Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Невозможно сказать, кто из присутствующих в зале был другом или родственником Бруно. Думаю, несколько человек с его стороны все же пришли. Возможно, по ходу судебного разбирательства я узнаю их поближе и опишу читателям.

Вывели присяжных; я внимательно их разглядывал, пытаясь угадать, чью сторону они примут. Восемь мужчин, четыре женщины, все с каменными лицами. Один из мужчин – кажется, самый пожилой – представился старшиной. Именно ему следовало задавать вопросы, которые возникают у присяжных по ходу следствия, и именно он в конечном счете огласит вердикт. Как я уже сказал, мне хотелось бы поучаствовать в заседании в роли присяжного, но не думаю, что вызвался бы быть старшиной. Вынести приговор, который навсегда изменит чью-то жизнь, – нет, это не для меня.

Я думал, что они пригласят мистера Поттса в качестве свидетеля, но они этого не сделали. Главным аргументом стороны обвинения оставалось то, что подсудимая призналась; впрочем, Мари Хабиб удалось прояснить еще несколько деталей. В остальном никаких свидетельств предполагаемого романа с Бруно попросту не существовало. Их связывало только сообщение, которое Сью отправила Бруно утром в день свадьбы, в нем говорилось: «Не смей испортить сегодняшний день».

– Явная угроза, – заметила Хабиб.

Сообщение показали на телевизионном экране, а присяжным раздали распечатки. Далее Хабиб выдвинула теорию, что Сью убила Бруно, чтобы тот не рассказал мужу об их романе. Защита тут же опротестовала ее заявление, назвав его необоснованным. Судья попросил присяжных исключить этот момент из протокола и не брать его во внимание. Однако, бесспорно, в головах присяжных уже посеяли семена сомнения. Судья производит впечатление умного человека. Мне кажется, чтобы стать судьей, надо быть очень умным.

Прокурор предъявила суду фотографию предметов, найденных в лабиринте; тогда я впервые увидел орудие убийства. Журналисты лихорадочно записывали что-то в своих блокнотах. На снимке на грязной земле лежали ботинки, айпад и окровавленный нож. Доводы обвинения заключался в том, что ботинки подходили Сью, хоть и были на размер больше. Они утверждали, что преступник мог надеть ботинки большего размера, чтобы сбить полицию с толку.

Все это время Сью не поднимала головы, не проявляла никаких эмоций и ничем себя не выдала. Все было завязано на том, что она созналась. Полагаю, защита попытается объяснить это завтра.

Глава 29

Вчерашний день превратился в сущий кошмар. Я пропустил заседание суда и ничего не записал для книги. Ни за что не поверите: в шесть утра я приехал на вокзал и там меня ждал американец Дэйв со съемочной группой. Какой смысл им там торчать в столь раннее время? До Лидса два часа езды на поезде, а суд начинается только в десять. Мне нравится приезжать туда пораньше, чтобы позавтракать и выпить кофе в привычном месте, прежде чем отправиться на заседание. На этот раз американец Дэйв оставил свою ковбойскую шляпу дома и напялил джинсы, перетянув их ремнем с массивной пряжкой, на которой красовалось изображение лошади, везущей повозку. А еще он нацепил черную рубашку с кисточками на спине, что смотрелось как маскарадный костюм. Все же мы в Йоркшире, а не на Диком Западе.

Американца Дэйва сопровождала Паула Макдэвидсон; она тут же похвасталась ковбойской шляпой, которую янки привез ей из Штатов. Она хвалилась, что теперь у нее целая коллекция головных уборов, и заявила, что обязательно появится в них в документальном фильме. Я ответил, что мне плевать.

Станция в нашем поселке небольшая, так что не спрячешься. Маленькая билетная касса, одна скамеечка, да и все тут. Если пойдет дождь, сразу промокнешь до нитки. Платформа у нас настолько старая, что все вокруг дрожит, когда мимо проезжают длинные поезда, направляющиеся в Лидс. А если поезда останавливаются, то двери открываются лишь в одном вагоне, потому что платформа на большее не рассчитана. Так что мне не удалось скрыться от американца Дэйва и его банды. Стоило только отойти в сторонку, как они подступали все ближе и ближе.

– Назад, за желтую линию! – заорала Паула, едва я ступил за границу.

