Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 135 (всего у книги 346 страниц)

Эти слова эхом звучали в голове у Джейн, когда она тем же вечером ехала домой. Мама была права: потерял семью – потерял все. Ей доводилось видеть, что происходит с людьми, у которых убили мужей, жен или детей. Доводилось видеть, как обессмысливаются жизни, как сильно стареют люди всего за одну ночь. Как бы она ни пыталась утешить их, как бы ни обещала найти виновного, Джейн не знала – а может, и не хотела знать, – как глубоки их страдания. Понять такое может только тот, кто пережил подобное.

Именно поэтому и существует «Вечерня». Место, где можно залечить свои раны среди тех, кто тебя понимает.

Утром Джейн уже говорила с Маурой, но не сообщила ей о судьбе Сапаты. Поскольку главный подозреваемый погиб и Тедди предположительно вне опасности, пора принимать решение: стоит ли вернуть мальчика в Бостон? Риццоли остановилась на парковке возле своего дома и уже собралась было набрать мобильный номер Мауры, как вдруг вспомнила, что «Вечерня» находится вне зоны действия сети. Просмотрев журнал вызовов в своем телефоне, Джейн отыскала-таки стационарный номер, с которого последний раз звонила Маура, и набрала его.

Прозвучали пять длинных гудков, а затем дрожащий голос произнес:

– «Вечерня».

– Доктор Уэлливер, это вы? С вами говорит детектив Риццоли. – Джейн немного подождала ответа. – Алло, вы слушаете?

– Да. Да. – Раздался потрясенный смешок. – Бог мой, они такие красивые!

– Кто красивый?

– Я никогда не видела таких птиц. А небо – оно такого странного цвета…

– Э-э-э… доктор Уэлливер! Можно мне поговорить с доктором Айлз?

– Я не знаю, где она.

– Вы не могли бы попросить ее перезвонить мне? Вы ведь увидите ее за ужином, верно?

– Я туда не пойду. Сегодня вкус у еды какой-то подозрительный. Ой! Ой! – Доктор Уэлливер взвизгнула от восторга. – Если бы вы только могли видеть этих птиц! Они так близко, я могу до них дотронуться!

Джейн услышала, как психолог положила трубку на стол, а затем звук удаляющихся шагов.

– Доктор Уэлливер! Алло!

Ответа не последовало.

Джейн нахмурилась и, обрывая связь, подумала: какие такие птицы, интересно, заворожили эту женщину? Она вдруг представила себе, как над лесами Мэна летают птеродактили.

Казалось, в мире, который представляет собой «Вечерня», возможно все.

21

«Куриная убийца».

Пусть никто еще не бросил ей это в лицо, но Клэр прекрасно понимала, о чем, наклоняясь друг к другу, шепчутся студенты за соседними столами. «Это она». Все знали, что несколько дней назад возле конюшни Клэр хотела ударить Германа. И теперь она стала главной подозреваемой. Суд сплетников уже вынес приговор и осудил ее.

Клэр наколола на вилку кочанчик брюссельской капусты; на вкус он оказался горьким, словно ее обида, но девочка все равно съела его – машинально прожевала, пытаясь не обращать внимания на шепот и пристальные взгляды. Как обычно, заводилой была Брайана, пользуясь поддержкой своих принцесс. Единственным существом, отнесшимся к Клэр с явной симпатией, оказался пес Волк; он поднялся со своего обычного места у ног Джулиана и помчался к девочке. Клэр сунула ему под стол кусочек мяса и сморгнула слезы, когда пес с благодарностью лизнул ей руку. Собаки гораздо добрее людей. Они принимают тебя такой, какая ты есть. Клэр протянула руку и взлохматила густую шерсть Волка. По крайней мере, пес всегда будет с ней дружить.

– Можно сесть к тебе?

Клэр посмотрела вверх и увидела Тедди с подносом.

– Пожалуйста. Только ты ведь знаешь, что произойдет, если ты сядешь.

