Текст книги ""Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: ,Оливер Ло,А. Фонд,Павел Деревянко,Мария Андрес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 350 страниц)

Теперь он просто издевался.

– Решение окончательное, – игумен перевел несколько бумажек на столе, и добавил невольно: – К тому же должен донести до вашего сведения, что трое борзых Святого Юрия выразили желание принять постриг и остаться в ските.

А такого удара Шварц не ожидал!

– Что? – Отто дернул себя за усы. – Забирать моих людей? Как вы смеете?

– Это не ваши люди, Отто. Они свободны делать свой выбор.

– Дурака! Вы их внушили! Коварный, как змей, Шварц, уступив вспышку гнева, вскочил с табурета. – Пригласили на пир, чтобы обворовать! Не приняли моих монет, чтобы позже взять людьми!

– Не беспокойтесь, Отто.

– Где эти трое? Я должен поговорить с ними!

– Запрещено, – отрубил Мефодий. – До рясофоров путь закрыт.

– Тогда дайте мне трех человек взамен!

Игумен поднялся. Оперся руками о стол. Измерил Отто взглядом из-под лохматых бровей.

– Это монастырь, а не казарма. Вы хотя бы понимаете значение слова «схима»? – Мефодий хлопнул ладонью о столешницу. – Вас ослепила ненависть! Вы не видите ничего, кроме собственной гордыни. И еще удивляетесь, почему люди бегут из вашего отряда?

– Вы ничего не знаете о моем отряде!

– Я услышал вдоволь, – Мефодий криво усмехнулся. – Назовите имена раненых, которых вы так отчаянно хотите увидеть.

Здесь он его поймал. Отто попытался вспомнить... Но все лица смешались в одно Русланово.

– Видите? Вам же безразлично к ним, Отто. Эти люди для вас – оружие, которое можно использовать и выбросить.

– А вы сами знаете их имена, игумен? – прошипел Грандмейстер.

– Афанасий, Павел, Василий, – ответил Мефодий без задержки.

– Мне нужны воины для последней битвы против ликантропов, уважаемый игумен, – Шварц вернулся к деловому тону. – А вы ослабляете мой отряд и выгоняете за стены монастыря прямо в пасть врага. Наши смерти будут на вашей совести – так и знайте!

– Не пытайтесь столкнуть свои вины на меня, потому что я несу собственные грехи, – сказал Мефодий. – Троица останется, а вы должны покинуть монастырь завтра до обеда. Все понятно?

– Непонятно, почему вы называете себя людьми веры! Такие же неверные интриганы!

– Странно слышны наивные слова от опытного мужчины. Неужели ваша легендарная слава оказалась раздутой?

Отто вышел, яростно хлопнув дверью.

Он сразу бросился в келью раненых, но его не пропустили – двое заранее выставленных на чаты монахов не позволили Отто даже постучаться. Тогда он нашел Руслана и приказал немедленно собрать остатки отряда.

Весть о продолжении похода борзые восприняли молча. В их взглядах мерцала холодная пустота. Никаких протестов, никаких вопросов. Никто кроме Руслана не сел чистить оружие.

На следующее утро, когда отряд собрался у ворот, не досчитались Илька с Лаврином. Часовой монах сообщил, что близнецы покинули монастырь ночью.

– Почему вы не задержали их? – крикнул Отто.

– По какому праву? – удивился привратник. – Гости свободны идти, когда захочется.

Шварц был готов разорвать свою шляпу на лоскуте. Бог с этими ранеными предателями – но эти двое оболтусов нужны! Он рассчитывал на близнецов, на самых крепких воинов, а они сбежали, как последние трусы!

– Это все Мефодий устроил, не правда ли?

– Идите с миром, братия, – отозвался игумен из открытого окна. – Надеюсь, собранные вам припасы пригодятся. Бог в помощь!

Удар за ударом. Измена за изменой. Если братья-паломники малодушно отвернутся и уйдут – знай, что рядом остались верные.

Отто скрежетнул зубами, повернулся на каблуках и вышел из ворот скита, бормоча под нос все известные бранные слова. В этом монастыре они должны были отдохнуть и набраться сил, а потеряли еще пятерых!

Он стремительно шагал вперед, и даже не услышал, как его упорно зовут.