Журналистка покатилась со смеху, точно забияка в школе, а оператор запечатлел все это на камеру. Без сомнений, она была в восторге от своего поступка.

Я изо всех сил старался не обращать на них внимания: держал язык за зубами и глубоко дышал, стоило им брякнуть очередную глупость. Американец Дэйв расспрашивал, почему это я каждый день езжу в суд – не потому ли, что пишу книгу, как упоминала Фиона? Он заявил, что собирается рассказать обо всем, что произошло в «Кавенгрине», и лучше мне держать ухо востро, ведь он не позволит моей книге выйти раньше, чем его документалка. Я никак не отреагировал. Вы уже наверняка поняли, что ко всему, что он покажет в фильме, надо относиться скептически. Да, я хочу, чтобы книга вышла первой, но что будет, то будет. Моя история – правда, а его – чушь собачья.

Но тут он зашел слишком далеко.

– Как тебе такое, Гектор? Если заявишься сегодня в суд, я уволю Фиону, – ухмыльнулся Дэйв, перекатывая жевательную резинку во рту.

Теперь он пал еще ниже в моих глазах. Дэйв сказал, что я могу прийти в суд завтра, но сейчас мне придется посидеть дома. Американец понимал, что изрядно навредит моему рассказу, если заставит меня пропустить выступление защиты. Таков был его план.

Я вспыхнул, пытаясь унять гнев. Паула Макдэвидсон втянула щеки и подпрыгнула на каблуках, с замиранием сердца ожидая, что́ я отвечу.

– Знаете, Гектор, а ведь он серьезно, – встряла она.

– А я всегда смертельно серьезен, – подмигнул американец Дэйв. – Увижу в суде – и подругу твою уволят. Останешься дома – разрешу работать дальше. Думаю, денежки ей не помешают?

Ругаться было бессмысленно. Спорить с дураком – значит опускаться до его уровня или того хуже. Я собрал вещи со скамейки и ушел со станции, сопровождаемый оглушительным гоготом.

Не могу передать, насколько разбитым я себя чувствовал, когда вернулся домой.

Вот почему я ничего для вас не записал.

Около обеда позвонила Фиона – хотела оставить сообщение с предложением встретиться на выходных и выпить чашечку кофе. Она очень удивилась, когда я поднял трубку, мигом сообразив: что-то случилось. Но я предпочел ей ничего не рассказывать. Пусть думает, что у меня мигрень. Не стоит ее беспокоить; ей немало досталось по жизни, и наша дружба куда важнее любой книги.

Итак, вот что случилось со мной вчера. Но довольно об этом; теперь, когда я все вам рассказал, я твердо намерен оставить эту историю позади. Наступил новый день; я снова в мужском туалете, записываю мысли перед судебным разбирательством. Собираюсь поговорить с кем-то из зрителей, может, выясню, как прошло вчера заседание.

Погодите-ка секундочку.

Прости, Хелен. Тут одному джентльмену понадобилось воспользоваться местными удобствами.

Звук смыва, наверное, получился на записи очень громким.

На чем я остановился? Ах да. Есть такие люди, которые любят посещать судебные процессы в качестве хобби. Мне кажется, заниматься чем-то подобным для развлечения способны только два типа людей: те, что всюду суют свой нос, вроде Паулы Макдэвидсон, и люди, которые испытывают радость от несчастья других, как американец Дэйв.

Прислушавшись к разговорам в толпе, я приметил пару зрителей, наблюдавших за ходом судебного заседания. Есть среди них одна дама – я бы сказал, лет пятидесяти пяти, – но она выглядит жесткой, категоричной и не способной на прощение. Я решил, что не буду с ней разговаривать. Вот девушка в платочке, на вид ей не больше девятнадцати. Кто в таком возрасте интересуется судебными процессами по делам об убийстве? Может, она изучает юриспруденцию в университете? Есть еще две женщины, обеим около тридцати-сорока. Ну и несколько мужчин. Один из них привлек мое внимание: темнокожий, в оранжевых очках и джемпере, на котором вышито изображение танцующей свиньи. Вот чудак; но это не значит, что он важен для нашей истории; я просто хочу описать обстановку, и этот человек, безусловно, выглядит вполне подходящим персонажем.

