Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 350 страниц)

Глава первая

Жизнь в ночном лесу шуршала, ухала, квакала, скрежетала, хрюкала, шипела, лязгала и лепетала. Тугое возглас пульсировало венами чернотропов, катилось эхом по лужайкам, исполняло самые сокровенные норы и закамарки – ни одна сила не способна умерить эту песню.

Под звуки неутихающего концерта заросли трое.

Первым шагал крепкий невысокий человек. У него была приметная коса пепельих волос, достигавшая ему поясницу; наряды на поясе перехвачены черным чересом, куличи держали клямы – нижняя сверкала золотым бандуристом, средняя маленькая серебряная волка, верхнюю украшал бронзовый трезубец. Мужчина шагал легко и неслышно, в его рюкзаке что-то тихо булькало.

Спутники длиннокосого смахивали на банковских клерков, которых выдернули и перенесли в лес прямо из конторских стульев. В высоких шляпах, неуместных костюмах и сверкающих ботинках, воротничках рубашек туго накрахмаленные – трудно представить что-то более лишнее среди дикой природы. Толику карикатурности обоим прибавляли их осанки: первый был высоким и бледным, второй – румяным пузанем в круглых очках. Господин Долговязый все время оглядывался, а господин Пузань держал наготове блокнота и карандаша, которые уже дважды чуть не потерял.

Громкие шаги, треск сухих веток и изредка произнесенные слова добавляли какофонии лесного концерта неуместных человеческих ноток.

– Вы будете идти по дороге боли и крови. Хотите идти дальше? – прозвучал первый вопрос.

– Да, – сказал господин Долговязый.

Господин Пузань с ответом замешкался: в неуверенном лунном свете он торопливо записывал что-то в записной книжке, так что не заметил торжественности момента.

– Ответить есть оба, – сказал Филипп.

– Что? Да-да, конечно, – второй поспешно доскакал предложение и добавил: – Простите.

– Так уходите.

Характерник двинулся первым, едва слышно вздохнув. Оба болвана знали, что направляются в лес, но нарядились как на вечерний променад. Хорошо, что он не завязал им глаз, как делал обычно другим, – эти двое и так чуть ли не на каждом шагу спотыкались, словно брели по лесу впервые.

Поведя бевзов немного между деревьями, Филипп озвучил второй вопрос:

– Вы будете жить чужаками среди людей. Хотите идти дальше?

– Да, – ответил господин Долговязый и быстро огляделся. В голосе слышалась неуверенность.

Олефир терпеливо ждал, пока господин Пузань записывает его вопросы.

– Ага, – сказал наконец тот.

Надо кончать этот фарс, решил Филипп. Ближайшая лужайка пригодится.

– Так уходите.

Они еще несколько минут покружили зарослей: чуть не потеряли господина Пузаня, который неожиданно остановился для очередной заметки; испугали молодого кабанчика, мирно раскапывавшего себе корешки; коварная ветка чуть не выбрала господину Долговязому глаз... Увидев поляну, Филипп очень обрадовался, так что провозгласил последний вопрос чуть бодрее, чем надо, тоном:

– Вы проклятыми останетесь навсегда. Хотите идти дальше?

– А если я передумал? – спросил господин Долговязый, потирая поврежденный глаз.

– Поздно, – отрубил Филипп. – Должны соглашаться.

– Тогда так, – ответил господин Долговязый и, словно испугавшись собственного ответа, осторожно огляделся.

Господин Пузань вертелся, пока не нашел на лужайке освещенный луной участок, сделал очередную заметку, вернулся и тоже согласился. С облегчением Филипп развязал рюкзак, достал медную чашу и бутылку темного стекла.

– Теперь нужно разжечь костер? – спросил Пузань.

– Нет, – ответил Филипп, откупоривая бутылку. – Это просто вымысел.

Он хотел как можно скорее покончить с этим.

– Но по нашим источникам...

– Старая мистификация, – решительно перебил характерник. – Ритуал в преданиях преднамеренно полон лишних действий, чтобы усложнить его повторение.

– Вот оно что, – Пузань поправил очки и побежал на свет дополнять свои записи. – Резонно!

– А та часть с ножом в сердце? – осторожно переспросил господин Долговязый.

Филипп вытащил из-за череса нож.

