Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Я кивнул, мол, да, советский.

– Тогда зачем ты цену себе набиваешь⁈ Одно же дело ведь делаем!

Я промолчал.

– Проект на грани провала! А кто за него отвечать будет⁈

– Завадский и вы, – тихо ответил я.

– Вот именно! Я! Я буду отвечать! – заорал Большаков и аж побагровел от возмущения. – Не ты, а я!

Я пожал плечами и не ответил. И так понятно, что должности у нас несопоставимы и логично, что перед Сталиным отвечать будет лично Министр, а не методист одного из многочисленных отделов Комитета.

– И что ты решил сделать, а⁈ Мало того, что ты закрутил этот проект! Мало того, что подбил нас всех на него! Так теперь, когда сам Иосиф Виссарионович одобрил, ты прыгнул в кусты! Ты мужик, Муля, или нет⁈

А вот этого я уже не люблю. Когда вместо аргументации начинают манипулировать и давить на ЧСВ, тогда разговаривать дальше нечего.

Очевидно и Большаков понял это по моим глазам, так как сказал уже более примирительным тоном:

– Вот чего ты вдруг взбеленился, Муля?

– Мы это уже обсуждали, – устало ответил я.

– Чем тебе Завадский не нравится⁈ – вскипел опять Большаков, – он лучший режиссёр, понимаешь, Бубнов! Он лучший! И когда он будет режиссёром, только тогда я буду уверен, что проект хотя бы не угробят.

– Это мы тоже уже обсуждали, – равнодушно ответил я и опять поймал себя на мысли, что думаю о том, что же Дуся приготовила. Хорошо бы котлет нажарила. Почему-то мне сейчас страшно захотелось котлет. С пюрешкой. И надо ещё будет с Ярославом поговорить. Скажу ему, что я надумал. А ещё…

– Бубнов, ты меня слушаешь, или нет⁈ – взорвался большаков.

– Нет, – честно ответил я, втайне надеясь, что он рассердится, выгонит меня из кабинета, и я сразу же пойду кушать Дусины котлеты.

– Ты совсем страз потерял, Бубнов? – как-то потерянно удивился Большаков.

– А мне уже терять нечего, – равнодушно ответил я, – я уже потерял всё, что мог.

– Свобода у тебя ещё осталась, – прищурился Большаков и внимательно посмотрел на меня.

Я рассмеялся:

– Моя свобода или несвобода никак не помогут вам, Иван Григорьевич спасти проект. Завадский его угробит. А знаете почему? Да, он – хороший режиссёр, я и не спорю. И, может быть, он даже и гениальный. Но этот проект он не вытянет. Потому что он – творческий человек, ему в облаках летать – самое место. А для реализации этого проекта нужен человек, который умеет в стратегию. Который стоит на земле обоими ногами! Крепко стоит! И смотрит на десять шагов вперёд! Причём на международном уровне. Который понимает, что такое целевая аудитория! Причём как у нас, так и за рубежом! И зарубежных зрителей тоже надо делить – на зрителей из соцлагеря, и буржуинов. И нужно этот проект забабахать так, чтобы и нам, и тем, и третьим было интересно. Чтобы они оторваться не могли! Только тогда проект получится!

– И этот человек – ты? – нервно хохотнул Большаков и язвительно добавил, – ну и самомнение у тебя, Бубнов, аж противно.

– А я не считаю уместным скромничать, – ухмыльнулся я, – и ещё раз говорю: да, именно у меня есть все необходимые компетенции. Вы забываете, кем был мой дед и в какой обстановке я рос и воспитывался. Меня готовили к великим делам. Правда я в науку не пошёл. Ну нет у меня педантичности и скрупулёзности. Зато как чиновник я вижу, как этот проект надо правильно внедрять, чтобы получить не просто результат, а такой результат, чтобы все остались более, чем довольны!

– Вот и внедряй, Бубнов! – наигранно развёл руками Большаков, – что ты здесь обиженную ромашку изображаешь⁈ Кто тебе внедрять не даёт⁈

– Вы! – протянул я.

– Да я тебя уже который день уговариваю работать в нём! – возмутился Большаков.

– Да ну! – ехидно хохотнул я, – вы мне предлагаете быть на побегушках у Завадского. А он проект сольёт. Смотреть, как тупо убивает мою идею – это выше моих сил. Кроме того, я прекрасно всё понимаю: если проект взлетит – то молодец будет Завадский, а если рухнет – то виноватым буду я!

