Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 204 (всего у книги 350 страниц)

Глава 9

Следующий день почти весь прошёл под знаком суета суёт. С самого утра, как только мы проснулись и позавтракали, я решил заняться детьми. Однако Вера, обнаружив это – крайне возмутилась и взяла весь процесс в свои руки. Перво-наперво их нужно было одеть. Потому как те лёгкие полупальтишки, которые были на них и символизировали верхнюю одежду, были, мягко говоря, так себе. Как сказала Вера «в такой одежде даже по Якутску ходить стыдновато, что уж там говорить о Москве». И я с нею был вполне солидарен. Да, после войны люди были одеты небогато. А, честно говоря, довольно бедненько. Многие до сих пор донашивали солдатскую форму и встретить на улице человека в шинели или галифе было легко и просто. Но, как правило, всё это было очень чистенько и опрятно. Разгильдяйства как раз и не было. Считалось, что разгильдяйство – это порок, поэтому старались на старую одежду ставить аккуратные заплатки, гладить её, стирать, – и никто не ходил обормотом-охламоном. А у Алексея и Анфисы хоть и были вот эти кафтанчики, но они были засаленные, из плохо выделанной кожи, с какими-то пятнами. И, конечно же, ходить так – это не дело.

Мы расспросили Евдокию Елистратовну, где находится ближайший магазин, чтобы купить одежду. И, взяв детей, отправились с Верой туда.

– Что интересно, Якутск пятидесятых и Якутск тот, который я видел в своей прошлой жизни, – это два совершенно разных мира. Сейчас, вот в данный момент, Якутск напоминал большой посёлок с хаотично разбросанными бараками, деревянными домишками, и кое-как размещёнными то там, то сям избами.

Мы шли по дороге, хорошо, что она была подмёрзшая, иначе я даже не представляю, что здесь творится, когда снег растает, какая здесь стоит слякоть и колдобины. Мы немного попетляли по грязи, но, в принципе, дошли до центральной улицы, дальше держались только её, и вскоре вышли-таки к магазинам.

Ура!

Здесь было несколько магазинов, типичные советские блочные постройки, скучные и серые, без всяких там изысков. На одном из магазинов была вывеска с написанными от руки масляной краской буквами: «Промторг».

– Нам сюда, – сказала Вера и, приоткрыв дверь, первая нырнула внутрь.

Мы с детишками последовали за ней.

Надо сказать, что для детишек это вышла очень необычная экскурсия, конечно. Ведь они впервые в жизни выехали за пределы своего отдалённого улуса и впервые попали в такое оживлённое для них место. Они таращились на окрестные дома, на проезжающий мимо грузовик с таким изумлением и восторгом, что я в душе прямо посмеивался: представляю, что они будут испытывать, когда попадут в Москву.

И вот мы зашли в магазин и прямиком отправились сразу же в отдел, где была детская одежда.

Якутский магазин, к моему необычайному удивлению, порадовал некоторым разнообразием. Из верхней одежды здесь были детские пальтишки, правда все исключительно тёмно-коричневые, в серую и какую-то серо-буро-малиновую клетку. Причём они не делились на пальто для мальчиков и пальто для девочек, очевидно, здесь их носили все подряд. К этим пальтишкам полагались цегейковые воротнички крашенного тёмно-серого или пыльно-коричневого цвета.

– Берём! – моментально сказала Вера и отложила сразу два пальтишка: одно более буроватого цвета, другое, поменьше, более сероватого.

Ну, в принципе понятно, для кого эти пальтишки. Но я внутренне не мог смириться, что дети будут носить такое.

– Послушайте! А другого чего нет? – покрутил головой я в надежде увидеть что-то ярко-малиновое или ярко-синее.

И Вера, и продавщица посмотрели на меня круглыми от удивления глазами.

– Это прекрасные пальто! – возмущённо сказала Вера. – Детям их возьмём немножко на вырост. Ходить тогда в них можно будет года полтора, или даже два. Хотя мне кажется, Алёша вытянется быстро.

Ну, раз так, значит, так, – философски подумал я, рассчитывая, что по приезде в Москву я их тотчас же переодену в румынские и югославские шмотки, которые подогнал Йоже Гале и мы не успели их распродать.