– А вот эта часть правдива, – он мгновенно помолчал, а потом пожалел испуганного спутника: – Шучу.

Долговязый криво улыбнулся, вытер со лба мелкие капли пота.

– Слова над костром тоже придуманы, – добавил сероманец. – Умышленная романтизация ритуала. На самом деле достаточно только выпить напиток.

Господин Пузань записывал его показания так ревностно, что грифель чуть не драл бумагу. Характерник осторожно наполнил чашу, тщательно закупорил бутылку и поднес напиток господину Долговязому.

– Здесь на двоих, – торжественно сказал Филипп. – С этим вы получите способность перейти... По ту сторону.

Мужчины нервно переглянулись.

– Вы долго искали, – напомнил Олефир. – Вы нашли. И хорошо заплатили.

– Но зачем было идти сюда, чтобы...

– Отбросьте сомнения! – перебил нетерпеливо сероманец.

– Я прошел этот ритуал в пятнадцать лет. Вы в шаге от новых сил! Неужели откажетесь из-за страха?

Аргументы возымели действие.

– Что ждет нас? – спросил господин Долговязый.

От него даже воняло страхом.

– Увидите... Каждый переживает личный опыт перехода, поэтому мои советы вам не помогут.

Мужчины снова переглянулись.

– Значит. Кто первый?

– Давайте мне, – решился господин Пузань и забрал чашу. – Сколько нужно выпить?

– Половину. Остальное оставьте собратью.

Тот кивнул, облизал губы, поправил очки и затем решительно глотнул. Господин Долговязый удивленно наблюдал за ним. Господин Пузань выпил даже больше половины, громко крякнул, вытер губы ладонью и передал чашу товарищу.

– Может, не надо? – спросил господин Долговязый. – Нам для проверки сгодится и один...

– А ну, пей! – скомандовал господин Пузань.

Пан Долговязый подозрительно осмотрел темный напиток, принюхался – пахло калгановкой и какими-то травами, похожими на можжевельник. Несколько секунд он пытался унять возбужденное дыхание, а потом порывисто выпил все до дна.

– Ух! – выдохнул господин Долговязый и занюхал выпитый надувным платком.

Сероманец забрал чашу, тщательно прополоскал ее водой из фляги и кивнул замершим мужчинам:

– Садитесь на землю и закройте глаза.

Они немедленно выполнили приказ.

– Ждите несколько минут. После этого последует переход.

Оба послушно замерли на прохладной ночной траве. Филипп внимательно следил за их лицами, чтобы не упустить должное мгновение.

Эти двое вышли на него две недели назад. Далее последовала классическая партия, которую Филипп разыгрывал не впервые. Экспозиция: он получил приказ лично от Басюги и сел возле них в кабаке как простой часовой, утомленный медленной работой и рад похлопать языком. Осторожное знакомство: они щедро угощают ужином и расспрашивают о жизни-бытии. Он делится всем, что должно им питать. Отладка контакта: встречается с ними несколько раз, всегда позволяет платить за угощение, а потом просит денег – мол, должен отдать долю большого долга, размер которого превышает его годовую плату. Приманка заглотена: ему предлагают немалую сумму за одну небольшую услугу новым друзьям. Они так давно хотели попасть в Потусторонний мир! Но никак не могли найти метод. Страстно мечтают о знакомстве с легендарными и загадочными силами... Возможно ли это для человека вне Ордена? Говорят, есть какой-то ритуал, называемый ночью серебряной скобы.

Он сомневается – они настаивают; он колеблется – они удваивают сумму; он боится гнева Ордена – они подмасливают щедрым авансом. В конце концов он соглашается. «Только вы двое, в полночь». И вот они здесь, готовы делать все, что повелено; думают, что обманули простака-сироманца, зря вокруг таких кружат ужасающие слухи; тихо радуются, что наконец-то похитили сверхважный секрет... Сколько уж таких он видел.

– Не могу ждать! – вскочил вдруг господин Долговязый. Мышцы его лица странно дергались. – Я чувствую, что готов! В ушах золотой перезвон! По ту сторону зовет меня! Я слышу!

Он вскочил на ноги и выхватил из кармана складной нож.

– Нет-нет, подождите, – начал Филипп. Это было не по плану.

– Вот она, я вижу! Цветет перед глазами... Зовет меня! Должен трогаться! Я знаю!