– Я буду виноватым, – глухо сказал Большаков.

– И вы, – согласился я. – Поэтому с Завадским я работать и не хочу.

– Но ведь он дельные идеи предлагает, – начал Большаков, но я перебил:

– Какие? Взять на главную роль Веру Марецкую вместо Фаины Раневской? Это вы считаете дельной идеей? Вон Эйзенштейн уже Бирман вместо неё взял, и что получилось?

При упоминании эпического провала «Ивана Грозного» Большаков помрачнел и нахмурился.

Я замолчал. А что ещё говорить? Основное уже не раз сказано. От своего я не отступлюсь. Поражения тоже нужно уметь принимать с достоинством. Делать выводы, проводить работу над ошибками, вставать и идти дальше. Во всяком случае я прекрасно знаю, что я всё это время старался, как мог. Но, очевидно, и в великом Советском союзе один человек против Системы – это ноль. Песчинка. Букашка.

Пауза всё затягивалась.

Наконец, Большаков как-то крякнул с непонятным выражением лица и вдруг сказал совсем другим голосом:

– Давай-ка садись, Иммануил.

И сам первым сел в своё кресло. Ну ладно, раз велено садиться – я сел в кресло для посетителей.

Большаков молчал. Долго. О чём-то думал. Я ему не мешал. Наконец, он не выдержал и спросил:

– Говорят, ты в Якутию намылился?

Я кивнул.

– Что там делать?

– Отец хочет, чтобы я семейную традицию продолжил, – ответил я, – буду работать на факториях и лабазах по заготовке пушнины.

– Хорошее дело, – одобрил Большаков и спросил, – но там, говорят, очень холодно. Минус пятьдесят.

– Ничего страшного, и при минус пятьдесят люди вполне себе живут, – пожал плечами я. – Буду тепло одеваться, валенки носить. А в домах топят. Во всяком случае, должны топить. Как-то буду.

– Молодец! Храбрый какой, – чуть насмешливо усмехнулся Большаков, но потом стал серьёзным. – Это я так спросил. Во время войны, помню, мы зимой в окопах сутками сидели и ничего – выжили. А в Советской Якутии тем более выжить не проблема тебе будет.

Я кивнул. Уже прям мечтал уходить, но хозяин кабинета всё не отпускал.

Опять молчал.

Затем сказал:

– Ты точно уверен, что сможешь сам, без Завадского, вытянуть этот проект?

– Уверен, – глухо сказал я (котлет хотелось всё больше и больше, а этот странный разговор всё никак не заканчивался).

– Тогда на, держи, – Большаков протянул мне какую-то бумажку, свёрнутую вдвое.

– Что это? – сперва не понял я.

– Ордер на квартиру в высотке на Котельнической. Она твоя, – вздохнул Большаков и добавил, – и попробуй только завалить проект, Муля! Уши оборву!

– Так Завадского и всей его подтанцовки там не будет? – всё ещё не веря своим ушам, спросил я.

– Не будет, – ответил он.

Глава 8

Столы вынесли прямо во двор, и сейчас сидели хорошо и весело. Собрались все соседи: были и Белла, и Муза, и Ярослав, и Орфей Жасминов, и Верка Алмазная, и слесарь Михалыч, и тётя Валя из четвёртой квартиры, и даже Михайловы из соседнего подъезда пришли, как водится, всем семейством, и даже мелкого карапуза Борьку с собой притащили. Дуся, в подаренной мною новой жёлтой кофте, с заколотым брошью воротом, расселась надутым коршуном во главе стола и зорко следила, чтобы на столах не заканчивались закуски. Верка и Муза были у неё на подхвате, и, если нужно было внести ещё пару тарелок винегрета или там сало с чесноком – они моментально бежали и всё, что надо, приносили. Так что столы буквально ломились.