– Позвольте предложить, – Руслан осторожно коснулся плеча.

– Что такое?

Отто развернулся до восьми мрачных мужчин, оставшихся от бесчисленной армии божьих воинов.

– Нас осталось меньше, чем апостолов Спасителя, – Руслан вздохнул и решительно продолжил: – Необходимо восстановиться для продолжения борьбы. Найти желающих и пополнить наши ряды.

– Ты говоришь за всех? – спросил Отто.

– Он говорит за всех, – ответил один из борзых.

Как его зовут? Кирилл? Бочонок? Неважно. Зачем запоминать имена, когда их владельцы могут исчезнуть в любой момент...

– Что вы предлагаете?

– Следует отправиться в ближайшую железную дорогу, а оттуда двинуться в западные паланки, – остальные отряды кивками поддерживали своего командора. – Найти убежище там или временно уехать за границу. Собрать новые отряды.

Восстановлены черные реки, от которых нет спасения. Очаги, на которых корчатся последние ликантропы. Возможно, им действительно стоит отдохнуть. Эта дорога оказалась гораздо длиннее, чем Отто себе представлял...

– Хорошо. Но мы вернемся и завершим начатое.

Его решение было встречено радостными криками. Неисповедимы пути твои, Господи.

Руслан доложил, что от ближайшей железной дороги их разделяет два дневных перехода. Борзые, вдохновленные новым будущим, забыли о весе на плечах и чуть не бежали вперед. Руслан развернул вычищенный флаг со Святым Юрием – черное полотнище казалось слишком большим для такого маленького отряда. На мгновение Отто привели последние крестоносцы, преодолевающие пустыню на пути к родному замку; малочисленные, но непобежденные, идут с прямыми спинами, не покинув освященного оружия, а мечта о новом походе поит их лучше воды оазы...

На ночевку вошли в трактир на развилке. Другие постояльцы смотрели на борзых искоса, однако Отто привык к таким взглядам. Утром кабаки разбудили испуганные крики – во двор подбросили трупы двух одинаковых мужчин, имевших на обнаженной груди кровавые резьбы «SO».

– Недалеко скрылись, – пробормотал Руслан.

– Предатели получили свое, – Шварц не имел к беглецам ни капли сострадания.

Илька с Лаврином оставили на похоронах испуганному трактирщику, добавили ему за хлопоты несколько таляров, а сами двинулись дальше. Фобос и Деймос беспрестанно вертелись, вынюхивая ловушки.

– Только они никогда не изменят мне, – прошептал Отто.

Убийство близнецов развеяло дух вчерашней радости. Борзые хмурились, Отто наполняла горечь. Втайне он надеялся, что после недельного затишья ликантропы исчезнут, но те шли следом.

Как случилось, что их гнали прочь, как испуганный скот? Победа была так близка! А теперь, словно жалкие недобитки, они вынуждены отступать и начинать все снова: искать новобранцев, учить, снабжать оружием, выискивать проклятые души среди лесов и степей... Разве не проще пролистать эту страницу? Вернуться наконец к стенам родного имения, которые покинул более двух лет назад, оставить эту страну на ее сыновей – пусть Руслан все возглавит...

Нет! Шварц узнал соблазнительное подвох, ревностно перекрестился и разбил малодушные мысли вдребезги. Он устоял – значит, отряд тоже устоит! Неважно, что их всего девять. С ними Бог и это не просто красивые слова. Они не будут убегать!

Отто высмотрел нужное место, а потом решительно сошел с дороги. Остановился на безлюдном пригорке у ручья, огляделся вокруг. Фобос и Деймос вынюхивали добычу. Борзые смотрели на великого мастера с мрачным ожиданием.

– Мы готовы идти дальше без привалов, – сказал Руслан. – Должны спешить, чтобы успеть к железной дороге до наступления темноты.

Отто разрубил воздух рукой.

– Разве вы не понимаете, что мы убегаем, словно пугающие крысы? Или вам, гордым божьим воинам, не отвратительно от такого? – слова лучились священническим пламенем. – Мы избраны Господом среди тысяч других. Мужественные, ожесточенные, закаленные! Разве Святой Юрий убегал от врага, когда убивали его собратьев? Нет! Он бился до последнего, и так же мы, его борзые, дадим ожесточенный бой! Готовьте оборону. Ставьте частокол. Мы разобьем ликантропов раз и навсегда, а потом двинемся на заслуженный покой! Бог с нами, братия! Бог с нами.