Суд – это место, куда преступники приходят, чтобы понести наказание, а невинные люди – в надежде на лучшее, ожидая при этом худшего исхода. Если бы стены могли говорить, уверен, что эти бы истошно вопили. Не знаю, что произойдет сегодня, но, как обычно, расскажу вам об этом позже.

Наверное, для вас дни пролетают незаметно, ведь я покидаю вас утром и через пару часов возвращаюсь. Но признаюсь, для меня они тянутся очень долго. К счастью, я оказался в корне не прав, предполагая, о чем говорили вчера на заседании. Выяснилось, что защита не выступала. Наглядное свидетельство, что о судебных процедурах я знаю не так много. Вчера прокурор продолжила выступление, коснувшись некоторых вопросов, связанных с доказательствами. Вот что сообщила мне одна из присутствовавших, девушка, которая, вопреки моему предположению, не изучает юриспруденцию. Ей просто нравится следить за громкими процессами. Она сказала, что вчера суд заседал всего два часа, после чего судья отпустил присяжных по домам. Не передать словами, как я обрадовался, услышав это. Американец Дэйв, должно быть, пришел в ярость, поняв, что я не так уж много пропустил. Тем не менее из-за того, что я не приехал в суд, в моей истории образовался пробел.

Сегодняшний день выдался насыщенным и закончился не совсем так, как я ожидал.

На самом деле хуже и быть не могло. Но об этом позже.

К моему удивлению, обвинение все еще излагало свою позицию. Вокруг были одни и те же лица: журналисты, зрители, родственники и близкие участников процесса. Близняшки, похоже, приняли происходящее за модный показ; они заявились, облачившись в одинаковые ярко-розовые брючные костюмы, совсем не подходящие случаю. Совершенно очевидно, что они так наряжаются ради фотографов, которые сутками торчат у здания суда. Я предпочитаю незаметно проскользнуть через боковую дверь, но близняшки всегда выходят из парадного входа, вышагивая с таким важным видом, точно ступают по подиуму. Они притворяются, что прячут лица от камер, но, уверен, девицы сполна наслаждаются каждой секундой. Американец Дэйв тоже комфортно чувствует себя перед камерами. Как-то раз я наблюдал картину: он изобразил, будто набросил на Паулу Макдэвидсон невидимое лассо, а она подыграла янки, сделав вид, точно ее тянет к нему.

Только я и Мартин Бейнбридж пользуемся боковой дверью. Не одновременно, конечно. Он меня сторонится, видимо, не желает столкнуться нос к носу. Это даже вошло в привычку. Однако, думаю, его несколько обескуражило мое вчерашнее отсутствие. Люди ценят стабильность, особенно в такие моменты, когда вокруг царит хаос. Очевидно, разговаривать ему не хочется. Конечно, я и сам не приставал бы к нему, может, только сказал бы, что надеюсь, с ним все в порядке. Пускай жена ему изменила, а потом вообще убила человека – хотя она считается невиновной до тех пор, пока не доказано обратное, – но это не значит, что бедолагу самого нужно поливать грязью.

Ну, довольно мне отклоняться от темы, вернемся в зал суда. Я так и не заметил никого из родственников Бруно, что изрядно меня беспокоит. Наверняка хоть кому-то не наплевать на его смерть. Сторона обвинения приступила к изложению доказательств; присяжные зевали. Было видно, что они до смерти устали. Судья даже пошутил по этому поводу. Он спросил, не спеть ли им колыбельную. После этого уже никто не зевал. Странно, казалось бы, суд по делу об убийстве должен протекать быстро и вызывать интерес публики, но, как выяснилось, в разбирательствах много формальностей и часто приходится повторять одно и то же снова и снова.

Обвинение потратило все утро, чтобы еще раз напомнить присяжным, что Сью признала вину. Не сомневаюсь, что защита сошлется на стресс и переутомление, из-за которого разум подсудимой на мгновение помутился, и скажет, что она лишь хотела спасти дочь. Тем не менее несколько присяжных кивнули, когда прокурор пошутила о том, что защите непросто будет доказать, что Сью соврала, когда призналась в преступлении. Одна присяжная даже презрительно фыркнула и скрестила руки на груди.