В бледном лунном сиянии лицо господина Долговязого кривилось и полыхало. Одним управляющим движением он выбросил лезвие и вогнал его себе в грудь под какой-то неразборчивый лозунг.

Эхо предсмертного крика разлетелось по лесу. Еще мгновение – и тело ударило о землю. Лесной оркестр вобрал трагические нотки и продолжил концерт, словно ничего не случилось.

– Так и должно быть? – Пузань смотрел на товарища испуганными глазами. Его зрачки были слишком расширены.

– Ага, – ответил характерник спокойно.

Господин Пузань попятился к господину Долговязому, прислушивался к его груди, нервно пискнул, проверил пульс на шее и запястье.

– Он мертв! – завизжал господин Пузань. – Мертвый!

– Вы действительно так думаете? – флегматично спросил Филипп.

– Я не идиот! – тот выхватил небольшого пистоля. – Здесь серебро...

Но оружие фыркнуло в траву, а господин Пузань обеими руками схватился за горло, словно вздумал задушиться. Глаза вытаращились, изо рта вперемежку со хрипом зашумила кровь. Несколько секунд он еще пытался проглотить воздух, но тяжело рванул.

– Отвар из водки, дурмана, волчьих ягод и еще кое-чего, – объяснил Филипп. – Хорошо, что вы не записываете рецепт, потому что это самый настоящий яд.

Очки взлетели куда-то в траву. Господин Пузань отхаркнул темную рвоту, попытался ползти, но распластался в собственной луже, прохрипел что-то неразборчивое кровавой пеной и скончался, судорожно сжимая собственную глотку.

– Телепни, – подытожил Филипп.

Он обшарил их карманы, достал кошельки и документы. У господина Пузаня у путевой грамоты лежал дагеротип, над которым улыбалась круглая женщина и такой же кругленький ребенок. Даже этот дурак имел семью...

Кровь господина Долговязого сверкала в лунном сиянии, теплилась гостеприимным теплом. Вот зачем этот болван схватился за нож? Оба должны были врезать дуба от яда!

Видимо, выпил мало. В дальнейшем следует разделять порции, чтобы этого не повторилось. Филипп закрыл глаза, затаив дыхание. Считал до десяти. Не помогло: кровь сочилась обещанием амброзии, дразнила ноздри, манила, пробуждала приятный привкус на языке – вот я, рядом, коснись меня, крошечную капельку; ну-ка, сделай только шаг, достаточно лишь наклониться и попробовать...

Характерник отвернулся, отошел от мертвых, чтобы не слышно запаха, и принялся ломать ветки на костер с такой силой, чтобы заболели руки и колени. Призвал из воспоминаний лицо Майи, ее глаза, брови, улыбку...

Стало легче. Когда затрещало пламя, он уселся спиной к покойникам, достал варган – и к лесной симфонии добавился еще один мотив. Ватры и мелодии хватит, чтобы его нашли в дикой чащобе.

Филипп играл долго, ни разу не оглядываясь на тела. Дым, музыка и воспоминания о Майе забивали ему сладкий запах крови.

Наконец послышались шаги. Филипп спрятал варган, как только Олекса Воропай вышел из чащи и отряхнул рукав от паутины. Пришедший сероманец осмотрел тела, почесал выбритую макитру, двинулся к костру. Характерники пожали руки.

– Не легче ли стрелять в затылке? – спросил Олекса вместо приветствия. – Зачем возиться с целым спектаклем?

– Не хочу брызг мозга, – ответил Филипп и передал найденные документы.

– Слова романтика, а не убийцы, – Воропай забрал грамоты, вскользь бросил на них глаз. – Очередные желающие приобрести секрет превращения в химородника?

– Они никогда не переведутся, – сказал Филипп. – Эти оказались тупенькими.

– Чьих будут? – Олекса наклонился к свету и вчитался в кириллические закорючки. – Изумрудная Орда, Московский улус. Что-то в последнее время их здесь много...

– Пусть приходят, – пожал плечами Филипп. – Я каждому устрою ночь серебряной скобы.

Воропай расхохотался.

– На самом деле мне нравится твое фокусство, брат Варган. Заставлять истуканов покончить с собой – в этом есть определенная ирония! Но жестокость. Пуля в череп – гораздо милосерднее.