Никто не подхватил его лозунги. Взглянули на Руслана, несколько секунд молчавшего, а затем загнал древко флага в землю. Борзки неохотно сбросили сумки и достали топоры. Взялись за работу, но работали вяло и задерживались в гайке, где рубили молодые деревца. Беседовали между собой больше, чем готовились к бою.

– Хватит говорить! Мы тратим время! – призвал Отто. – Быстрее!

Они словно не слышали его.

Отто встал на колени. Помолился о будущей победе, важнейшей победе в его жизни. Когда открыл глаза, то увидел, что восьмерка с топорами в руках окружила его. Шварцевой спиной пробежал морозец.

– Что произошло? – Он поднялся на ноги и оглянулся. – Лагерь до сих пор не готов!

Никто не ответил.

– Фобос! Деймос!

Отто свистнул, но псы куда-то завеялись.

– Руслан, – Отто вернулся к командору и нахмурил брови. – Что здесь происходит?

– Есть досадные новости, – ответил Руслан.

В затылке хрустнуло, и Отто провалился в беспамятство...

 
Господь – это моя сила и щит мой!
На него уповало сердце мое, и я получил помощь; тем и радуется мое сердце,
и я восхвалю его песней моей.
 

Боль.

БОЛЬ.

Все, что он считал болью, оказалось ничем.

Каждая часть тела вопила, раскаленная адской мукой. Неужели человеческая плоть способна выдерживать такие страдания? Его прохромило огненным копьем, его подняло на нем. Всепронизывающий, неумолкающий спазм пульсировал от зада до макушки, разрывал живот, бил фонтаном и катился горячими волнами, словно оживший вулкан.

Шварц поднял голову. Завопил от нового приступа боли, вызванного этим легким движением. Казалось, будто он повис на крюках над костром.

– Пришел в себя наконец, – послышался голос. – Разувай баньки, Отто! Тебя ждет много интересного.

Кто там? Откуда он знает его имя?

От невозможной боли в глазах стояли слезы. Отто осторожно расклепил веки и заморгал, пока зрение не привыкло к сумраку. Темные очертания перестали мерцать, приобрели четкие черты, но он до сих пор не понимал, что перед ним. Когда разглядел, отчаянно вскрикнул.

С земли удержалось восемь свай – тех самых, которые готовили на частокол. Жутко выпученные глаза, упавшие щеки, неестественно высунутые языки. Ветер покачивал волосы на отрубленных головах, с открытых шей медленно сцепила сгустившуюся кровь. Под сваями распластались безголовые тела.

– Что вопишь, Отто? Нашему брату вы головы тянули без таинств.

Говорил похожий на нищего мужчину. Он стоял у замученных борзых и созерцал их, словно художник собственные картины.

– Ты имел в виду сантименты, – отозвался второй голос.

– Насрать, – отмахнулся нищий. – Когда-то один человек, тоже охотившийся на характерщиков, отрубил голову нашему наставнику. Помнишь, Щезник?

– Было такое, Эней, – отозвался названный Щезником.

Воздух не хватало, пот заливал лицо. Его раздели догола, но он не чувствовал холода. Руки связали, ноги как-то подвесили над землей. Отто попытался наклонить голову, чтобы посмотреть вниз, но взвыл от нового взрыва боли.

– Дай ему водки, Малыш.

Перед ним выкрикнул великан. Илько? Нет, они с братом погибли. их убили ликантропы...

Как они смогли пленить его? Как сумели убить оставшийся отряд?

Велет поставил бревно, ступил на него, горой вырос над пленником. Бесцеремонно схватил за подбородок, дернул вверх и залил в глотку мерзкого напитка. Сжимал мертвой хваткой, пока Отто не стал захлебываться. Убедился, что Шварц все проглотил, после чего отпустил его лицо, слез с бревна и могучим копняком откатил ее в сторону.

Не хватает глаз. Борода-косица... Циклоп!

– Вот мы и встретились снова, господин Шварц, – послышался голос Щезника. – Следовало убить тебя при нашей первой встрече.

Да, этот голос был ему знаком.