– Ой, вы знаете, этот мой Муля – прямо охламон, ей богу! – деланно возмущалась она бабе Балалаихе из восьмой квартиры, которая считала себя лучшей хозяйкой во дворе и негласно соревновалась с Дусей. Правда шептала-таки на ушко, чтобы сидящая рядом Валентина не слышала (Дуся всё ещё лелеяла мечту, а вдруг мы поженимся). – Ну вот почему не сказать мне хотя бы за два дня! А лучше и за три. Я бы успела щуку нафаршировать. А так на базаре только карп был, да и то по знакомству взять получилось…

Баба Балалаиха менялась в лице и ревниво бросала полный зависти взгляд на большие тарелки, где вальяжно возлежали пузатые, набитые всякой кулинарной вкуснятиной, карпы. А гадская Дуся ещё и поиздевалась над честными людьми – в рот каждому карпу сунула веточку петрушки, и теперь эти карпы были словно из известного каждому советскому человеку стихотворения: « ешь ананасы, рябчиков жуй…». И ведь даже не поспоришь! Были на столах, пусть не рябчики, но жаренные куры, были даже два запечённых и набитых гречневой кашей гуся, и чесночная колбаса была, да не абы какая, а домашняя, пальцем пиханная, и исходящий сочностью сальтисон тоже был (Дуся явно имела контрабандную смычку с окрестным селянством). А уж про всякую мелочь, типа котлеты-отбивные-бризоли-голубцы, и говорить нечего!

– Ну, откуда он мог знать, что всё так получится, – снисходительно ответствовала баба Балалаиха на Дусины стоны, при этом с удовольствием наяривая кусок сдобного пирога с жаренной требухой и грибами. – Может, случайно так вышло…

– Ой, а то вы нашего Мулю не знаете! – возмущённо фыркала уязвлённая Дуся. – Не удивлюсь, если он это всё распланировал ещё до того, как в эту коммуналку переехал! Это же Муля! Весь в деда! Покойный Пётр Яковлевич, царство ему небесное, тоже такой был. Великим человеком стал. А я и говорю – Муля его ещё и повыше станет! Вот увидите!

– Зато теперь вы переедете на новую квартиру, с удобствами, – расстроенно влезла в разговор Муза. – А я ведь к вам с Мулей уже так привыкла… Сиротливо теперь будет в коммуналке нашей…

– Ну так и тебе никто не мешает к своему мужику перебраться! – парировала Дуся, немного сердитая, что её перебили на самом интересном месте, во время расхваливания Мули, – сколько он ждать может⁈

– Я всё ещё надеюсь, что выйдет Софрон, поселится в моей комнате, а я тогда со спокойной душой уйду к Виталию, – смутилась Муза.

– Зря ты надеешься, Муза! – не смогла промолчать Белла, – Софрон выйдет и начнёт к твоему будущему мужу бегать деньги стрелять на чекушку и курево. И закончится всё это тем, что или твой муж станет таким как Софрон – вместе будут бухать и деньги подворовывать, пока не попадутся. Или он двинет в ухо Софрону, а тебя под зад ногой со всеми твоими родственниками и затруднениями. Но Софрон тебя в комнату обратно уже не пустит, поверь моему опыту. Будешь потом под забором жить!

Муза содрогнулась, представив перспективку.

– Не нагнетай, Белла, – оборвала её Фаина Георгиевна, – может всё ещё и хорошо будет. Хотя да, я бы на месте Музы с замужем не тянула. Ты оглянись, баб свободных вокруг полно. Молодых причём, на все вкусы! Сколько ему ещё тебя ждать!

– Да это я просто говорю! – пошла на попятную Белла, с Фаиной Георгиевной она спорить опасалась, больше из уважения, – просто тоже как подумаю, что сейчас Муля с Дусей уйдут, вы тоже к себе обратно вернетесь, а Муза замуж выйдет. А в ваши комнаты новых жильцов заселят. И не факт, что они нормальными будут. Как вон та же Августа со своим Василием эти… Даже на праздник не вышли! Не по-соседски! Прямо дундуки какие-то!

– Ну, Августа ещё ничего, – пожала плечами Фаина Георгиевна, – а вот Софрон это да. Хотя давайте будем честными, пока Муля за вас не взялся, вы тут все в коммуналке, как собаки жили.

– Предлагаю тост! – перебил разговоры Жасминов и встал, высоко подняв чарку с водкой, – давайте за Мулю! За его удачу! И за его талант!

– И за ум! – немного ревниво добавила Надежда Петровна.

