Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 350 страниц)

Из темноты повеяло застоявшимся воздухом и сырой землей. Несмотря на холод, Ярема снял плащ.

– Зачем только сюда потолкался, – пробормотал.

Видимо, по старой привычке ответил мысленно. Когда на сероманцев охотились борзые Святого Юрия, а за воротами имения постоянно следили, тайный ход Яровых стал единственным безопасным путем домой. Сейчас борзых и след успел... Но привычки живут долго.

Фонарный огонек разгонял сырую тьму. Высокие лестницы, покрытые скользкими досками, круто карабкались вверх. Плечи терлись о стены. На голову и за шиворот постоянно сыпало землей. Многие сероманцы, которым пришлось пройти по этой лестнице, бледнели и сбивались на дыхании, сжатые со всех сторон тесной кишкой хода. Ярема не боялся этого места: оно напоминало, как татуньо открыл ему семейный секрет Яровых, и это было одно из Малыковых самых драгоценных воспоминаний об отце – вскоре после этого Степана Ярового убили на Волчьей войне.

На заваленный ход более сотни лет назад случайно наткнулись шахтеры. Прорыли его, несомненно, монахи того же сожженного монастыря некогда. Яровые на правах владельцев шахты узнали о находке первыми и не поскупились на щедрую плату за молчание. Секретную лазейку восстановили и достроили поместье так, чтобы подвести его к крытому помещению. До недавнего времени подземный ход считался сомнительной инвестицией, ведь никто из поколений Яровых не воспользовался им по назначению... Но это изменилось после начала уничтожения Серого Ордена.

Воздух не хватало, сердце стучало быстрее, тело взошло потом. Где-то он слышал, будто тайные ходы Святого Престола выложены мрамором и такие широченные, что две повозки разминутся... Жаль, что монахи, рывшие эту червячную нору, не слышали ватиканских сплетен.

Огонек фонаря замелькал и погас. Характерник выругался. А мог бы спокойно ехать через главные ворота, за которыми все равно никто не следит! Чем он только думал?

К счастью, вскоре доски сменились каменной лестницей – он почти на месте. Ход привел в амбар с хламом, а потайная дверь пряталась в стене за здоровенным пейзажем пера Януша Ярового, Яремова прадеда. Характерник с громким хэканьем вывалился в амбар, поставил фонаря к кучке других, перевел дыхание, чихнул от пыли, промокнул потную голову платком и вышел в родное имение.

– Сын!

Ядвига Яровая ждала в коридоре у двери. Как всегда, была одета в изысканный черный наряд, подчеркивавший траур за мужем Степаном и свекром Николаем, а также за всеми погибшими рыцарями Серого Ордена. Ее искусный макияж не скрывал новых морщин: за те месяцы, что Ярема не видел матери, она состарилась, и это больно резнуло сердце сына.

– Меня известили, что погонщик привел вашу лошадь, и я сразу двинулась сюда, – Ядвига встала на цыпочках и сомкнула его в объятиях. – Как хорошо, что вы вернулись!

– Мамуньо, – Ярема улыбнулся и крепко обнял ее. – Я соскучился.

– Мой единственный, любимый сын! Как хорошо, что вы живы и здоровы!

– Вашими молитвами.

Ядвига отступила, склонила голову в сторону, разглядела его с болью, восторгом и гордостью.

– Разрешите полюбоваться... Никак не привыкну к вашей новой прически.

Ярема улыбнулся, провел ладонью по бритой голове. Бессознательным жестом поправил повязку на выбитом глазу.

– Эта офицерская форма так вам подходит! В каком вы поступаете?

– В капитанском.

Все документы были выписаны на выдуманное имя, что он даже не пытался запомнить, потому что даже последняя собака в Запорожье знал, что безглазый великан с заплетенной в косину рыжей бородой – младший брат гетмана Ярового и тот самый разыскиваемый характерник по кличке Циклоп.

– Как вы, мамочка?