– Я предпочитаю стрелы, брат Джинджик, – Филипп был не в настроении для философских болтовней.

– Да-да, упорный сын степи, – Олекса снова разглядел тела.

Учит, подумал Филипп. В такие мгновения он ненавидел Воропая и клял себя за эту ненависть.

– Хорошая работа, – заключил наконец Джинджик. – Газа будет доволен.

Газой назывался есаула контрразведчиков Немир Басюга. Брат Газда лично отдавал приказы Филиппу и именно он назначил брата Джинджика его куратором.

– Так что же, Варган? – осторожно спросил Воро-пай. – Знаю, ты не любишь таких вопросов, и, поверь, я тоже не в восторге, что должен...

– Со мной все хорошо, – Филипп махнул рукой. – Не волнуйся, брат.

Олекса кивнул с заметным облегчением.

– Помочь с погребением?

Помощь бы не помешала, но Филипп отказался принципиально.

– Как знаешь, – Воропай спрятал документы мертвецов к рюкзаку. – Отдыхай. Новые приказы поступят как обычно.

– Хорошо.

Олекса пошел было, но задержался в конце поляны.

– Слушай... Мы с тобой одного года приема, не правда ли?

– Да, – Филипп вспомнил собрание джур неподалеку от дуба Мама: будто картина из чужой жизни. – Помню, как ты с Энеем перед испытанием поединок устроил.

– Было, – улыбнулся Олекса. – Так и не одолели мы друг друга тогда. Сколько лет прошло?

– В августе будет семь.

– Холера! Время летит, – Воропай снова почесал макитру. – Слушай, брат... У моего давнего цимбора есть избушка в Келечине... Может, поедешь на несколько недель? Там природа тихая, красивая, спокойная: горы, пихты, водопад Шипот неподалеку. Женщина у него андруты печет и кифлики вкусные, с вешенками или морелями, все из собственного сада... Словом, Закарпатье! Отдохнешь там, поешь, может, кобью себе найдешь...

– Спасибо, брат. Я подумаю, – отказал Олефир.

Воропай старается изо всех сил. Надо быть последним подонком, чтобы ненавидеть его, подумал Филипп.

Олекса кивнул, поправил рюкзак и махнул рукой:

– Пусть Мамай помогает, брат.

– Взаимно.

Воропай скрылся в чаще. Филипп достал из рюкзака кусок хлеба и принялся медленно жевать, вглядываясь в пламя.

Прошел час. Ватра погасла, хлеб давно исчез, варган лежал забытым, а сероманец все сидел, уставившись в пепел, как в зеркало. Аромат крови дурманил так, что даже запах сожженного дерева не мог его перебить. Олефир попытался вспомнить Майю, однако ее лицо задрожало и исчезло. Он стиснул зубы и позвал образ матери.

 Хватит мучиться, Филипп! Ты хочешь пить. Ты знаешь, как это нравится. Ты обожаешь этот вкус. Зачем отказывать себе? Зачем отрицать собственную природу?

– Исчезни.

Всегда один и тот же разговор. Мы оба знаем, чем все кончится. Разве не легче завершить все сразу? Зачем устраивать себе пытки? Ты ведь не трус. Загляни собственными глазами, Филипп. Загляни решительно, не отводя взгляда. Ты воин. Мы оба воина! Воины-волки, хищные звери, в багряной мгле глаза горят...

 – Заткнись.

 Так смешно, приказываешь мне... Как будто это подействует. Понимаешь ли ты, что споришь сам с собой? Я не уйду и не замолчу! Тебе это известно! Но ты еще не принял правду. Вместе мы станем сильнее! Вместо этого тратим время на споры...

 – Прочь.

 Пока ты в состоянии сдерживать меня. Точнее, в состоянии сдерживать себя...

 – Прочь, говорю! – крикнул Филипп.

Молчание.

И потом, как в ответ, из-за леса послышался вой волков.

Не успел характерник понять, что делает, как выл вместе с ними – протяжно, громко и отчаянно.

*** 

Ярко и струилось; дрожало и перехватывало; остыло и растаяло. Мышцы под потной кожей распряглись, отрывистое дыхание замедлилось. Оба качались на невидимых дрожащих волнах без звука, без движения.

