать ему воды, но до конца своей жизни она больше не сказала ему ни слова.

Глава 7

Здесь билось сердце леса – древнего, темного, рожденного задолго до рода человеческого. Тропинка вилась неуверенной струйкой, которая, казалось, порвется, как только отведешь от нее взгляд, и потом не отыскать выхода между гигантских деревьев, чьи корни раскинулись покрытыми мхом клетками, а кроны сплелись так густо, что солнечный свет с трудом пробивался сквозь них, падая сквозь них чащи, где не осмеливались петь даже самые дерзкие птицы.

По этой тропинке волхвы ходили более восьми сотен лет, чтобы отнести дары лесному Владыке, и сероманцы стали первыми, кто нарушил это вековое правило.

Северин ни словом не решался тревожить тишину этого места. Он даже дышал едва слышно, ступая по заросли как по величественному древнему храму во время невидимой сакральной мистерии, полный ощущения собственной излишности, словно он маленький пришел в дома великанов.

Подумалось, что даже мавка не смогла бы вывести его отсюда, если бы лес сам не захотел.

Жертвенный камень, большой и плоский, покрывали темные потеки. Не менее десятка сильных мужчин приложило сил, чтобы привлечь сюда этого громоздкого валуна. На камне не было надписей или символов, только разлеглись украшенные травами огненные туши овец и кур, а между ними изобиловали рожью вперемешку с медовыми сотами. От мяса отводило тяжелым смрадом. Вереницы муравьев тянулись к камню, методично собирая к муравейнику все съедобное. На маленьких рабочих с интересом поглядывал уже знакомый волчье-проводник, лежавший слева от алтаря. На появление характерников он поднял голову из лап и вопросительно склонил ее.

– Передай Владыке, что мы хотим с ним встретиться, – сказал Захар.

Волк внимательно посмотрел на него, словно запоминая, и скрылся в чаще.

Из книги «О созданиях из-за порога» Джура не припоминал никого, кто бы именовался Властелином леса. Возможно, здешние так называли лешего? Если да, то их ждал непростой разговор.

Характерники стояли в тишине долго, не решаясь ни присесть, ни заговорить, обмениваясь только взглядами и жестами. Теперь они играли в чужую игру, в которой не знали правил, и держались как можно осмотрительнее.

Властитель леса явился тихо и бесшумно. Травы стелились перед когтистым продвижением, ветки отскакивали, деревья расходились с его дороги. Северин никогда в жизни не видел такого грозного, причудливого и одновременно прекрасного создания. Обладатель леса был коренастый, вдвое больше человека, с лапами до земли, мощным туловищем из разнообразных витых ветвей, росших прямо из него. На голове размахнул рогами грандиозный лосячий череп, пожелтевший и треснувший, в левом углу цветут первоцветы, а на правом лежало небольшое птичье гнездо. В глазницах черепа ярко полыхало призрачное зеленое сияние.

Властелин леса остановился за камнем, в нескольких шагах от характерников, и уперся лапами о землю. Повел головой и замер.

– Спасибо, что отозвался на наш зов, Владыка, – поздоровался Захар, осторожно подбирая слова.

– Я буду разговаривать с тобой, целованный ним.

Скрипящий низкий голос раздался прямо в ушах. Существо подняло лапу – большую, как лопата, ладонь с закрученными острыми когтями – и указала на Северина.

– Мы... – продолжил Захар.

– Молчи, старина, – Властелин повернул череп к нему, зрачки угрожающе сверкнули. – Разговор между щенком и мной.

Северин испугался, шел сюда исключительно сопровождением Захара. А теперь должен говорить за весь поселок!

– Владыка... Это мой учитель, – учтиво сказал джура. – Я думаю, он скажет лучше меня.

– Собственного ума нет? – оборвал его леший.

– Есть, – возмутился Северин.

– Он тебе отец?

– Нет...

– Радуйся, старый. Ибо первым, кого убьет этот щенок, будет его отец, – леший кивнул на Северина. – Когда придет время... Как я убил своего.

Его глазницы вспыхнули так ярко, что Северина ослепило зеленым.