– Ужасно! Кровавая травля, наглые фанатики, убийство по убийству... Однако я знала, что мы переживем эти напасти! Потянула за все имевшие нити, собрала все долги, вспомнила все обещания – и борзые сломали клыки о наши стены. Но вторглась Орда, – говорила Яровая, бережно смахивая с его мундира крошки земли. – Теперь я беспомощна, сын мой. Могу только каждое утро читать газеты, ежедневно ждать известий, каждую ночь видеть ужасы о казенном конверте с бумажкой внутри, на которой кто-то безликий лепечет о героизме и пожертвовании...

Натура госпожи Яровой изменилась после избрания ее любимого первенца гетманом Украинского государства. Годами Ядвига помогала Якову прокладывать путь политика вплоть до Красного Совета, радовалась каждому его успеху, гордилась сыном... в первые минуты правления приказал уничтожить Серый Орден, чем фактически приговорил к казни собственного деда. Ошеломленная такой изменой, Ядвига с тех пор ни разу не виделась с сыном – игнорировала письма, не принимала приглашений и строго-настрого запретила пускать Якова в стены семейного имения. Чтобы расставить все точки над «i», публично провозгласила, что отказывается от старшего сына. Ах, какой тогда разразился скандал! Как радовались газетчики этой новости! Как долго смаковали, как тщательно перемывали косточки гетманских родственников! Особую перчинку добавляло то, что второй сын госпожи Яровой – рыцарь Серого Ордена, которого обвиняли в покушении на родного брата, но он сбежал из тюрьмы.

Ядвига не обращала внимания на молву. Помощь характерникам стала ее новой целью: она добровольно превратила имение в приют для волчьих рыцарей. Уцелевшие сероманцы находили здесь пристанище – сытое, теплое, безопасное. Все пытались скрываться в Чорткове, пока проклятие разрешало, и между собой госпожу Ярову именовали не иначе как Мамуньо.

Да, такой громкий секрет не мог задержаться в стенах имения, поэтому к госпоже Яровой постоянно наведывались отряды борзых Святого Юрия. Дальше ворота не пошел ни один: божьи воины получали отпор, скрежетали зубами и возвращались к караулке вокруг имения. Неслыханную уступчивость борзых объясняли личным, очень настойчивым вмешательством гетмана, пытавшегося хоть как-то уладить вину перед матерью.

– Мои друзья уже собрались?

– Последним сегодня утром прибыл Катрин мужчина, – Ядвига дернула уголком рта. – Надеюсь, он заставит эту женщину пересмотреть воспитание девочки, потому что, со всем уважением, не вкладывать малыша в такой поздний час до сна есть ненастье...

– Маменька, – взмолился Ярема. – Позволь женщине воспитывать свою дочь, как она считает нужным!

Госпожа Яровая кашлянула, вложив в этот звук все, что она думала о таких методах воспитания.

– С ним прибыли два ваших давних товарища и какой-то альбинос, впервые его вижу, – продолжила Ядвига.

– Альбинос? Интересно, – Ярема хмыкнул.

– Пестрое общество собралось в кабинете Степана. Я распорядилась принести туда немного еды. Уверена, что вы голодны с дороги, – пани Яровая ласково улыбнулась. – Надеюсь, этот ужин разрадует вас после армейского рациона.

– Спасибо, маменька! – Ярема глубоко ей поклонился. – Обязательно зайду, когда мы завершим встречу.

– Я буду почивать. Мы успеем поговорить, мой добрый сын, так что лучше поспите как следует, – Ядвига осторожно провела ладонью по его щеке, чего не делала даже в детстве Яремы. – Вы живы, здоровы, а это главное... Большего мне и не нужно.

Она встала на цыпочках, поцеловала сына в лоб и задробила прочь. Характерник провел сухую мамину фигуру с чувством благодарности, пожелал ей мысленно крепкого здоровья, после чего двинулся по лестнице вверх.

Шаги гулко отражались в пустых коридорах, освещенных керосиновыми лампами. Гостевые комнаты, еще год назад населенные беглецами, опустели. Степан Яровой считал Волчью войну величайшей трагедией Серого Ордена – если бы он только знал, какая судьба внуков Мама впереди!

После гибели отца вход в его кабинет разрешался разве что уборщикам, но Ядвига отменила неприкосновенность и превратила комнату в совещательную. Степан одобрил бы такое решение, сказала госпожа Яровая.