Она улыбалась и жмурилась, он наслаждался бесценным и быстротечным мгновением всеобъемлющего покоя, когда в голове свободно от мыслей, а тело приятно смягчилось... Жаль, что это мгновение истекает удивительно быстро.

Арина встрепенулась, подняла голову, непринужденным движением собрала растрепанные волосы и потянулась за стаканом воды. Игнат, в свою очередь, потянулся к ее груди – никогда не упускал такого случая – вдруг в опочивальню без всякого предупреждения ворвалась служанка.

– Пан приехал! – пискнула она и бросилась прочь.

Арина выругалась, Игнат скатился с кровати. Не теряя времени, покидал вещи в опанчу, быстро проверил, не забыл ли чего, потому что в спешке мог выпасть кошелек или выкатилась бы фляга, свернул все в тугой узел.

– Обувь.

Распавшая Орыся подала ему сапоги, накинула на себя шелковый халатик и распахнула окно.

– Мчи, – бросила она. – Потом увидимся.

– Угу, – Игнат прыгнул прочь.

Их встречи всегда проходили спокойно, но когда-то такая передряга должна была случиться – они оба это знали и все равно не были готовы. Классика трагедий, классика комедий, классика жизни. Мастеру Котляревскому понравилось бы, подумал Игнат.

Путь отступления он продумал заранее: из окна спальни выскочил на крышу столовой, пробежал на согнутых и нырнул с первого этажа в высокие кусты самшита. Послышалась брань, затем из кустов осторожно высунул голову серый волк с узлом в пасти, огляделся, убедился в безопасности маневра и бросился к незаметной дыре подкопа под забором.

Муж Орисе должен был вернуться завтра, но по причине его планы изменились. Игнат не волновался: Арина вывернется, а ее служанки будут держать языки на припоне – не столько из-за женского единодушия, сколько благодаря поощрительным таллярам в дополнение к месячному жалованью.

Имение стояло в зажиточном квартале под Владимирской горкой, и бежать к воде было недалеко. Какая-то приблудная собака побежала следом с радостным лаем, но волк не считался с ним, и пес потерял любопытство. Прохожие случались редко, однако Игнат каждый раз ждал, когда они пройдут мимо, потому что огромная волчья с узлом в пасти непременно привлечет внимание, и лишние слухи вдруг разлетятся по окрестностям.

Киев пеленали первые сумерки. В сопровождении теней волк незаметно добрался до берегов Днепра до поростей камыша, после чего оттуда вылез помятый Игнат, нырнул в воду и принялся смывать кровь, мех и запах Ориси.

– Вот д-д-д-д-дедька, – процокал зубами характерник. Начало июня оказалось прохладным.

Он закрутил мокрую селедку вокруг уха, растерся опанчой, быстро оделся, поправил сабли за спиной. Холод застрял в внутренностях ледяными побегами. Вот бы назад, к теплой кровати и ласковой женщине!

Фляжка оказалась пустой. Точно, он же угощал Орисю...

– Срака, – констатировал Игнат.

Хорошо, что в «Ночной Мавке» всегда найдутся и выпивка, и кровать, и женщина. А еще, может быть, заработок.

Дальше от поместий вечерняя столица бушевала жизнью: мостовой стучали колеса экипажей, прохожие спешили по делам, скользили по серомачу равнодушными глазами, некоторые задерживали взгляд на двух саблях за спиной. Такой взгляд всегда может служить отличным поводом для драки, но боевое настроение Игната выветрилось.

Он внимательно проверил кошелек, скобы, шары для пистоля – все на месте. Что же тогда на душе так мерзко? Неужели это глуповатое бегство так подействовало на него?

Ответов не последовало, противное чувство не отпускало, а с ним и холод после вынужденного вечернего купания.

– До жопы, – буркнул Игнат и ускорил шаг.

«Nichna Mavka» имела немало соблазнов (например, роскошное и незаконное игровое заведение в подвале, которое ночью собирало самых богатых киевлян и гостей столицы), но наибольшим преимуществом было то, что и открывали его раннего часа (в отличие от остальных киевских публичных домов). Цены здесь, конечно, высокие, если не сказать – слишком высокие, но заведение того стоило, как и, собственно, перечень его услуг. Первый класс.