– Что?

– Ты уже никогда не будешь крутым.

– А я им никогда и не был.

Мальчик сел, и Клэр увидела на его тарелке вареную картошку, брюссельскую капусту и лимскую фасоль.

– Ты что, вегетарианец?

– У меня аллергия.

– На что?

– На рыбу. Креветки. Яйца. – Он загибал пальцы, оглашая список аллергенов. – Пшеницу. Арахис. Помидоры. И возможно – только я пока не уверен, – клубнику.

– Боже мой, как же ты еще не помер с голоду?

– Я плотоядный, как и ты.

Клэр посмотрела на бледное лицо Тедди, на ручки-спички и подумала: «Вряд ли мне доводилось видеть мальчишек, которых с таким же трудом можно назвать плотоядными, как тебя».

– Я люблю мясо. Вчера ел курицу. – Он умолк, и его щеки внезапно порозовели. – Прости, – пробормотал Тедди.

– Я не убивала Германа. Несмотря на то, что все они говорят обо мне.

– Не все говорят это.

Клэр со звоном бросила вилку на стол.

– Я не дура, Тедди.

– Уилл верит тебе. А Джулиан говорит, что хороший детектив должен избегать поспешных выводов.

Клэр взглянула на соседний стол и заметила презрительную усмешку Брайаны.

– Уж она меня точно не защищает.

– Это из-за Джулиана?

Девочка посмотрела на Тедди:

– Чего?

– Вы с Брайаной поэтому друг друга ненавидите? Из-за того, что вам обеим нравится Джулиан?

– Понятия не имею, о чем ты.

– Брайана говорит, что ты в него влюблена. – Тедди взглянул на Волка; тот помахивал хвостом, надеясь получить еще кусочек мяса. – И именно поэтому ты возишься с его собакой – чтобы ему понравиться.

Неужели так все и думают? Внезапно Клэр пнула Волка и рявкнула:

– Отстань от меня, глупый пес!

Эти слова услышали все сидевшие в обеденном зале, и все обернулись, когда Клэр встала.

– Почему ты уходишь? – удивился Тедди.

Клэр ничего не ответила. Просто вышла из зала, а затем и из здания.

На улице еще не стемнело по-настоящему, только наступили длинные летние сумерки. В небе кругами носились ласточки. Клэр двинулась по мощеной тропинке вокруг здания, без особого энтузиазма отыскивая во тьме огоньки светляков. Сверчки трещали так громко, что поначалу Клэр не услышала доносившегося сверху шума. Потом что-то упало вниз и грохнулось прямо ей под ноги. Обломок шифера.

«Он мог бы упасть мне на голову!» – испугалась девочка.

Поглядев вверх, Клэр заметила фигуру на краю крыши. Силуэт выделялся на фоне вечернего неба: руки были раскинуты в стороны, словно крылья, будто бы человек собрался лететь.

«Нет!» – хотела крикнуть девочка, но из ее глотки не вырвалось ни слова. «Нет!»

Фигура прыгнула. Ласточки продолжали кружиться и парить в темнеющем небе, а вот человеческое тело стремительно падало вниз, словно проклятая птица, лишенная крыльев.

Когда Клэр снова открыла глаза, она увидела темную лужу, растекавшуюся по мощеной тропе, – разрастающийся нимб вокруг разбитой головы доктора Анны Уэлливер.

Главным судмедэкспертом штата Мэн был доктор Далджит Сингх, с которым Маура познакомилась как-то много лет назад на конференции по судебной экспертизе. С тех пор у них было заведено ужинать вместе во время каждой конференции, обсуждать старые дела, над которыми они работали, показывать друг другу семейные или отпускные фотографии. Но из белого внедорожника с табличкой судмедэксперта вышел вовсе не он, а какая-то молодая женщина, одетая, словно только из похода, в сапоги, брюки с большими карманами и флисовую куртку. С уверенным видом человека, который не в первый раз оказался на месте чьей-то смерти, она прошествовала мимо полицейских машин штата Мэн и направилась прямиком к Мауре.