Итак, трое. Трое ликантропов уничтожили последний отряд борзых Святого Юрия и пленили его великого мастера.

Отто закашлялся, и кашель превратился в хрип. Горло рвало от отвратительного питья. Живот выкручивало штопором, словно его кишки превратились в гнездо ядовитых змей, которые непрестанно кусались.

– Кажется, он до сих пор не понял, что происходит, – пробасил Циклоп.

– С палей в жопе думать неудобно, – захохотал лохматый Эней.

В висках Отто пульсировал вездесущую боль, стучал в затылок, давил на лоб – мысли от этого путались, и он не мог вспомнить ни строчки из молитвы или священного писания.

– Твоя свая не такая острая, как у твоих подчиненных, – смеялся Эней. – Иначе ты бы сдох с разорванными внутренностями. Я лично затупил штык! Хорошенько смазал салом, чтобы твоя жопу приняла его, как родного сына. Устраивайся поудобнее, Отто!

И он снова закудкудал смехом, похожим на собачье вранье.

В семейной библиотеке Шварцев имелась книга исторических очерков Европы, содержащая раздел, посвященный самому знаменитому князю Валахии. Одна из гравюр изображала его наказанных врагов: тела настроены на копья, конечности безвольно свисают, лица обезображены агонией. Отто не мог умереть такой позорной смертью!

– Жаль, что ты сдохнешь раньше, чем удастся своим говном, – сказал тот, кого назвали Щезником.

Словно призрак вырос перед ним. Сквоватые волосы, сжатые губы. Взгляд запавших глаз полыхает ненавистью. Сироманец изменился, но, без сомнений, это был тот самый шпион, который пролез в Глинскую пустыню, выдав себя предателем Ордена.

– Знаешь, как ты очутился один на сваи? – спросил Щезник.

Отто хрипло выдохнул.

– Твои люди решили обменять твою жизнь на свои.

– Думали, что с нами можно договориться, – крикнул Эней. – Ого комедия!

Он панибратски похлопал мертвую голову по щеке.

– Вот этот хлоп красноречиво доказывал, будто нам стоит согласиться на такую стоящую сделку, – он взъерошил чуб на отрубленной голове.

Забыв на мгновение об адской боли, Отто узнал Руслана. Тот, на кого он возлагал столько надежд.

– Почему-то считал, что мы его послушаем.

Ложь. Обманчивая ложь. Руслан не мог предать! Они издеваются над ним, черноротые хозиды...

– Теперь твои товарищи совокупляются в райских кустах, а ты до сих пор здесь, среди нас, грешных, – Эней копнул ближайшее тело.

Мертвая рука дернулась.

– Они думали, что за совершенные преступления можно откупиться чужой жизнью, – продолжил Щезник, сверля Отто взглядом. – Но каждый должен расплатиться за содеянное.

– Ей, чуть не забыл, – Циклоп отошел.

Сердце Отто колотилось. Все вокруг говорило: изменили. Собственные воины предали его. Оглушили ударом по затылку, связали, отдали в жертву врагу. Пошли на сделку с нечистым...

– Держи подарочки, Отто.

По земле покатились лохматые головы. Из груди Шварца вырвалось всхлипывание. Только не они!

– Их убили твои приспешники. Хотели нас задобрить, – сообщил Циклоп.

Его верные волкодавцы. Они должны были перегрызть эти три глотки! Отто почувствовал, как слезы катятся лицом.

– Все изменили тебе, Отто, – сказал Щезник. – Что болит больше – кол в жопе или их измена?

Он почувствовал, как медленно скользит палей судьбы. Боль!

Эта боль... Наверное, так мучились раненые крестоносцы, что не успели умереть на поле боя и попали в плен причудливых на издевательство сарацин...

– Что-то здесь прохладно, братья!

Эней поднял с земли стяг, черный стяг со святым Юрием, и бросил его на кучу архивных документов, которые нес на себе Руслан. Щезник ударил кремнем по кресалу. Огонь быстро проглотил бумагу, затрещал на ткани, побежал по серебряной нити.

– Все, что осталось после вас, самозванных божьих воинов, – сказал Циклоп. – Отрубленные головы, грязь и пепел. Вы скрывались за верой, но не имели Бога в сердце. Вы искали оправдание в древних страницах, которые толковали в свою пользу. Вы несли боль и смерть – и с болью и смертью вы уйдете в забвение.

Флаг сгорел, превратился в скрюченную тряпку, из которой едва дымело. Вокруг лежал тонкий пепел уничтоженных сведений о ликантропах. Последние документы исчезли навсегда.

Во внезапном провидении Отто вспомнил их имена.

– Ты убил мою жену, – сказал Щезник.

Северин Чернововк.

– Ты убил мою сестру, – сказал Эней.

Игнат Бойко.

– Ты уничтожил наш Орден, – сказал Циклоп.

Ярема Яровой.

– Можешь помолиться, – Циклоп достал нож. – Ибо только Он способен тебя простить.

Ветер унес пепел клочья прочь. Шварц закричал, и пришел в себя от новой порции самогона в глотке. Закричал снова.

Медленно, буква за буквой, на его груди рождалось кровавое послание: POMSTA. Велет резал глубоко и медленно, останавливался и шептал, чтобы кровь угадала. Сколько часов это длилось?

Измученный болью Отто постоянно терял сознание, но его упрямо возвращали в чувство. Заливали в глотку мерзкое питье, от которого он не хмелел.

– Готово, – объявил наконец Циклоп.

Отто дышал маленькими глотками, чтобы не напинать иссеченную грудь. Смотрел стеклянным взглядом на отрубленные головы борзых, и видел среди них Гофрида. Извини, брат... Я не смог защитить тебя.

И себя.

Я хотел очистить этот мир, но силы тьмы одолели меня.

– Твоя разорванная жопу станет самой известной в мире, – рявкнул Эней. – Сидел бы лучше дома, сукин сын.

Это просто очередное испытание Его.

– Когда ты подохнешь, я изрядно выделю тебе на рожу, – Эней напял знакомой широкополой шляпе. – А пока нанизывайся на вертел.

С малых лет он увлекался крестовыми походами и жалел, что Детский поход прошел без него. Он мечтал о собственном... И возглавил его! Он, Отто Шварц из прославленного рода охотников на нечисть, не мог покончить жизнь с насаженным на патик анусом, с вырезанным на груди лозунгом, под насмешливыми взглядами трех ликантропов!

Охотник собрал все мужество и гордость и проскрежетал чуть слышно:

– Apage... Satana...

Почувствовал, как тело скользнуло, и колышек входит глубже в его кишки. Забыл о стыде, захрипел, дернул ногами... Понял, что от опрометчивого движения сполз еще ниже.

Его экзорцизм никто не услышал.

– Какое хорошее ружье. Наверное, многих наших из нее застрелил, – сказал Циклоп, и шедевр из Ферлаха разломил пополам.

Прости, дед. Прости!

– Хорошая Библия. Зачитана, – Щезник вертел в грязных руках их семейную реликвию. – Разве не удивительно, как учение всепрощения и любви к ближнему своему вылюбило столько безумных убийц?

Отто закрыл глаза. Отсек все лишние звуки. Попытался почувствовать ладонь Его.

На плече было пусто.

Усилием, уничтожившим последние остатки его силы, он запрокинул голову к небу.

Почему, почему Ты бросил меня?

Дальнее небо мерцало немыми звездами.

Отто Шварц закрыл глаза и бесплодно ждал ответа, мучительно умирая в течение долгих часов, пока милостивая смерть не освободила его от страданий.

Глава 5

 Он чувствовал себя древним дубом, который на вид кажется могучим, но на самом деле струхлял до самой сердцевины, дубом, потерявшим корни, и теперь готов упасть от первого урагана.

Ты не можешь оживить мертвых, но можешь за них мстить. Разве этого не требует твоего сердца?

Мое сердце мертвое.

Так же ты считал после Будды.

Тогда рядом была Катя.

Месть требует крови!

Месть подходит к концу.

Неужели? Вот так просто ты готов забыть убийство жены и сотни потерянных жизней? Добить нескольких жалких бездельников из всей уничтожавшей Буду армии – это ты называешь местью, Северин?

Нашими целями были руководители мятежа.

Кто исполнял их волю, Северин? Несчастные рабы, которые сквозь слезы должны были охотиться на оборотней ради собственного спасения?

От божьих воинов не осталось даже знамени.

А все те, кто служит в рядах армии Сечевой? А все те, кто направил пятки после приказа Кривденко? Считаешь, будто они прозрели, покаялись и открестились?

Мне все равно.

Когда война кончится, Тайная Стража будет искать возможности отомстить за Ефима. Иаков повесит на вас всех собак при первой попавшейся оказии. Угадай, что это будут за собаки? Только во главе станут настоящие воины, а не болваны пошиба Отто, – закаленные войной убийцы, которые не позволят себя порезать, как курицы.

Дважды в одну реку не войдешь. В настоящее время характерники – герои и народные любимцы.

Перед выборами гетмана вы тоже были героями.

Наша месть завершится на Рахмане.

Месть не будет завершена, пока по земле ходят люди, одевшиеся в черную форму с белыми крестами! Люди, рубившие дубы на могилах твоих родителей. Люди, убившие Захара и Соломию. Их кровь до сих пор на руках тех убийц... Каждую борзую надо уничтожить – всех до последнего! Тогда месть завершится действительно.

Бывших борзых сотни.

И они радостно прикончат при первой возможности тебя... Или твою дочь.

Сжались! Что тебе до моей мести?

Отвечай!

Молчание.

Разъяренный Северин решил спрятать изумруд в карман, но камня в руке не было. Он осмотрел ладони, пошарил саквами, и вспомнил: он же избавился от него. Кормил Симеону несколько дней назад... Или несколько десятков?

– Братик, с тобой все хорошо?

Яровой изучал его единственным глазом.

– Может, остановимся? Ты едва на одуванчике держишься.

– Я бы... отдохнул...

Ярема осматривал подковы коней, Игнат начищал револьверы – вторую пару близнецов, как он их назвал, – Савка играл с мотанкой. Сколько времени они в пути?

Пожалуй, с самого рассвета. Отто умер перед рассветом, наверное. Но когда это произошло, сегодня? Вчера? Еще раньше? Прошлое скрывалось в тенях.

Чернововк пошел к родничку, из которого напивались кони. Наполнил флягу, омыл руки, освежил лицо. В голове не прояснилось.

Что произошло после уничтожения борзых? Или ватага сразу двинулась к Буде? Случилось ли что-нибудь другое? Он напряженно искал якорей – воспоминаний, которые могли стать указателями, чтобы воспроизвести ход событий, но только случайные детали упоминались яркими вспышками.

Мертвый Шаркань под саваном голодных мух. Глазки роятся белыми личинками. Он так и не похоронил его.

Расстрелянный дом. Пустая, оскверненная, окруженная привидениями борзых. Следовало ее сжечь.

Катя...

На ее имя отозвалась пустота – словно эхо камешка, брошенного в сухой колодец. Северин впился ногтями в ладони. Возможно ли смириться с такой утратой? Возможно ли простить смерть жены?

Катрина смерть была на его совести. Он позволил им разделиться, пренебрег опасностью, не прислушивался к тревоге на сердце – и шеренга ошибок привезла к невозможному.

До ее смерти.

– Брат, слышишь меня?

Характерник встрепенулся.

Поначало. Как это вышло? Куда девался ручей? Когда день перепрыгнул в сумерки?

Савка протянул ладони к костру, Ярема жарит нанизанные на палочки грибы, Игнат бренчит на варгане.

Грибы... Давно ли началась осень?

– Какой сегодня день?

Эней прекращает играть. Смотрит на него. Переводит взгляд на пламя.

– Плохой день, – он прячет варгана к чехлу. – Без Искры все дни плохие.

Ох, Катр...

Ее тело пытались сжечь, но не довели дело до конца. Обгоревшие остатки расчленили и зарыли в лесу, чтобы никто не нашел. Дело непростое, но он с радостью поможет найти могилу, если стороны придут к взаимосогласию, растолковал молодой человек, назвавшийся командором Русланом. В своей наглой самоуверенности он хотел на средства убитой купить себе жизнь.

Минуту спустя Северинов чем распоров ему живот. Характерник неуклюже смотрел в глаза, полные ужаса, безразлично слушал хрипы, голыми руками выдергивал дымящиеся внутренности наружу. Теплые кишки ускользали из ладоней. Воняло свежим дерьмом.