У дверей Ярема остановился и прислушался: изнутри неслись знакомые голоса. Как же он соскучился! Забыв об усталости долгого переезда, шляхтич поправил повязку на пустой глазнице и вошел без стука.

– Вот он! Вот! Вот этот засранец не захотел ехать вместе со мной, – провозгласил Игнат.

– Не занимай! – проревел Малыш вместо приветствия.

Письменный стол подвинули на середину комнаты, и вместо бумаг на нем разложили настоящий пир от госпожи Яровой. Этикетки на откупоренных винных бутылках свидетельствовали о происхождении из самого ценного шкафчика для особых случаев. От огромной тарелки жареных куропаток пахло мясом и специями; этот аромат смешивался с благовониями еще теплого пирога с сыром и зеленью. От разнообразия уженного мяса, маринованной рыбы, засоленных овощей разбегались глаза. Между драгоценной посуды, хрустальных фужеров и серебряных приборов лежали несколько развернутых атласов и свежих газет.

Ярема сглотнул слюну, но не думал о голоде: вокруг, словно в хорошем сне, стояли старые друзья, которых он не видел несколько долгих месяцев. Ему захотелось обнять сразу всех, однако в доступных пределах был только Филипп, за что и попал в загребущие шляхетские объятия.

– Варган, братец! Ох, как от тебя волком отгоняет.

– Поздравления, – прохрипел Олефир, чуть не подавившись куском хлеба.

– Как ты имеешь?

– До сих пор собственный вождь, – Филипп уже выскользнул из объятий и прокашлялся. – Искренне рад видеть тебя, Малыш.

В тихом, дружеском голосе скрывалась боль.

– Красный волк, – Савка охотно занял свободное место и отвлек Яремову внимание.

– И тебе привет, Павлин.

Савка потряс сжатой в кулаке бледной мотанкой, из которой торчала солома.

– Мама говорит привет!

– Ля-ля! Даи, – приказали рядом тоненьким голоском.

Шляхтич отпустил Савку, наклонился и с радостным возгласом протянул руки к крестнице. На самом деле девочку не крестили, что не помешало Яреме чувствовать себя крестным отцом с тех пор, как он впервые взял ее на руки.

Оля сидела за столом в милом платье, принадлежавшем когда-то одной из его сестер. Белый раздел сер от собранной пыли, в нескольких местах темнели свежие пятна. Мамуньо от такого зрелища может ухватить, подумал Ярема.

– Как ты выросла, красавица!

Несколько секунд Оля внимательно присматривалась к нему, узнала, мгновенно забыла о мотанке, расплылась в улыбке и охотно пошла на руки.

– Что! За! Большая! Девочка! Я! Ее! Нет! Узнаю! – На каждом восклицательном знаке Оля слетала под потолок, и комнату наполнил ее радостный визг.

– Я соскучилась, Малыш.

После исчезновения Северина она не улыбалась. Заперлась в себе, молчала, пыталась скрыть свое горе, но Яровой видел, как потеря мужа надколола Катрю. Чувствуя иррациональную вину за ее потерю, Ярема пытался облегчить жизнь характерной, особенно в уходе за младенцем. Остальные сироманцы из их группы тоже не стояли в стороне, но именно Малыш проводил с малышкой больше времени: успокаивал, когда у нее кололо в животике, убаюкивал, когда капризничала, играл, пока мама спала. Это было меньше всего, что он мог сделать для дочери Северина.

Но сегодня Катрины глаза сияли, словно в день свадьбы, а на устах цвела счастливая улыбка.

– И я соскучился, – ответил Ярема.

Оля игриво дернула его за бороду. Яровой забавно высунул язык, и сразу был вознагражден звонким смехом.

– Твоя мама долго пыталась убедить меня, что детям не место на позднем собрании, – сообщила Катя.

Рядом нарисовался Савка.

– Мама! Мама! Мама говорит привет, – он прижал мотанку к уху с павлиньим перышком и закивал: – Да. Ага. Отлично.

Оля снова увидела игрушку.

– Даи-даи, – потянулась к Савке. – Даи!

Ее ловкие пальчатка почти схватили игрушку, но Савка отшатнулся, шмыгнул носом и нахмурился. Пошрамованные руки прижали кривенькую потрепанную мотанку к груди.