– Я доктор Эмма Оуэн. А вы доктор Айлз, верно?

– Угадали, – ответила Маура, и медэксперты автоматически пожали друг другу руки. Маура не привыкла так приветствовать других женщин, особенно в этом случае – новая знакомая выглядела выпускницей колледжа, а вовсе не специалистом по судебной патологии.

– На самом деле я ничего не угадывала. Я видела вашу фотографию в статье, которую вы написали для «Журнала судебной медицины». Далджит постоянно рассказывает о вас, так что мне кажется, будто мы с вами уже давно знакомы.

– Как поживает Далджит?

– На этой неделе он на Аляске, в отпуске. Иначе сам приехал бы.

– Да и я, вообще-то, в отпуске, – иронично усмехнувшись, заметила Маура.

– Наверное, это достает. Приезжаешь в Мэн – и опять мертвецы. – Доктор Оуэн вытащила из карманов бахилы и, балансируя сначала на одной ноге, затем на другой, с грацией танцовщицы натянула их на свои сапоги. Как и многие другие молодые женщины-врачи, меняющие ныне облик профессии, доктор Оуэн казалась умной, физически крепкой и уверенной в себе.

– Детектив Холланд уже проинформировал меня по телефону. Вы это могли предвидеть? Замечали какие-нибудь признаки суицидальных мыслей, депрессии?

– Нет. Я потрясена не меньше других. Доктор Уэлливер казалась мне совершенно нормальной. Единственная сегодняшняя странность в том, что она не пришла на ужин.

– А когда вы видели ее последний раз?

– В обед. Полагаю, с последним студентом она беседовала в час дня. С тех пор ее никто не видел. До того момента, пока она не прыгнула.

– Есть ли у вас какие-нибудь теории? Идеи, почему она это сделала?

– Абсолютно никаких. Мы все поражены.

– Что ж, – вздохнула молодая женщина, – если даже такой спец, как доктор Айлз, не в курсе, мы столкнулись с настоящей загадкой. – Она натянула на руки латексные перчатки. – Детектив Холланд сказал, что была свидетельница.

– Одна из студенток видела, как это случилось.

– О боже. Теперь ребенку будут сниться кошмары.

«Да у Клэр Уорд их и так предостаточно», – подумала Маура.

Доктор Оуэн взглянула вверх на здание. Залитые светом окна выделялись на фоне тьмы.

– Ух ты, раньше я здесь не бывала. Даже и не знала, что эта школа существует. Она похожа на замок.

– Построена в девятнадцатом веке. Это поместье железнодорожного магната. Если судить по готической архитектуре, думаю, он считал себя особой королевской крови.

– Вы знаете, откуда она прыгнула?

– С мостика. Он ведет от башенки, где расположен кабинет доктора Уэлливер.

Доктор Оуэн взглянула на башенку – там, в кабинете психолога, все еще горел свет.

– Похоже, здесь футов семьдесят, может – больше. Как думаете, доктор Айлз?

– Соглашусь с вами.

Когда женщины двинулись по тропинке вокруг здания, Маура размышляла: с каких это пор она стала выступать в роли Главного Специалиста? Этот статус становился тем более очевидным, когда младшая коллега обращалась к ней «доктор Айлз». Прямо перед ними вспыхнули фонарики двух детективов из полиции Мэна. Лежавшее у их ног тело покоилось под пластиковым покрывалом.

– Добрый вечер, джентльмены, – поприветствовала их доктор Оуэн.

– Ну что, разве психологи не всегда так и поступают? – поинтересовался один из детективов.

– Она была психологом?

– Да, доктор Уэлливер действительно была школьным психологом, – подтвердила Маура.

Детектив хмыкнул.

– Ну я же говорю, – сказал он. – Такое впечатление, что люди именно потому и выбирают эту профессию.