Пока Руслан сдыхал болезненной унизительной смертью, остальные борзые, ожидавшие конца переговоров у незавершенного лагеря, упали с простреленными ногами. Вооруженный револьвером Игнат подходил к каждому и угощал кустарником по зубам.

– Сволочь. Ублюдки. Кривой хвойды выкидыши...

Какой-то солдат сгоряча сумел подняться, прошел несколько шагов, оступился. Бойко зарычал, подхватил заброшенную лопату – тяжелую, деревянную, с железным оковом – и принялся лупить беглеца по хребту, бил яростно и упорно, пока неудачник не мог пошевелить ногами.

– За все заплатите, за все!

Ярема принес пень. Борзые многоголосо умоляли пощады, молились и мочились.

Убивали их поочередно. Укладывали головой на плаху, потом один сероманец садился на спину пленника и выкручивал ему руки, а другой примерялся, замахивался, терял. Топоры борзых ковались для деревьев, не для экзекуций – тем лучше подходили для мести. Эней нарочно целил каждый раз то ниже, то выше места предыдущего удара, пока голова на изрубленной шее разрождалась истошными воплями.

Удар. Еще удар. Топор и палач покрыты брызгами крови, сталь вгрызается в напряженную плоть, доносится треск разрубленных позвонков. Жертва до сих пор в сознании, но перестает дергаться, тело послушно принимает новые удары, пока лезвие не сечет последнюю полоску кожи. Голова откатывается, из изорванной шеи обильно брызжет червь, аж новый копняк в зубы отбрасывает ее прочь.

– Давай следующего.

Очередной пленник брыкается, падает на окровавленную плаху, ругается последними словами, молит о милосердии. Характерники меняются местами. Топоры не знают усталости, пока не остается ни одной живой борзой.

Только Савка сидит в стороне, как всегда во время насилия, заслоняет уши ладонями, закрывает глаза и качается туда-сюда с тихим грохотом.

– Щезник, ты опять воды в рот набрал?

– А?

– В жопе нога! Что будешь есть?

На него выжидающе смотрит незнакомая женщина. Столешницу украшают многочисленные вмятины и пятна. За окнами сияет солнце. Когда наступил новый день? Как они перепрыгнули из леса в корчму?

– Неважно, – Северин покачал головой. – Мне безразлично.

Надо привыкать к этому. Он надеялся, что пройдет, что это временная слабость от происшествия с Гадрой, но после смерти Катри...

Как жить дальше?

Как воспитывать дочь?

Он и не подозревал, как быть отцом. Когда они жили втроем на том одиноком хуторе, все получалось само собой: Северин наверстывал упущенное, Катя была рядом... Чернововк и не подозревал, насколько глубоко привязался к ней. Что уж говорить о ребенке, для которого мама была всей вселенной!

Сможет ли Оля пережить потерю? Сблизится ли с ним так, как с Катей? Она даже ни слова ему не сказала.

Сколько часов должна была прятаться? Как ей удалось выбраться незамеченным? Что пришлось свидетельствовать, что пережить во время бегства? А ей даже два года не стукнуло...

Захотелось прижать Олю, прижать крепко к себе, поцеловать в макушку, забрать у нее все ужасные воспоминания. Моя маленькая! Если бы он мог убить тех борзых еще стократ...

– Брат, что скажешь?

Сумерки. Дорога ведет к сумеречному городку. В очертаниях домов не светится ни одного фонаря, ни одного окошка. Глевка тишина окутывает заброшенные дворы и проваленные крыши.

– Заедем? Сделаем ли лагерь?

– Лагерь, – выбрал Северин. – За пределами города.

– У дуба Мамая, – предложил Игнат, и сразу поправился: – То есть, где он раньше стоял.

Погорок казался осиротевшим без древнего дерева. Многочисленные поколения волчьих рыцарей получали здесь свои золотые скобы, кунтуши, прозвища, а теперь здесь остался голый пустошь. Сироманцы спешились и склонили головы над оскверненной могилой первого характерника.

Здесь они присоединились к рядам Серого Ордена. Произнесли присягу. Танцевали аркан.

Здесь Северин женился на Катре.

– Не трогай, – сказал Ярема.