Характерник сегодня оказался первым гостем. В зале было пусто: вероятно, девушки еще прихорашиваются наверху, готовясь к вечеру. Игнат устроился за шинквас на любимом стуле, изрядно потертом сотнями разнокалиберных ягодиц.

За трактирщика был какой-то носатый юноша с тщательно прилизанными волосами.

– Поздравляю в «Ночной Мавке», – поздоровался он почтительно. – Чего хотите в этот прекрасный вечер?

Новенький. Настоящие трактирщики так не говорят.

– К жопе прекрасный вечер. Налей водки.

Гната раздражал этот желторок. Куда девался старый знакомый Дмитрий, которому даже заказа не нужно было говорить? Оно рождалось одной лишь силой мысли, чистым и прохладным.

– И не смей разбавлять, – добавил характерник. – Со мной этот трюк не работает.

– Да, сударь, – юноша с уважением посмотрел на его скобы и принялся открывать новую бутылку.

– Где Дмитрий? – спросил Игнат мрачно.

– К сожалению, дядя Дмитрий в больнице, – ответил малыш расстроенно. – Поймал недавно пулю. К счастью, Бог уберег, но в ближайшие месяцы будет оклиговать.

Одной рукой крестился, другой наливал.

– Так ты его племянник?

– Вы правы.

Зазвенели высокие каблуки и рядом Игната уселась Лилия, худощавая блондинка средних лет. В этом году ее повысили до бордель-маман, когда предшественница скончалась от передозировки дурманами. Некоторые считали Лилию слишком костлявой и сухоребряной, а Игнату – одна из любимиц.

– Первая рюмка за счет заведения, – объявила Лилия трактирщику и подарила характернику самую очаровательную улыбку. – Как приятно выйти и увидеть любого рыцаря. Давно тебя здесь не было, Игнат. Где странствовал?

– Волчьей тропой. Твое здоровье, красавица, – Игнат поднял рюмку и ловко наклонил ее к глотке.

Водка пошла красиво, мгновенно прогрела внутренности, однако скверное чувство не исчезло. Пожалуй, просто нужно напиться. Это всегда помогает.

– Почему такой мрачный, рыцарь? – пропела Лилия.

– Потому что тебя редко вижу.

Характерник попытался вспомнить, сколько у него осталось денег и хватит ли на Лилию. Это всегда было непростое перепутье: либо отложить на мечту, либо насладиться здесь и сейчас. Обычно Игнат выбирал поочередно.

– Заходи почаще. Я постоянно вспоминаю твой широкий черес, – женщина многозначительно намотала белокурого кудряшка на указательный пальчик.

Игнат подкрутил усы. Молодой трактирщик с каменным лицом протирал чистые рюмки, уши его полыхали.

– Еще, – объявил ему Бойко.

– Очень не налегай, – прищурила накрашенные серебристыми тенями глаза Лилия. – Ты нужен сегодня трезв.

– Тебе?

Неважно, сколько там в кисете осталось, твердо решил Игнат.

– К большому сожалению – нет, – Лилия оглянулась: в заведение вошли двое, судя по одежде, состоятельных чумаков. – У шефа есть несколько дукачей. Он ждет внизу.

Лилия порхнула к гостям. Сероманец сопровождал ее задок невеселым взглядом и выпил вторую рюмку. Сегодня все женщины бегут ему из рук.

– Лилия самая лучшая, – заметил трактирщик.

– Нашелся здесь знаток, – хмыкнул Игнат. – Ты даже голую девку никогда не щупал. Как тебя зовут?

– Тарасом зовут. И я щупал!

Как только такого малыша додумались взять на работу в публичный дом, подумал Игнат. Наверное, Дмитрий хорошенько попросил за племянника.

– Счастья с щуплением, Тарасик. Еще увидимся.

Когда к себе звал хозяин «Ночной Мавки», то дело было насущным. И денежная. Характерник двинулся к незаметной двери, которой пользовались исключительно работники и доверенные персоны заведения.

– Эй! За другую кто заплатит, господин рыцарь? – крикнул Тарасик.

– Запиши на мой счет, – ответил Игнат. – Фамилия Бойко.

Сероманец спустился в подвал, двое бурмыл перед очередной дверью молча пропустили его дальше.