Доктор Оуэн подняла покрывало, и детективы направили лучи обоих фонариков вниз, чтобы осветить тело. Анна Уэлливер лежала на спине, яркий свет падал прямо на лицо. Волосы разметались вокруг ее головы, словно серое проволочное гнездо. Маура посмотрела вверх, на окна студенческих комнат третьего этажа, и увидела силуэты студентов – ребята глазели вниз на то, что не было предназначено для детских глаз.

– Доктор Айлз, – доктор Оуэн протянула Мауре перчатки, – если хотите, можете присоединиться ко мне.

Это предложение не показалось Мауре привлекательным, однако она натянула перчатки и опустилась на корточки рядом со своей младшей коллегой. Женщины вместе прощупали череп, осмотрели конечности, отметили явные трещины.

– Нам всего только и нужно знать: это случайность или самоубийство, – сказал один из детективов.

– Вы уже исключили убийство, верно? – поинтересовалась доктор Оуэн.

Он кивнул.

– Мы говорили со свидетельницей. Тринадцатилетней девочкой по имени Клэр Уорд. Когда все это случилось, она была на улице, стояла прямо вот здесь, но на крыше никого, кроме погибшей, не видела. Девочка говорит, что женщина расставила руки и бросилась вниз. – Детектив указал вверх, на ярко освещенную башенку. – Дверь, ведущая в ее кабинет, была широко открыта. Никаких следов борьбы мы не заметили. Она вышла на кровельный мостик, перелезла через перила и прыгнула.

– Зачем?

Детектив пожал плечами.

– Пусть психологи в этом разбираются. Те, кто еще не прыгнул.

Доктор Оуэн выпрямилась быстро, а Маура поднималась куда медленнее, ощущая свой возраст; правое колено одеревенело от многолетней работы в саду, от четырех десятилетий неизбежного износа сухожилий и хрящей. Еще одно скрипучее напоминание о том, что новое поколение уже ждет своего часа.

– Значит, если основываться на словах свидетельницы, – подытожила доктор Оуэн, – эта смерть вряд ли была случайной.

– Ну, если только она случайно перелезла через перила и случайно бросилась с крыши.

– Хорошо. – Доктор Оуэн стянула с рук перчатки. – Вынуждена согласиться. Характер смерти – самоубийство.

– Только вот никто этого не ожидал, – возразила Маура. – На это вообще ничего не указывало.

В темноте трудно было разглядеть выражения лиц полицейских, но Маура прекрасно представила, как оба мужчины закатили глаза.

– Вам нужна посмертная записка? – осведомился один.

– Мне нужна причина. Я знала эту женщину.

– Жены считают, что знают своих мужей. А родители – что знают своих детей.

– Да, я не раз слышала подобное после самоубийств. «Ничто на это не указывало». И прекрасно знаю: родственники часто теряются в догадках. Но тут… – Маура осеклась, чувствуя, что за ней наблюдают три пары глаз, ждут, как известный бостонский судмедэксперт обоснует нечто совершенно нелогичное – интуицию. – Поймите, доктор Уэлливер работала с пострадавшими детьми. Помогала им восстановиться после тяжелых эмоциональных травм. Это было делом всей ее жизни, так зачем же травмировать их еще больше таким зрелищем? Такой нарочитой смертью?

– Вы знаете ответ?

– Нет, не знаю. И никто из ее коллег этого не знает. Ни члены преподавательского состава, ни другие служащие школы.

– А родственники? – осведомилась доктор Оуэн. – Может, кто-то знает больше коллег?

– Она вдова. Если верить директору Бауму, у нее нет родственников.

– Тогда, боюсь, мы ничего не узнаем, – заключила доктор Оуэн. – Но вскрытие я проведу, хотя причина смерти и кажется очевидной.

