Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"
Автор книги: Дэн Браун
Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 187 (всего у книги 346 страниц)
Меня разочаровал такой вялый отклик. Я ожидала оживленного обмена сплетнями, думала, мы втроем по косточками разберем каждое слово, сказанное Бентли. Вместо этого Дотти только зевнула, прикрыв рот рукой. Мне не хватало Меган – во всяком случае, той Меган, которой она была до помолвки. Она всегда была готова посплетничать.
– Мы с мистером Томпсоном сегодня идем пить кофе после суда, – сказала Лорен, будто в этом нет ничего особенного.
Я уставилась на нее.
– Ты и Марк?
После того как Бентли рассказал мне о подозрениях Синди по поводу флирта с ее мужем, я старалась держаться от него подальше. Я наблюдала за ним издали – с расстояния, допускающего только полуулыбки и рукопожатия. Марк Томпсон был мастером эмоциональной нейтральности.
– Мы вчера разговорились на вечеринке, и я рассказала, что думаю поступать в юридическую школу. Он предложил угостить меня кофе и поделился своим опытом.
– Тебе не кажется это странным? – спросила я.
– Нет, это мило. Он очень успешный юрист, между прочим.
Я вспомнила, как ездила за Марком Томпсоном, пока он по очереди посещал места, где последний раз видели убитых женщин.
– Слушай, – сказала я. – Не думаю, что пить кофе с Марком Томпсоном – это хорошая идея. Я не говорю, что у него дурные намерения, но что-то с ним явно не так.
– Чем мой кофе с мистером Томпсоном отличается от твоих посиделок с Бентли? – спросила Лорен.
– Тем, что мы с Бентли примерно одного возраста и оба понимаем, что это чисто платоническое общение. Я не хочу, чтобы ты решила, будто происходит одно, а на самом деле это нечто совершенно другое.
Лорен закатила глаза.
– Между мной и мистером Томпсоном все тоже чисто платонически. Он женат и к тому же лет на сорок старше меня. Я думаю, что он искренне хочет помочь.
Она решила, что я веду себя глупо и излишне осторожно. Я это понимала, потому что мне тоже когда-то было девятнадцать и я считала, что никогда не умру. А в самоуверенности Лорен сомневаться точно не приходилось, с учетом ее увлечения серийными убийцами.
– Просто, пожалуйста, напиши после встречи кому-нибудь из нас, чтобы мы знали, что ты в безопасности. Предосторожность никогда не бывает лишней.
– Конечно, – ответила она тем же тоном, которым я разговаривала с матерью, и запихала в рот остатки буррито.
После ланча защита допрашивала профессора, который преподавал Уильяму писательское мастерство в колледже. Он уже давно оставил академическую карьеру ради бизнеса, но Уильяма помнил и описывал его как «одного из любимейших студентов». Он все еще изображал из себя профессора – на нем был твидовый костюм, несмотря на жаркую погоду. В его волосах виднелись седые пряди, а из-под белой рубашки выпирал толстый живот, но, полагаю, в свое время он был молод и привлекателен – из тех парней, на которых я сама пускала слюни во время занятий по писательскому мастерству в школе.
– На каком курсе учился Уильям, когда пришел к вам? – спросил адвокат.
– Кажется, он был второкурсником. Писательское мастерство не было его основным предметом, он взял его дополнительно.
– Можете рассказать, о чем Уильям писал на ваших занятиях?
– В качестве курсовой работы он написал рассказ про мужчину, который работает на фабрике, принадлежащей его отцу. По сюжету он медленно разбирает станки на части и приводит их в негодность, чтобы на них нельзя было ничего произвести. Уильям говорил, что вдохновлялся «Писцом Бартлби» [284]284
«Писец Бартлби» (англ. The Scrivener Bartleby) – повесть американского писателя Германа Мелвилла (1853) об объявившем на работе бойкот мелком работнике канцелярии.
[Закрыть].
– Уильям писал что-то мизогинистское? – уточнил адвокат.
– Нет! Вообще Уильям очень хорошо ладил с девушками на курсе. На писательском мастерстве всегда толпа девушек. Молодому человеку в такой обстановке может быть непросто, но Уильям прекрасно вписывался.
– А была в его произведениях жестокость?
– Нет. Ну, в смысле я сам выходец из рабочего класса, и его описания будней на фабрике могли показаться несколько нереалистичными, но его персонажи к насилию не прибегали, если вы об этом.
Потом я нашла этого преподавателя в интернете. Он был достаточно передовым, чтобы регулярно постить в твиттере, но недостаточно, чтобы догадаться, как быстро свидетельство в пользу подозреваемого серийного убийцы его утопит. Он тогда еще не закрыл свой профиль, но я подозревала, что очень скоро это сделает.
«Только монстры защищают монстров», – написал кто-то под одним из его постов и получил сотню лайков.
Уже не в первый раз я задумалась, насколько ограничено наше представление о концепте «жертвы».
26
Из соображений безопасности я решила проследить за Лорен и Марком Томпсоном во время их встречи в кафе. Я ему не доверяла, но ничего из сказанного мной не убедило Лорен, что ей тоже не стоит ему верить. Я напомнила ей, что он разъезжал по всему городу, специально останавливаясь в местах, связанных с убитыми женщинами.
– И что? Это ты следила за ним, пока он этим занимался.
Они встретились в «Старбаксе» неподалеку от здания суда. Я сходила к машине и взяла солнечные очки – свой единственный метод маскировки. Было значительно проще шпионить за Марком, когда он не знал меня. Иронично, что я всю жизнь стремилась стать более яркой и заметной, а когда добилась этого, снова захотела вернуть себе серость и безликость. Я решила, если кто-то из них меня заметит, я просто скажу, что зашла выпить кофе. В конце концов, я плохо спала: во сне меня преследовали призраки мертвых женщин.
В «Старбаксе» мне пришлось несколько раз оглядеться: сначала я их не заметила и сразу испугалась, что опоздала и что-то уже случилось. Но они действительно оказались в кофейне: они сидели рядом за маленьким столиком, и с виду все было совершенно невинно.
Марк бурно жестикулировал. Лорен внимательно слушала его и кивала, лишь иногда отвлекаясь, чтобы записать что-то в блокнот. Насчет одного она была права: они были больше похожи на отца и дочь, чем на двух человек на свидании.
Я села за стол и открыла книгу – я читала ее уже целую вечность, но у меня не хватало концентрации ее закончить. Я мечтала о латте, о чем-то с карамелью и шоколадом, но позволить себе могла только черный кофе. Люди склонны предполагать, что молодые люди не покупают себе дорогие напитки исключительно из стремления накопить побольше денег на будущее; от этой мысли мой обычный черный кофе стал только горче. Я сделала слишком большой глоток и пожалела о своей поспешности, когда кофе закончился. Я с завистью взглянула на лимонный пирог, который поглощал мужчина за соседним столиком.
Отвлекшись на соблазнительный пирог, я упустила момент, когда Марк и Лорен изменили позы. Его голос, обычно громкий и выразительный, понизился до шепота, и Лорен пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать. Меня задело, что ей доверяют информацию, недоступную мне. Я столько раз с ним здоровалась, заводила беседы в очереди на досмотр или по пути в уборную, а в итоге он пригласил на кофе Лорен, тогда как мне достались только подозрения его жены. Да, дело было в молодости и красоте, но еще у нее был потенциал. Он решил поделиться с ней опытом, потому что у нее впереди была вся жизнь, а у меня – только этот суд и Уильям.
Лорен покачала головой в ответ на какую-то реплику Марка. Его рот задвигался, и я пожалела, что не умею читать по губам. Когда он замолчал, Лорен взглянула в мою сторону с таким выражением, что стало понятно: она в курсе моей слежки. Все-таки очков для маскировки не хватало.
Они оба встали. У меня округлились глаза, когда Марк и Лорен обнялись, но это было весьма целомудренно, и никакого продолжения не последовало. Они попрощались, Марк пошел в уборную, а Лорен – к моему столику.
– Какое совпадение тебя здесь увидеть, – сказала она.
– Я хотела убедиться, что ты в безопасности.
– Что могло со мной здесь случиться? – спросила Лорен и обвела взглядом кофейню, полную людей. – Я умею за себя постоять.
– Все так думают.
– Ну, он не пытался ко мне приставать.
– Нет? А мне показалось, что вы сидели в опасной близости друг от друга.
– В основном он говорил о юридической школе. Сказал, что поможет мне с подачей документов в свою альма-матер.
– А еще он что-то говорил?
Лорен задумалась.
– Да. Спрашивал, не знаю ли я что-нибудь об убийствах. Что не обсуждали в суде.
– Я же говорила, творится какая-то муть. Ты думаешь, он имеет к этому отношение?
– Скорее похоже, что он ведет собственное расследование. Он без конца повторял, какие у Уильяма хорошие адвокаты, а потом в том же предложении – как он жалеет, что не может защищать его сам.
Я понимала это чувство. Я тоже жалела, что Лорен так мало его расспросила. Некоторым людям нравятся серийные убийцы, потому что их зачаровывает жестокость, а другим, как Лорен, – потому что они помешаны на невинности. Они не могут представить, чтобы человек, особенно такой симпатичный, как Уильям, мог совершить все те ужасы, в которых его обвиняют. Ей, в отличие от меня, не надо было заключать сделку с совестью, потому что она искренне верила, что ее любимого мужчину обвиняют несправедливо. Эта вера определяла ее поведение. Проблема была в том, что она не могла задавать слишком много вопросов, потому что тогда ее хрупкое представление о морали расползлось бы по швам. Если Марк и имел какое-то отношение к убийствам, она не хотела этого знать.
– Ты мне нравишься, Ханна, правда, – сказала Лорен перед уходом. – Но шпионить за людьми – это дикость. В следующий раз напиши мне или что-то в этом роде.
Я удержалась от замечания, что она бы обрадовалась моему присутствию, попытайся кто-нибудь ее убить.
– Конечно, – ответила я.
Лорен вышла из кофейни, и я уже собралась сделать то же самое, когда вновь увидела Марка. Он сел обратно за стол. Несколько минут он смотрел в телефон, глядя на экран из-за пары очков для чтения, а потом к нему подошла привлекательная женщина и похлопала по плечу. Марк встал, и они обнялись.
Женщина села напротив. По возрасту она была скорее ближе ко мне, чем к Лорен, но все равно моложе Марка на несколько десятков лет. Я сидела слишком далеко, чтобы разглядеть, есть ли у нее кольцо на пальце. На ней было узкое платье и туфли на каблуках – наряд, больше подходящий для деловой встречи, чем для романтического свидания, но интимная манера их беседы свидетельствовала о близости. На фоне этой женщины я ощутила свою непривлекательность и в физическом, и в духовном смысле; она была красивее меня, и эта зависть заставила меня почувствовать свое внутреннее уродство. Казалось нелепым, что Синди могла видеть угрозу во мне, когда ее муж встречался наедине с такой женщиной.
Как и во время беседы с Лорен, разговаривал в основном Марк. Он был из тех мужчин, которые сразу приковывают к себе внимание окружающих, даже не замечая этого, потому что оно кажется им естественным. В какой-то момент он протянул к женщине руку и погладил ее пальцы. Это, конечно, был не французский поцелуй, но уже что-то. Мне вдруг стало неловко наблюдать за этой сценой, как будто я смотрю эротическое видео с людьми, которые не знают, что их снимают. Несмотря на встречу в общественном месте, их приглушенные голоса и склоненные друг к другу головы говорили о близких отношениях.
Женщина кивала на все реплики Марка и иногда успевала вставлять односложные предложения. Один раз она посмотрела в мою сторону, почувствовав мой взгляд, но я сразу отвернулась. Мне хотелось крикнуть ей, чтобы она убежала, хотя я не понимала, от чего именно. Разумеется, она знала, что говорит с человеком, чей сын обвиняется в серийных убийствах.
Их лица помрачнели. Может быть, конец отношений? «Мы больше не можем с тобой встречаться, – представила я слова Марка. – Я сейчас нужен своему сыну». Он был из тех мужчин, которые предпочитают сообщать плохие новости в людных местах, чтобы женщины не плакали. «Сейчас все взгляды прикованы к нашей семье. Я не хочу утягивать тебя за собой», – мог бы с чувством сказать он.
Когда Марк закончил свой монолог, они оба поднялись и снова обнялись. Парочка вышла вместе, и в окно я увидела, как они садятся в разные машины. Что бы ни происходило, Марк не трахал и не убивал ее. Во всяком случае, в данный момент. Я обругала себя за собственное разочарование. С моей стороны было ужасно желать зла другой женщине только ради того, чтобы рассказать увлекательную историю Лорен и Дотти. Но все, что я увидела, – это лишь несколько разговоров Марка. И я не знала, что делать с этим дальше.
27
Весь остаток вечера я судорожно лазила по соцсетям и форуму в попытках выяснить, что это была за женщина. Я полночи не ложилась и чуть не проспала будильник с утра, а в итоге тайна ее личности раскрылась в самом начале выступления защиты. Ее звали Алексис Хатчингтон, и она была старинной подругой Уильяма и семьи Томпсонов.
Яркий свет в зале суда только подчеркнул ее красоту. У нее была гладкая кожа, еще не тронутая морщинами, которые уже начали изрезать мой лоб. Интересно, она колола ботокс? Хотя ее дружба с Уильямом доказывала вероятную несостоятельность моих подозрений по поводу романа с Марком, я все еще относилась к ней настороженно.
– Как бы вы описали свои отношения с Уильямом? – спросил адвокат.
Алексис дотронулась до ожерелья на своей шее. Даже с задних рядов я увидела, насколько у нее безупречный маникюр.
– Мы дружим примерно с десяти или одиннадцати лет, – ответила она.
Я почувствовала укол зависти, что она видела ту версию Уильяма, которую мне не узнать никогда. Хорошо это или плохо, но я знала его только как обвиняемого в серийных убийствах – от такой характеристики уже не убежать.
– Как вы с Уильямом познакомились?
– Наши родители дружат. Наши отцы вместе играли в гольф. Мы вдвоем всегда куда-нибудь сбегали во время вечеринок.
Я представила, как они прячутся в укромных уголках огромных особняков, какие я видела только по телевизору. А потом, подростками, стягивают из бара бутылки, которые им даже продавать незаконно, и напиваются. Мои собственные школьные друзья были слишком приличными для таких развлечений. Даже если бы я захотела выпить алкоголь, я понятия не имела, где его достать. Ох уж эти бедные богатые детишки – вынуждены веселиться как могут, пока их родители закатывают вечеринки.
– Расскажите о вашей дружбе во взрослом возрасте.
– Мы видимся – виделись – примерно каждые две недели. Недавно я пережила болезненное расставание, и Уильям очень поддерживал меня в этот период.
Что она имеет в виду под «поддерживал»? Уильям обнимал ее, пока она рыдала? Или покупал мороженое, чтобы вместе посмотреть «Гордость и предубеждение» 2005 года, как Меган всегда делала для меня? Или он утешал ее иначе? Может, они занимались сексом, а потом фантазировали, что если никого не встретят до сорока лет, то женятся друг на друге? Жаль, что на процессе не было Бентли – я бы смогла поговорить с ним. Может, он знал об их дружбе больше, чем Алексис хотелось рассказывать с трибуны.
– Вы когда-нибудь слышали от него имена Анны Ли, Кимберли, Джилл или Эммы? – спросил адвокат.
Алексис сглотнула.
– Он упоминал Эмму перед свиданием. Он очень волновался. Но другие имена – нет, ни разу.
– Что именно он говорил про Эмму?
– Сказал, что с нетерпением ждет свидания. Уильям всегда был очень сфокусирован на карьере, и поэтому, как мне кажется, на свиданиях ему было некомфортно. Он сказал, что Эмма умная. Им было интересно разговаривать друг с другом.
– У вас не возникло впечатления, что он хочет навредить Эмме?
– Нет, нет. Конечно, нет. Я не думала – никогда бы не подумала, – что Уильям вообще способен кого-то обидеть. Он всегда так заботится о других.
Я посмотрела на затылок Уильяма, глаза которого глядели прямо на его старинную подругу.
Если Уильям убил всех этих женщин, что мешало ему убить Алексис? Я не была убийцей, но, глядя на женщину на трибуне, понимала, что она – идеальная жертва. Она была красива и доступна, потому что доверяла Уильяму. Может, она была ему слишком – или, наоборот, недостаточно – дорога, чтобы умереть? Я не могла решить, стоит ли мне ревновать из-за их близости или же вздохнуть с облегчением, ведь она – живое доказательство, что он может проводить время с женщиной, не убивая ее.
Я успокаивала себя тем, что это мне Уильям пишет письма и мне предложил стать его девушкой. Неважно, что у Алексис было с Уильямом и что они вместе пережили, у меня было то, чего не было у нее, и мне это нравилось. Я достала из сумки чехол с письмами и прижала к себе, как другие женщины берут своих мужчин за руку в общественных местах, чтобы заявить на них свои права.
28
Бентли пришел на суд в конце недели, без Вирджинии. Я с энтузиазмом помахала ему в очереди на досмотр, но неприятно удивилась, когда он поприветствовал меня вялым кивком. Я испугалась, что неверно оценила глубину нашей дружбы, завязавшейся во время того ночного разговора. Бентли был так заботлив: сначала спас меня от общения со стариком, назвавшим меня красивой, а потом предостерег по поводу отношений с Уильямом. А я приняла эту заботу за знак симпатии. Наверное, я ошиблась. Я всегда неправильно истолковывала мужские намерения.
Защита начала допрашивать свидетелей о событиях, предшествовавших исчезновению жертв. Ничто из их рассказов прямо не подтверждало невиновность Уильяма, но из показаний можно было сделать вывод, что вокруг нас шастают сплошные потенциальные убийцы.
«У Джилл был клиент, который настойчиво приглашал ее на свидания», – записала я в своем блокноте.
«Незадолго до гибели Кимберли на автозаправке изъяли большую партию наркотиков».
«Всего несколько камер выходит на парковку у здания, где работала Анна Ли. Кто угодно мог найти слепое пятно».
Посмотрите, сколько в мире негодяев, хотела сказать защита.
После того как Лорен поймала меня за слежкой в кафе, отношения между нами испортились. Она демонстративно садилась рядом с Дотти, а не со мной.
– Милая, Ханна просто хотела защитить тебя, – попыталась вступиться за меня Дотти.
– Я об этом не просила. Я взрослый человек, – ответила Лорен.
Я позавидовала ее способности делать такие заявления, потому что даже в свои тридцать с небольшим с трудом осознавала себя взрослым человеком. Стоило всплыть даже самой маленькой проблеме, я сразу искала кого-то старше, умнее и богаче меня, чтобы решить ее.
Меня удивило, насколько меня ранило пренебрежение Лорен. Мы втроем так быстро спелись на почве нашей любви к Уильяму, что я даже не анализировала, насколько ненадежен этот клей и насколько эти двое помогают мне переживать день за днем. Это была почти зависимость. Внезапно я соскучилась по Меган и даже несколько раз набрала ей сообщение, чтобы потом удалить. В итоге я спрятала телефон куда подальше.
Пришла еще стопка писем от Уильяма. Девушка на ресепшене передала мне их с таким видом, будто ожидала, что я открою их прямо при ней. Она как будто просила послать ей голые фотографии.
Я отнесла их в свою комнату и стала читать, загребая столовой ложкой арахисовое масло из банки. Каждый прием пищи напоминал о моем неутешительном финансовом состоянии. Я никогда не умела обращаться с деньгами, но раньше хотя бы получала свой чек раз в месяц, пусть сумма и была смехотворная. А теперь я попалась на уловку‑22 [285]285
Выражение из одноименного романа Джозефа Хеллера «Уловка‑22» (англ. Catch‑22) (1961), означающее парадокс, при котором выполнение какого-либо поручения неизбежно ведет к его нарушению.
[Закрыть]: мне хотелось спускать все деньги на еду, потому что она помогала справляться с тревогой, но тревога возникала из-за того, что я спускала деньги на еду.
Дорогая моя Ханна, – начиналось первое письмо.