– Говори, зачем звали, целованный ним.

– Мы пришли просить за людей поселка, – джура набрал как можно больше воздуха. – Они говорят, что Повелитель леса перестал принимать их дары и не отвечает. Они не понимают, за что попали в немилость. Они просили нас прийти в надежде на твой ответ.

– И ты боялся, что твой учитель скажет это как-нибудь иначе? – леший покачал рогами. – Странный щенок. Так слушай мое слово для людей. Я – новый Властелин. Мне не нужен мусор.

Он махнул лапой, и смрадная груда с шорохом улетела из камня в чащу.

– Люди лишние. Они не нужны в лесу... Но вы пришли просить за них. Полулюди, полуволки. Те, что видели Потусторонний мир. Друзья Гаада. Я принимаю ваше покровительство, – леший поднял левую лапу. – Слушайте мое слово для людей. Новый Властелин леса должен получить достойный подарок. Иначе лишним в моем лесу не жить.

– Под достойным подарком, – Северин колебался несколько секунд. – Имеется в виду человеческая жизнь?

– Нет, целованный молчанием. Для первого подношения новому Властелину этого недостаточно, – создание закачалось черепом, касаясь рогами ветвей деревьев. – Человеческая жизнь слишком проста. А вот жизнь полуволка будет хорошим подарком. Я заберу его в свое пастбище, где он станет настоящим волком. Да.

Несколько секунд леший молчал.

– А если этого не получу, то и жизни поселка придет конец. Вернется лес, деревья заберут свое, человеческими костями зверь будет играть.

По этим словам Властелин леса развернулся. За спиной он тащил длинный мохнатый хвост. И через мгновение деревья сомкнулись за рогатой почвой.

Муравьи, исчезнувшие на время разговора, снова выползли, засуетились, разыскивая припасы среди остатков на камне.

Северин глубоко выдохнул и поднял взор на Захара.

– Молодец, казачье, – подбодрил учитель.

Слова его прозвучали неуверенно.

– Когда он сказал, что первым, кого я убью, будет мой отец... Это действительно подразумевалось? – джура не хотел, чтобы в его голосе прозвучал испуг. – Это такая шутка? В книге я читал, что лешие любят шутить над людьми...

– Не знаю, Северин, – покачал головой Захар. – Я не из шалаша двухвостых. И видел лешего впервые в жизни.

– Как нам теперь поступить... Что будем делать с требованием?

Они двинулись назад к поселку тоненькой тропинкой. Через несколько минут Захар ответил:

– Мне нужно подумать.

– Если люди узнают это условие... Они не выпустят нас!

– Аскольд когда-то спас мою жизнь, Северин. Я не смею замолчать их шанс на спасение.

Остальные дороги они провели в тишине.

Аскольд ждал у самой границы деревьев, расхаживал нетерпеливо, опираясь на узловатую костыль.

– Повелитель услышал, воины-волки?

– Да. Но это не тот Властелин леса, которого вы уважали, Аскольд. Он убил старика и занял его место.

– Но он отозвался? – волхв широко открыл глаза. – Каким было слово Властелина?

– Я должен обдумать ответ перед тем, как рассказать тебе. Подождешь несколько часов?

– Да, Аскольд будет ждать! Несколько часов – ничто. Спасибо, вои-волки!

Старик обрадовался, его лицо даже помолодело от надежды. Северину стало плохо.

Захар двинулся подальше от них, набивая трубку. Волхв провел его взглядом, а затем обратился к Северину:

– Аскольд никогда не видел Властелина леса. С юношеских лет оставлял ему дары и уходил... Расскажи, какой он.

– А вы расскажете, как ваша деревня здесь оказалась?

Аскольд неожиданно усмехнулся. Несколько зубов не хватало.

– Мы живем здесь долго, очень долго! Вся земля покрыта пеплом наших предков. Они убегали сюда от креста.

– Вы говорите о крещении святого Владимира?

– Да, он! Владимир-гонитель! – волхв нахмурился. – Предки жили вместе с христианами. Каждый молился, кому желал. Владимир приказал поставить храм в честь богов... Но спустя несколько лет разрушил его. Наши боги стали неудобными для князя. Мешали! Не говорили, что мы все рабы от рождения, что грешны вовек, что должны извечно искупить и терпеть какие-либо издевательства судьбы...

Аскольд вбивал гневные слова костылем в землю. По его рассказу они дошли до капища, где шесть грозных идолов из тусклого потрескавшегося дерева созерцали мир пустыми глазами. Старик поклонился, с уважением назвав имя каждого:

– Перун. Хорс. Стрибог. Дажбог. Симаргл. Мокошь. Наши боги. Ты слыхал эти имена?

– Слышал.

В Саломеи он даже читал о них.

– Значит, память все еще жива. Аскольд рад! Наши предки оставили нам богов и мы защищаем их. А они ограждают нас.

Однако не спешили защитить от произвола лешего, подумал Северин.

– Византийская вера была княжеским утешением... Единственный бог – единственная власть, остальное должно клониться, – слова волхва звучали болью. – Вера любви! Вера смирения. Подставь щеку и склоны колено. Смешно! Сами они не спешили подставлять щеки под удары, нет, они только поучали других, а сами возились мечами и мстили за каждую смерть. Их лживые проповеди не затуманили головы. Наши предки не хотели разводиться с родными богами. Ибо кем они были без них? Никем, потерянным народом. Поэтому они сражались, они противились, но они проиграли.

Голос Аскольда дрожал, на старческих глазах выступили слезы, словно сами видели, как уничтожают топорами древние капища, как пылают порубленные на занозы поверженные идолы, как людей под крики и насилие копьями сгоняют в реку, где уже ждут попы с крестами.

– Не желали жить среди церквей, не желали видеть развалины капищ, не желали идти в воды Днепра принимать распятого бога, – продолжал старик. – Верные предки создали поселение под согласие Властелина леса. Это великая тайна. Мало, очень мало ее знает. Некоторые воины стали преданными друзьями и желанными гостями. Как твое имя, отрок?

– Северин.

– Поклянись, что никогда не изменишь нашей тайне, отроку.

– Клянусь, Аскольд. Ваша тайна в безопасности со мной.

– Ты тоже христианин?

– Меня крестили после рождения.

Волхв кивнул.

– Выбрали бога за тебя.

Живот Северина громко напомнил о себе. Юноша не ел с самого утра, а уже начинало вечереть.

– Аскольд накормит. Ты расскажешь о Властелине леса.

Старик повел джуру в свой дом. Все стены здесь были завешены ароматными вениками сушеных трав, стол загроможден книгами, берестяными свитками и вощеными дощечками, покрытыми архаической кириллицей. Дом охраняли двое юношей, а третий сидел у печки, на которой под одеялами лежал бледный Максим. Аскольд отпустил помощника взмахом руки. Молодой человек бросил на джуру быстрый взгляд и вышел.

– Растет смена Аскольда. Каждый из побегов отмечен богом. Мокошь. Стрибог. Перун. Один из трех станет волхвом. Перед смертью Аскольд коснется избранного, прошепчет на уши слова... И тот станет новым Аскольдом.

Старик достал из печи ужин в горшке.

– Когда-то мы тоже были волками. Волхв. Волк. Одно нутро! Но мы многое потеряли. Знания забыли. Сила исчезла. Расскажи о Властелине леса, отрока.

Пока Северин утолял голод жарким, рассказывая о леше, Аскольд промыл рану Вдовиченко и наложил чистую ткань с целебными мазями. Максим несколько раз глухо стонал, не приходя в сознание.

– Он молод, глубоко спит. Выздоровеет.

Северин закончил ужин и свой рассказ про лешего, с любопытством рассмотрел книги Аскольда. Все очень старые и древние, вероятно, подарки от нечастых гостей.

– Неужели никто из вас не хотел выбраться за пределы селения? Посмотреть на мир за лесом, например, – поинтересовался джура.

Волхв покряхтел и потер бороду.

– Конечно, хотели. В каждом поколении юноши мечтают. И хотя это строго запрещено, редкие храбрецы решались убежать... ни один не вернулся. А остальные, – старые глаза затуманились. – Были обязанности! Должны были учиться. Вели за собой, лечили и оберегали... Покинуть поселок? Это было бы изменой и живым, и мертвым.

– Понятно, – Северин поймал горечь в его голосе.

– Расскажи, как там… в большом мире, – попросил Аскольд.

Северин неспешно, объясняя волхву незнакомые слова и имена, рассказал о жизни Украинского Гетманата, о городах и селах, о праздниках и традициях, о железных дорогах и цеппелинах, о Двуморском Союзе и Изумрудной Орде, а старик слушал его восторженно, словно дитя слушает сказочника.

Настал вечер. Поселок оставался удивительно тихим. Северин привык, что в это время исполняются шумом ветчины, с вечерниц доносится девичье пение, неподалеку смеются парни, громко сплетничают соседки... А тут было тихо, даже собаки не врали. Поселок-призрак, поселок-тайна, живой обломок прошлого. Сколько лет проживет их секрет?

Аскольд поблагодарил за рассказы, в сопровождении помощников зажег на капище светочи у подножия идолов, отпустил юношей домой, а сам улегся спать. Захария не возвращался.

О чем думает учитель? Выбор невелик – либо уезжать немедленно, либо выполнить приказ Властелина леса. Третьего не дано.

Северин на цыпочках приблизился к печке. Максим глубоко спал. Белые волосы, белые брови, капли пота на лбу и висках, спокойное ровное дыхание. Чернововк думал о нем, как о своем давно потерянном друге, и не мог думать иначе. Даже если судьба развела их... Разве можно так просто отдать его на растерзание лесной рогатой почваре? Если бы не Рокош, они бы до сих пор были друзьями. И мама была жива. И отец бы... Северин тряхнул головой и заставил себя прекратить. Он давно понял, что от предположений, в которых жизнь пошла по-другому, становится только хуже.

Не дождавшись учителя, Джура лег спать. Уснул он мгновенно, потому что почти не спал минувшей ночью, а пестрый день – засада, потаенный поселок, леший, сказки волхва – показался очень длинным. Северин спал крепко и без сновидений.

Захар вернулся вместе с солнцем. Под его глазами набухли темные круги, от чего характерник выглядел старым и уставшим.

– Айда. Пора завершить дело.

Аскольд выслушал их внимательно. Сгорбился, услышав о подарке. Спросил тихо:

– И что вы решили, воины?

– Отдадим нашего раненого, – ответил так же тихо Захар.

Северин посмотрел на него с удивлением. Волхв тоже встрепенулся, хлопнул глазами, на лице прошла улыбка.

– Вы... Аскольд не знает, как благодарить! Вы отдаете одного из своих... Ради нас!

– Просто дайте ноши, – остановил его характерник. – Хочу быстро это кончить.

Волхв позвал помощников, которые с первой росой выросли на дежурстве у дома. Максим не пришел в себя ни когда его переложили с кровати на носилки, ни когда понесли в жертвенный камень. Видимо, Аскольд напоследок изрядно накачал его зельями. Характерники осторожно поставили носилки с Максимом на жертвенный камень, отошли и избегали смотреть друг на друга.

Северин закусил нижнюю губу и неотрывно смотрел на второго детства. Он не протестовал против решения учителя, но оно казалось ему неправильным. Стоит ли старый долг такого Захара? Можно ли так просто отдавать обморочного человека потустороннему чудовищу?

Обладатель леса беззвучно прыгнул сверху, словно пришел по кронам деревьев, не сломав ни одной ветки, не встревожив ни одного листа. Едко-зеленые глазницы уперлись в раненого, грозная фигура замерла, как хищник перед нападением.

– Вижу, вижу, – послышался шепот и изогнутая когтя содрала с раненого коцик.

Леший осторожно поднял тело обеими ладонями, в которых Максим казался маленьким и высушенным. Глазки черепа ярко засияли. Северину показалось, будто Властелин леса дует на добычу с головы до ног. Очертания Максима размылись, побежали рябью, превратились в звери.

– Белый, – голос прозвучал довольно. – Достойный подарок, хоть и поцарапан. Я принимаю его.