– Моя, – Савка отступил на несколько шагов, едва не споткнувшись через стол. – Моя мама!

– Даи, – настаивала Оля. – Даи-даи-даи!

Савка замотал головой так, что павлинье перо чуть не отпало, и выбежал из комнаты.

Оля посмотрела на дверь, поняла, что ляля исчезла, скривила бровки и зашлась обиженным плачем. Ярема попытался ее успокоить, однако старые приемы уже не действовали. Оля оставалась неутешительной, и Катя забрала дочь на руки. Люди правду говорят – чужие дети быстро растут.

– Привет, Малыш.

Яровой вернулся на голос, которого не слышал больше года. Он уже давно не надеялся услышать его снова.

– Братик!

Северин Черновок во плоти. Эней был прав: Щезник состарился как минимум на десять, если не на двадцать лет. Согнутые грызотами плечи, отяжелевшие горем брови, скорбные морщины во главе, тьма в глазах... Но, несмотря ни на что, он был жив.

Ярема обнял друга осторожно – бог знает, как тот плен подействовал на Севериновые кости. От Щезника пахло устаревшей болью и свежей радостью.

– Необычно видеть тебя голомозым, – улыбка удивительно меняла его лицо, словно просматривал тот самый юноша, недавно получивший золотую скобу. – Но от этого не менее радостно.

– Я тоже очень рад видеть тебя живым и здоровым.

– Ого, брат, – Чернововк коснулся рукава его униформы. – Сечевой мундир сидит на тебе не хуже характерного кунтуша.

– Тьфу! Как бабы в церкви, – Игнат допил бокал, судя по румянцу на небритых щеках, далеко не первого. – Еще нижним здесь похвастайтесь!

Единственный из всех, кого не хотелось загребать до груди, поэтому Ярема и не стал.

– Вижу, Эней, ты наслаждаешься коллекционным карпатским вином, – прохладно заметил он.

– Ага, – Бойко покрутил пустую бутылку в руках. – Кисляк. Лучше бы вы вкуснейшие наливочки коллекционировали!

И небрежно бросил бутылку под ноги.

Неделю назад Ярема возвращался с военного совещания в Ничогу. Когда нищий крикнул его, Яровой прошел мимо: он давно не подавал подаяния. Игнату пришлось окликнуть дважды, прежде чем шляхтич обратил внимание на пару сабель за спиной настойчивого бродяги, и через несколько секунд с неприятным удивлением распознал старого друга, похожего на ожившего голема, вылепленного пражскими кабалистами из кизяков. Ярема, тщательно скрывая отвращение от смрадного тела, перемешанного с перегаром, выслушал невероятную повествование о возвращении Щезника, после чего согласился приехать на собрание. От общей дороги к Чорткову шляхтич отделался важными делами, и угрызения совести за ложь не тревожили его.

– Решил сверхважные дела? – поинтересовался Игнат, откупоривая новую бутылку.

– Решил.

– Готов заложиться, что дела прятались под какой-то юбкой! А? Признайся, Малыш, – Эней налил себе до краев. – Разве все запорожские женщины не мечтают о ночи любви со знаменитым Циклопом?

Никто, кроме Игната, не засмеялся.

– Эней, а приложи бокал к губам, – сказал Ярема.

На это уговаривать не было нужды – тот проглатывал вино, как воду.

– Так и стой.

Болдур Эней наугад уколол в больное место: последнее известие от Сильвии Ракоци Ярема получил три месяца назад. От первого поцелуя прошло полтора года, но виделись характерник и босорканя дважды – всегда где-то на границе (раз в Княжестве, раз в Гетманате), всегда наспех. Эти встречи продолжались всего несколько часов, и, как прах, брошенный в костер, стремительно разжигали чувства. Дыхание смерти придавало их страсти острого фатализма, от чего каждая произнесенная фраза, поцелуй и момент близости чеканились на памяти ярким взрывом, возвращавшимся соблазнительными образами во снах.