Потаенным Эльдорадо здесь скрывался огромный игровой зал: роскошно украшенный бархатом и позолотой, до блеска вычищенный, щедро напарфюменный – готовый к открытию на самом высоком уровне. Шевалье ждал у одного из столов, покрытом столбиками игральных фишек.

– А вот и мой любимый характерник! – сказал человек и протянул руки Гнату. – Иди сюда, мон-ами!

Бойко не знал, как на самом деле зовут Шевалье. Наверное, никто во всем Гетманате этого не знал, кроме нескольких агентов Тайной Стражи и Серого Ордена. Сам Шевалье утверждал, что он родом из Франции, носил костюмы по последней парижской моде и ежедневно подравнивал едва заметные, как карандашом нарисованные усики в самой дорогой парикмахерской Киева «Na uzvozi». От него шел тонкий аромат дорогого одеколона (французского, конечно), на ухоженных пальцах блестели золотые перстни.

На украинском Шевалье разговаривал без всякого намека на акцент и гекал, как любой местный, поэтому Игнат имел подозрения, что изысканный бандит родом из угодий, более близких к Житомиру, чем к Парижу.

Они символически обнялись. Игнат всегда корчил от этого ритуала. Он бросил взгляд на выложенные кипы игровых фишек – здесь хватило бы и на десяток его мечтаний.

– Выглядят привлекательно, не правда ли? – спросил Шевалье. – Смотришь на эти фишки, а на самом деле это блестят таляры и дукачи. Настоящее волшебство!

– Да-да, казино никогда не проиграет, – буркнул Игнат, спустивший здесь не одно месячное жалованье.

– Мудрые слова, светлая голова! Вот зачем ты стал проклятым характерником? – всплеснул руками Шевалье. – Я бы тебя в Черную Раду провел, се кон!

– Что? – Гната очень раздражали эти вставки на непонятном для него языке. – Политика меня никогда не интересовала.

– Зря, мон-ами! Любому ответственному человеку, а тем более сознательному гражданину и патриоту стоит интересоваться политикой – он руководит нашей жизнью.

Характернику надоели вступительные болтовни. Гадкое ощущение никуда не исчезло, две рюмки водки не помогли, а фишки напомнили о том, что до мечты далеко – настроение улетело в пропасть.

– Ты меня ради разговоров о политике позвал? – спросил Игнат.

Мало кто бы отважился так разговаривать с одним из самых известных киевских бандитов.

– Вот о чем я говорил! Обожаю твою прямоту и откровенность, – Шевалье зааплодировал с довольной улыбкой.

– Да-да, у меня встал от твоих хвастаний, – мрачно ответил Игнат. – Давай уже к делу.

Шевалье махнул рукой в зал.

– Сегодня здесь будет игра. Очень важная игра… Приедут гости. Очень почтенные гости.

– Рад. Очень рад за тебя, – сказал Игнат. – При чем здесь я?

– Ты уже видел, кто стоит за шинквасом вместо Дмитрия?

– Сопляк, который шею скрутит, оглядываясь на девок вокруг.

– Дмитрия подстрелили уроды, осмелившиеся напасть на меня. Напугали весь персонал, – Шевалье отбросил показное веселье и нервно хрустнул пальцами. – Мерде! Я задействовал все ресурсы, но до сих пор не знаю, кто выступил против меня. Ты понимаешь, какие люди стоят за этим предупреждением, если даже я не в состоянии их найти?

– Дерьмо, – согласился Игнат.

– Ни в коем случае нельзя дать себя запугать. Нельзя показать слабость, – Шевалье поправил бабочку, что было самым высоким проявлением ее недовольства. Нередко после этого жеста чья-то жизнь прерывалась. – Поэтому игра состоится. Сегодня, когда здесь будет немало почтенных гостей, на меня попытаются напасть снова. Я не уверен, но так подсказывает шестое чутье... Я бы сам так поступил. Поэтому должны быть готовы, нужна вся возможная защита.

– Позови сердюков.

– Сердюки будут, – отмахнулся Шевалье. – И зиску из них, как из козла молока.

– И сколько же стоят синие мундиры? – поинтересовался Бойко.

– Ни гроша, – в ответ на удивленный взгляд характерника Шевалье объяснил: – Председатель столичных сердюков тоже будет среди гостей. Но что такое сердюки по сравнению с твоими саблями? Я очень обрадовался новости о твоем неожиданном визите.

