Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Дэн Браун
Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 101 (всего у книги 346 страниц)
11 ноября. Четверг
Пистолет в одной руке и лопата в другой. Пистолет и лопата: были ли они связаны? Комиссар Леонарди поочередно изображал то выстрел из пистолета, то удар лопатой. Он смотрел на своих людей, ожидая ответов. Комиссар пробормотал про себя, что синьор Масьеро как пить дать вляпался в какую-то историю, ведь в его работе легко оступиться и принять неосмотрительное решение, которое могло кому-то очень не понравиться. На рынке недвижимости в настоящий момент столько проблем – неудивительно, что нервы у всех на пределе.
Стуки особо не прислушивался к разговорам Леонарди. Сидя за своим письменным столом, инспектор читал вслух информацию, добытую для него агентом Ландрулли.
«Многие медицинские синдромы, такие как синдром Эллиса – ван Кревельда, синдром Барде – Бидля, трисомия по тринадцатой паре хромосом, синдром Дауна, могут включать в себя в качестве одного из симптомов полидактилию. У пятнадцати процентов детей, родившихся с лишними пальцами, выявляются и другие аномалии. Рождение ребенка с полидактилией должно насторожить врачей, так как существует реальная возможность возникновения проблем со здоровьем, которые могут проявляться на протяжении всей жизни».
– Что ты обо всем этом думаешь, Сперелли?
– Вряд ли это случай синьорины Бельтраме.
– Наверное, нет.
– Хотя, может быть, этим можно объяснить ее странности.
– Ты имеешь в виду побег из семьи? А не ты ли совсем недавно утверждал, что Аличе не скрылась по собственной воле, а была убита?
– Сначала она сбежала, а потом ее убили.
Антимама.
У Стуки перед глазами все еще стояла комната хозяина свинофермы, вся обклеенная плакатами с женскими грудями самых разных размеров. Вполне возможно, что мужчину в тот вечер посетила фея любви. На этот раз желанной гостье не повезло: она увидела перед собой не клиента с зашкаливающими гормонами, а лежащее перед домом тело. Скорее всего, после недолгих размышлений о том, как быть дальше, ночная утешительница из чувства лояльности к клиенту решила все-таки позвонить в скорую помощь.
Состояние потерпевшего стабильное, как сказали врачи, но дела у него идут не очень хорошо, это факт. Если свинарь и выживет, кто знает, как у него будет работать голова и можно ли надеяться, что он вспомнит того, кто на него напал. Потому что, как им сообщили судмедэксперты, фермер, скорее всего, видел нападавшего в лицо: удар был нанесен спереди, целились в висок.
Лопата с коротким черенком, размышлял Стуки. Чтобы такой воспользоваться, после того как целый вечер просидел в засаде у свинарника, совсем не обязательно иметь размах рук баскетболиста или весить как регбист – достаточно быть ловким, быстрым и решительным.
Агент Ландрулли передал инспектору список входящих и исходящих звонков из мобильного телефона владельца свинофермы. Стуки обнаружил, что свинарь несколько раз звонил семье Бельтраме.
– Какое отношение имеет к этому Беатриче Бельтраме? – воскликнул Сперелли, двигаясь по кабинету зигзагами, словно кобра. – А! Понял! – воскликнул полицейский агент. – Синьорина думает, что свинарь может быть как-то связан со смертью ее сестры, и она захотела его наказать.
– Ты думаешь, Бельтраме считает его сообщником?
– Да!
– Ландрулли, а ты как думаешь?
– Если бы свинарь был в этом замешан, зачем ему было заявлять о нахождении скелета?
– Действительно, зачем, Сперелли?
– Зачем-зачем... Угрызения совести, вот зачем! Наводнение размыло все вокруг, и фермер понял всю несправедливость преступления, которое совершил. И совесть его не выдержала. Теперь понятно?
– Сомневаюсь, – вполголоса произнес Ландрулли.
– По-твоему, Сперелли, хозяин фермы прекрасно знал, что там, под землей, спрятан скелет?
– Да.
– И как все это может быть связано с синьором Масьеро? – вклинился в разговор Леонарди.