Маура бросила взгляд вниз, на тело, и подумала: установить причину смерти будет легко. Разрезать кожу, осмотреть изувеченные органы и разбитые кости – и все будет ясно. Ее тревожило то, что многие вопросы оставались без ответа. Мотивы, скрытые муки, заставляющие людей убивать своих собратьев и лишать жизни самих себя.

Когда последняя машина, принадлежавшая правоохранительным органам, покинула двор, Маура направилась наверх, в комнату отдыха преподавателей, где уже собралась большая часть сотрудников школы. В камине горел огонь, но свет в помещении так и не зажгли, словно в этот трагический вечер он казался для присутствующих невыносимым. Маура опустилась в обитое бархатом кресло и стала наблюдать, как отсветы огня играют на лицах людей. Она услышала тихое звяканье – это Готфрид налил бокал бренди. Он без слов поставил его на стол перед Маурой, предположив, что и ей не мешало бы выпить. Маура кивнула и с благодарностью отхлебнула немного.

– Кто-то из нас должен догадываться, почему она сделала это, – проговорила Лили. – Наверняка что-то произошло, что-то, что мы не сочли значимым.

– Мы не можем посмотреть ее почту, – сказал Готфрид, – потому что я не знаю пароля Анны. Однако полиция просмотрела ее личные вещи в поисках посмертной записки и ничего не обнаружила. Я разговаривал с поваром и садовником, но и они не заметили ничего необычного, никаких признаков, что Анна самоубийца.

– Сегодня утром я видела, как она срезала в саду розы, чтобы украсить свой рабочий стол, – сказала Лили. – Разве женщины, собирающиеся покончить с собой, делают такое?

– Нам-то откуда знать? – пробормотал доктор Паскантонио. – Это ведь она была психологом.

Готфрид оглядел коллег, собравшихся в комнате:

– Все вы говорили со студентами. У них есть предположения?

– Нет, – ответила Карла Дюплесси, преподавательница литературы. – Сегодня Анна провела четыре сеанса со студентами. Последним у нее был Артур Тумз, в час дня. Он говорит, что Анна показалась ему немного рассеянной, да и только. Дети ошеломлены не меньше нашего. Если вы считаете, что это трудно для нас, вообразите, насколько тяжело им. Анна заботилась об их эмоциональных потребностях, но теперь оказывается, что именно она отличалась хрупкой психикой. Студенты задумываются: а можно ли рассчитывать на нас? Достаточно ли сильны взрослые и сумеют ли их поддержать?

– Именно поэтому нам нельзя проявлять слабость. Особенно сейчас. – Мрачные слова донеслись из темного угла зала. Их произнес лесник Роман, единственный, кто не стал баловать себя успокоительной дозой бренди. – Мы должны заниматься своими делами как ни в чем не бывало.

– Да это ведь неестественно! – возразила Карла Дюплесси. – Всем понадобится время, чтобы пережить это.

– Пережить? Это просто красивое слово, обозначающее хандру и стенания. Женщина покончила жизнь самоубийством – с этим ничего не поделаешь, надо двигаться дальше. – Ворча, Роман поднялся и вышел из помещения; за ним потянулся шлейф хвои и табака.

– Вот вам и «милосердья молоко»[214]214
  У. Шекспир. Макбет. Акт I, сцена 5. Перевод А. Радловой.


[Закрыть], – прошептала Карла. – Если брать пример с Романа, неудивительно, что студенты убивают петухов.

– Однако господин Роман сделал правильное замечание о важности сохранения заведенного порядка, – сказал Готфрид. – Студентам это необходимо. Разумеется, детям потребуется время на оплакивание, но им также необходимо знать, что жизнь идет дальше. – Он посмотрел на Лили. – Мы продолжаем готовиться к экскурсии в Квебек?

– Я ничего не отменяла, – ответила она. – Номера в гостинице забронированы, да и дети уже несколько недель только и говорят что об этой поездке.

– Значит, езжайте, как обещали.