Единственное, что помогает мне переживать день за днем, – это диссоциация. Физически мое тело находится в зале суда. Но мое сознание – где-то очень далеко, рядом с тобой. Сначала мне казалось глупым о чем-то мечтать, потому что мечты казались несбыточными. Но потом я понял, что мечты – это единственное, чего у меня не могут отнять. Думаю, забота о тебе станет моим искуплением.
Однажды ты сказала, что никогда не была в настоящем отпуске. На самом деле я тоже. Я всегда хотел куда-нибудь съездить – в Японию, Исландию или Бразилию, – но работа отнимала столько времени, что я просто не мог вырваться. Я откладывал путешествия на будущее, когда у меня появится постоянный партнер или семья. Мне никогда не приходило в голову, что будущего может и не быть. А теперь я мечтаю, как отвезу тебя на пляж. Хотя я очень люблю города, но в океане есть свое очарование: он как будто возникает из ниоткуда и туда же и возвращается. За горизонтом или в глубине может быть все что угодно.
Мы бы остановились в одном из бунгало на воде. По ночам нас бы убаюкивал шум плещущихся волн после занятий любовью (надеюсь, я не слишком забегаю вперед). А днем мы бы пили дурацкие пляжные коктейли и ели все, что только душа пожелает. Мы бы забывали, какой сейчас день и час.
Мы бы узнали друг друга, по-настоящему узнали – так, как не позволяют узнать письма. Я бы выбросил телефон в воду, чтобы все мое внимание было сосредоточено на тебе, а твое – на мне. И я бы следил, чтобы у тебя было все, что ты хочешь, сколько бы это ни стоило.
Мои губы слиплись от арахисового масла, когда я открывала следующее письмо. Хотя ни в одной из своих фантазий Уильям не рассказывал о том, как убьет меня, океан казался подходящим для этого местом. Он мог бы снять лодку и выбросить тело в воду. И никто бы об этом не узнал, пока мой труп не прибило бы к берегу. В океане тоже бывают свои канавы – места с особенно глубоким дном, где обитают самые страшные рыбы. Я заполняла лакуны в его фантазиях, о которых он не хотел, не мог говорить.
Дражайшая Ханна.
Бывают дни, когда я особенно жду окончания суда, потому что тогда я хотя бы узнаю свою судьбу. Мне кажется, до этого момента я на самом деле не осознавал ужаса чистилища. Теперь я понимаю, почему некоторые люди признают себя виновными, если это может прекратить их страдания.
Ты останешься со мной, когда меня признают виновным? Я не осужу тебя, если ты захочешь уйти. Раньше я злился на людей, которые ценили во мне только богатство, а не то, что я могу им дать. Но теперь я понял, что оценивал себя точно так же. Мне хочется покупать тебе цветы и бриллианты. Мне хочется обнимать тебя в постели перед сном. Мне хочется давать обещания, которые я могу выполнить.
Уильям писал мне все те слова, которые я мечтала услышать от мужчины долгие годы. Но в итоге они оставляли меня с тем же чувством, которое испытываешь после того, как купил себе еду, о которой грезил весь день, а потом понял, что хотел вовсе не этого. Мне хотелось, чтобы он рассказал мне о своей боли, о своем гневе, о том, кто ранил его и кого ранил он.
Я знала, что Уильям не может дать мне желаемых ответов – во всяком случае, до окончания суда. Он не станет свидетельствовать против себя ради удовлетворения моего любопытства, я и не думала его об этом просить. Мне надо было поговорить с человеком, знавшим тайны, которые скрывал Уильям. Знавшим о травмах его детства и о хаосе, который пришел с этой болью.
Мне нужно было поговорить с Бентли.
29
Хоть я и обещала Лорен, что перестану следить за людьми, на четвертую неделю суда я проследила за Бентли до того самого бара, где мы провели вместе вечер. Хотя у нас не было романа, мы старались максимально ограничить наше общение. Синди уже подозревала меня, и мне не хотелось, чтобы у Вирджинии возникли те же мысли. Я видела, как она хватается за руку Бентли, как за воздушный шарик, который улетит, если его отпустить. Я решила, что слежка вполне оправданна, если у тебя хорошие намерения.