Она тоже была приглашена вместе с Адияковым, поэтому, как мать, то есть главный персонаж на этом празднике, нарядилась, даже шляпку новую надела и новые бусы чешского стекла. И хотя чуточку кривила губы на простецких коммунальных соседей, но её примиряло, что в обществе были Раневская, и Рина Зелёная, и Миша Пуговкин (Муля утверждает, что очень подающий надежды артист, хоть и молодой), и даже этот противный Жасминов (хоть и алкаш, но оперный певец же, а не какой-то там слесарь!). Кроме того, нужно было по-матерински следить, чтобы между сыночкой и этой профурсеткой Валентиной не возникло, не дай бог, чего. Нам такие невестки не нужны. И хотя Валентина доказывала и Анна Васильевна тоже, а Аркадий Наумович так вообще клялся, что это была просто детская выходка назло родителям – но сердце материнское не проведёшь. Тем более сейчас Котиковы из Варшавы вернулись, их глава семейства по дипломатической линии служит, а у них дочь как раз по возрасту Муленьке подходит. Чем не пара? Надо бы присмотреться к девочке. Говорят, она на скрипочке хорошо играет и стихи пишет.

– Муля – весь в меня! – горделиво выпятил грудь изрядно уже поддатый Адияков. Надежда Петровна скривилась и незаметно наступила ему на ногу под столом. Но глава семейства предпочёл не заметить и лихо хлопнул целую рюмку, – эх! Хороша наливочка!

– На персиковых косточках, между прочим, настаивала, – похвасталась Дуся и зорко отследила завистливую реакцию Балалаихи.

– Скоро сам уже будешь, как пэ-эрсик, – свирепо проворчала Надежда Петровна, но очень тихо, чтобы кроме Адиякова никто больше не слышал, тем временем продолжая ласково всем улыбаться.

– А всё-таки почему решили здесь праздновать? – поинтересовалась у Надежды Петровны Рина Зелёная, – раз ордер дали, значит и в квартиру уже можно заселяться. Лучше бы новоселье там отмечать, как мне кажется…

– Да я сама не знаю, – вздохнула Мулина мамашка и пожаловалась, – я Муле говорила, а он упёрся и ни в какую.

– Весь в меня! – самодовольно заявил Адияков и макнул кусок мяса в горчицу. – Потому что он не Бубнов! Он – Адияков! А Адияковы – упорные!

– Угу, я вижу… – скривилась Надежда Петровна и незаметно отодвинула бутылку с наливкой подальше.

– Муля, а почему? – прицепилась ко мне Рина Зелёная.

После того, как проект был отдан мне, и Фаина Георгиевна, Рина Васильевна и Миша узнали, что они таки да – будут играть там главные роли и, более того, вот уже скоро мы все едем в Югославию – она вилась вокруг меня, практически не отходя ни на шаг. Даже в комнату к Раневской переселилась. В коммуналке, я имею в виду.

Но отвечать пришлось:

– Потому что квартира двухкомнатная и туда много людей не поместится. Это – раз, – начал объяснять я, – во-вторых, я хотел всех соседей пригласить на новоселье. Но раз не поместятся, то лучше сделать «проводы» из коммуналки в квартиру во дворе. А самое главное, в-третьих, здесь соседи, как родственники – помогли и наготовить, и столы накрыть. Помогут и всё убрать, и посуду перемыть. А там бы Дусе самой всё пришлось бы.

Надежда Петровна и Рина Зелёная одобрительно закивали. Сами они участия в накрывании столов принимать не желали, а если бы я затеял это дело в новой квартире – то уж им бы точно пришлось.

– Ты у меня молодец! – расцвела улыбкой после моего признания Мулина мамашка, – умничка!

– Муля! – подсела ко мне с другой стороны Фаина Георгиевна, – а ты когда в новую квартиру переезжать планируешь?

– А Глаша когда вернётся?

– Послезавтра, – задумчиво наморщила лоб Злая Фуфа. – Или даже завтра. Ой, надо в блокноте глянуть. Забыла я.

– Вот когда Глаша вернётся вам помогать, когда приступит к ремонту в новой квартире – тогда и о переезде подумаем, – ответил я.

– Ты решил нанять мою Глашу делать тебе ремонт? – удивилась Злая Фуфа, – но она только белить умеет. И красить. Да и то не очень. А обои она не поклеит. Точнее налепит как попало, а на стыках цветы всенепременно будут не совпадать, уж я-то её манеру хорошо знаю!

– Нет, – сказал я, – она будет делать ремонт в вашей квартире, Фаина Георгиевна, – сказал я.

– Но у меня ещё вполне приличный ремонт, – удивилась Злая Фуфа.

– Фаина Георгиевна, вы забыли разве, что мы с вами решили квартирами поменяться? – сказал я, – вот в новой квартире она пусть и делает. Потом вы переедете, а потом уже я вселюсь в вашу старую.