– Но едут не все, верно? – спросила Маура. – Имея в виду положение Тедди, думаю, ему слишком опасно показываться на людях без охраны.

– Детектив Риццоли нам это объяснила, – ответила Лили. – Мальчик останется здесь – мы ведь знаем, что здесь безопасно. Уилл и Клэр тоже останутся. И конечно же, Джулиан. – Лили улыбнулась. – Он сказал, что хочет побольше времени провести с вами. А такие слова подростка, доктор Айлз, – это настоящий комплимент.

– Но все же что-то в этом не так, – заметила Карла. – Везти их на экскурсию сразу после смерти Анны. Мы должны остаться здесь, в память о ней. И понять, что заставило ее сделать это.

– Горе, – тихо вымолвила Лили. – Иногда оно нагоняет тебя. Даже через много лет.

– А это случилось когда? – фыркнул Паскантонио. – Двадцать два года назад?

– Вы говорите об убийстве мужа Анны? – поинтересовалась Маура.

Кивнув, Паскантонио потянулся к бутылке бренди, чтобы снова наполнить свой бокал.

– Она рассказывала мне об этом. Как Фрэнка вытащили из машины. Как его компания оплатила выкуп, но его все равно убили, а через несколько дней выбросили тело. Никого так и не арестовали.

– Наверняка это привело ее в ярость, – проговорила Маура. – А сдерживаемая злоба порождает депрессию. Если она носила в себе ярость все эти годы…

– Мы все носим ее, – оборвал Мауру Паскантонио. – Именно поэтому мы здесь. Поэтому выбрали такую работу. Злость – топливо, заставляющее нас действовать.

– Топливо может быть еще и опасным. Оно взрывается. – Маура оглядела комнату, заполненную людьми, которые были помечены шрамами насилия. – Вы уверены, что сами сможете справиться с этим? Что ваши студенты смогут? Я видела, что повесили на ту иву. Кое-кто здесь уже доказал, что он – или она – способен на убийство.

В зале повисло неловкое молчание – учителя переглядывались.

– Это очень беспокоит нас, – признала Готфрид. – Мы с Анной обсуждали это вчера. То, что один из наших студентов, возможно, глубоко болен, вероятно, даже…

– Психопат, – подсказала Лили.

– И вы не догадываетесь о том, кто это? – спросила Маура.

Готфрид покачал головой:

– Это больше всего и терзало Анну. То, что она не знала, кто это сделал.

Психопат… Глубоко болен…

Этот разговор продолжал мучить Мауру даже тогда, когда она поднималась наверх, к себе. Она думала о травмированных детях и о том, как насилие может извратить душу. Размышляла, какой ребенок способен ради забавы убить петуха, разрезать его и, выпустив внутренности, повесить на дерево. Маура задумалась – в каком помещении замка спит сейчас этот ребенок?

Вместо того чтобы вернуться в свою комнату, Маура поднялась в башенку. В кабинет Анны. Она уже была в этом помещении чуть раньше вечером, вместе с детективами здешней полиции, так что, зайдя туда на этот раз и включив свет, она не ждала ни сюрпризов, ни новых открытий. Действительно, комната казалась такой же, как во время предыдущего визита. На окнах висели хрустальные шары. Вот остатки ароматических палочек, догоревших до серого пепла. На рабочем столе – стопка личных дел, верхняя папка открыта на полицейском отчете из Сент-Томаса. Дело Тедди Клока. Рядом – ваза с розами, которые Анна срезала утром. Маура попыталась представить, что за мысли вертелись в голове у доктора Уэлливер, когда она перерезала стебли и вдыхала аромат. Сегодня я нюхаю цветы в последний раз? Или же у нее не возникало мыслей о том, что все кончается, она не прощалась с жизнью, а просто, как обычно, вышла утром в сад?

Почему же этот день вдруг обернулся такой трагедией?

Маура обошла комнату в поисках какого-либо следа, признака присутствия Анны. Она не верила в призраков, а те, кто не верит, никогда не встречаются с ними. Но Маура все равно остановилась посреди комнаты, ощущая ароматы роз и ладана, дыша тем же воздухом, которым совсем недавно дышала Анна. Дверь на мостик, через которую Анна вышла на крышу, была теперь закрыта из-за ночной прохлады. На боковом столике стоял поднос с заварочным чайником, фарфоровыми чашками и закрытой сахарницей – в то утро, когда Джейн и Маура приходили сюда вместе, он находился на этом же месте. Чашки были помыты и поставлены одна на другую, а чайник пуст. Прежде чем покончить с жизнью, Анна решила помыть и вытереть чайную посуду. Вероятно, это последняя дань уважения тем, кто будет убираться, когда все случится.

Тогда почему же она выбрала такой ужасный способ умереть? Уход из жизни, оставивший кровавые пятна на тропинке и жуткие следы в памяти студентов и коллег?

– Для нас это полная бессмыслица. Верно?

Обернувшись, Маура увидела, что в дверном проеме стоит Джулиан. У его ног, как обычно, сидела собака. Волк, как и его хозяин, выглядел подавленным. На пса словно давила печаль.

– А я думала, ты пошел спать, – призналась Маура.

– Я не могу заснуть. Решил поговорить с вами, но вас в комнате не оказалось.

Маура вздохнула:

– Я тоже не могу заснуть.

Парнишка топтался на пороге, словно зайти в кабинет Анны означало продемонстрировать неуважение к погибшей.

– Она никогда не забывала поздравлять нас с днем рождения, – вспомнил Джулиан. – Мы спускались к завтраку, и нас всегда поджидал небольшой забавный подарок. Например, бейсболка «Янкиз» для мальчишки – любителя бейсбола. Или маленький хрустальный лебедь для девочки, которая носит брекеты. Она как-то сделала мне подарок без всякого дня рождения. Компас. Чтобы я всегда знал, куда иду, и всегда помнил, где я был. – Голос парнишки снизился до шепота. – Это всегда происходит с теми, кто мне дорог.

– Что происходит?

– Они уходят от меня.

Умирают – вот что он имел в виду. Так оно и было. Все его родные погибли прошлой зимой, и Джулиан остался один-одинешенек в этом мире.

«Кроме меня, – подумала Маура. – У него по-прежнему есть я».

Она притянула его к себе и обняла. Джулиан оказался единственным парнишкой, к которому она относилась как к сыну, однако во многом они все еще были очень далеки друг от друга. Паренек неподвижно стоял в ее объятиях – этакая деревянная статуя, прижатая к женщине, которая тоже не умела показывать свои чувства. К сожалению, в этом отношении они были очень похожи – оба жаждали подобных отношений, но боялись открыться. В конце концов Маура почувствовала, как напряжение покинуло Джулиана, и он ответил на ее объятия, приник к ней.

– Я не оставлю тебя, Крыс, – пообещала Маура. – Ты всегда можешь на меня рассчитывать.

– Люди постоянно говорят это. Но случается разное.

– Со мной ничего не случится.

– Вы ведь знаете, что такое нельзя обещать. – Джулиан отстранился от Мауры и повернулся к рабочему столу доктора Уэлливер. – Она вот говорила, что мы можем рассчитывать на нее. И смотрите, что произошло. – Парнишка дотронулся до стоявших в вазе цветов. Один розовый лепесток упал, порхнув, словно умирающая бабочка. – Почему она так поступила?

– Порой ответы не находятся. Я слишком часто сталкиваюсь с этим вопросом во время работы. Родственники пытаются понять, почему их близкие совершают самоубийства.

– И что вы им говорите?

– Чтобы они никогда не кляли себя. Никогда не чувствовали себя виноватыми. Потому что мы в ответе только за то, что совершаем сами. А не за то, что делает кто-то другой.