Сильвия, его отважная прекрасная Сильвия, возглавляла армию против османским захватчикам где-то в Южных Карпатах. Ее послания, короткие, нежные, изученные наизусть, он прятал в нательном гамане. Ярема отбросил мысли о лебединой шее, о алебастровой коже, нежной, как шелк, и отвернулся от Энея, который раздражал его своим видом. Приблизился к незнакомцу, замершему на стуле в углу комнаты.

Тот самый альбинос, о котором упоминала мамуньо! Тот не ел и не пил, прятал лицо за старой книгой, взятой из шкафа рядом – Степан Яровой имел страсть коллекционировать первопечатные книги кириллицей – но не читал. Казалось, пытался продавить стену.

– Не имею чести быть знакомым, – сказал шляхтич. – Ярема Яровой.

Своего герба он уже не называл.

– Максим, – Альбинос поднял осторожный взгляд красных глаз и сразу отвел его в сторону. – Максим Вдовиченко.

Вот о каком чудаке вспоминал Эней! Будто Щезник забрал у Властелина леса парня, которого несколько лет назад сам и отдал... Причудливая история – как и все то потерянное во время поселения.

– Интересная книга?

– Я... е-е-е, – растерялся Максим, очевидно, кириллицу даже не знал.

– Она принадлежала моему отцу. Он погиб в Волчьей войне.

Альбинос покраснел, будто получил оплеуху. Поставил книгу на место, кашлянул и, не отводя взгляда от стенки, ответил:

– Мой отец тоже погиб...

– А перед тем возглавил Рокош.

Максим сжал пальцы в кулаках.

– Однако мы не должны нести кресты наших родителей, да?

Шляхтич подал ему руку, и Вдовиченко с удивлением посмотрел на нее. Медленно, словно ожидая удара, ответил на рукопожатие.

– Не бойся моего общества, Максим.

Ярема не чувствовал ни крошки ненависти к нему. В этом мире хватало многих людей, действительно достойных ненависти.

– Итак, что я пропустил? – Малыш вернулся к столу.

Игнат торопливо обгрызал остатки небольшой куропатки, Филипп и Северин переговаривались над картой Киевщины, Катя развлекала Олю, которая уже успокоилась из-за потери ляли. Савка еще не вернулся.

– Ничего не пропустил, – Бойко вытер жирные губы ладонью и принялся за куропатку. – Я как раз напомнил, что Орден уничтожен. Может, кто-то пропустил это знаменательное событие.

И бросил взгляд на Максима, изучавшего корни других книг.

– Мы здесь стоим – значит, Орден существует, – возразил Северин.

– Оставь эту рану, – отмахнулся Игнат. – Ордена нет. Есаул нет. Присяги нет.

Самое время утолить голод, подумал Ярема, и начал с пирога.

– Мы приносили клятву не Раде семерых, а себе.

– Себе? Тогда я плюю на эту клятву, – Игнат бросил птичью кость на поднос.

– Я делаю это не ради слов присяги, – Северин подошел к дочери и поцеловал ее в макушку. – Я делаю это ради нее. Чтобы ей не пришлось убегать на край света. Чтобы она могла жить счастливо здесь.

Оля потянулась к нему. Чернововк подхватил дочь на руки.

– Счастливо не будет, – Эней махнул рукой в сторону государственного флага, висевшего на стене между шкафами. – Эта страна изменила нам, Щезник.

Ярема запил пирог вином. Как давно он не смаковал такой еды!

– Поэтому нужно предать ее взаимный путь?

– Ты спрашиваешь неудачника, который не смог сохранить верность собственной жене, – вмешалась Катя. – Господи, Игнат! Вот почему ты избегал встречи! Ты видел себя в зеркале? В что ты превратился?

Ее слова подействовали на Энея злым волшебством.

– Я... того, – смутился он.

– Пьянствовал и жалел себя, – продолжила вместо него Катя.

– Дочка, а закрой-ка ушки, как я тебя учила.

Оля послушно закрыла уши ладошками и даже глазки зажмурилась. Яровой завороженно слушал, как Катя трещит младшего брата. Старшие сестры никогда не донимали его: в детском возрасте они играли с ним, как с куклой, а когда подросли, то просто игнорировали. Между ними никогда не было дружбы – сестры не искали ее. Когда же он видел их в последний раз? Наверное, еще до избрания Якова гетманом. После начала войны София и Вожена уехали за границу вместе с семьями. Иногда матери посылали письма.

– … дерьмо ты малодушное, – завершила Катя. – Заткнись и не открывай своего вонючего писка!

Игнат нахмурился. Другие молчали, не зная, как нарушить неудобное молчание. Всех выручила Оля, уставшая заслонять уши, и объявила:

– Гам-гам! – чем и свела ссору насмарку.

Северин пересадил дочь на высокий стул для кормления – когда-то он принадлежал Яреме, а к этому сестрам. Катя принялась кормить Олю молочной кашей, которую для нее предусмотрительно принесли в отдельном котелке.

– Друзья, все мы измотаны, – Ярема, преодолев первый голод, чувствовал себя ответственным: в конце концов, это было его имение. – Но мы снова собрались вместе, и я рад видеть каждого.

Кто должен был взять на себя обязанности миротворца. Обычно эту роль исполнял Варган, но сегодня Яровой был хозяином, так что ему и трепетать голубем мира.

– Я поднимаю бокал за наше понимание. И за нашу победу!

К тосту присоединился только Игнат, которому годился любой повод выпить. Филипп и Северин воздержались, Катя занималась дочерью, а Максим стоял подальше от стола и делал вид, будто его здесь вообще нет.

– Щезник, мы собрались здесь из-за тебя, – напомнил Олефир. – Пора рассказать о своем замысле.

– Да, – Северин откинул с лица прядь поседевших волос. – Я ценю, что каждый из вас приехал, и рад видеть всех вместе... Как это было до моего исчезновения.

Несколько секунд он собирался на уме.

– Когда я вернулся из потустороннего плена, оказалось, что здесь прошел год. Всё изменилось. Пришла Орда, борзые почти исчезли... И наш Орден тоже.

Никто из присутствующих не имел на себе ни череса, ни скобы на кулич.

– Но мы, его последние рыцари, живы, – Северин впервые за вечер повысил голос. – Мы предадим казненных братьев и сестер, если не отомстим.

Катя и Филипп кивнули, Игнат поморщился.

– Мы накажем каждого, кто стоял у истоков этого заговора, но это произойдет позже, – Чернововк схватил какую-то газету и махнул ею в воздухе. – Никакая месть не может перевесить того, что Изумрудная Орда поглотила половину нашей страны. Впервые за сотни лет враг преградил границы и продвинулся так далеко!

Ярема зевнул. Он давно наелся подобных разглагольствований, которые так любят военные командиры для улучшения боевого духа перед боем.

– Вчера Темуджин выдал ярлык на правление Северской, – сообщил Филипп. – Матвей Горбань, шляхтич из старого казацкого рода, на коленях признал единственного наместника Тэнгри, Творца Миров и Истинного Владыки Беспредела на Земле Поднебесной, своим повелителем, за что и получил власть над новым украинским улусом.

От этой новости шляхтич чуть не сплюнул, но вовремя вспомнил, что он находится в родительском кабинете.

– Публично признаешь победу Орды и становишься на ее службу – получаешь золото и титулы. Многие желающие соблазнятся, – Северин бросил газету в кучу других. – Монголы поняли, что вместо сожженных церквей и разрушенных домов покорить землю можно иначе... Изящнее. Коварнее.

– Что ты болтаешь? – Игнат с треском разодрал очередную куропаток пополам. – Темуджин вырезал Харьков до ноги! Кровавое пятно вместо города! Какая в ср...

Он скосил глаза на Олю, потом на Катрю и продолжил более спокойно:

– Какая тут у черта утонченность? Сколько деревень сравняли с землей!

– Орда всегда начинает нашествие с насилия, чем убивает нескольких зайцев одновременно, – объяснил Яровой. – запугивание для одних; расчет на необдуманные действия, вызванные стремлением мести, для других. Не говоря о возвышении духа собственных войск.

– Почему тогда не захватили Киев? Все преимущество на их стороне, – не унимался Бойко.

– Темуджин не берет столицу штурмами, – шляхтич снова почувствовал большое раздражение. – Он ждет, пока измученные голодом, моровой язвой, обстрелами и страхом осажденные вынесут ему ключи от города. Восторженная и разоренная столица становится символом, лелеяющим ненависть и желание отразить ее. Столица, сдавшаяся без штурма, уничтожает боевой дух и волю к сопротивлению. Понимаешь?