Суд подходил к концу, защита завершала свое выступление, и время было на исходе. Вскоре мне предстояло утратить расширенный доступ к семейству Томпсонов и превратиться в одну из тех женщин, которые с одержимостью следят за процессами по апелляциям. Мне нужно было поговорить с Бентли прежде, чем это произойдет. Я не знала, что именно ищу, но понимала, что есть нечто, скрытое от глаз.
Он пошел в бар сразу после окончания суда. По его общению с барменом я поняла, что Бентли выпивал по вечерам довольно часто, а вовсе не в качестве исключения. Я немного понаблюдала, как он листает что-то в телефоне, а потом подошла к нему.
– Привет! – сказала я.
Бентли подпрыгнул от неожиданности, но расслабился, увидев меня.
– О, неужели это подружка нашего Уильяма?!
Мы посмеялись, как будто это была шутка, а не правда.
– Давай я куплю тебе выпить.
Хотя это я подошла к нему, ощущение возникло такое, что все было наоборот. Бентли обладал особым очарованием человека, который всегда контролирует ситуацию.
– Не хочешь сыграть партию в пул? – спросила я, когда мы оба вооружились бокалами бурбона.
Бентли лукаво улыбнулся.
– Я уже сто лет не играл. Ты, наверное, меня разгромишь.
Но он играл гораздо лучше меня.
– В доме отца стоял бильярдный стол в подвале, – рассказал Бентли. – Мы там играли в разные игры – пивной пинг-понг, пул и все такое.
– Я в школе была ботаником. Почти все свободное время училась, – сказала я после неудачного удара.
– Ты вообще не ходила на вечеринки? Я думал, ты из тех, кто дико отжигает на тусовках. – Бентли подмигнул мне, когда один из его шаров закатился в лузу.
– Нет, но начала потом, после двадцати. В колледже я всегда очень нервничала в незнакомой компании. Но потом открыла для себя алкоголь, и все стало проще.
– Понятно, – рассмеялся Бентли.
Сыграв в пул, мы выпили по шоту и взяли себе еще виски. По телу разлилось тепло, и я перешла в более шаткое состояние.
– Где твоя жена? – спросила я.
Мы сели друг напротив друга за маленький столик.
– Она дома с детьми. Мне еще надо закончить несколько дел в городе, так что я решил остаться.
– Кажется, вы много времени проводите по отдельности.
Лицо Бентли погрустнело.
– Мы в последнее время отдалились, да. Она хочет свалить все на разбирательство, но дело не только в этом. Тут все сразу. Она очень предана детям, и это здорово, она отличная мать. Мне просто не хочется, чтобы это было в ущерб нам. Мы почти не проводим время наедине, а когда остаемся одни, то все наше внимание поглощено судом. Она думает, что после него все вернется в норму. Но я не так уверен.
– Даже не представляю, через что ты прошел.
– Отцу сейчас тоже нелегко, – продолжил Бентли. – Он, конечно, никогда этого не скажет. Марк Томпсон никогда не признается, что испытывает какие-то трудности. Он убежден, что Уильяма признают невиновным и все вернется к норме. Он уже мечтает засудить власти за преступную халатность.
Я по возможности изобразила сочувствие.
– Думаю, мужчинам старшего поколения особенно тяжело выражать свои эмоции, – заметила я. – Я всегда понимаю, что у отца проблемы, когда он начинает увлекаться очередным хобби. Однажды он целый год фанатично наблюдал за птицами. А в другой раз купил себе кучу дорогущих масляных красок и заявил, что будет «оттачивать мастерство художника». А через два месяца бросил. Мне кажется, сходить к специалисту было бы менее дорого и времязатратно.
Бентли посмеялся и покачал головой:
– Вот бы мой отец боролся со своими демонами с помощью наблюдений за птицами.
– Может, его демоны слишком велики для птиц, – ответила я.
За столиком ненадолго повисла тишина: попивая виски, мы задумались о своих отцах. В груди слегка кольнуло от тоски по дому. Я удивилась, что во мне еще живо это чувство.
– Спасибо, что выслушала. Понятно, почему ты нравишься Уильяму, – сказал Бентли, нарушая молчание.
