Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 350 страниц)

В ответ Северин молча начал листать карты. Первые семь обернулись быстро, сверкнув белой брюшиной. Над восьмой Северин постоял, собираясь с духом. Гаад хищно улыбался.

– Передумал?

Пальцы джуры задрожали, но он решительно перевернул карту. Белая.

И, не теряя пыла решимости, опрокинул девятую. Белая!

Гаад громко захохотал, хлопая по колено.

– Ох, молодец! Порадовал меня, нахал! Редко кто из ваших играет. Раньше чуть ли не каждый соглашался, а теперь все трусливые стали. Мало кто догадывается, а еще меньше тех, кто идет до конца и решается доказать, Гаад с удовольствием потер ладони. – Ты выиграл. Приложи порез к карте, которая на тебя смотрит.

Юноша выбрал лежавшую посередине.

Капля его крови растеклась, пробежала, окрашивая всю карту красным, оставляя белым лишь очертание тонкой, как волос, дуги между двумя берегами. Гаад посмотрел на нее и снова рассмеялся.

– Конечно, конечно! Разве целованный ним мог получить какого-то другого подарка?

– Что за рисунок? – спросил Северин. – Что он значит?

– Я же говорил: ты забудешь этот разговор. Какой смысл рассказывать? Узнаешь, когда придет время.

Карты растаяли в воздухе, а вместе с ними и хорошее настроение Гаада.

– Наша встреча окончена, – он махнул рукой, потеряв к Северину любое любопытство. – Иди. Калиновый мост ждет.

Селедка с противоположного края стола подпрыгнула в котелок, нырнула к кувшину с маслом, бултыхнулась в солонку, а оттуда стремительно перелетела в рот. Человек глотнул селедку, не пережевывая, и вытер усы ладонью.

– Прощайте...

– До свидания.

Гаад взглянул на пустую кружку и тот сошел свежим пивом.

Джура, уже ничему не удивляясь, направился в указанном направлении, где начиналась темная вода, от которой поднимался занавес густого пара. Над водой бежал хрупкий мостик без перил, такой узкий, что только один человек одновременно мог пройти по нему. Край его терялся где-то в молочном занавесе. Северин оглянулся: хата исчезла вместе с садом, столом и хозяином, а над лугом клубился сизый меч.

Юноша осторожно ступил на странный мостик, сплетенный из веточек и спелых гроздей калины. Каждым шагом Северин давил несколько красных ягодок, и в считанные минуты его ноги окрасились так, словно он шел лужами крови. Джура ступал осторожно, расставив руки как канатоходец, стараясь не потерять равновесие, потому что мостик постоянно прогибался и покачивался. Любое опрометчивое движение могло привести к падению.

Далеко внизу шептала Пучай-река. Мостик тянулся над тихим бесконечным туманом, вокруг было глухо, как в пещере, и когда грянул гром, джура чуть не шмыгнул от неожиданности. С темного неба ударил ливень. Тяжелые холодные капли полились стеной, сбивая ягоды с моста. Нога Северина скользнула и он замер, чуть не потеряв равновесие.

Сколько ему уходить? Когда это все кончится?

Ответ примчался на молнии. Никогда Джура не видел ее так близко! Громовица разрезала небо на клочья, растеклась блестящей лозой, лизнула мост и ударила прямо в джуру. Тело дернуло от страшной боли и юноша почувствовал, как летит в бездну.

Поздравляю, Северин. Мы с тобой подружимся.

* * *

Он пришел в себя у костра.

В голове болталось, на груди лежала горстка земли. Северин несколько раз хлопнул глазами и встал на локтях.

– Вернулся! – Соломия бросилась к нему, сжала в объятиях.

Лес вокруг грохотов, полный разнообразием ночных звуков. Хмыз в костре превратился в кучку раскаленных углей.

– Дело сделано? – Захар помог подняться.

– Я... подписал.

Ведьма вздохнула.

Там, где должен был войти нож, была гладкая кожа. Не удивляясь, юноша обулся, накинул рубашку, поправил черес; посмотрел на руки, осторожно провел ими в воздухе; поднял лицо к звездам, вдохнул глубоко. Он не чувствовал изменений ни в себе, ни в мире вокруг. Только холодная пустота в груди.