– Понятия не имею, – ответил Стуки.
Инспектор дал задание агентам Ландрулли и Сперелли еще раз встретиться с матерью и сестрой Аличе Бельтраме. Он строго-настрого приказал им вести себя с женщинами осторожно и предусмотрительно, потому что полиции обязательно нужно было выяснить, почему фермер им звонил. Прежде всего необходимо было получить ответ на этот вопрос.
Микеланджело узнал двух полицейских, стоящих у ворот дома Бельтраме. Его пробрала радостная дрожь. Последние несколько дней парнишка приходил сюда, чтобы убедиться, что старая Бельтраме и на этот раз отправится разбрасывать по городу листовки. Ему пришлось признать, что с этим заданием старушенция справлялась довольно умело. Она даже приобрела определенное уважение в глазах Микеланджело. Подросток решил, что если однажды они встретятся – он за рулем автомобиля, а старая Бельтраме на пешеходном переходе, – то, пожалуй, он ее пощадит.
Наблюдая за домом, Микеланджело вообразил, что ненавистная училка, Беатриче Бельтраме, что-то натворила в школе и родители учеников за ее жестокость заявили на учительницу в полицию. И теперь полицейские агенты приехали арестовать ее и заковать в наручники. Микеланджело приготовил свой мобильник: он увековечит эту сцену и отправит ее путешествовать по Всемирной паутине. «Полиция в доме у Бельтраме: учителя тоже нарушают закон!» – так он прокомментирует это видео.
Подросток был весьма разочарован, когда менее чем через час полицейские покинули дом Бельтраме. Они казались довольно задумчивыми, но даже не подумали вывести с собой преступницу с педагогическим образованием. Телефон в руках Микеланджело застыл в воздухе. К тому же только сейчас он понял, что страшно опаздывает. Инспектор Стуки ждал его в управлении ровно в пятнадцать ноль-ноль, а было уже полчетвертого. Микеланджело подумал пропустить сегодняшнюю встречу с полицейским, но мальчику не хотелось, чтобы у Стуки создалось впечатление, будто он не в состоянии ни учиться, ни выполнять те глупые задания, которые ему поручали.
Ведь если задуматься, он только впустую растрачивал свою молодость на массу бессмысленных дел. Ничего общего с тем, что могло бы обогатить его внутренний мир – как, например, путешествие в Гималаи, поездка в Касабланку, переход через пустыню в Намибии и все те замечательные приключения, которые он каждый день видел в фильмах на коммерческом канале. Неповторимый и манящий мир был так близко – стоило только протянуть руку, а вместо этого он должен был ходить в школу, а теперь еще и терпеть присутствие грубоватого инспектора-всезнайки.
Паренек вздрогнул, увидев выходящую из ворот дома Беатриче Бельтраме. Похоже, она торопилась, потому что довольно резко захлопнула калитку. Следить за учительницей оказалось гораздо труднее, чем за ее матерью. Женщина двигалась уверенно, но настороженно и часто оглядывалась по сторонам, поэтому Микеланджело пришлось держаться далеко позади. Следуя за ней по пятам, он дошел до самой больницы и даже решил зайти следом. Но было действительно слишком поздно, и Микеланджело подумал, что рискует тем, что инспектор Стуки, чего доброго, заставит его чистить ботинки всем агентам мобильного отряда, работавшим в вечернюю смену.
На вопрос Микеланджело, на месте ли инспеткор, дежурный ответил утвердительно, но его взгляд не предвещал ничего хорошего: в полицейском управлении все уже знали о подростке и его школьных неприятностях, а также о том, как инспектор Стуки относился к опозданиям.
Было почти четыре часа, когда Микеланджело постучал в дверь кабинета Стуки.
– Это невозможно! – воскликнул инспектор.
Он был не в духе, потому что результаты длиннейшего отчета антропологов о найденных костях его совсем не радовали.
– Все-таки не зря тебя исключили из школы, – не удержавшись, злорадно произнес инспектор. – На месте твоих учителей я бы вообще отправил тебя на целый месяц работать на рудники.