А вот дальше мы занялись подбором обуви, и уже буквально через несколько минут и Анфиса, и Алёша щеголяли в хороших добротных полусапожках, больше похожих на ботиночки, из хорошо выделанной телячьей кожи. Потом Вера выбрала им одинаковые вязаные штанишки, свитерки, точнее, кофточки, но на трёх пуговичках (не знаю, как оно у баб называется) и такие же шапочки с большими пушистыми помпончиками. Отрадно, шапочки были ярко-жёлтого цвета. И когда ребята их надели, то стали похожи на стайку цыплят. Также мы закупились для них всяким бельишком. А ещё для Анфиски прикупили фланелевое платьишко, а для Лёшки ещё кое-какую одежду на переодевание. Вера справедливо рассудила, что иметь в таком возрасте только один комплект одежды – это чревато.

И я был солидарен.

Дети при этих бесконечных примерках были очень спокойными, вели себя хорошо – не баловались и не шалили, как обычные дети их возраста. Наоборот, они чинно стояли или сидели, в зависимости от того, что им велели делать в данный момент. Мы, конечно, с ними разговаривали больше с помощью жестов, но, тем не менее, они уже кое-как начинали нас понимать. Дети вообще в этом возрасте быстро учатся. Хорошо, что в гостинице была уважаемая Евдокия Елистратовна, которая знала якутский. Вот она детям и объяснила, что они сейчас пойдут в магазин выбирать одежду и надо слушаться дядю Мулю и тётю Веру. Хоть я и считался им братом, но почему-то Евдокия Елистратовна назвала меня дядей Мулей. Ну, я был не в претензии: дядя Муля так дядя Муля, – потом попозже разберёмся.

После того, как мы выбрали одежду, настал черёд чемоданов. Ведь куда-то же нужно было всё это складывать.

– Так! Нам туда! – сказала Вера и устремилась в очередной отдел.

Со вздохом мы с детьми последовали за нею.

Если я думал, что Вера, затарившись для детей одеждой первой необходимости, на этом успокоится, то я глубоко ошибался. После покупки чемоданов мы вернулись опять в отдел с одеждой. За одним платьишком для Анфисы пошло второе, потом Вера обнаружила какой-то необыкновенный вязаный костюмчик, юбочку с каким-то карманчиком и рюшами. Я в этих детских шмотках совершенно не разбираюсь, тем более для девочек. Затем она увидела какие-то изумительные шортики для Лёши.

Шортики, на мой взгляд, были самые что ни на есть обычные, ярко-оранжевые, в коричневые какие-то то ли мишки, то ли атрофированные зайчики. И, мало того, эти шорты ещё имели лямки, которые застёгивались перехлёстом через плечи. Я вот вообще не представляю, куда можно ходить в таких шортах. И главное – зачем? Но Вера, как их увидела, буквально засветилась от счастья и сразу же отложила эти шорты, чтобы купить.

Она сразу же захотела купить ещё какие-то почти такие же шорты, но с ёлочками на карманах. Повезло, что там был лимит – одни шорты в одни руки. Она пыталась пристроить и меня, чтобы одни – в её руки, одни – в мои, но непоколебимая продавщица сразу смекнула, что мы пришли все вместе, и решила, что мы муж и жена. Поэтому она сказала категорическим тоном, что нам положены только одни шорты!

Ну, я сразу же согласился, и когда Вера начала пытаться раздуть скандал, я заступился за продавщицу и сказал, что нельзя быть такой по-мещански жадной. Вера вспыхнула, фыркнула, ответила мне что-то язвительное, но затем её взгляд упал на полки, где была детская одежда для девочек: какие-то вроде как сарафанчики. Глаза её вспыхнули инфернальным светом, а из ушей пошёл дым. Углядев какой-то абсолютно чудесный зелёный сарафанчик, она устремилась туда, совершенно забыв обо всём на свете.

Буквально через несколько минут она вытащила какую-то жуткую жуть с кружавчиками и рюшиками, а ещё с помпончиками и воланчиками. Я как взглянул на этот ужас, у меня аж круги перед глазами пошли. Но Вера безжалостно отложила это тоже.