– Но Муля! – всплеснула руками Фаина Георгиевна, от переизбытка эмоций у неё аж слёзы брызнули из глаз, она смутилась и торопливо их вытерла, – я думала, что ты шутишь! У меня очень плохая квартира, поверь! Там булочная и кинотеатр, и такой шум от этого «хлеба и зрелищ» стоит, что выдержать невозможно!

– А у меня окна как раз на другую сторону выходят, там проспект весь в деревьях, солнечная сторона, и замечательный вид из окна. Так что вам там хорошо будет, – ответил я.

Злая Фуфа трубно высморкалась в большой клетчатый платок и притихла. Она всё ещё не могла поверить в то, что я не шучу.

– Муля! – прошипела Надежда Петровна, – можно тебя на минуточку!

Она вскочила и буквально вытащила меня из-за стола. Краем глаза я увидел, как обрадованный Адияков подсунул свою пустую чарку Мише Пуговкину, который был сегодня на разливе (сам Миша не пил. После того, как я сначала сообщил ему, что он едет на съемки в Югославию, он воспарял и жутко обрадовался. Но после того, как я добавил, что, скорей всего, придётся искать кого-то другого на главную роль, так как лицо у Миши стало испитое – он изрядно перепугался и моментально взял себя в руки. Теперь крепче лимонада «Колокольчик» не пьёт больше ничего).

– Муля! – прошипела Надежда Петровна, когда мы немножко отошли в сторону и гости слышать нас не могли, – что ты делаешь⁈

– Ты о чём? – сначала даже не понял я.

– Ты зачем квартирой с Раневской поменялся⁈

– Захотел – и поменялся, – пожал плечами я.

– Но ты же сам слышал, что у неё плохая квартира! – возмущённо продолжала воспитывать она меня, – там шумно, воняет. Зачем ты с нею меняешься⁈

– Потому что там шумно и воняет, – ответил я.

– Муля! Я серьёзно! – от негодования Надежда Петровна аж подпрыгнула, – как ты собираешься там жить⁈

– Да нормально, – пожал плечами я. – Мне шум совсем не мешает.

– Муля! Это сейчас! Пока ты ещё молодой! – от возмущения Надежда Петровна аж покраснела, – а когда женишься! А потом дети пойдут! Как ты потом будешь⁈

– Мама, – примирительно ответил я, – ты забыла, что сказала Дуся?

– А что она сказала? – с подозрением посмотрела на меня Надежда Петровна. – Дуся много чего болтает. Особенно в последнее время. Слишком ты разбаловал её.

– Дуся сказала, что я – как дедушка, – напомнил я, предпочтя не услышать её последнего замечания о Дусе, и для дополнительной аргументации, добавил, – или ты не согласна?

– Я согласна, – пролепетала она, – но при чём тут это?

– А при том! – я сделал большие глаза, затем по канонам всех шпионских фильмов несколько раз оглянулся, затем нагнулся к Надежде Петровне и очень тихо сказал, – поклянись, мама, что никому не расскажешь!

– Клянусь! – глаза Надежды Петровны зажглись любопытством.

– Точно никому?

– Никому!

– В общем, слушай. Я в этой квартире надолго жить не стану. Это просто часть плана. Понимаешь?

– К-как это?

– Я буду жить в большой квартире. Ты правильно сказала, мама, у меня рано или поздно появится жена, пойдут дети. Да мало ли! А вдруг когда-то и ты переехать ко мне захочешь. И что мы – будем всей толпой в двухкомнатной квартирке ютиться⁈

– Но люди живут и в одной комнате по семь человек, – вздохнула Надежда Петровна, – времена такие.

– Пусть люди живут, как хотят, – хмыкнул я, – а я планирую заиметь квартиру на три-четыре комнаты. А ещё лучше – собственный дом. И это случится в ближайшие годы. Так что не переживай, всё идёт по плану.

– А вдруг у тебя не получится? – заколебалась Надежда Петровна.

– Ну мама! – деланно надулся я, – ты разве в меня не веришь? Мой дедушка смог получить четырёхкомнатную квартиру почти в центре, почему я не смогу?

– Там было пять комнат, – сердито заметила Надежда Петровна, – пришлось из двух делать одну. А теперь там эта живёт! В моём родовом гнезде!

– Так что ты не беспокойся и не вмешивайся, – торопливо постарался перевести тему разговора с острого вопроса я, – я всё просчитал. Так надо.

– Ну раз так… – Надежда Петровна успокоилась и потянула меня обратно за стол, где уже затянули хором какую-то народную песню.

Из-за угла вышел Букет. Был он сейчас ярко-синего цвета, а хвост – зелёный.

– Что это с ним? – ахнула Надежда Петровна.

– Да это Ярослав ему самовыражаться и привлекать внимание помогает, – ответил я.

– Кошмар! Дурдом какой-то! – простонала Надежда Петровна и с мученическим видом приложила пальцы к вискам.

Я внутренне хмыкнул – это хорошо, что она его вчера не видела, когда он был в чёрно-зелёный цветочек.

Мулина мать уселась на своё место, а я решил сходить с Беллой покурить на кухне. Сигареты я оставил в комнате – так что всё равно пришлось идти в дом.

Там я взял пачку и вышел на кухню. Белла по обыкновению курила в форточку, Вера резала сало, а Валентина застирывала мылом пятно на рукаве блузки под краном.

– Ты зачем такими большими кусками режешь⁈ – сердито сказала ей изрядно захмелевшая Белла, – сало нужно тонюсенькими лепесточками резать, чтобы на языке аж таяло. А ты как была колхозницей, так и осталась!

Я пропустил, что ответила ей Вера. Потому что одна мысль вдруг пришла мне в голову.

Пользуясь тем, что и Валентина, и Вера были на кухне, я спросил:

– Девушки! А скажите мне, пожалуйста, как так получилось, что треть сценария в той общей папке не было?

На миг в кухне воцарилась тишина, только Вера ойкнула:

– Ну вот, Муля, болтаешь под руку, а я палец порезала! – она кинулась к крану с водой и подставила порезанный палец под воду, – Валь, дорежь ты, а то у меня кровь идёт.

– Так всё-таки? – проявил настойчивость я (а то знаю я их, сейчас и пальцы резать будут, и слёзы лить, и мне зубы заговаривать).

– Я случайно! – покраснела Вера, – я, когда переписывала, случайно листы перепутала. А потом смотрю – два листочка я положить забыла.

Она посмотрела на меня умоляющим взглядом и сказала:

– Ну, Муля, не сердись! Там всего два листочка! Я под скатерть у тебя на столе положила их! Думала, Дуся будет перестилать скатерть, и найдёт. И что на меня никто не подумает.

– Там не два листочка, Вера! – вспылил я, – не надо мне тут зубы заговаривать! У Завадского забрали проект, потому что там треть листов не было, в сценарии! И у меня их тоже нет! Не два листочка там! Где сценарий, Вера?

– Это не Вера, – невозмутимо сообщила мне Валентина, – это я часть припрятала.

– Зачем? – вытаращился на неё я.

– На всякий случай, – пожала она плечами и спросила, – Белла, как ты думаешь, остальное сало, может, лучше на другую тарелку порезать?

– Погоди с салом и Беллой! – не унимался я, – зачем ты спрятала?

– Потому что решила, что если у тебя отберут сценарий, то без этих листов у них ничего не выйдет. А если оставят тебе, то я всё верну…

На следующий день на работу я пришёл с больной головой. Хотя я и не пил много. Но праздник удался и разошлись мы ближе к пяти утра. А потом ещё дружно помогали Дусе тарелки со стола убирать (не оставлять же на улице). Так что поспать практически не удалось, и на работу я явился немного в прострации.

А дел на работе было завались.

Перво-наперво предстояло составить план на поездку в Югославию, списаться с Йоже Гале и Франце Штиглицом, обсудить с ними ряд вопросов. А ещё и текучку никто не отменял.

В общем, голова пухла.

К тому же в кабинете сегодня был проходной двор. Коллеги, узнав о моих успехах, и, главное, о квартире, устроили к нам паломничество. Сегодня им всем вдруг срочно понадобилось одолжить у меня линейку, попросить поточить карандаш, посмотреть инструкцию по инспекции театров, которую вдруг все одновременно и резко потеряли (трое человек приходили с одним и тем же вопросом).

И так они меня достали, что я перестал обращать внимание, работал, не поднимая головы, и отдуваться приходилось Ларисе и Марии Степановне.

– Муля, нам надо поговорить, – прозвучал вдруг над головой сердитый категорический голос.

Свирепо я поднял голову от бумаг – передо мной стояла… Вера Марецкая.