Мне хотелось услышать еще комплименты от него. Чтобы он сказал, какая я добрая, понимающая, а может быть, даже красивая. К несчастью, у нас были более важные темы для беседы.
– Во время последнего разговора ты намекнул, что я многого не знаю об Уильяме. Мне начинает казаться, что ты прав, – начала я.
На лице Бентли изобразилась тревога.
– Он что-то тебе сказал?
– Нет, не совсем… Дело скорее в том, о чем он отказывается говорить. Понимаю, это звучит глупо, ведь мы просто переписываемся, но иногда мне кажется, что мы с Уильямом знаем друг о друге все. Он стал мне ближе, чем любой другой человек за долгое время. В то же время он скрывает от меня какие-то секреты. Он не говорит ничего содержательного про процесс. Он даже ни разу не сказал, виновен он или нет, и для меня это само по себе выглядит как признание.
Бентли отхлебнул из бокала и вздохнул:
– На самом деле мне не стоит это никак комментировать. Я не хочу причинять брату еще большие неприятности.
– Пожалуйста! Я никому не скажу. Обещаю.
Он окинул меня внимательным взглядом, будто искал прослушку.
– А ты не одна из этих двинутых журналисток? С криминальными подкастами? Они уже пытались общаться с нашей семьей. Они считают себя новым орудием правосудия. Как будто теперь есть не только судьи и присяжные, но еще и ведущие подкастов.
– Нет, нет, клянусь.
Бентли снова вздохнул.
– Я всегда хотел брата, – начал он. – Я был совсем маленький, но помню, как мне было одиноко. Я считал, что, если у меня появится брат, мне всегда будет с кем играть. Но все оказалось совсем не так. Я думал, что смогу сразу с ним поиграть, но вместо этого родители привезли эту маленькую вопящую штуку. Он постоянно плакал, днем и ночью. Когда у меня самого появились дети, я узнал, что это просто колики, но тогда я был не в курсе. Со временем он стал больше, крепче и почти перестал плакать. Но играть с ним все равно было невозможно. Уильям всегда любил соперничать, даже до школы. Едва научившись говорить, он сразу заявил, что наша мама – его, а не моя. Все принадлежало ему, и только ему. Мы часто дрались – и это были не просто детские игры, как многие будут тебе намекать, а настоящие драки. Помню, как один раз он бегал за мной с ножом и мне пришлось прятаться, настолько я боялся, что он правда может меня убить.
Бентли замолчал, чтобы отхлебнуть виски.
– Но никто никогда мне не верил. Я был старше: разве он мог меня обидеть? Меня постоянно ругали, когда я давал сдачи, даже если Уильям меня калечил. Я был обязан оставаться старшим братом, даже если он прибегал к физическому насилию. Но на людях в Уильяме словно переключался рубильник, и он становился милым и дружелюбным. Как маленький взрослый, замечали все вокруг. Им и в голову не приходило, что ребенок не должен вести себя как маленький взрослый – что это признак проблем с головой. И побои, которым подвергался я, были только началом. Он умел ранить и по-другому – бывали вещи пострашнее, чем сломанная рука.
С этими словами Бентли проглотил все, что оставалось в его стакане, будто пытаясь смыть воспоминания.
– Хочешь еще по одной? Мне бы не помешало, – сказал он.
Я кивнула и отдала ему свой пустой стакан, хотя уже была пьяна.
– Отец все это поощрял, – продолжил Бентли. – Он считал, что конкуренция вдохновляет людей на великие дела. Он как будто хотел, чтобы мы боролись друг с другом. Однажды Уильям сломал мне руку. Буквально переломил надвое. Кажется, отец им практически гордился. В травмпункте он соврал – сказал, что я получил травму на футболе. Были и другие случаи, когда Уильям меня побивал, а мне приходилось выдумывать историю для прикрытия. Еще ему нравилось меня подставлять. Это было для него как игра. Он прятал пустые бутылки и презервативы у меня в комнате, и когда родители их находили, на меня всегда орали. Однажды у меня в комнате начало вонять. Я не мог понять, что это за запах. Какое-то время я думал, что это от меня. А потом нашел мертвого кролика, спрятанного под кроватью.