В результате, после всех её выбранных шмоток, я шёл за ней, гружённый, как верблюд. Нет, денег мне было совершенно не жаль, но я абсолютно не понимал, зачем здесь скупать полмагазина для детей, если мы приедем в Москву и там я их одену в нормальные импортные одёжки. Тем более, тащить это всё до Москвы мне не представлялось возможности. Я и так не понимал, как все эти тюки со шкурами и мехами я дотащу до Москвы. А ведь ещё есть золотишко и скоро будут алмазы!

Но Вера посмотрела на меня скептически и сказала:

– Вот что ты кривишься, Муля! У тебя уже и так столько багажа, что ой… На один тюк будет больше – ничего страшного. Если ты не захочешь, я сама понесу.

На эти слова мне сказать в ответ было нечего, поэтому я постарался подавить мучительный вздох и отправился за ней дальше.

Наконец, мы дошли до последнего отдела – с игрушками. Вот здесь меня удивляет советский маркетинг: если в том, моём прошлом мире игрушки ставили практически перед каждым отделом, потому что пока ребёнка дотащишь до той одежды, что надо, или там до тетрадей, то он увидит все эти яркие игрушки, и двадцать пять раз с помощью истерик и нехитрых детских манипуляций обязательно заставит родителей их купить. Здесь же игрушки были в самом тёмном, в самом дальнем углу, причём даже освещение там было не настолько яркое, как в предыдущих.

Я тогда этому сильно удивился, но потом я увидел сами игрушки и они меня очень «порадовали», в кавычках. Для мальчиков были металлические машинки. Я вспомнил, в наше время ходила ехидная поговорка о том, что, мол, он такой несчастный, потому что игрушки в детстве у него были железные… и я понял, что народное вот такое вот творчество возникло отнюдь не на пустом месте. Да даже посмотреть на эти машинки нельзя было без слёз: два каких-то несчастных грузовичка и один трактор, все металлическое, блёклое. Тащить этот кошмар на себе я вообще не представлял как, да и у ребёнка руки отвалятся.

Но Лёша, когда увидел это, у него глаза стали по пять копеек. Да, дети хоть и были голубоглазыми, но при этом разрез глаз у них всё равно был восточный, азиатский. И глаза сами по себе были не столь большими, как у европоидов. Но когда Лёша увидел машинку, его глаза стали огромными-огромными и круглыми-круглыми, как у Шрека.

Он смотрел на эти машинки, у него аж губы задрожали. Но при этом следует отметить, он не просил меня купить их, видимо, не приучены они были выпрашивать.

Я вздохнул и понял, что эти машинки придётся мне всё-таки тащить в Москву на себе.

– Ты хочешь это? – хорошо, что продавщица понимала якутский, и она перевела всё по-якутски.

Мальчик засмущался и отошёл в сторону, опустив глаза в пол. У него даже уши покраснели.

– Почему он так? – спросил я, глядя на продавщицу. – Не хочет?

– Он сказал, что вы и так на них много денег потратили, – ответила она.

– А вы можете ему перевести, что это не проблема и что мы купим всё, что он хочет из игрушек? – попросил я.

Продавщица перевела, тогда Лёша несмело подошёл к прилавку с игрушками, и посмотрел на меня вопросительно. Я кивнул и улыбнулся ему самой доброй и нежадной улыбкой. Тогда Лёша, смущённо посмотрев на самую большую машинку, подошёл к следующей, затем к следующей, и в результате показал пальцем на самую маленькую и самую некрасивую машинку, которая бы уместилась практически на ладони.

Вера посмотрела на меня и сказала:

– Какой скромный мальчик! Ты видишь, Муля? Но, ты же купишь ему вон ту большую машинку?

– Нет, Вера, – сказал я. – Большую машинку, чтобы увезти в Москву, надо нанимать отдельный ледокол, а у нас и так багаж такой, что я не знаю, как мы его весь перевезём. Поэтому я предлагаю, что сейчас мы ему купим маленькую машинку, которую он хочет, а уже в Москве у него будет столько игрушек, сколько нет даже в этом отделе суммарно.

Вера, прикинув логику моих слов, успокоилась и кивнула. Уже буквально через полсекунды вожделенная машинка была в руках у Лёши, который прижимал её к своему сердцу, словно самое дорогое в жизни.

Затем настал черёд Анфисы. Девчоночьи игрушки были чуть дальше. Мы туда подошли, но выбор там тоже был небольшой, всего два-три вида кукол. Одна была огромная, с голубыми глазами, неестественно вывернутыми руками и ногами и в тёмно-коричневом платьишке, зато с кружавчиками. Зато вторая была несоразмерно большая, в виде пупса, а вот ни рук, ни ног у неё не было, и она напоминала гипертрофированный эмбрион, но зато у неё во рту была соска.

– Какую ты хочешь? – спросил я, втайне надеясь, что она не прельстится такими монстриками.

Продавщица перевела. Анфиса посмотрела на меня и покачала головой.

– Опять стесняется? – спросил я продавщицу.

– Нет, не стесняется. – усмехнулась продавщица, – Она говорит, что такие куклы стоят много денег, она не зарабатывает денег, поэтому она купить себе не может.

– Скажите ей, что это будет подарок от брата.

Продавщица перевела, и Анфиса на меня посмотрела испытывающим взглядом и что-то сказала.

– Что она говорит? – нетерпеливо спросил я.

– Она говорит, что если вы ей дарите подарок, то и она должна вам подарить подарок в ответ, но у неё нет подарка, и нет денег. Поэтому она принять от вас подарок не может.

Я засмеялся от такой немудрёной детской логики и попросил продавщицу:

– Ещё раз скажите Анфисе, что я старший брат и у нас принято, чтобы старший брат дарил младшей сестре подарок. Вот когда она вырастет, а я стану стареньким, тогда уже она в ответ подарит подарок мне. Это справедливо. Так что пусть выбирает куклу, и мы её купим.

Продавщица перевела и улыбнулась. Анфиска похлопала глазами и опять что-то прощебетала на якутском языке.

– Она спросила, можно ли ей выбрать не куклу, а зайчика.

Я кивнул:

– Конечно, можно.

И Анфиса с радостным полувсхлипом-полувизгом бросилась к прилавку и схватила синего плюшевого зайца. Точнее, это был даже какой-то не плюш, а какой-то прапредок плюша, небольшой, скорее всего валяный, сильно похожий на валенок, только тёмно-синего цвета. Но Анфиса была столь счастлива, прижимая это уродство к своей груди, что у меня дрогнула бы рука, если бы я его не купил. Хочет она играться таким уродцем – пусть играется.

Я с удовольствием оплатил игрушки детям. Также мы им купили альбомы и цветные карандаши. К сожалению, фломастеров в продаже не было, а от пластилина меня категорически отговорила Вера, потому что по её аргументации отмывать комнату гостиницы от пластилина она не будет, а буду я. Но я тоже не собирался заниматься клинингом, поэтому вопрос с пластилином категорически отпал.

Затарившись по самое не могу, гружёный, словно верблюд, я понуро шёл к нашему отелю. Вера вела за руки обоих детей и что-то весело им щебетала, причём, что интересно, дети отвечали ей, но на якутском языке. Как они, не зная русский и якутский языки, умудрялись понимать друг друга – я не представлял совершенно.

И тут я вдруг увидел вывеску: «Кафе-мороженое».

– Стойте! – крикнул я так, что все испуганно оглянулись. – Давайте зайдём и купим мороженое!

– Отличная идея, – обрадовалась Вера и даже в ладоши зашлопала (ей вся эта суета ужасно нравилась). – Я как раз устала ходить. Эти туфли мне немного жмут, поэтому я только за!

– Думаю, дети тоже не откажутся от мороженого.

– Ты считаешь, что они его хоть раз в жизни ели? – усмехнулась Вера.

– Ну, значит, попробуют в первый раз. Мне кажется, для них сейчас всё будет в первый раз.

Так, весело болтая, мы зашли в помещение.

За столиками сидело не так уж и много людей: какая-то молодая мамочка с двумя близнецами, которые постоянно капризничали. Дородная бабушка с лунообразным лицом и толстой маленькой внучкой. Пожилая пара пенсионеров, которые явно зашли чуть передохнуть.

А вот за крайним столиком сидел человек, при виде которого я меня сильнее забилось сердце…

Глава 10

– Валентина? – удивился я.

Вера тоже была изрядно шокирована этой встречей. От удивления у неё аж, как говорится, «челюсть отвисла» и глаза стали практически по пять копеек:

– Ого! – протянула она, во все глаза рассматривая Валентину, затем взглянула на её стол и вдруг заразительно рассмеялась.

Невольно и у меня рот растянулся до ушей.

И действительно, Валентина сидела за столиком в кафе-столовой и с аппетитом наворачивала пельмени. Перед нею стояло аж три тарелки с пельменями, два стакана сметаны, какой-то салатик, стакан компота и большое блюдо со сдобными, щедро посыпанными сахаром, булочками.

При виде нас у Валентины тоже «отвисла челюсть», и она так и сидела, пытаясь прийти в себя, и даже не обращала внимания, как из наколотого на вилку пельменя скапывает сметана прямо на стол.

– Муля? – закашлялась она, могучим усилием воли проглотила еду и тут же схватила стакан с компотом и жадно к нему припала.

Пока она пила, мы с Верой ждали. Дети, Алёша и Анфиса, уже чинно сидели рядышком за соседним столиком. Они искоса рассматривали всё вокруг, бросая застенчивые любопытные взгляды то на Валентину, то на нас с Верой.

– Давайте закажем мороженое, – радушно предложил я, чтобы заполнить неловкую паузу и дать Валентине время откашляться, – Вера, ты какое будешь? Валентина, тебе тоже заказывать? Хотя здесь, скорей всего, только один вид…

– Два, – хрипло сказала Валентина, чуть ещё покашляла и пояснила, – Два вида! С шоколадной крошкой и с сиропом. Вишнёвым.

– Мне с сиропом, – торопливо сказала Вера и добавила, – и детям тоже.

– Хорошо, – кивнул я, – а тебе, Валентина?

– С шоколадной крошкой, – промямлила Валентина, торопливо стирая носовым платком капли сметаны с рукава своей куртки, – а почему вы у детей не спрашиваете? Может, они тоже с шоколадом хотят?

– Так они по-русски всё равно не понимают, – пояснила Вера, чем вызвала у Валентины ещё один эсхатологический шок.

– В смысле не понимают? – захлопала глазами она. – что это за дети уже у вас?

Что объясняла ей в ответ Вера, я слушать не стал. Малодушно убежал к продавщице и заказал целую кучу мороженого. Более того, водружая все вазочки на выпрошенный поднос, я совершенно не торопился вернуться.

Надеялся, что девушки сами между собой разберутся.

Честно говоря, появление Валентины изрядно меня удивило и смутило. Как-то я совершенно не ожидал от неё такого поступка. То, что она рванула вслед за нами с Верой, это было понятно, как дважды два. Зная характер Валентины, я даже не сомневался в этом. Но вот что будет дальше, я совершенно не представлял и загадывать наперёд не хотелось.

Надеюсь, они там хоть драться между собой не начнут.

Тем не менее, я неторопливо оплатил мороженое, медленно-медленно расставил на подносе все вазочки, пока очереди в кафе не было. Причём делал я всё настолько неспешно, что даже невозмутимая продавщица не выдержала и принялась помогать мне.

Но вот чёртовы вазочки закончились и больше мне торчать за прилавком повода было. Тогда я попросил ещё две бутылки лимонада «Колокольчик», а потом – четыре пустых стакана. Так же медленно ставил их на поднос.

На этом моя фантазия иссякла. Всё равно пришлось возвращаться.

И вот возвращаюсь я и вижу следующую картину: Валентина и Вера спорят. Не ругаются, нет, а деловито обсуждают что-то.

– А вот и мороженное! – фальшивым бодрым голосом прервал я дискуссию и принялся выставлять вкусняшки перед ними. Анфиса и Алёша тот час же начали пробовать. А вот Вера и Валентина не ели – молча сверлили друг друга взглядами.

– Лимонад «Колокольчик»? – спросил я девушек и, не дождавшись ответа, разлил по стаканам.

К моему облегчению некоторое время за нашим столиком царила тишина.

Впрочем, это продолжалось недолго.

– Я еду с вами! – заявила Валентина, как только с мороженым было покончено.

– В смысле – с нами? – не поняла Вера. – Мы живём в гостинице, а ты где остановилась?

– Я ещё нигде не остановилась, – сказала Валентина. – Я оставила все вещи на вокзале, и их теперь надо оттуда забрать.

– А много у тебя вещей? – осторожно поинтересовался я.

– Да нет же, всего одна небольшая сумка, – отмахнулась Валентина и заглянула в мою вазочку с мороженным. Убедившись, что там тоже ничего нет, со вздохом схватила стакан с лимонадом «Колокольчик». – Я буду жить там, где вы!

– Но там всего один номер, – сказала Вера. – А Муля так вообще живёт в чулане.

– Ну вот, и прекрасно, – кивнула Валентина. – Муля пусть себе и дальше живёт в чулане, а мы с тобой будем жить в этом одном номере. Места нам хватит.

– Но там ещё живут дети!

– Ну и что? – пожала плечами Валентина. – Уж как-нибудь валетиком на кровати все дружно и поместимся.

Вера закатила глаза и ничего не ответила.

– Решено, – сказал я тогда. – Тогда мы сейчас идём в гостиницу. Давайте отнесём туда все купленные вещи. Ты, Вера останешься с детьми, а мы с Валентиной сходим на вокзал и заберём её сумку.

– Ты что, сам не сходишь? – хмыкнула Валентина.

– Откуда я знаю, где ты оставила свои вещи?

– А я тебе сразу скажу, – парировала Валентина. – В каморке у дежурной.

– Неужели она мне отдаст твои вещи?

– Не знаю, – равнодушно сказала Валентина и предложила. – Примени всё своё обаяние, Муля, и хорошенько её попроси.

Она с намёком хмыкнула и отвернулась.

– Мне могут не отдать. Твои вещи, всё-таки, – продолжал настаивать я.

– Вот ты вредный! – надулась Валентина. – Я вообще-то устала после дороги и теперь вынуждена тащиться с тобой чёрт знает куда.

– Никто ж тебя не заставлял сюда тащиться, – недовольно фыркнула Вера, которой появление Валентины явно спутало какие-то планы.

– Вот ещё! – помотала головой Валентина. – Мне Муля обещал в Якутию⁈ Обещал! Если бы ты не влезла, то мы бы сюда с ним вдвоём приехали!

Стараясь затушить разгорающийся скандал, я примирительно сказал:

– Всё, девочки, всё! Тихо! Давайте не пугать детей. Кстати, Валентина, знакомься: это Аньыысу и Хомустан. Но если не запомнила, то можешь называть их Анфиса и Алёша.

Затем я показал детям пальцем на Валентину и сказал:

– Валентина.

Дети посмотрели на неё с интересом, и Анфиса осторожно, по слогам, повторила:

– Ваа-льен-тии-на.

– Правильно, – кивнул я. – А теперь идёмте.

Мы встали из-за стола. Вера с Валентиной отнесли подносы с грязной посудой на раздачу – здесь было самообслуживание, как и во всех советских столовых. А мы же с детьми вышли на улицу.

Погода испортилась, поднялся ветер, который задувал под одежду. Я поёжился от холода.

– Ух, как здесь холодно, – сварливо сказала Валентина, которая тоже вышла на крыльцо. – Ужас, как они только здесь живут…

– Нормально он живут, – проворчала Вера. – Как и все люди. Они привыкли, они другой жизни и не знают.

– Нет, я всё-таки предпочитаю жить где-то на юге, лучше – на берегу моря, –мечтательно протянула Валентина.

– Ой, а ты хоть раз на берегу моря была? – фыркнула Вера и засмеялась.

– Была! Не то что ты! Мы раньше с родителями часто ездили на море: и в Крым, и один раз даже в Гагры, – похвасталась Валентина.

Вера завистливо сжала губы и не ответила ничего.

Честно скажу, как только мы дошли до гостиницы, и они начали кое-как размещаться в номере Веры, на вокзал я сбегал с огромным облегчением. Нет, все-таки конкурирующие женщины – это ужасно. Не знаю, как там в песне: «Если б я был султан и имел трёх жён»… Но у меня они не жёны, а так, просто товарищи-подруги, а уже довели меня практически до белого каления.

Я представляю, если бы я хоть с одной имел какие-то отношения более близкие, это был бы ужас, ужас. При этом ни одна из них мне особо не нравилась. Я почему-то вспомнил о Мирке. Вот, лучше бы она приехала… Но, к сожалению, вместо Мирки приехала Валентина. Ну, это же надо быть такой безголовой! Жена декабриста, блин! – я засмеялся невольно, прикусив губу.

На вокзале, к моему изрядному удивлению, дежурная без всяких разговоров отдала мне огромный чемоданище. Я, глядя на него, ужаснулся – зачем Валентина набрала столько вещей, ведь через пару дней мы возвращаемся обратно? Хотя у неё билета, кстати, ещё и нет даже.

И вот как быть? Я же её тут одну не брошу.

Я спросил в кассе – как я и предполагал, билетов на то число, когда уедем мы, не было. И на следующие дни – тоже.

И что теперь делать?

Я еле-еле дотащил этот чемодан до гостиницы, несколько раз останавливался передохнуть. То ли она кирпичей туда наложила, то ли гантели с собой взяла, но чемодан был практически неподъёмным.

Когда я втащил его в здание, администратор Евдокия Елистратовна при виде такого огромного баула, лишь удивлённо и озадаченно захлопала глазами.

– Ого, – только и смогла прокомментировать она.

– Это не моё, – сказал я. – Это Валентины.

Так как Валентину поселили пока к Вере, потому что другой номер будет освобождён только через два дня, то пришлось доплачивать. Там было совсем немного, что совершенно не понравилось директору гостиницы. Но как бы там ни было, а там не менее они нас приняли всех.

Я окинул грустным взглядом длинную лестницу наверх, посмотрел на чемодан и вздохнул. Как его тащить на второй этаж?

Может быть, стоит предложить Валентине пожить в чуланчике? – мелькнула шальная мысль, но тут же я её отбросил и с печальным вздохом потащил этот чемоданище наверх.

– Ты что, кирпичей сюда наложила? – спросил я Валентину, когда мне открыли дверь номера.

Дети в моё отсутствие чувствовали себя прекрасно: он вертелись в новых обновках, а Валентина с Верой занимались тем, что одевали их то в одну, то в другую одёжку.

Прям как в куклы играют, – промелькнула мысль у меня в голове.

– Валентина – это же ужас! – Я кивнул на чемодан. – Что ты сюда напихала?

– Самое необходимое, – флегматично ответила Валентина. – И то, я взяла только одну треть, самое необходимое, всё остальное пришлось оставить. Чтобы за перевес не платить…

Я закатил глаза: ох, и женщины… Как хорошо нам, мужикам: бритву взял, исподнее запасное взял, ещё там носки, документы – и всё, можно ехать, хоть на Эверест, хоть на луну. А вот они… И вот зачем ей всё это в Якутии?

– Да, действительно, Валентина, что ты столько набрала? – удивилась Вера.

– Ну, как же? Я ведь не знала, какая здесь погода, поэтому взяла одежду и на тёплый, и на холодный период. Кроме того, я прихватила платье на выход, платье в театр, разные туфли ко всему этому… – начала перечислять Валентина.

У Веры глаза стали по пять копеек:

– Ну, ничего себе! Ты же сюда на сколько приехала?

– Как вы, так и я!

– Так мы через несколько дней уже возвращаемся, – сказал я.

– Ну, и я тогда же вернусь.

– Так зачем ты всё это тащила?

Валентина равнодушно пожала плечами и отвернулась к Анфисе, которую она сейчас одевала в какой-то сарафанчик с многочисленными рюшами и помпончиками.

Анфисе это всё необычайно нравилось. Если Алёша терпел примерки стоически, как и подобает настоящему мужчине, то Анфиса прямо млела, и с удовольствием рассматривала принаряженную себя в большом зеркале. Она и крутилась перед ним, и вертелась, как маленькая мартышка. Всё рассматривала, какая она в этих платьишках…

Я улыбнулся – видно, что растёт настоящая девочка.

Нечего говорить, но в тот дальний улус я уезжал с тяжёлым сердцем. Еле-еле удалось отделаться от Валентины, чтобы она не ехала со мной, и то только потому, что Вера ни в какую не хотела оставаться с детьми одна, а тащить с собой и Веру, и детей, и Валентину – это было уже за гранью добра и зла. Поэтому было принято такое соломоново решение, и все они остались в Якутске. Я уезжал, и сердце моё радовалось от того, что весь этот гарем с детьми я сбросил со своих плеч хоть ненадолго. Поскорее бы уже вернуться в Москву, и пусть там уже Адияков с детьми разбирается. А насчёт баб я тоже надеюсь, что что-нибудь придумаю. В крайнем случае, напущу на них Надежду Петровну. Она очень быстро с этими «невестами» разберётся.

О том, что Вера имела по отношению ко мне какие-то матримониальные планы, я порой задумывался, хотя совершенно не понимал, на что она надеется. Мы были как гусь и гагарочка – совсем не парочка. Хотя, может, я и ошибаюсь. Кто этих женщин поймёт?

А вот то, что Валентина уже мысленно примеряла белую фату, – в этом я не сомневался нисколечко.

Поэтому, когда я загрузился в большой грузовик и отправился в улус, моё сердце аж звенело от радости. Погода портилась, но я надеялся, что не застряну там надолго.

Не буду рассказывать о всех тех приключениях, которые произошли со мной за эти пять дней, ничего особенного или такого выдающегося не было, чтобы прям отличалось от поездки в предыдущий улус. Скажу лишь только, что удалось запастись ещё кое-какими мехами: в том числе соболем, чернобуркой и песцом, а также раздобыл у охотников ещё немного золотого песка и изделий из мамонтовой кости.

Но более того, к моему вящему удовольствию, я-таки нашёл алмазы!

И именно там, где и спрятал их Адияков!

В общем, когда стемнело и хозяева фактории, у которых я ночевал, легли спать, я встал, вроде как бы в туалет, и пошёл туда, где говорил Адияков – за старый, сгоревший лабаз. Это было место, обозначенное им. Я нашёл его довольно быстро, и так как с собой у меня была сапёрная лопатка, то под старой полусгнившей колодой выкопать эту жестянку не составляло никакого труда. И уже через некоторое время у меня оказался этот то ли клад, то ли схрон, и я стал обладателем довольно-таки значительных богатств. Честно скажу, на бриллианты в классическом понимании этого слова, оно явно не тянуло – это были всего лишь неогранённые алмазы, а вовсе не бриллианты, как наговорил мне Адияков. Но, скорее всего, он либо ошибался, либо путался, либо же хотел придать вес своим словам. Но, как бы то ни было, я привезу это всё в Москву, а там мы с ним решим, в какую ювелирку их можно будет сдать, и что из этого получить.

Насчёт денег, так то, что они уйдут и по достаточно хорошей цене, я даже не сомневался. В крайнем случае, если уже на то пошло, это всё дело можно и придержать. А через каких-то там пару десятков лет вся ситуация изменится, и эти алмазы можно будет реализовать уже по нормальной цене, и прикупить какое-то дополнительное жильё в Москве или ещё какие-то ценности. В общем, я был удовлетворён полностью.

А вот когда я вернулся в Якутск, я ахнул.

И было отчего!

– Я остаюсь, – заявила Вера, как только я вернулся в гостиницу, и мы собрались все в этом большом номере.

– В каком смысле ты остаёшься? – не понял я.

Честно говоря, спорить с ней сейчас мне совершенно не хотелось. Дорога назад оказалась настолько тяжёлой, что я так вымотался, и хотел принять душ, упасть на свой топчанчик и уснуть.

– Я остаюсь в Якутске, – Вера мило зарделась и многозначительно переглянулась с Валентиной.

– Так! Что опять случилось? Рассказывай! – раздражённо нажал голосом я.

Вера ещё поизображала из себя скромницу, но Валентина наконец не выдержала и радостно выпалила:

– Наша Вера выходит замуж!

– Да ладно, – обалдел я, – когда успела? За кого хоть?

– За Еремея Данилыча, – пробормотала Вера и потупила глазки, словно вся прям такая скромница.

– А это кто такой? – не понял я.