– Поздравляю на волчьей тропе, Северин.

Захар протянул серебряную скобу с отлитым очертанием волка, отличие джуры, прошедшего инициацию. Дальше – только Орден. Северин так долго ждал этого мгновения, что не чувствовал ни малейшей радости.

– Отец не приехали? – он знал ответ, но все равно спросил.

– Нет.

Юноша кивнул и закусил губу. Соломия снова обняла его и прошептала на ухо:

– Но пришли кое-кто еще.

Джура огляделся. На мгновение показалось, что это стояла его малка...

Но это была не она. Прошло пять лет с последней встречи, но Северин сразу узнал гостю. Девушка замерла возле дерева неподалеку: одетая в длинную вышитую рубашку, тонкий стан обнимала плетеная кромка, на двух косах короной покоился венок.

– Давно не виделись, Северин.

Даже при малом огне он разглядел разный цвет ее глаз.

– Привет, Лина.

Девушка приблизилась, протянула ему чашу, полную холодной воды, и джура с удовольствием напился.

Впервые Северин увидел Лину, когда ему было пять лет. Две недели он жил в Соломии и уже несколько раз безуспешно пытался бежать на поиски отца.

Ведьма жила отдельно от общины села Старые Сады на границе с лесом. Ее посетители всегда уважительно ждали у плетня, пока не позовут. Но курносая девочка зашла во двор как к себе домой, по-своему шикнула на ведьминого кота по кличке Хаос, окинула Северина свысока и спросила:

– А ты еще кто такой?

Соломия приказала ему называться племянником Тарасом, который приехал к тетке на длительный пир, поэтому Северин так и ответил.

– Я – Лина, – представилась девочка. – Сколько тебе лет?

– Пять.

– Мне восемь, ха! Я старше тебя. Где родители?

Отец строго-настрого запретил рассказывать посторонним, что он из семьи характерников, и Северин долго думал, как ему лучше ответить.

– Поехали за границу.

– В самом деле? И куда же это?

– К Великому государству Литовскому, – ответил Северин первое, что пришло в голову, и добавил быстро, чтобы перевести разговор на другую тему: – А почему у тебя разные глаза?

Радужка ее левого глаза была ярко-зеленой, а правая – темно-карой. Большие очиски опасно вспыхнули.

– Потому что глаза ведьмы! – гордо ответила девочка.

– Одно видит наш мир, а другое – Потусторонний!

– Ого, – он и не знал, что разные глаза называются ведьмскими. – И что ты сейчас видишь глазом Потустороннего?

– Позади тебя стоит шишига, – ответила Лина, глядя ему за спину.

Северин подскочил, огляделся, но сзади никого не было. Лина звонко рассмеялась.

– Ну ты и болван, – она задрала курносого носа и дерзко прошла мимо.

Лина училась в Саломеи ведьмования и совершенно не понравилась Северину во время первой встречи – точно как ее учительница. Смешное далекое детство.

Ватра погасла. Джура покачал головой: кажется, он на минуту окаменел, переживая воспоминания прошлого.

– Где Захар и Соломия?

Лина вылила остаток воды на уголь, положила чашу на землю и улыбнулась. Улыбка ей подходила, смягчая острые черты лисьего лица.

– Они ушли. Уйдем и мы.

– Куда? – за эту ночь случилось столько событий, что он ничего не понимал.

– К Днепру. Сегодня праздник Ивана Купала... Ты забыл?

И в самом деле забыл.

Северин предпочел бы отдохнуть, а не праздновать Купала, но Лина уже протянула тёплую ладонь, взяла его за руку и уверенно повела за собой. Он молча повиновался.

В ее венке цвели маки и васильки, подходившие к русым волосам. В лесной темноте, померзшей лунным светом, Северин осторожно изучал ее лицо.

– Не стесняйся, – сказала Лина, поймав его взгляд. – Я успела разглядеть тебя, пока ты лежал у костра. Ты... Вырос. Я знала, что маленький Северин изменится, но не представляла, насколько.

Они прошли мимо дерева с омелой и Лина сделала левой рукой какой-то быстрый жест.