Маура не поняла, почему, услышав ее ответ, парнишка опустил голову. Он провел рукой по глазам быстро и смущенно, и после этого на его лице осталась блестящая полоска.

– Крыс, что с тобой? – удивилась она.

– А я чувствую себя виноватым.

– Никто не знает, почему она сделала это.

– Не из-за доктора Уэлливер.

– А из-за кого?

– Из-за Кэрри. – Парнишка посмотрел на Мауру. – На следующей неделе у нее день рождения.

Его умершая сестра. Прошлой зимой девочка вместе с мамой погибла в далекой вайомингской долине. Джулиан редко говорил о своей семье, редко рассказывал, что происходило в течение тех безнадежных недель, когда они с Маурой боролись за жизнь. Она считала, что тогдашние муки остались для него в прошлом, но, разумеется, это не так. «Джулиан куда больше похож на меня, чем я полагала, – подумала Маура. – Мы оба прячем наши печали от окружающих».

– Я должен был спасти ее, – сказал парнишка.

– Как бы ты это сделал? Мама не позволила бы ей уйти.

– Я должен был заставить ее уйти. Я же был единственным мужчиной в семье. Моей обязанностью было оберегать ее.

Такая обязанность никогда не должна лежать на плечах шестнадцатилетнего мальчишки, подумала Маура. Пусть ростом он был со взрослого мужчину, пусть его плечи были широки, но на лице Крыса Маура видела мальчишеские слезы. Утерев их рукавом, он поискал взглядом салфетки.

Маура отправилась в туалет, примыкавший к кабинету, и отмотала кусок туалетной бумаги. Отрывая бумагу, она заметила какой-то блеск: на туалетном сиденье были раскиданы мерцающие частички, похожие на песчинки. Маура дотронулась до сиденья и внимательно посмотрела на приставшие к пальцам белые гранулы. Заметила, что на кафельном полу лежат такие же блестящие песчинки.

В туалет что-то спустили.

Маура вернулась в кабинет и посмотрела на поднос на приставном столике. Вспомнила, как Анна заваривала в фарфоровом чайнике чай с бергамотом и разливала его в три чашки. Припомнила, как доктор Уэлливер добавила три щедрые ложки сахара в свою порцию чая – такую блажь Маура не могла не заметить. Она подняла крышку сахарницы. Та оказалась пустой.

Зачем Анне понадобилось спускать сахар в туалет?

На рабочем столе Анны зазвонил телефон. От этого звука вздрогнули оба – и Маура, и Джулиан. Они взглянули друг на друга – обоих потрясло, что кто-то звонит покойнице.

Маура сняла трубку:

– Школа «Вечерня». Доктор Айлз слушает.

– Ты так и не перезвонила мне, – сказала Джейн Риццоли.

– А должна была?

– Я уже много часов назад попросила доктора Уэлливер передать тебе мою просьбу. Решила набрать снова, пока еще не совсем поздно.

– Ты говорила с Анной? Когда?

– Около пяти или полшестого.

– Джейн, случилось нечто ужасное и…

– С Тедди все в порядке? – перебила ее Джейн.

– Да. Да, он в порядке.

– Тогда что произошло?

– Анна Уэлливер умерла. Похоже на самоубийство. Она спрыгнула с крыши.

Повисло долгое молчание. Маура слышала, как на заднем плане работает телевизор, течет вода и звенит посуда. Звуки дома, внезапно заставившие ее заскучать по собственному жилищу, собственной кухне.

– Боже мой, – наконец проговорила Джейн.

Маура посмотрела на сахарницу. Представила, как Анна высыпает ее содержимое в унитаз и возвращается обратно в кабинет. Затем открывает дверь на крышу и выходит на улицу, чтобы совершить краткую прогулку в вечность.

– С чего ей было совершать самоубийство? – удивилась Джейн.

Маура по-прежнему не отрывала взгляда от пустой сахарницы.

– Я не уверена, что Анна его совершила, – ответила она.