– Это случайность, – Игнат с досадой вспомнил Орисю и ее перса. – У меня были другие планы на вечер.

– Видишь? Сама судьба привела тебя сегодня, мон-ами. Так как, поможешь с охраной?

Дальше начинался небольшой спектакль. Боны оба знали финал, но все равно должны были разыграть ее.

– Мое время дорого стоит, – сказал Игнат.

– Твое время нужно мне до рассвета. Дукач через четыре часа, – ответил Шевалье.

Этого заработка хватит на подарки и Остапу, и Ульяне. Еще и отложить на мечту.

– Просто наслаждайся вечером, сероманец. Проходи между столами, общайся, как будешь иметь желание, можешь сыграть и выпить немного... Только не теряй бдительности и способности махать саблями.

– Да способности ловить пули.

– Нотаман! Не удивительно ли ваш потусторонний контракт? – Шевалье протянул ладонь. – Только к девушкам не липни... Пойдешь в любую вечеринку. За счет заведения.

Лилей, он выберет Лилей. Но Игнат с ответом не торопился.

– Ну-ка, мон-ами! Мне известна твоя плата, – Шевалье скривил губы. – Проклятый Орден за месяц платит меньше, чем я через несколько часов!

Игнат нуждался в деньгах, а Шевалье был щедрым.

– Что тебе терять? Одну только ночь. Да и что делать? Ничего противозаконного. Я прошу охранять этот замечательный вечер от возможного, подчеркиваю слово «возможного», нападения. Разве это большая просьба? Не этим ли занимается Орден – защитой простых граждан?

– Простых граждан, – фыркнул Игнат.

Иногда красноречие Шевалье выходило за пределы разумного.

– Рассматривай это как помощь в беде давнему другу.

Как там было в ночь серебряной скобы? «Между подлостями и добродетелями».

– Договорились, – сказал характерник и они ударили по рукам.

Бандит задержал его ладонь. От этого прикосновения мерзкое чувство наконец созрело и разразилось гнойным чиряком: Игнат был противен сам себе. Каждый раз он выталкивал это чувство к самым далеким, темным закоулкам забвения, но каждый раз оно возвращалось, тяжелое, вонючее и неотвратимое.

– А послезавтра нужно сопровождать Павла, – добавил Шевалье.

– Вот уже никак, – решительно отказал сероманец.

– Жаль. Могу узнать почему?

– Не можешь.

Игнат не желал рассказывать главарю крупнейшей киевской банды о том, что завтра он едет к сыну на день рождения.

*** 

Наконец-то дома! Вдохнуть старые знакомые запахи, бросить вещи на пол, бултыхнуться в ванную и впервые за многие месяцы искупаться без надобности держать пистолет на расстоянии руки. Замереть в целебной тишине, закрыть глаза, почувствовать, как смывает пыль дорог и невзгод... Самые могущественные волшебства прячутся в общепринятых вещах, которые начинаешь ценить только после долгой нужды.

Характерник невольно задремал и скользнул в воду. Рота заливало, он инстинктивно вдохнул нос и набрал еще воды. Сердце утихло. Он закашлялся, схватился за края ванны и сел над водой, жадно хватая воздух. Спокойно! Ничего не произошло. Он на родине, в семейном имении. Не в море, не среди кораблетрощи...

– Это прошло. Давно прошло, – пробормотал Ярема и выбрался из купели.

Расчесать волосы, подровнять усы, заплести бороду, протереть скобы, впитаться в чистую одежду. Рутинные ритуалы помогли: сердце устало, дыхание замедлилось. Ярема взглянул в зеркало, поправил ныряльщик за чересом и довольно хлопнул себя по пузу – славный шляхтич! Таким можно явиться на глаза родных.

Он широким шагом вышел из ванной комнаты, чуть не сбив с ног хрупкую пожилую женщину в строгом черном платье.

– Маменька! – проревел радостно Ярема.

Женщина мгновенно оказалась в крепких объятиях. Пани Яровая была на две головы ниже сына (компенсировала высокая причудливая прическа) и вдвое тоньше – телосложением Ярема удался у отца. Госпожа Яровая мужественно выдержала несколько секунд, деликатно, но уверенно освободилась из плена объятий, поправила платье и спросила строго: