Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 98 (всего у книги 346 страниц)

8 ноября. Понедельник

Доктор Салмази, известный также как Барбаросса из-за своих вьющихся волос и как Висельник из-за длинной и тонкой шеи, после обстоятельного доклада мировому судье и самому комиссару полиции наконец встретился со следователями, занимавшимися делом Бельтраме. Судмедэксперт подготовил для них подробный отчет и теперь хотел эффектно его презентовать. Опершись о письменный стол комиссара Леонарди, он терпеливо ждал, пока сотрудники отдела по расследованию убийств опустят на стулья свои ягодицы. Вместо того чтобы заговорить о костях, доктор Салмази вдруг начал спрашивать полицейских, видели ли они ту или иную картину Перуджино, Рафаэля и Боттичелли[96]96
  Перуджино, Рафаэль и Боттичелли – три известных итальянских художника эпохи Возрождения.


[Закрыть]. Собравшиеся стали недоуменно переглядываться.

– Эти драгоценные полотна объединяет одна деталь, – как ни в чем не бывало продолжал судмедэксперт. – На них изображены персонажи с небольшими, но очевидными анатомическими аномалиями рук и ног.

– При чем тут это? – фыркнул Леонарди, хорошо знакомый со странностями доктора Салмази.

Вместо ответа Барбаросса поднял открытую ладонь левой руки и добавил сразу после мизинца указательный палец правой.

– Шесть пальцев, – торжественно объявил он, – но только на нижних конечностях.

Стуки заметил, что еще раньше и доктор Панцуто, их патологоанатом, предвидел кое-какие странности в связи с отсутствием у скелета ступней.

– Молодец Панцуто, – проговорил Салмази, все еще блаженно улыбаясь.

В полицейском управлении все терпеть не могли, когда он так улыбался – пророк костей, эксперт по челюстям и реберным дугам.

– В соответствии с инструкциями, которые были направлены вашему покорному слуге компетентными органами, для поиска соответствия между характеристиками найденного скелета и субъекта женского пола, идентифицированного как Аличе Бельтраме, семь-ноль-пять – шестьдесят три, я должен был получить доступ к приватной информации, и в частности к медицинской карте, хранящейся в архиве хирургического отделения больницы.

Салмази на секунду остановился, оглядывая полицейских одного за другим.

– В медкарте пациентки Аличе Бельтраме с диагнозом гексадактилия[97]97
  Гексадактилия – шестипалость.


[Закрыть] зафиксировано, что она перенесла хирургическую операцию, которая была проведена…

– Когда?

– Шестого апреля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, то есть в возрасте трех лет.

– О-о-о-о!

– Кроме того, гексадактилия была…

– Что? Что? – раздался хор голосов.

– Ну, вы поняли.

– Не тяните кота за хвост, Салмази! – взорвался Леонарди, который смотрел на всех блуждающим взглядом и был чрезвычайно возбужден, так как впервые слышал об этих анатомических подробностях Аличе Бельтраме.

– На обеих ногах, как этого и следовало ожидать.

У всех, включая Стуки, вырвалось невольное «ах!».

– При гексадактилии, разновидности полидактилии, – между тем продолжал судмедэксперт, – недостаточно избавиться от лишних пальцев. При этой аномалии могут наблюдаться различные сопутствующие дефекты костей, а также неврологические патологии, которые тоже необходимо учитывать.

– Такие были? – спросил Стуки.

– Я пока не могу этого исключить, – ответил Салмази. – Хирургическая операция была проведена на обеих стопах, но у скелета, который вы мне предоставили, отсутствуют эти части тела, начиная от щиколоток и ниже, если вам так будет понятнее. Кроме того – и это, на мой взгляд, весьма странно, – кости, которые я исследовал, оказались, скажем так, слишком уж чистыми.

– Этого не может быть! – единогласно заявили сотрудники убойного отдела.

– По моим оценкам, учитывая минерализацию, природный состав почвы, ее влажность и другие параметры, которыми я не хочу вас утомлять, кости пролежали в этой земле не более…

– Сколько? Говорите! – не выдержал Леонарди.

– …трех или четырех лет, плюс-минус месяц.

– Но это невозможно!

– То есть вы хотите сказать, что, если бы это был скелет Бельтраме, он сначала находился где-то в другом месте, а может, и не в одном, в течение примерно семи лет, – спросил Стуки, который начинал кое-что понимать.

– О-ля-ля, инспектор! – доктор Салмази улыбнулся, как игуанодон, решивший позавтракать.

– Они переместили тело из одного места, которое показалось им ненадежным, в другое, которое посчитали более подходящим. И во время этого переселения скелет потерял ступни, – предположил Леонарди.

– Мы продолжаем детально изучать скелет, в том числе и для того, чтобы ответить на этот вопрос, – заверил всех доктор Салмази.

– Однако, – продолжал судмедэксперт, – еще более странным оказалось отверстие в черепе рядом с венечным швом, которое мы первоначально приняли за пулевое.

– А разве это не так? – раздался голос одного из полицейских агентов.

– Мы совершенно уверены, что отверстие было просверлено в черепе при помощи самой обычной дрели. Кроме того, его расширяли постепенно, с каждым разом используя насадки все большего диаметра.

– Какой ужас! – вскричал Ландрулли, и лицо его позеленело от подступающей к горлу тошноты.

– Мучительная пытка? – спросил Леонарди, дышавший как кузнечные мехи.

– К счастью, ничего подобного, – успокоил всех доктор Салмази. – Череп продырявили уже post mortem[98]98
  Посмертно (лат.).


[Закрыть].

Все посмотрели друг на друга в замешательстве.

– Таким образом, отсутствие ступней не позволяет нам на данный момент установить, действительно ли этот скелет принадлежит синьорине Бельтраме. Даже если многие характеристики костей совпадают, как, впрочем, и одежда, остатки которой были обнаружены на скелете, – она соответствует той, которую описали члены семьи, – подвел итог Леонарди.

– Необходимо учитывать, – прервал его Салмази, – что на волокнах найденной одежды не было обнаружено следов органического материала, а некоторые вещи вообще отсутствовали, как тот же голубой свитер и обувь. Так было отмечено в полученном мной отчете.

– Вот тебе и родственнички! – возмутился Леонарди, рассерженный тем, что ни мать, ни сестра пропавшей Аличе ни словом не обмолвились о гексадактилии.

– Нет, вы только подумайте! – добавил он, – Воровство костей! Как будто кто-то взял себе на память жуткий сувенир. Никто из местных на такое не способен. Мы не такие, правда, Стуки? Скажите – вы, повидавший на своем веку немало убийц.

– Действительно.

– Действительно что, Стуки?

– Но ведь кто-то же это сделал, – произнес инспектор.

В душе Леонарди бушевала буря. Детали, которые сообщил им доктор Салмази, фотокопии листков из записной книжки, ходившие по городу, эти отсутствующие ступни: у комиссара было такое ощущение, будто десять лет назад он потратил свое время впустую. А все потому, что семья Бельтраме выдала им только минимум информации, которая была лишь надводной частью айсберга. Комиссар Леонарди ощутил на себе невыносимую тяжесть. Всю эту шумиху вокруг дела Бельтраме нельзя было игнорировать. «Пора заканчивать и выходить на пенсию», – с горечью подумал следователь.

Поднявшись со стула, он крикнул присутствующим:

– Начинаем снова с семьи!

Все понимали, что Леонарди отчаянно храбрился.

– Сперелли, садись сюда ко мне.

Стуки смотрел на полицейского агента, который сидел в баре на площади Синьории через несколько столиков от него.

– Не сяду, инспектор. Я понял, что я вам не нравлюсь.

Надо же, какой обидчивый!

– Сперелли, мы сюда не жениться пришли. Выпьем вместе кофе и снова пойдем работать.

– Нет, я буду пить мой кофе здесь, один.

– Ну, как знаешь. Скажи, что ты думаешь о ходе расследования?

– Скелету отрубили ноги, чтобы было труднее его опознать. Если мы найдем ступни и они будут со следами шестипалости, тогда мы можем быть уверены, что это скелет синьорины Бельтраме.

Стуки взял свою чашку кофе и приблизился к столику Сперелли.

– А если они не найдутся?

– Тогда у нас не будет такой уверенности.

– Как ты считаешь, кто-то сделал это, чтобы усложнить нам работу в случае, если бы труп был найден?

– Конечно.

Стуки вернулся за свой столик.

– Ты читал листки из дневника Аличе, которые дал Леонарди?

– Естественно, в полицейском участке все их читали. В них море ненависти к мужчинам, вот что.

– Тебе это показалось ненавистью?

– Еще бы! Она терпеть не могла мужчин.

– Всех?

– Без исключения.

– Может быть, в чем-то мы это заслуживаем?

– Нет.

– И как тогда можно объяснить эту всеобъемлющую ненависть к мужчинам у Аличе Бельтраме?

– Сумасшедшая. В мире полно сумасшедших.

– Ну приехали.

Инспектор Стуки пристально рассматривал остатки кофе на дне чашки. Так он пытался дистанцироваться, чтобы представить себе женщину в полном расцвете своей красоты и женственности, которая рано утром отправляется на прогулку в горы и встречает на пути собственного убийцу. Где-то там начинается мучительный процесс выхода из жизни, сопровождаемый страхом, растерянностью, возможно, болью. Глаза женщины закрываются навсегда, не давая ей возможности проститься со своим миром. Молекулы тела, постепенно отдающие тепло окружающей среде. И кто-то, отрезающий женщине ступни ног.

«Отрежьте ей ноги!»

Стуки обнаружил, что его кофе совсем остыл. Холодный кофе отвратителен.

Комиссар Леонарди вместе с агентом Ландрулли встретились с матерью и сестрой Аличе Бельтраме, чтобы сообщить им о возобновлении расследования. Комиссар спросил их согласия провести анализ ДНК, который бы развеял любые сомнения. Он также попросил у родственников образец почерка пропавшей Аличе. Мать развела руками: у нее не осталось практически ничего, что было написано рукой младшей дочери. Школьные тетрадки и университетские конспекты в свое время выбросила сама Аличе. Пытаясь вспомнить, женщина ушла в другую комнату и вернулась оттуда, неся в руках открытку, которую Аличе подписала для мамы в день ее день рождения.

Комиссар Леонарди прочитал текст поздравления и пристально взглянул на женщин. Он чувствовал себя обязанным задать им этот вопрос, даже если это было совсем не просто.

– Синьоры, почему вы ничего не сказали мне по поводу… врожденного дефекта синьорины Аличе.

– Какого дефекта? – откликнулись мать и сестра.

– Шестипалости на ногах, – чрезвычайно вежливо произнес Леонарди.

– Гексадактилии, – прошептала Беатриче.

– Мы не думали, что это настолько важно. В конце концов, хирургическая операция все исправила, – ответила мать Аличе, слегка дрожа.

– Не настолько важно? – переспросил Леонарди, изо всех сил пытаясь сдержать себя.

– Для человека, пропавшего без вести. Если бы вы нашли тело, тогда мы бы вам сказали, – сухо произнесла мать.

Комиссар не нашелся с ответом. Он показал женщинам листки записной книжки и дал почитать. Читая, мать и сестра качали головами, вздыхали и даже несколько раз охнули. В определенный момент они отказались читать дальше и на вопрос Леонарди ответили, что ничего не знали о существовании такого дневника и не могли себе представить, откуда взялись эти фотокопии.

– Это унизительно, – прошептала мать Аличе.

– Я вас понимаю, – ответил ей Леонарди.

Из того, что помнила Беатриче, Аличе никогда не вела дневник. Тем не менее она подтвердила, что это почерк ее сестры. Старшая синьора Бельтраме сидела в кресле молча, поникшая и немного отстраненная: седые волосы аккуратно уложены, губы слегка подведены. Она накрыла ноги синим пледом, сказав, что чувствует себя неважно. Впрочем, ей уже много лет нездоровилось.

– Аличе ведь была моей дочерью, – добавила женщина.

«Это так понятно», – подумал Леонарди, воспринявший эти слова как прощание. У двери он шепнул синьорине Бельтраме, надеясь, что мать не услышит и не расстроится, что в ближайшие дни он вызовет ее в полицейский участок, чтобы вместе просмотреть записи, сделанные десятью годами ранее, и дополнить их в свете новых событий.

Агенту Ландрулли не терпелось поскорее выйти из этого мрачного дома, заваленного всяким хламом и пропитанного запахом лекарств. Казалось, хозяйки хранили абсолютно все, не решаясь что-либо выбросить, – возможно, в глубине души надеясь, что рано или поздно все исчезнет само собой и останутся только голые белые стены.

– Мне не нравится это расследование, – сказал Ландрулли комиссару, когда они отошли от дома.

– Расследования не обязаны нам нравиться.

– Но тогда, как мне кажется, мы бы работали лучше, – проговорил полицейский агент.

Задумавшись, инспектор Стуки долго смотрел на заброшенный дом. В руках он держал выписку о регистрации земельного участка, на котором были найдены человеческие кости.

На этот раз Стуки удалось отделаться от агента Сперелли. Тот спросил:

– Хотите, я пойду с вами, инспектор?

– Нет-нет, Сперелли, не беспокойся. Я только прогуляюсь по участку, где был похоронен скелет, и взгляну на дом семьи Бенвенью.

Cтуки попытался вообразить, как выглядел этот дом шестьдесят или семьдесят лет назад. Наверное, в этом месте располагался колодец, теперь исчезнувший. Был и фруктовый сад со старыми деревьями, и, возможно, маленький виноградник, от которого в наше время не осталось и следа. А здесь должен был расти орех, ведь перед крестьянскими домами всегда растут величественные ореховые деревья. Все это из раза в раз повторяется, и ничего из этого нельзя было бы назвать эстетически банальным. Такая организация отвечает конкретным потребностям: фрукты, вино, масличные культуры, птичий двор. Сообщество живых существ, крепко связанных друг с другом потребностью в пище и небольшом доходе.

Инспектор узнал, что раньше эта местность принадлежала крупной сельскохозяйственной компании, прекратившей свое существование много лет назад. Земля была продана и поделена между несколькими владельцами и арендаторами, среди которых был уже знакомый Стуки свинарь. Соседний участок земли достался семье Бенвенью. Обычная семья: отец, мать и пятеро детей. Жаль только, что второй сын, обезумевший, как бочка с вином, превратившимся в уксус, убил свою младшую сестру. Ему в ту пору было двадцать пять лет, ей – шестнадцать. Без ненависти, просто сильный удар по голове. Никто такого и представить себе не мог. Парня нашли сидящим на кровати, а его сестра лежала на полу мертвой.

Вполне понятно, что родители больше не захотели оставаться в этом доме. Через несколько месяцев все уехали. Впоследствии семья разделилась: мать и отец поселились недалеко от учреждения, куда поместили их сына-убийцу, двое других детей разъехались по миру. Старший сын оказался в Канаде, третий ребенок – дочь – вышла замуж и уехала к родственникам в Австралию, в Квинсленд. В Италию они больше никогда не возвращались. Установив расстояние между собой и смертью, они словно заткнули уши ватой от воспоминаний. Четвертый ребенок в семье Бенвенью, Джакомо, жил в Италии. В то время, когда исчезла Аличе Бельтраме, он заканчивал медицинский университет и числился среди тех, кто часто навещал ее в последние месяцы перед исчезновением.

«И однажды, благодаря наводнению и хозяину свинофермы, скелет вышел на поверхность, – подумал Стуки. – А вот, кстати, и он сам. Антимама».

Свинарь шел навстречу инспектору, ведро с комбикормом в его руке раскачивалось, словно маятник. Узнав Стуки, мужчина остановился.

– Когда вы здесь поселились, дом Бенвенью уже пустовал? – спросил его Стуки, не теряя времени на приветствия.

– Опять вы? Вообще-то, я работаю, мне некогда время терять.

– Ничего страшного, вашим свиньям не повредит немного нагулять аппетит, пока вы будете беседовать со мной.

– Но я уже рассказал все, что знал. Какой смысл повторять одно и то же? – проворчал свинарь. – Как я уже сказал полицейским в прошлый раз, я купил здесь шесть участков земли за несколько лет до той трагедии и засадил их кукурузой и свеклой.

– Правильно ли я вас понял: вы работали на своих полях, а там, неподалеку от вас, жила семья Бенвенью?

– Ну да! Пару лет мы были соседями. Потом случилось то, что случилось.

– Вы бы не могли напомнить?

– Сумасшедший сын убил свою сестру. Поэтому они и бросили дом.

– Вы были не против приобрести их землю, правильно говорю?

– Да, я им так и сказал. Но Бенвенью не были заинтересованы в сделке. Впрочем, это трудно было назвать выгодным предложением: за те деньги они вряд ли смогли бы возместить свои убытки.

– Как по-вашему, какой была семья Бенвенью?

– Их отец был фермером, как и я.

– То есть простые люди, у которых в доме сумасшедший, вы это хотите сказать?

– Более или менее.

– Они выращивали овощи, как и вы?

– Я прежде всего животновод.

– За эти годы кто-нибудь из них сюда возвращался?

– Ни единая душа.

– Тем не менее кто-то здесь побывал, раз в этом поле было погребено тело.

– В газетах писали, что она была женщиной из хорошей семьи.

– Вы читаете газеты?

– То, что пишут об этом деле, – да.

«О, чувствительный свинарь!» – подумал Стуки, выслушивая предположения фермера о том, как кому-то удалось пройти незамеченным мимо свинарника и его дома, чтобы закопать тело.

– За домом Бенвенью начинается проселочная дорога с небольшим мостиком через ручей, которая выходит на шоссе. Они пришли оттуда, уверен.

– Я схожу проверю, – сказал Стуки.

Свинарь с интересом взглянул на инспектора.

– Мне бы кого-то с вашими мускулами. Двое индийцев, которые мне помогают, с трудом держаться на ногах. У них меньше сил, чем у новорожденного поросенка.

Через несколько минут Стуки вернулся. Все было точно так, как описал фермер.

– Таким образом, за последние два года вы не видели никого, кто бы проходил мимо вашего дома с большим мешком на плечах? Вы думаете, что это случилось раньше и что они пришли со стороны проселочной дороги. Правильно я вас понял?

– Вы полицейский, вы знаете, что говорите. Могу сказать только за себя: лично я никого не видел. Знаю только, что еще осенью пять лет назад там, где нашли скелет, была посадка из ольхи и кленов. Я выкорчевал их бульдозером. Значит скелет похоронили позже. Им даже, можно сказать, повезло, потому что земля была уже мягкой.

– Естественно, они не могли похоронить тело посреди поля, иначе вы бы вытащили его плугом, когда готовили землю под кукурузу.

– Понятное дело.

– Поэтому тело закопали у самого берега, чтобы вы его не потревожили.

– Видите, как вы начинаете понимать?

– Однако ноги найденного скелета, плюс-минус сантиметр, находились на возделываемой территории. Как вы думаете, вы не могли случайно отрезать ступни скелета плугом?

– Я никогда не замечал ничего такого на поверхности земли.

– Это точно?

– Клянусь своими лучшими свиноматками.

В тот вечер, открыв холодильник, инспектор заглянул в контейнер с сыром, чтобы убедиться, что тот был полон. Это его успокоило. По правде говоря, нельзя было сказать, что холодильник Стуки выглядит типично по-холостяцки, когда на полках царит пустота и можно палить из пистолета, не рискуя во что-нибудь попасть. Он был наполнен умеренно, с адекватной долей утешающих продуктов. Другими словами, еды не слишком много, что было бы неразумно, потому что на горизонте не предвидится голода, но и не слишком мало, иначе его желудочные соки оказались бы в одиночестве, которое Стуки считал одним из самых труднопереносимых. Вопреки тому, что думали о нем сестры, в его тележке в супермаркете можно было увидеть не только несколько баночек йогурта, лезвия для бритья и три бутылки темного пива, одна упаковка за раз. Там были еще сливочное масло, сливки, белое вино, радиккьо и кусок ветчины.

Прислонившись к открытой дверце холодильника, Стуки вдруг вспомнил о скелете с врожденной шестипалостью и отсутствующими ступнями. И, будто этого было недостаточно, ему пришла на ум Аиша. Инспектор откупорил бутылку пива, потом еще одну. Сегодня ему это было просто необходимо. Ясновидящая, антимама.

Вероника с Сандрой несколько раз перечитали фотокопии предполагаемой записной книжки Аличе Бельтраме, но так ничего и не вспомнили. Пока ничего. Возможно, речь шла о слишком важных мужчинах, недоступных для сестер из переулка Дотти, даже если им, как Стуки точно знал, в свое время приходилось вращаться в определенных кругах. Соседки пообещали, что наведут справки, и это обнадеживало. Впрочем, десять лет в мире любви и привязанностей – весьма большой срок. Даже воспоминания о невероятно красивых женщинах и мужчинах со временем тускнеют.

Еще инспектор Стуки спросил сестер, что, по их мнению, может означать фраза «любовь растворяется в воде».

– Любовь есть любовь! – ответили женщины хором.

Ну и как это понимать? Антимама.

Стуки достал из кухонного шкафа пачку спагетти. Подумав немного, он вытащил из нее одну спагеттину и раскрасил ее красным фломастером. В сопровождении верного Арго полицейский направился в спальню, положил тонкую красную палочку на середину прикроватной тумбочки и высыпал на нее все оставшиеся в пачке спагетти.

«Вот так задачка!» – сказал себе инспектор. Он посмотрел на пса, который, как показалось Стуки, улыбнулся ему в ответ.

– Арго, как ты считаешь, это скелет Бельтраме?

Инспектор ясно увидел, что собака смеялась.

Любовь растворяется в воде. Как сахар, как соль. В отличие от нитей пауков и тутовых шелкопрядов. Шелковая нить мне нравится больше. Паутина становится смертельной ловушкой для любого, кто верит, что может ходить по ней или использовать ее в качестве качелей. Тутовый шелкопряд из шелковых нитей плетет свои коконы: шершавые крохотные кабинки, в которых куколка может раздеться, не привлекая нескромных взглядов, и облачиться в одежду бабочки. Это своего рода матка, окутывающая метаморфозу. Возможно, поэтому пластический хирург казался мне похожим на личинку тутового шелкопряда.

Об этом говорили его изумительно красивые губы. Природный дар, как утверждал хирург. И действительно, его собственные губы не казались надутыми и застывшими, как те, которые он без устали накачивал в клинике пластической хирургии. Я представляла себе, что он действует не руками, а губами, как личинка тутового шелкопряда, выпускающая изо рта шелковистую слюну, когда трудится над созданием места своего возрождения.

Не утруждая себя излишней деликатностью, он предложил подправить мои губы, вероятно полагая, что каждый должен кусать или сосать мир губами, упругими как клубника. Я же считаю, что достаточно иметь две розовые поверхности – главное, чтобы они были живыми и подвижными, с линиями разломов, которые напоминают трещины земли и выражают жизнь эмоций и дрожь страстей.

– Не вижу в этом необходимости, – ответила я, целуя его так, чтобы он смог почувствовать разницу между живыми губами и силиконовыми контейнерами.

Казалось, хирург лишился последних сил, настолько широко он распахнул глаза, задрожал и воскликнул испуганно:

– И что теперь?

– Я заберу тебя с собой, – прошептала я, имея в виду постель, встречу, любой угол, где он мог бы отложить в сторону скальпель, не опасаясь, что изъяны мира возьмут над ним вверх.

Признаюсь, что этот мой опыт оказался не очень удачным, несмотря на то, что от эксперта по эстетике можно было многого ожидать. В ту единственную ночь, когда мы спали вместе, я не сомкнула глаз. И не только потому, что он страдал бруксизмом и скрипел зубами, доказав этим, что недостаточно иметь красивые губы, чтобы издавать прекрасные звуки. Я чувствовала в нем какой-то разлад. Его природа тутового шелкопряда предстала предо мной в зловещем свете, когда хирург признался, что предпочитает мужчин женщинам. Конечно же, любой личный выбор достоин уважения, но только не в его случае.

Я поняла это, пока он засыпал, скрипя зубами и щелкая челюстью. Пластический хирург занимался не исправлением недостатков женской внешности в обмен на «презренный металл», что было бы понятной слабостью. Своей работой он сознательно принижал женщин. Он делал их настолько неестественными, чтобы они стали неудобоваримыми, отвратительными и раздражающими. Пластический хирург множил копии одного и того же рисунка, копии других копий, как фальшивомонетчик или торговец поддельным товаром на местном рынке.

Я пришла к выводу, что он проделывал это для себя, в надежде, что на каждую фальсифицированную им женщину придется освобожденный мужчина. Хирург был уверен, что, заменив целую женскую вселенную копиями, он вызовет крах рынка и в наступившем хаосе сможет захватить себе лучшие экземпляры мужской фауны.

Не думаю, что пластический хирург был в восторге, когда я познакомила его со своим хорошим приятелем – мужчиной крепким и брутальным. Но тутовый шелкопряд должен помнить, что, несмотря на его мечты о возрождении, рано или поздно все коконы оказываются в кастрюле с горячей водой. Любой тутовый шелкопряд отлично знает цену, которую необходимо заплатить, чтобы получить шелк…

Аличе