Медленно склонился, коснулся ладонью земли, поросшей травой – будто ни одного дерева здесь никогда не стояло. Игнат порылся в сумках, нашел бутылочку с мутной жидкостью на донышке, вылил все до капли. Запахло сливовицей.

Чернововк не заметил, как Савка вплотную подошел к нему. Лишь когда чужое дыхание защекотало на ухе, он удивленно посмотрел на Павла. Тот помахал ладонью, словно что-то размешивал в воздухе, и прошептал уныло:

– Трязь.

– Ты прав, брат, – признал Северин. – Мы все погрязли в проклятой трясине.

Но Павлин имел в виду что-то другое: он стал на цыпочках, осторожно коснулся Севериного лба губами, улыбнулся, и, словно подкошенный, лег прямо на землю. Через мгновение послышался тихий похрап.

– Прекрасно спит, – сказал Яровой с легкими завистями.

– Можно оставить его на время разведки.

– Вы уходите, – махнул рукой Игнат. – Я не хочу бросать Павла наедине.

– Не переживай, Эней. Посмотри вокруг, прислушайся: даже сверчки не сюрчат. Ни души!

Бойко понюхал воздух, покачал головой. Неохотно признал Северинову правоту, а потом съежился.

– Что-то ты болтливый, Щезник. Павлин трогательно подлатал?

– Наверное...

Савка наполнил его тайной силой перед покушением на Темуджина, а теперь выдернул из болота искаженное время... Удивительно!

Павла осторожно переложили на одеяло, укрыли косиком, расставили вокруг лошадей. По договоренности разбежались: Ярема взял восточную дорогу, Игнат – южную, а Северину добралась западная. Город немаленький, а Рахман может прятаться где угодно.

Буда, Волчий город.

Буда, город мертвых.

Западным путём девять лет назад Северин прибыл сюда верхом на Шаркане, рядом с учителем Захаром. Обоих забрали борзые.

Проверка от есаул. Всех семерых убили прямо на его глазах.

Посвящение под дубом Мамая. Дуб выкорчевали и сожгли.

Сколько характерников их года посвящения дожили по сей день?

По обе стороны дорога зарастала высокими сорняками, самые смелые из которых уже вылезали посреди тракта. Многие плетни упали, кое-где из-под пороха выглядывали щепки разбитых кувшинов. Дома наблюдали за черным волком бельмами окон. Заколоченная дверь стояла непотревоженной – мародеры не решились пойти сюда. Дикорастущие неубранные урожаи гнили на заброшенных огородах. Некоторые дома превратились в румыща, стены каменных домов вылизывало черной слюной пламя, что напомнило Северину сожженную корчму сердеги Буханевича. Улицы наполняла лунная тишина.

Волк бежал дальше.

Закрыты корчмы и гамазеи, стекла заслонены ставнями. Оставленные на растерзание стихий вывески рассохлись и выцвели, но блеклые названия до сих пор проглядывали. Среди кирпичного забора раскинулась большая надпись черными красками: «SLAVA KHORTAM, POHUBA VOVKAM!». Церковь наклонилась колокольней, еще немного – и грянет судьбы, поя землю последним звоном. Ни одичавших псов, ни кошек, ни крыс, ни ежей. Даже птицы здесь не летали.

Волк вспоминал.

Здесь они прорывались сквозь борзую. Одновременный залп, фланговый приступ обратных, молниеносная фронтовая атака – и рукопашная. Отряд разбит, но два новых выходят из соседних улиц, приходится бежать по садам-городам, новые выстрелы, серебро собирает жатву, над городом развеваются флаги Святого Юрия.

Волк вспоминал.

Здесь ему с Захаром лихой мальчик продавал пирожки. Здесь бесплатно подковали Шарканя. Здесь кукольный театр разыгрывал забавные сценки, собирая лужайку. Здесь он поскользнулся и чуть не пропахал носом разложенные на земле свищики. Здесь играли кобзари, здесь стоял любимый Катрин кабак... даже вывески не осталось. Аромат горячего вина с пряностями, который она обожала, выветрился – его сменил плесень вонь мусора, осыпавшая улицы Буды неизлечимой язвой. Пахло из дверей и стекол, вонь пронизывала дороги, фонари, крыши, наполняла город, словно гнилые миазмы, раздувающие трупа.

Волк бежал дальше.