Властитель леса перевел Максима на правую ладонь, а левой провел по волчьей спине. От этого хищник дернулся, открыл глаза и замер, словно загипнотизированный зелеными глазницами.

– Здоровый и полный сил. Беги, присоединяйся к стае! Теперь ты среди своих.

Леший медленно поставил волка на землю, тот покачал головой, осторожно переступил с лапы на лапу, зарычал и махнул в чащу, даже не оглядываясь.

– Хорошо, – Властелин леса обратил череп к характерникам. – Слушайте мое слово. Через год на этой лужайке должен стоять человек, не старше двадцати зим. И так будет из года в год. Тогда будет царить мир. Он будет жить, пока будут надлежащие подарки.

Не дожидаясь ответа, леший присел и прыгнул вверх – за кроны деревьев, без звука, только хвост промелькнул.

Северин поднял косичку. Он еще сохранял тепло Максима тела. Джура в порыве бросил его на землю и топнул ногой.

– Черт! Мне отвратительно от того, что мы натворили.

– Мне тоже, Северин, – Захар набил трубку.

– Я думаю, что мы зря так поступили.

Старый характерник вздохнул и протер ладонями зажженные глаза.

– А чтобы ты делал дальше с Максимом? Вот он пришел в себя. Выздоровел. Вспомнил тебя. Он знает, что отец твой убил его брата и что ты сам стрелял в него. Что дальше, Северин?

– Я не знаю.

– А я знаю, – учитель закурил и устало сел на камень. – Ты должен осознать, что, несмотря на воспоминания о давней дружбе, кто-то из вас должен умереть. Я бы не разрешил, чтобы умер мой джура. Но вместо убийства мы спасли жизнь твоего бывшего друга, а вместе с ним целый поселок.

Северин рассмеялся.

– Спасли жизнь? Он превратился в волка навсегда! Спасли поселок? Но они теперь будут каждый год приносить человеческую жертву этому рогатому богу! Да, теперь я чувствую себя настоящим героем.

– Уйми сарказм, казачье, – ледяным голосом отрубил Захар. – Представлял ли ты, что все произойдет как в кобзарских думах? Так не бывает в жизни. Тем более на волчьей тропе.

Северин не ответил. Слова разбежались. Он уже не знал, чего действительно хочет.

– Решение принял я, а не ты, – сказал характерник. – Мой крест. Я его унесу.

– Учитель... И всегда будет так тяжело?

– Всегда.

– Такова наша тропа?

Захар кивнул.

– Такова наша тропа.

* * *

Это было жалкое существование.

Он сходил с ума от скуки и хотел есть, даже грыз кляп от безысходности. Разминал мышцы, считал секунды, зачитывал заученные когда-то тексты, а когда уставал, то вслушивался в стены, надеясь услышать приближение всадника. Но оттуда доносился только шепот леса.

Размышления об отце, шайке, Савке не лепились в кучу и рассыпались. Иногда он всматривался в одно место много минут подряд, без всякого мнения, без движения, пока какой-то звук не выдергивал его из отупевшего оцепенения. Когда Ярослава приходила напоить его, он, проглатывая воду, жадно всматривался в нее, пытаясь разглядеть и запомнить больше всего безделушек, которые можно вспомнить потом. Когда Ярослава шла, он представлял себе, о чем она думает, как ждет Игоря и готовится к встрече с ним... Раз или два он пытался рассказать ей правду о Максиме, но сквозь кляп было слышно лишь неразборчивое мычание.

Он спал отрывками, просыпаясь от малейшего шороха и любого движения, которое катилось болью скованными конечностями.

Он не понял, что происходит, когда Ярослава разрезала веревку между лодыжками, подвела на ноги и медленно вывела в соседнюю комнату. Северин покидал клетку чулана таким счастливым, что, должно быть, улыбался. Он не был в этом уверен, потому что не чувствовал мышц лица.

Ноги едва слушались, колени сгибались под тяжестью тела, а каждый шаг стоил больших усилий. Ярослава терпеливо уводила его, придерживая за плечи.