Игнат фыркнул и выпил. Ярема не выдержал, выпил следом. Сладковатый вкус вина напомнил вечер, когда он познакомился с Сильвией. Увидятся ли они когда-нибудь снова?

– Орда умеет выжидать, – добавил Филипп. – После каждого большого завоевания проходило двадцать лет, чтобы выросло поколение, жаждущее нового похода. Всем ордынцам известно, что каждый солдат после победы получит кусок завоеванной земли, жену из местных, подъемную на хозяйство. Это мотивированные захватчики, которые быстро превращают увлеченное в удельное.

– Но в наших силах это предотвратить, – перехватил разговор Северин. – В культе Темуджина их сила и слабость. Если его убить – хребет Орды треснет!

– Конечно, – саркастически отозвался Игнат. – Как в сказке! Храбрый витязь убивает языческого атамана, и все, дело улажено! Злое волшебство уничтожено, враг убегает, спасенные поют песни, мед-пиво пьют, по усам течет, в рот не попадает. Люблю, когда все так просто!

Он вытер руки, посмотрел на Чернововка и сказал уже без насмешек:

– Щезник, ты до сих пор считаешь, что все на свете можно исправить одним убийством?

– В случае с Изумрудной Ордой может сработать, – ответил вместо Северина Филипп. – Ее величие держится на легенде Темуджина.

– Ну и что? На всю Орду – один воевода? Никаких преемников у него нет?

– Пусть Малыш исправит, если мои знания устарели, – Олефир проглотил из стакана воды. – Темуджин имеет четырех приближенных полководцев, называемых Хамгийн Сайн, а в нашем шалаше назывались просто Сынами – после приглашения великого хана они меняют собственные имена на имена детей, которые когда-то имел настоящий Чингисхан. Первый сын, Джучи, и второй сын, Чагатай, сейчас на севере, захватывают земли литовцев; третий стоит со своим войском против Ничоги.

– Угэдей. Тот еще сукин... – Ярема вспомнил об Оле.

Катя показала ему кулак и продолжила рисовать в воздухе ложкой с кашей. Оля наблюдала за полетом, но открывать рот не хотела.

– Четвертый сын, Толуй, остался за главного в Сарае-Бату, чтобы в столице Орды все было тихо и спокойно. Хамгийн Сайн – самые высокие вельможи Изумрудной Империи и свободны поступать во что бы то ни стало ради исполнения приказов великого хана. Все правильно, Малыш?

– Все правильно, братец, – Ярема отсалютовал Филиппу самодельным диванчиком. – Но самые главные решения типа начала войны принимает каган Темуджин лично.

– И причем это все? – Игнат восстановил себе бокал.

– Попробуй пошевелить пропитыми мозгами, – ответила Катя. – Или для тебя уже сложно понять фразы длиннее трех слов?

Стремительным движением Оля схватила ложку и расплылась в довольной ухмылке.

– Малыш, среди нас ты знаешь врага больше всего. Или мой замысел с убийством главнокомандующего сумасшедший? – спросил Северин.

Яровой обдумывал этот вопрос всю дорогу.

– Линия фронта пролегла по Днепру. Война превратилась в позиционную. У нас нет сил пойти в наступление, а союзники дерутся на собственных войнах. Орду это устраивает, потому что пока мы погрязли, они переваривают захваченное, – ответил шляхтич. – Смерть того, кого привыкли считать Бессмертным... Да, это может переломить кампанию.

– По легендам, Темуджин возродил Орду и единолично правит ею более двухсот лет, – добавил Филипп. – Его потеря уничтожит боевой дух монголов, оставит их без божественного правителя и восстановит угасшую надежду на победу...

– Особенно у наших повстанцев на Левом берегу, – заключил Ярема. – Такие убийства меняли ходы войн.

– Видишь, олух? – спросила Катя у Игната.

Тот пожал плечами, всем видом демонстрируя, что его не убедили.