– Даже так? – ухмыльнулся школьник. – Отличный пример ответственного взрослого. Когда налицо столкновение идеологий и у вас заканчиваются аргументы, вы прибегаете к деспотизму.
– Антимама! Что ты такое городишь?
– Да-да, совсем, как та училка, из-за которой меня отстранили от занятий.
– У нее точно были причины. Кстати, что такого ты натворил?
– Ничего особенного. Очевидное злоупотребление властью.
– А мне сказали, что ты ее оскорбил.
– Я всего лишь сказал правду.
– Тебя отстранили на целых четырнадцать дней!
– Совершенно несправедливо!
– Как зовут эту учительницу?
– Беатриче Бельтраме.
Стуки застыл на месте.
– Бельтраме?
– Ну да. Коза еще та! Вы должны были ее…
– Мы?
– Арестовать! Но ваши коллеги ушли, поджав хвосты.
– Ушли откуда?
– Из ее дома.
– Ребенок, ты что творишь?
Микеланджело молчал, что-то обдумывая.
– Я кое-что знаю про Бельтраме, – наконец выпалил он.
– Что именно ты знаешь? – медленно произнес Стуки.
– Я вам скажу, – после недолгого молчания ответил подросток, – но только если вы пообещаете не заводить шашни с моей мамой.
Антимама!
– У меня такого и в мыслях не было.
– Ни сейчас, ни в будущем, понятно?
– Не бойся, такой опасности нет. Выкладывай, что ты знаешь про Бельтраме?
– Поклянитесь!
– Не буду я клясться! Этого еще не хватало!
– Значит, вы врете!
Стуки с удовольствием дал бы этому юнцу пинка под зад. У инспектора было желание оставить его здесь одного, со всеми его прыщавыми подростковыми секретами, даже если у Микеланджело не было никаких прыщей. Но Стуки понимал, что им необходима информация. Он пробормотал что-то о том, что в данный момент был не готов вкладываться в отношения, поэтому ни в коей мере не претендует на сердце Елены. Микеланджело продолжал недоверчиво качать головой, все еще сомневаясь. Но тем не менее он рассказал инспектору, что видел: как старая Бельтраме разбрасывала по городу листки с написанными в них глупостями про мужчин.
Стуки посмотрел на мальчика в замешательстве: это еще что за история?
– Честное слово! – с жаром выпалил подросток.
Антимама, как такое было возможно?
Инспектор попытался дозвониться до Ландрулли, тот как раз возвращался в полицейский участок вместе с агентом Сперелли. Разговор с Беатриче Бельтраме дал результат: женщина сообщила, что хозяин свинофермы звонил ей, чтобы выразить соболезнования на случай, если выяснится, что найденные на его участке кости принадлежат их родственнице.
– Этот факт вам не кажется странным? – спросили учительницу полицейские агенты.
– Всего лишь трагическое совпадение, – ответила Бельтраме.
По словам Ландрулли, она, казалось, была не особо поражена тем, что случилось с фермером, скорее, удивлена.
– Как ты думаешь, ее удивление было искренним? – несколько раз переспросил полицейского агента инспектор.
Прежде чем уйти, они немного постояли у дома Бельтраме. Как объяснил инспектору Ландрулли – чтобы увидеть, как Беатриче Бельтраме на это отреагирует. Чуть позже агенты увидели, как она вышла из дома и направилась в больницу. Она собиралась навестить хозяина свинофермы, но к нему не пустили врачи.
– Вы не заметили поблизости мальчика? Того, вы его знаете, Микеланджело, с которым мне приходится возиться, чтобы защитить его от не самых лучших проявлений подросткового возраста.
Нет, полицейские агенты его не видели.
Антимама. Значит, Микеланджело все выдумал?
Это был один из тех редких вечеров, когда перед ужином ему требовалось немного коньяка на донышке бокала и шоколадный кубик с ромом. Подумать только: синьора Бельтраме распространяет по городу фотокопии листков из дневника своей дочери. Если, конечно, Микеланджело не насочинял. «От такого всего можно ожидать, – сказал себе Стуки. – В любом случае, завтра стоит послать Сперелли проследить за старой Бельтраме».
Инспектор вздохнул и бросил взгляд на дремавшего на ковре Арго. Соседи поговаривали, что старый Баттистон на днях вернется из больницы домой. Кто-то уже навел порядок в его квартире, и, кажется, старику наняли сиделку-молдаванку, которая будет ухаживать за ним в период реабилитации. «А эта псина спит как ни в чем не бывало», – подумал Стуки. Он понюхал остатки коньяка в бокале и взял сотовый. Инспектор решил позвонить Елене. Что такого она могла сказать своему сыну, чтобы тот отважился предложить ему подобный обмен?
– Алло, Елена…
– Инспектор! Вы знаете, а я как раз собиралась вам звонить. На кактусах появились крохотные бутоны. Так что до цветения осталось совсем чуть-чуть. Вы придете, если я вас приглашу?
– Я? Даже не знаю… Мы сейчас очень заняты с одним расследованием… которое никак не хочет раскрывать нам свои секреты.
– Нет такого расследования, которое смогло бы устоять перед вами, – проговорила Елена.
– Вы мне льстите, – ответил Стуки и одним глотком допил коньяк.
– Ой, какая я глупая! Это же вы мне позвонили! Должно быть, вы хотите сказать мне кое-что по поводу Микеланджело?
– Это так.
– Говорите, я вас слушаю.
Инспектору было неловко об этом спрашивать, но для себя он решил прояснить ситуацию до конца.
– Скажите, вам приходилось говорить обо мне с вашим сыном как-то необычно? – попытался сформулировать свой вопрос Стуки.
– Простите, в каком смысле?
– Ну, не знаю, что-то вроде «Какой милый этот инспектор!»
– Если честно, я вас таким не считаю.
Получай, Стуки! Сам напросился!
– Тогда, может быть, вы говорили каким-то особым тоном?
– Это как?
– «Ты виделся сегодня с инспектором?» – произнес Стуки, растягивая слова и пытаясь скопировать манеру Елены.
– У меня нет привычки разговаривать как влюбленная дурочка.
– Тогда все в порядке. Ваш сын сам все понял.
– Что понял, инспектор? – спросила мама мальчика, но Стуки сделал вид, что не расслышал.
– Очень проницательный мальчишка, нечего сказать.
– Если завтра кактусы зацветут, придете на них взглянуть?
Любовь растворяется в воде. Как сахар и соль. Мы все немного соленые и немного сладкие. Внутри, в глубине. По крайней мере, так говорил мой психоаналитик. А уж он-то считал себя специалистом по душевным глубинам.
Я прозвала его солитером. Это такой ленточный червь, который паразитирует в кишечнике человека. Конечно, вряд ли у кого-то черви вызывают симпатию, а глисты тем более. С гусеницами уже дела обстоят по-другому, потому что мы знаем, что однажды они превратятся в прекрасных бабочек.
Моя первоначальная неприязнь к солитеру была связана с его гонораром: мне бы хотелось, чтобы интеллигентный на вид господин в дымчатых очках находил в беседе с красивой девушкой удовольствие, а не источник дохода. Впрочем, моя антипатия к нему скоро испарилась.
Поначалу солитер слушал меня с некоторым чувством стыда, сидя в кресле за кушеткой, на которой я полулежала. Но вскоре мы стали разговаривать, глядя друг другу в глаза, чтобы потом обсуждать это снова на кушетке, но уже лежа вдвоем.
Ленточный червь представляет собой не что иное, как большую голову и длинный кишечник. И нет никаких сомнений в том, что психоаналитик обладал и тем, и другим. Я бы сказала даже, что его кишечник был просто замечательным, раз он с успехом справлялся с перевариванием всех этих историй, которые поглощались им ртом и сразу же разлагались на составляющие.
Рот, кишечник, квитанция об оплате. Таково было печальное существование ленточного червя до того, как я стала его пациенткой. И таким оно опять сделалось после. Но в течение месяцев интенсивной терапии со мной солитер был счастлив, как никогда. Он ложился на кушетку, зажимал в зубах дорогую сигару, закрывал глаза, и все начинало течь в обратном направлении: от кишечника ко рту.
А я писала и писала черным стержнем в его записной книжке в красной кожаной обложке, переворачивая страницу за страницей и описывая значимые для него женские фигуры: матери, бабушки, сестер и одноклассницы, которая ранила его в самое сердце, не позволив себя поцеловать после того, как пригласила на свой день рождения. Психоаналитик часто говорил о своей матери. Он описывал в мельчайших деталях сцену, повторявшуюся каждое утро: мать медленно спускалась по лестнице дома, будто королева, не обращая ни малейшего внимания на мальчика, словно тот был глупым королевским шутом. Еще психоаналитик рассказывал мне о своей первой любви и о том, что он почувствовал, когда она, поцеловав его на прощание, сообщила, что завтра выходит замуж, и призналась, что всегда лгала ему, потому что взрослая женщина не может быть по-настоящему привязана к восемнадцатилетнему парню. «Так и есть, – заметила я. – Твоя знакомая была права». Но, как считал сам солитер, он всегда слишком верил женщинам, давая им власть над самим собой, и за это дорого поплатился. Потому что нет на свете женщины, которая уважала бы тебя, если ты уважаешь ее. «Бедный ленточный червь, – сказала я. – Тебе попадались только мужчины в женском обличье, а с ними так легко ошибиться».
Психоаналитик курил сигары и носил кожаные подтяжки и дорогие ботинки. Говоря мне все эти вещи, он опорожнял свой кишечник, цвет его лица улучшался, и солитер начинал вспоминать о радостных событиях в его жизни. Он рассказал мне о дне защиты диплома, когда ему пришлось психоанализировать сначала инспектора дорожной полиции, а затем пуделя. Психоаналитик признался, что тот сеанс психоанализа с собакой оказался самым значимым в его карьере: смотреть в преданные собачьи глаза и наблюдать, как пес встряхивал головой и вилял хвостом, оказалось для солитера самой большой и яркой возможностью близости с другим живым существом, которую он никогда не испытывал ни до, ни после. В тот момент новоиспеченный психоаналитик понял, что было бы лучше выучиться на ветеринара. Именно тогда он осознал, что по своей природе предпочитал простых существ вроде собак, кошек и хомячков. И что сложные системы со слишком большим количеством переменных, такие как люди, к которым нужно было добавить переменную переменных, то есть ложь, вызывали у него тошноту.
Э, нет, дорогой солитер! Если есть что-то, что запрещается паразитам, – это испытывать чувство тошноты. Боже упаси! Ленточный червь с угрызениями совести и чувством вины: до чего мы так дойдем?
Аличе.
12 ноября. Пятница
Осеннее солнце поддалось внезапной усталости, и на горные вершины опустились снег и холод.
Стуки открыл створки шкафа, отыскивая теплую куртку. Инспектор никогда не перекладывал в шкафу сезонную одежду. На полках хаотично и бессистемно громоздились самые разные вещи, будто пытаясь предугадать капризы погоды и внезапные изменения климата. Стуки отодвинул несколько льняных пиджаков и старое, довольно потертое пальто, которое он любил как ценную книгу. В ту самую секунду, когда мужчина обнаружил то, что искал, в его уме мелькнула мысль: «С какой стати мне подписывать своим именем то, что я записываю в личной записной книжке? Ведь я и так знаю, что текст написан мной».
Инспектор вспомнил слова Микеланджело о Бельтраме. Этот малолетка додумался прятаться за их домом, чтобы следить за женщинами, и это еще раз подтверждало, что причины его ненависти к учительнице были глубоки. У самого Микеланджело, скорее всего, были не все дома, и Стуки не мог исключать, что подросток банально нафантазировал, чтобы хоть как-то навредить ненавистной училке. Доверять во всем, без сомнения, подростку было нельзя. Надо сегодня обязательно послать агента Сперелли, чтобы тот разобрался в ситуации.
Была пятница – день, когда у учительницы Бельтраме не было уроков. Инспектор решил воспользоваться этим обстоятельством и сходить в школу. Он хотел поговорить кое с кем и понаблюдать – разумеется, весьма деликатно, ведь такие места сами по себе довольно непросты. Нужно суметь найти подходящего человека и задать правильные вопросы, чтобы получить нужные ответы.
Стуки подождал, когда прозвенит звонок на перемену. Во время перемены всегда царит хаос, и он мог бы сойти за рабочего, загружающего в торговые автоматы пакетики с чипсами, или, на худой конец, за недовольного родителя.
Оглядевшись по сторонам, инспектор решил, что техничка, демонстрирующая свое властное присутствие в школьном коридоре, была именно тем человеком, которого он искал. Стуки дождался, когда прозвенел звонок на урок и ученики и учителя вернулись в классы, и приступил к делу. Для начала он, совсем как в американских фильмах, показал женщине свое полицейское удостоверение.
– Наркотики? – деловито спросила техничка.
– В следующий раз, – строго отчеканил Стуки.
– Значит, до вас все-таки дошли наши сигналы о странностях с туалетной бумагой, – радостно воскликнула женщина.
– О чем вы говорите?
– Каждое утро я лично разношу туалетную бумагу во все туалеты в школе, а на следующее утро ее уже нет. У меня имеются кое-какие соображения на этот счет, – произнесла техничка, настороженно осматриваясь вокруг.
– Вы кого-то подозреваете?
– Несомненно! Это проделки подсобного рабочего, который убирается в школе днем. Либо у него проблемы с кишечником, либо он перепродает туалетную бумагу, одно из двух.
– Или вы покупаете ее слишком мало, – предположил инспектор.
Техничка заметно сникла.
– Впрочем, я здесь по другому делу, – продолжил Стуки. – Мне нужно задать вам несколько вопросов об одной учительнице. Сами понимаете, это дело конфиденциальное и разглашению не подлежит.
Женщина подняла на Стуки честные глаза и прошептала, что она всегда умела хранить секреты, особенно те, которые могли повлечь за собой отставку министра просвещения.
– Очень хорошо, – ответил инспектор.
Они разговаривали минут десять, стоя возле кофейного автомата. Как отметил про себя Стуки, кофе здесь был намного хуже, чем у них в полицейском управлении. Ландрулли от такого просто упал бы в обморок.
Для начала Стуки попросил техничку рассказать ему подробнее о сути конфликта между Микеланджело и учительницей Бельтраме.
– В школе было организовано воспитательное мероприятие на тему СПИДа, – начала женщина. – Совсем молоденькая докторша вела с подростками медицинские разговоры про секс и средства предохранения, ну, вы понимаете. Она принесла с собой презервативы, некоторые из них были разноцветные. Мальчишки на перемене стали их надувать и разбрасывать по классу. Докторша рассердилась и послала за классным руководителем.
– То есть за Беатриче Бельтраме.
– Та в ярости врывается в класс…
– А этот дурачок Микеланджело?
– Сначала он запихал весь мел в синий презерватив, сказав, чтобы они не писали на доске всякую чушь. Потом стал скакать по партам, играя с тем, что он называл воздушными шарами любви. Весь класс, разумеется, ему буквально аплодировал.
– Представляю, как рассердилась Бельтраме.
– Да, и накричала на всех, а особенно на Микеланджело. А тот ей ответил что-то вроде того, – техничка церемонно потупила глазки, – что таким старым шлюхам, как она, вообще не место в школе.
Последние слова женщина произнесла с нескрываемой радостью.
«Вот хулиганище!» – подумал Стуки о Микеланджело.
Техничка заверила инспектора, что Беатриче Бельтраме очень уважаема своими коллегами и что со своими учениками она строга, да, но справедлива.
– Единственное, что я заметила, – продолжила техничка, чувствуя непреодолимую потребность исполнить свой долг, – что учительница Бельтраме делает слишком много фотокопий, за счет школы между прочим. Что же касается ее прямых профессиональных обязанностей – лично я ничего плохого о ней сказать не могу, ведь с современными подростками не так-то просто общаться. Думаю, что синьорина Бельтраме ждет не дождется, когда сможет выйти на пенсию.
– Инспектор! Они цветут! То есть… почти. Приходите! Вы сможете?
Елена. Стуки задержал дыхание.
– Когда?
– Сегодня? Или вы заняты?
– Хорошо, я приду, – сказал Стуки.
Что ему еще оставалось делать?
Едва он отключился, как сотовый телефон снова зазвонил.
«Что еще она забыла?» – подумал Стуки, взволнованный полученным приглашением.
– Микеланджело? Конечно же, я жду тебя в управлении. Ты хочешь продолжать работу в архиве? Хорошо, договорились.
Все-таки ему тогда пришла в голову потрясающая идея. «Очарование удостоверений личности и на него подействовало», – подумал Стуки. Когда инспектор только-только начинал свою карьеру в полиции, он с удовольствием ходил в архив, выискивая среди множества копий удостоверений личности фотографии подозреваемых в совершении преступлений. Стуки казалось, что он имел доступ к бог знает каким секретам, хотя речь шла о вполне открытой информации. Тем не менее система, связывающая лицо человека с его данными, вызывала у Стуки восторг. Ему казалось, что он проникал в самую суть людей: кто они, какие у них лица, где они живут и чем занимаются.
Недалеко от полицейского управления Стуки заметил Микеланджело. Вид у подростка был довольно унылый. Инспектор вспомнил, что через несколько дней мальчику предстояло вернуться в школу и, должно быть, эта мысль не доставляла ему никакого удовольствия.
– Мне рассказали, какой спектакль ты устроил в школе, – сказал мальчишке Стуки. – Бьюсь об заклад, что в тот момент ты чувствовал себя героем: вывести из себя старую деву из хорошей семьи, саму сдержанность и поджатые губы. Как смело!
– В школе нас пичкают бесполезной информацией, как гусей грецкими орехами. Чтобы защититься от метеоритного дождя, нам предлагают зонтик. Я не могу с этим смириться! – сегодня утром Микеланджело явно был в ударе.
– Я заживо замурую тебя в архиве, – прошипел Стуки.
– По-любому лучше, чем в школе.
Микеланджело подозрительно взглянул на инспектора.
– А вы чем будете заниматься этим утром?
Стуки на секунду заколебался. Он понял подоплеку этого вопроса.
– Я буду работать.
– Моя старушка сегодня утром была вся на нервах, – как бы между прочим заметил мальчик.
– Серьезно?
– Я подозреваю, что она ждет кого-то в гости.
– Послушай, Микеланджело, не то чтобы для меня это было так уж важно…
– Что?
– Кем работает твоя мама?
– А вам зачем?
– Чтобы точнее оценить твой культурный уровень. Чтобы узнать тебя получше.
– Ага, чтобы быстрее съесть тебя, Красная Шапочка!
– Вот дурак!
– Она сажает деревья или что-то в этом роде.
«Мне это не так уж важно…» Ложь!
Стуки позвонил в дверь дома Елены, радуясь, что вовремя отправил Микеланджело в архив. Да, пожалуй, радость – подходящее слово, чтобы описать то, что он сейчас чувствовал.
Елена через дверь попросила инспектора подождать пару минут. Она озабоченно взглянула на кактусы, цветки которых почти распустились, и понюхала воздух, стараясь уловить их аромат. Что-то такое чувствовалось, хотя и довольно неопределенное. Но ведь все не может быть идеально. Поправив локоны, Елена открыла инспектору дверь.
Стуки стоял на пороге, засунув руки в карманы кожаной куртки. Казалось, он сейчас достанет ключи от рая или, на худой конец, от своего старого мотоцикла «Морини». Мужчина был заметно смущен. Инспектор совсем не разбирался в ботанике, и ему не так часто доводилось вести разговоры, сидя напротив горшков с кактусами. Растения показались Стуки покрупнее, чем они были несколько дней назад. Полицейский присмотрелся получше: заметно крупнее, если уж на то пошло.
– Кажется, они немного подросли, – произнес Стуки.
– Это эффект цветения: растения выглядят более эффектно. Вы заметили, какие нежные у них цветки?
Без сомнения, цветы были просто великолепны, но инспектор продолжал оценивать размеры четырех кактусов, красовавшихся перед этой странной парой двуногих существ.
– Простите, но я вынужден настаивать. Эти кактусы намного больше тех, которые я видел в прошлый раз. Тот же вид, это правда…
Елена широко раскрыла глаза, делая вид, что очень удивлена, но тут же расхохоталась.
– Я их специально заказала. Если бы я ждала, когда зацветут мои кактусы, тогда бы вы… тогда бы я…
– Тогда что?
– Я бы еще целый год прождала, – ответила Елена, разглаживая рукав свитера. – Мне и так пришлось ожидать несколько дней, потому что такие кактусы не очень легко найти, они довольно редкие.
Ну и дела! Стуки потерял дар речи.
– Какие «такие»? – только и сумел вымолвить инспектор
– С бутонами. Мне пришлось хорошо постараться. К счастью, с моей профессией…
– Ты работаешь в питомнике? – спросил Елену Стуки, на замечая, что перешел на «ты».
Елена рассмеялась.
– Если бы! Я бедный инженер и работаю в компании, которая занимается вопросами экологии.
– Микеланджело сказал мне, что ты сажаешь деревья.
– Для него все, что касается окружающей среды, имеет отношение к деревьям. Конечно, мне приходится иметь дело со многими компаниями, работающими в этой сфере.
– Но даже тебе было нелегко найти кактусы с бутонами.
– Да, особенно этого вида.
Со Стуки это не так часто случалось – даже, можно сказать, никогда такого не было, чтобы женщина пригласила его посмотреть цветение кактусов. У его мамы Парванех много лет жил в доме кактус перуанского происхождения под названием эспостоа. Это было довольно экстравагантное растение, похожее на большой, мохнатый, ощетинившийся шипами кокон, выросшее намного больше, чем предсказывали продавцы. «Синьора, не беспокойтесь! Поставьте его в угол комнаты, кактус не вырастет больше метра в высоту». На самом деле, он вымахал чуть ли не под два метра и почти касался потолка.
– Чем именно занимается инженер-эколог? – спросил Стуки.
– Я пытаюсь сделать так, чтобы мир не стал хуже.
– И получается?
– О да! Даже если тех, кто ему вредит, гораздо больше, чем тех, кто о нем заботится.
– То есть, можно сказать, что твоя работа не решает проблемы.
– Так же, как и твоя работа следователя. Найти убийцу не лишит его стремления убивать.
– Согласен.
– Кофе?
Стуки слышал, как Елена открывала и закрывала ящики на кухне.
– Сфотографируешь для меня цветущие кактусы? – крикнула она ему.
– Мне нечем фотографировать.
– А сотовый?
– Мой? Он у меня допотопный.
– Это ты еще моего не видел, – отозвалась Елена.
Женщина вышла из кухни, неся на миниатюрном подносе кофейник, две чашечки и сахарницу.
– Послушай, я хотел тебя спросить, – проговорил Стуки. – Почему ты не пригласила меня посмотреть на цветы вечером? Так сказать, в свете вечерней зари.
– Вечером Микеланджело дома.
Такая близость их лиц, такое мягкое касание теплых, податливых губ со вкусом кофе…
Это был поцелуй, стремительно распахнувший заржавевшие врата памяти, читающий дневник первой любви, теплый и уютный, как старое, одно на двоих, бабушкино одеяло, интимный, как общее дыхание, ароматный, как только что распустившийся цветок, и бесконечный, как безбрежная гладь океана.
Это всего лишь поцелуй, Стуки!
Несколько секунд они не шевелились.
«Завтра возьму выходной на весь день», – решил инспектор.
Комиссар Леонарди не поверил своим ушам. Что? Они в самом разгаре такого сложного расследования, а он, Стуки, вздумал отдыхать?
– Всего один день, – настаивал инспектор Стуки.
– И какие же у вас неотложные дела? – язвительно спросил Леонарди, зная наперед, что ответа он не получит.
Шагая по коридору, Стуки блаженно улыбался. Он встретился взглядом с агентом Сперелли, который поднял вверх большой палец: все окей!