– А что скажешь обо мне, джуро?

– Ты расцвела. И улыбка тебе очень подходит.

Лина стрельнула на него ведьмскими глазами и улыбнулась.

– Спасибо. Как чувствуешь себя?

Именно с этим вопросом она обратилась к парню, когда нашла его после первого соревнования с выпивкой и табаком, в котором Северин потерпел разгромное поражение. Соломия тогда полетела на шабаш, а ее питомец воспользовался отсутствием, чтобы воплотить свой давний план – на собственном опыте понять, что такого любят взрослые в наливке и куриве.

Табак ему решительно не понравился, от дыма хотелось кашлять и блевать одновременно, а вот вишневая наливка приятно напоминала сладкий сок. После третьей рюмки Северин вслух размышлял о том, что ничего страшного в наливке нет, и он совершенно не понимает, почему этот напиток так упорно прячут от детей, ведь никакого опьянения не чувствуется, ни на маленькую капельку, вот он сейчас пойдет и расскажет об этом Хаосу, но сначала подарит трубке второй шаг... из-под ног, вдруг упорно отказавшихся повиноваться приказам.

Лина зашла на гостиную и обнаружила парня посреди страшного кутерьмы, в котором он неуверенно ползал на четверых, шальной подвивал и бормотал смесь неразборчивых слов. Лина молча все убрала, с сестринской заботой выходила его, но ничего Соломии не рассказала. После этого Северин проникся к Лине симпатией и глубоким уважением, а также дал ей торжественное обещание исполнить любое желание, когда девушке вздумается.

Смешное далекое детство.

– Северин, эй! Как ты себя чувствуешь?

Он покачал головой.

– Как у меня лед вместо сердца.

Лина больше ничего не спрашивала.

Она шла уверенно, будто тьма ей не мешала. Недалеко послышались веселые крики, шум, плеск воды и потрескивание костра.

А Северин вспоминал.

Когда Лина услышала о приключении с ним, то долго пронизывала парня непонятным взглядом, а потом спросила притворно безразлично:

– И как? Понравился ли тебе ее поцелуй?

Это был вопрос с ловушкой. За годы общения парень успел изучить этот холодный тон, скрывавший пожар.

– Мне не с чем сравнивать, – выкрутился он и по мысли похвалил себя за удачный ответ.

– Вот как!

Лина постояла несколько секунд, а затем подскочила и поцеловала в губы – коротко и воинственно.

– А теперь что скажешь? Чей лучше? – блеск в глазах обещал худшие последствия за неправильный ответ.

– Твой, – солгал Северин.

Смешное далекое детство.

Когда они вышли на берег Днепра, праздник был в самом разгаре: опьяневшие ребята пели, танцевали, прыгали через костер, некоторые уже лежали по кустам, а на утесе разбойники подожгли колесо и под веселые визги столкнули в воду.

– Чувствую себя лишним, – сказал джура.

Лина внимательно посмотрела на него и тихо спросила:

– Зачем ты это сделал, Северин?

– Чтобы... защищать их, – он указал на праздничную толпу.

– Разве не нашлось бы другого защитника?

– Если будет так думать каждый, защитников не станет.

Разговор прервал пьяный парень, подбежавший к ним с бутылкой и несколькими рюмками. На ногах он держался неуверенно.

– Эй-ой, у нас гости! Незнакомцы из самой чащи, – он съежился. – Может, нечистая сила?

– Так и есть. Я ведьма, а он – характерник, – ответила Лина.

– Ха-ха-ха! В Купальске ночь чего только не случается, парень был настолько пьян, что даже черес не разглядел. – Выпейте со мной, друзья из чащи!

Северин с удовольствием чокнулся с незнакомцем и Линой, выпил рюмку махом, прислушиваясь, как водка растекается по телу. Сразу стало теплее и веселее. Он решительно взял девушку за руку и подвел к большому костру, что гудело от жара.

– Хочешь прыгнуть? – удивилась Лина.

Он хотел растопить лед в груди.

– А почему бы и нет?

Лина засмеялась и свободной рукой подняла раздел рубашки выше колен. Северин несколько секунд заглядывал на ее ноги, а затем крикнул, перекликая шум вокруг:

– Готова?

– Да!

Разбежались и прыгнули, упруго оттолкнувшись от земли, пламя облизало ступни, и они легко перелетели через него. Их руки разомкнулись, после чего Лина радостно захлопала в ладоши.

– Хорошо прыгнули! Теперь мой черед. Следуй за мной, Северин.

– Куда на этот раз?

– Искать цвет папоротника, конечно! Кому найти его, если не ведьме с характерником?

В ее улыбке выигрывало пламя.

Они прошли мимо девушек, которые украшали венки осторожно горящими свечами и пускали темными волнами Днепра, наблюдая за их судьбой.

– Смотрите, смотрите оно! У Ганьки утонул!

– Еще год в девках будешь сидеть!

Ганька грустно вздохнула, а Лина только пыхнула, проходя мимо этой гадания.

Они вернулись в чащу и снова путешествовали по лесу, пока звуки празднования не погасли.

– Не вижу я здесь цвету, Лина.

– Так присмотрись лучше.

Она оказалась рядом, прильнула всем телом, горячо поцеловала в губы. Он на мгновение растерялся, но ответил, и жгучее желание мгновенно наполнило его. Ее руки нетерпеливо сбросили с него рубашку, он сорвал с нее кромку. Венок упал, прокатился по колесу и замер на траве.

Вдруг Лина остановилась, оторвалась от него и спросила:

– Вспоминаешь, как ты пообещал мне исполнить любое мое желание?

– Что ты хочешь?

Сам он хотел только ее – и готов был во что бы то ни стало.

– Хочу, чтобы ты забыл меня после этой ночи.

Такого Северин не ожидал.

– Обещаешь? – нетерпеливо переспросила Лина.

– Не могу!

У юноши было странное ощущение, что уже успел забыть этой ночью что-то очень важное.

– Тогда скажу иначе: пообещай не искать и не вспоминать меня. Пожалуйста.

– Почему, Лина?

– Ты дал слово, Северин.

Он прижал ее горячее тело, исполненное таким же желанием, и решил не терять времени на споры.

– Если так... Я обещаю, – запечатал слова поцелуем.

И они сбросили все лишнее, упали на травяную кровать, слились неловкой спешкой, неумелой нежностью, пылкими поцелуями, ловили дыхание друг друга, плыли на волнах, искали цвет папоротника и находили его каждый раз в ярких вспышках – а вместе с ним и самих.

Далеко за деревьями гудели купальские костры, молодежь пела песни и тихо ворчал Днепр.

Северин проснулся на рассвете от холодной росы. Рядом лежал венок. Цветы на нем подвяли, на маковых стеблях запуталось несколько длинных русых волосков. Джура посмотрел на них с неожиданной для себя нежностью.

– Я все равно буду вспоминать тебя, – сказал твердо. – И найду, если захочу.

Он встал, набросил влажную одежду, зевнул и пошел к воде, прислушиваясь к себе.

Обычное утро, обычный лес. Мир не изменился.

Сменился сам Северин.

Глава 1

 Лихим казаком был Мамай – на саблях рубился упорно, из ружья стрелял метко, на кобзе играл мастерски, верхом носился как татарин, смеялся так, что деревья осыпались, характер имел смелый и ум сообразительный.

Впрочем, таких славных рыцарей среди запорожцев было немало, и вряд ли бы Мамай запомнился среди тысяч других метких казаков, если бы не странный сон, посетивший его на Зеленые праздники.

Во сне видел Мамай растерзанную коррогву Хмельницкого и падение государства новорожденного, свидетельствовал раздор товарищей вчерашних, как подняли они оружие друг на друга за гетманскую булаву; срыл руину, смеющуюся расколом между берегами Днепра, видел пламя и кровь, барщину польскую и оковы московитские... А потом все исчезло в темноте – и возник образ древнего дуба в Холодном Яру.

Проснулся Мамай с тяжелым сердцем. Недолго думая, заседлал коня и помчался к дубу, и ждал его там странный мужчина в черном одеянии. «Пророческий сон ты видел, Мамая, – сказал незнакомец и сверкнул глазами. – Если хочешь, чтобы он навсегда остался химерой ночной, должен все ужас предупредить. А я могу дарить для этого выдающиеся силы». Знал коварный незнакомец, на каких струнах казачьего сердца играть! Ибо Мамай не хотел ни власти, ни богатства, только воли для родной земли стремился, без крепостного права и иго чужеземного.

За эти силы потусторонние, вел незнакомец, Мамай должен расплатиться пожизненным проклятием и скрепить сделку кровью. Не колебался смелый запорожец ни минуты, согласился сразу, потому что с божьей помощью ни проклятия ему страшным не было.

Так стал Мамай характерником: взглядом мог людям приказы отдавать, словами раны заклинал, превращался в медведя, волка, лиса, сокола и филина, а ни одно оружие его не брало. С такими силами он мог даже в гетманы податься, но не для того казак кровью проклятый приговор подписал!

О невероятных деяниях Мамая, о подвигах славных, об удивительном химородном даре разлетелась слава землями Гетманщины, превратилась в песни и легенды. Услышал отец Хмельницкий о том могуществе, как верно служила она освободительному делу, и позвал Мамая к себе. Приказал ему гетман отобрать пятерых джур, чтобы те стали характерниками, потому что за годы борьбы затруднения с военными силами пришли в войска запорожского. Согласился Мамай, выбрал себе джур и научил их галдовническим наукам, чтобы каждый мог самостоятельно против сотни врагов выйти.

Джуры учились преданно, однако такими искусными и могущественными, как сам Мамай, уже не стали. Звали их Медведь, Волк, Лиса, Сокол и Филин. Во всем слушались учителя, воевали храбро и хитро, войско запорожское из-за нашествия недругов за собой вели, города освобождали и флаги государства украинского над крепостями поднимали, секреты чужие выведывали и происки вражеские предупреждали, никогда на власть не покушаясь и от нее отказываясь.

В день провозглашения Украинского Гетманата, когда отгремели последние битвы за независимость, седовласый Мамай в сопровождении пятерых верующих вернулся к дубу в Холодном Яру. Отпустил казак коня, сел у корней, выкурил трубку и сказал: "Теперь и отдохнуть можно". Расчехнулась земля и приняла старика к себе, а на глазах удивленных джур стал дуб характерным – вырос втрое, сбросил желуди, окрасил зеленые листья на черные с золотыми жилками.

Распрощались джуры с учителем и разошлись гетманскими полками, подались кто куда. Медведь на запад уехал, Сокол на юг, Волк на Север, Лиса на Восток, Пугач между ними путешествовал. Самый хитрый выдумщик среди них, мудрагель в волшебстве крови, умер безумной смертью – напился водки и опрокинулся, а тело зверино выдержать столько ядовитого питья не способно. Медведь, Лиса, Волк и Сокол набирали себе учеников и учили их, пока не погибли вместе, когда защищали родные земли от новой угрозы – нашествия Изумрудной Орды с востока.

А их джуры основали Серый Орден, и за шалашами его на запорожский лад разбили, и Раду Симох есаул выбрали, и клятву характерную придумали, и чересы с тремя клямрами вместе с черными кунтушами за однострое ввели. А седой отец Хмельницкий им грамоту лично выписал, чтобы волчьи рыцари в дальнейшем служили родине.

Так стал дуб Мамая главной святыней Серого Ордена, а стоящий неподалеку небольшой поселок Буда быстро вырос в городок, который прозвали «Волчьим городом». Там жило много характерных семей и их потомков, а рыцари со всей страны стекались в Холодный Яр дважды в год, в конце февраля и конце августа. Во время этого собрания проводились многочисленные волчьи советы и собрания шалашей, повышение и перевод, выборы новых есаул и посвящения джур в ряды Серого Ордена. Вместе с характерниками приезжали торговцы со всего Гетманата – портные, шорники, сапоги, коневоды, оружейники и другие умельцы из мастерских Чигирина, Каменец-Подольского, Львова и Чернигова – знали, что даже самый дорогой товар найдет здесь своего купца.

Неудивительно, что тридцатого августа дорогу в Буду обильно покрывали лошадиные яблоки, а в самом городке аж роилось от воинов с чересами с тремя клямрами. Гомонили, смеялись, пели, ели, пили, бились на кулаках и на саблях, стреляли из пистолов и гарцевали на конях. Волчьи рыцари гуляют!

Северин оказался здесь впервые: ко дню посвящения учителя не приводили джур к Волчьему городу. Юноша обалдел головой во все стороны, растерявшись среди такой толоки, краем уха слушал Захара, чей рассказ постоянно перекрывали громкие крики о чудодейственном холодном квасе, новейших образцах пистолов и мягкие надежные сапоги из бугая, не боящиеся холода и вообще ничего.

В первый раз в жизни он видел так много характерников одновременно! Захар улыбаясь, наблюдал за выражением его лица.

– Как впечатление, Северин?

– Невероятно! Целый город наших!

– Единственный в Гетманате город, где чувствуешь себя среди своих, – согласился учитель.

– И вокруг так много дубов...

– Многие рыцари завещали похоронить себя здесь. Убежден, что далеко не каждый паланок имеет столько характерных дубов, как Буда и ее окрестности.

Припекало августовское солнышко. Торговцы нахваливали товары, в воздухе плыли пыль, шум, смесь запахов пищи, навоза и пота. Шаркань обеспокоенно ржав, потому что не привык к такому толпу. Северин погладил его по холке и жеребец успокоился.

Здешние дети не удивлялись сероманцам и бодро носились между ними, пытаясь подзаработать.

– Господа характерники, – подбежал к Захару парень с подбитым глазом. – Купите пирожков! Лучшие пирожки в Буде! Свежие, рыхлые, вкусные, мать только испекли! С мясом, сыром, капустой или картофелем, по шелягу за пирожок! Не пожалеете, самые вкусные пирожки в волчьем городе!

– Давай-ка два мясных, – Захар бросил пару медяков и парень ловко их поймал.

– Может, возьмете третий, сударь? – вел малый торговец отточенной интонацией. – Мне мать каждый третий карандаш позволяют себе забирать, потому что я копью на бицикле...

– Бициклы? Это они тебе подбили глаз?

– Да нет, пан, глаз мне Саша подбил, потому что я на его улицу полез торговать, а бицикле – это такая двухколесная железная штука, ногами крутишь и она едет, как конек, только кормить, поить и убирать не нужно.

– Хорошо, казач, давай третий. Держи деньги на этом бицикле, – Захар бросил еще монетку.

– Спасибо, пан, – улыбнулся парень, демонстрируя отсутствие двух зубов, по-видимому, тоже потерянных в уличных битвах. – А как вас зовут?

– Захаром зовут.

– Пусть вам Мамай всегда помогает, господин Захар, – парень спрятал деньги и пошел дальше, крича звонко: – Пирожки, свежие пирожки, покупайте лучшие пирожки в Буде!

Пирожок действительно был вкусным. Захар разделил третьего пополам и Северин задумчиво жевал его, рассматриваясь вокруг.

Всадники покинули ярмарку позади, прошли две площади и несколько улиц. Повсюду роилось от характерников. Атмосферу Волчьего города поддерживали вывески – подавляющее большинство здешних заведений имели название связанное либо с оружием (Pid bulavami, U staroho kovalya), либо с волками (Vovcha holova, Farbovanyj vovk).

Больше года прошел с ночи серебряной скобы. Северин овладел новыми силами и подготовился к вступлению в Серый Орден. Казалось, что после путешествия в Потусторонний мир ничто не может его испугать... Но он снова волновался! Ведь после заветной золотой скобы начиналась настоящая взрослая жизнь.

Характерники доехали до небольшой корчмы «Pid sotneyu lez», скрывавшейся на тихой окраине, сняли саквы и передали лошадей под опеку слуги. Северин сразу решил, что это лучшая корчма, где ему приходилось останавливаться: самые разные сабли крицевой чешуей покрывали все четыре стены вплоть до крыши. У каждой висела заметка с двумя именами: самой сабли и ее владельца.

Многие столы были заняты, гудели разговоры, никто не обратил внимание на появление характерников – здесь тремя скобами на чересе никого не удивишь, потому что все преимущественно сами их носили.

Корчмарь широко улыбнулся и вышел из-за шинкваса, расставляя руки для объятий.

– Захар, мой старый друг! Рад тебя видеть! Где пропадал, волчья твоя душа? – трактирщику было за пятьдесят, у него было немного лишнего веса, залысины и жизнерадостное красное лицо.

– Воспитывал новое поколение, – с улыбкой ответил Захар и мужчины обнялись. – Как ты имеешь, Владимир?

– Не жалюсь. Зарабатываю понемногу, иногда прикупаю новых сабелек... – корчмарь махнул рукой, мол, разве такое может быть интересно. – Как знал, что приедете! Держал последнюю комнату на всякий случай, думал завтра точно отдам, но вот ты здесь!

Корчмарь перевел взгляд на Северина.

– Познакомишь с новым поколением?

– Мой джура, зовут Северин Чернововк. Молодой человек почтительно поклонился.

– А этот уважаемый господин – Владимир Буханевич, владелец заведения, который должен по оригинальному замыслу создавать уют, но своими настенными украшениями только провоцирует порубить ближнего своего.

– Только в Будде я могу спокойно развешивать по стенам стальное оружие, зная, что им не умертвят, – рассмеялся корчмарь и снова вернулся к Северину. – Ты сын Ольги и Игоря, да?

– Вы правы.

Они скрепили знакомство рукопожатием.

– Я знал их, – кивнул корчмарь. – Твои родители останавливались здесь, я даже помню тебя малышом. Как-то ночью ты нестерпимо ревел и пробудил гостей с обоих этажей. Но все мы когда-то были малышами, да? – Он указал на стены: – Нравится моя коллекция?

Северин закивал, осматривая ряды припавших пылью сабель.

– С виду потрясающе.

– Тогда позволь продемонстрировать ее жемчужину.

Владимир подвел джуру к почетному месту над камином, где висела невзрачная здоровенная сабля с щербатым лезвием и ржавым крестцом. Подпись провозглашала «Peklo, Vedmid'».

– Это сабля того же Медведя? – восхищенно спросил Северин.

– Того самого, – гордо ответил корчмарь. – Мамаев джура!

– Владимир, ты еще успеешь похвастаться, – крикнул Захар, отирая пот с шеи. – Дай парню отдохнуть, у него завтра посвящение.

– Конечно, – муж быстро вернулся за шинквас и Северин неохотно последовал за ним. – Комната на чердаке, ты ее знаешь... Где ключ? Куда я его девал? А вот он. Держи. В тавлию после сыграем?

– Обязательно.

– Прекрасно, – обрадовался Владимир. – Потому что хороших игроков не найдешь. И, надеюсь, ты припас для меня немало новых рассказов! Книга ждет.

– Все потом, – отмахнулся Захар. – Лучше подготовь нам обед, потому что у нас только пирожки.

– И корыта приготовлю, не сомневайся. От вас отгоняет длинной дорогой.

Когда они поднимались по лестнице на чердак, Северин не вытерпел и поинтересовался:

– Это сабля самого Медведя?

– Я сомневаюсь в существовании исторической фигуры характерника Медведя как такового, не говоря уже о его аутентичном оружии, – ответил Захар. – Но Владимиру так приятно думать, а я не хочу его разочаровывать. Разумеется?

– Разумеется. А что за книгу он имел в виду?

– Господин Буханевич собирает характерные басни. Хочет когда-то издать «Летопись Серого Ордена» или что-нибудь в этом роде. Как ты уже должен был понять, он романтичная натура, а, кроме того, хороший человек и мой добрый друг.

В комнате, к великому Севериновому разочарованию, сабель на стенках не оказалось: простое небольшое помещение с двумя кроватями и круглым окошечком во внутренний двор с конюшнями.

– Сбрасывай саквы, казаче. Освежимся, пообедаем и пойдем записывать тебя в казначейство.

Северин с удовольствием смыл пот и пыль, переоделся в чистое и почувствовал себя готовым к любым свершениям. Боевое настроение закрепил приготовленный Владимиром борщ, такой густой, что ложка застряла.

Солнце покрылось прохладными облаками, жара пришлась. Северин старался не крутить головой, чтобы сохранять солидный вид. Ему остро не хватало золотой скобы – раньше он видел ее только на чересе Захара, а теперь они блестели отовсюду и оттого еще сильнее хотелось иметь полный черес.

Они покинули Буду и двинулись к «Четырем братьям», так звали дубы неподалеку от городка, вокруг которых казначейских шалашей выстроил один из своих штабов. По легенде, в самом начале Ордена, жили себе четыре брата характерника, влюбившихся в местную девушку невероятной красоты. Рыцари ожесточенно спорила, чья она должна быть, пока не похватались за серебряные ножи и пали все четверо, а сама красавица счастливо вышла замуж то ли за бондаря, то ли за шорника из Тернополя.

По дороге Захар рассказал, что возле стволов, вокруг которых выросло сооружение, всегда дежурило несколько рыцарей – благодаря им сообщения перебегали дальше хитросплетенными цепями, чьи сети были известны только внутри казначейского шалаша. Курень имел репутацию самого скучного, потому что казначеи отвечали за распространение новостей, вопросы связи, расходов, поступлений, выплат, поставок, архивов, документов, переводов, переписок, картографии и кучи другой канцелярской работы, которая совсем не вязалась с образом воина-оборотня.

– Это один из известных в целом штаб казначейских, – сказал Захар. – На самом деле их есть по несколько в каждом полку, но больше я тебе рассказать не могу, потому что это тайна шалаша.

В само здание не заходили: нужный писарь сидел за столом у двери и быстро поскрипывал пером, не уронив на лист ни одной чернильной кляксы.

Перед ним ждали характерник с длинными обвисшими усами и его джура. Северин с любопытством его разглядел: через шесть лет он редко встречался с другими учениками сероманцев. Парень стоял лихо: руки в бока, на шляпе шатается перо павлина – настоящий хозяин жизни. Он весело подмигнул Северину.

Когда парочка ушла, писарь промокнул документы, осторожно присыпал их белым песком, отложил в пузатую папку и поднял голову к Северину, заметив две скобы на чересе.

– Приветствую. Имя?

– Северин Чернововк.

Казначеев принялся искать листы в своих бумагах.

– Есть такой, – бросал. – И Захар Козориз, его наставник.

Захар вежливо мурлыкнул.

– Под какой фамилией тебя записать, Северин?

У характерников по традиции Джура принимал учительскую фамилию – как, например, поступил его отец Игорь в свое время. Ведь после обмена кровью в ночь серебряной скобы и нескольких лет совместной жизни учитель становился ученику настоящим вторым отцом. Однако существовало исключение: когда родным папой джуры тоже был характерник, джура имел право оставить собственную фамилию.

Вопрос застал врасплох, потому что Северин совсем забыл об этом обычае. Ситуация была деликатна: он не хотел отрекаться от своей фамилии при всей благодарности к учителю. Юноша бросил неловкий взгляд на Захара, а тот только усмехнулся.

– Я знаю, что ты хочешь оставить родительское. Никаких оскорблений.

Джура облегченно выдохнул и его записали под фамилией Чернововки.

– Кстати, брат, – обратился казначейский к Захару. – У меня сказано, что ты уже несколько лет пользуешься старой картой.

– Так и есть, – кивнул характерник. – Учил, поэтому не было времени поменять.

– Возьми обновленный атлас.

Казначей вынул из закрытого на ключ шкафчика стола изрядную книгу, сделав отметку в своих документах.

– И не забудь уничтожить старик.

– Я помню порядок, – Захар взял атлас. – Сколько в этом году джур?

– Должно быть двадцать. Шесть до сих пор не прибыли. Северин, нужна твоя подпись, – писарь протянул ему перо.

Джура расписался у своего имени. Казначей проверил подпись и кивнул. Дело сделано.

– Двадцать… Немного.

– Такие времена, – пожал плечами казначей и присыпал свежие документы белым песком.

Они распрощались и двинулись назад в город.

– Ежегодно гибнет больше, чем прибывает свежей крови, – сказал Захар.

– Мне показалось, здесь многолюдно, – осторожно заметил Северин. – Такие толпы я видел только на Сорочинской ярмарке и в День провозглашения Гетманата, когда мы в Белой Церкви праздновали.