– Не стоит забывать, что рассказы о двухсотлетнем старце – враки, – заметил Олефир. – Есаулы считали, что нового Темуджина выбирают среди Хамгийн Сайн, когда предыдущий правитель умирает. Бессмертный нечасто появляется на людях, его нельзя рисовать или снимать.

– Но многие в войске Сечевом считают Темуджина действительно бессмертным, – заметил Ярема.

– Солдаты в куриного бога веруют, – махнул рукой Эней. – Найдут камень с дыркой, повесят на шею и носятся с ним, как со святым оберегом. Во время Островной войны постоянно такое видел!

Среди взрывов любой оберег сгодится, подумал Яровой.

– По дороге я размышлял, – продолжил Филипп, – когда вдруг мы смогли убить Темуджина... Но на следующее утро он выходит в новом теле. Война продолжится, как ни в чем не бывало. Понимаете? Таким образом он мог пережить десятки покушений!

– Тогда стоит его убить так, чтобы все вокруг об этом узнали, – усмехнулся Северин.

– Как? – спросил Ярема. Он долго держался: этот вопрос мозолил с самого начала разговора. – Как ты собираешься его убить?

– Не знаю, – ответил Чернововк.

Жареная куропатка чуть не вылетела из рук Ярема.

– Ты шутишь, братец? – он нахмурился. – Я проехал более сотни миль ради этой встречи. Когда Эней сказал, что ты хочешь убить Темуджина, я считал, что у тебя есть хоть какой-то план!

– Откуда у меня мог взяться план, Малыш? – Северин поднял на него взгляд наполненных тьмы глаз. – Я недавно вернулся в этот мир. Я не разбираюсь в вражеских силах. Я понятия зеленого не имею, как убить руководителя Орды. Именно поэтому и позвал вас, потому что только вместе можно это сделать!

Игнат расхохотался. Ярема вздохнул и выпил. Вино перестало смаковать.

– В начале зимы Ничего хотел послать убийцу, – сказал шляхтич. – К величайшему его разочарованию, разведка констатировала, что во время военного похода сделать это невозможно. Все известные покушения на Темуджина произошли на землях Орды в мирное время.

– Почему?

– Даже для утренней молитвы наместник Тэнгри не покидает шатра, созданного из неизвестного сплава лучшими кузнецами изумрудных земель, – объяснил Ярема. – Этот купол способен выдерживать попадание пушечных ядер. Этот сверхпрочный шатер круглосуточно окружен живым поясом, а именно десятью кругами преданных охранников Сонгосона, личной гвардии Темуджина. Круглосуточно, Щезник! В Темуджин мало кого пускают. За исключением четырех Сыновей, право на авдиенции получают немногочисленные избранные, как, например, упомянутый предатель Горбань.

– А бабы что? Неужели и баб ему не водят? – закричал Игнат. – Или лошадей? Или кого там тот старичок любит...

– Для постельных утех не принимает никого, – ответил Яровой. – Перед свиданием с Бессмертным каждый визитер проходит несколько проверок офицеров Сонгосона. Шатро большого кагана расположено в самом сердце войска. Понимаешь теперь, братец, почему Ничего отказался от покушения?

– Понимаю, – спокойно ответил Северин.

Малыша охватила ярость. Он упустил столько времени и сил, чтобы приехать рассказать такие простые вещи!

– Как собираешься убить его, Щезник? На марше войска? Шатро не сдвинется с места до падения Киева. Пройти приглашенным гостем? Мы не способны обмануть офицеров Сонгосона. Отравить? Сонгосон проверяют каждую пищу на подносе для большого кагана. Пробиться боем? Мы застряем в человеческих щитах.

– Дай мне минуту.

Северин замер, прищурил глаза. Катя внимательно смотрела на мужчину. Ярема выпил еще вина, убежденный, что собрат откажется от замысла. С несвойственным ему злорадством он ожидал этой констатации, однако в то же время подсознательно стремился, чтобы Северин смог выкрутиться.

– Я сделаю прыжок в Потойбич, – сказал Чернововк.

Тишина. Даже Оля, чумазая кашей, перестала гудеть себе под нос. Катя смотрели на мужчину с растерянностью, стремительно превращающейся в ярость.

– Теперь мой черед спросить: ты шутишь? – сказала женщина.