После обеда прокурор объявила, что собирается вызвать еще одного свидетеля. Так и есть: вторым на свидетельскую трибуну поднялся не кто иной, как мой старый приятель мистер Поттс. Я как раз гадал, когда же его вызовут. Он выглядел таким же измученным, как и в тот последний день в «Кавенгрине». Конечно, он прихорошился, надел костюм, сшитый на заказ, и галстук, но это не меняло того факта, что выглядел он, словно пропустил утром рюмочку-другую. Впрочем, только я это заметил. Я лучше, чем кто-либо другой, знаком с тем, как меняется лицо мистера Поттса, когда он выпьет.

В зал тихонько вошла женщина, наверное супруга мистера Поттса, и встала позади зрительских кресел. Судя по выражению ее лица, она была крайне взволнована.

Сторона обвинения начала допрос. Вот тогда-то я и допустил глупейшую ошибку, из-за которой я, да и вы, если уж на то пошло, лишились части рассказа. Какой же я дурак. Тогда мне казалось, что все получится. Но надо было сначала подумать, а уж потом действовать. Но ведь я просто хотел, чтобы у вас было самое полное представление о ситуации.

Диктофон я спрятал во внутреннем кармане пиджака. Медленно и, как казалось, незаметно я сунул руку внутрь и нажал на кнопку записи. Тут я засомневался, попал ли я пальцем в нужное место, заглянул в карман и осторожно выудил оттуда краешек диктофона.

– Ребята, да у него диктофон! Стойте!

В мою сторону нацелился палец; и сам палец, и рука, и тело принадлежали американцу Дэйву, который вечно лез не в свое дело.

– Что случилось? – рявкнул, поднимаясь, судья.

Все посмотрели на американца Дэйва, а затем проследили за пальцем, направленным на меня.

– У него, у Гектора Харроу, в кармане записывающее устройство. Народ, да я сам видел. Это запрещено. В коридоре табличка висит. – Американец Дэйв с гордостью посмотрел на судью, словно ждал похвалы.

– Это правда, мистер Харроу? Вы записываете, что происходит в моем зале суда?

Я раскрыл рот, желая что-то ответить, но не сумел найти слов.

– Выйдите, оба.

– Я-то почему? Что я-то сделал? – гаркнул американец Дэйв.

– Покиньте помещение!

В коридоре судебный пристав попросил меня вывернуть карманы. Диктофон был там. Американец Дэйв торжествующе воскликнул, что он прав. Однако вернуться в зал суда ему не позволили. К приставу присоединился еще кто-то из сотрудников суда. Мужчина в костюме с сердитым лицом. Он попросил меня включить диктофон, чтобы прослушать запись. Я умолял его не делать этого, но он настоял.

Американец Дэйв наклонился и практически уткнулся мне в плечо подбородком, наблюдая, как я перематываю запись. Пришлось мне подчиниться и нажать на кнопку воспроизведения: раздался гулкий звук, характерный для мужского туалета. Я покраснел от унижения. За спиной хихикнул американец Дэйв; его теплое дыхание коснулось затылка, заставив меня поежиться. Потянулись самые долгие пятьдесят секунд в моей жизни – если не считать того момента, когда я обнаружил труп Бруно.

Тук-тук-тук!

…Мне разрешили выключить диктофон. Американец Дэйв нарочито громко захохотал и двинул кулаком мне в плечо.

– Ну что ж, теперь я не боюсь, что твоя книжонка выйдет лучше моей документалки.

В своих глазах он герой, конечно, но проблема в том, что никто больше так не думает.

– Кто, черт возьми, захочет читать твою глупую болтовню?

Я сгорал со стыда. Словно кто-то только что прочитал мой дневник. Я чувствовал себя совершенно беззащитным, уязвимым.

– Ладно, до скорого, приятель. – Американец Дэйв хлопнул меня по спине и пошел по коридору, все еще смеясь.

Сделав несколько шагов, он подпрыгнул и щелкнул каблуками. Как он при этом удержался, чтобы не завопить «и-и-и-и-ха», не представляю.

Судебные служащие не разрешили мне вернуться в зал. Меня попросту выдворили из здания. Как-то так складывается в последнее время, что мне запрещают ходить то туда, то сюда. После семидесяти четырех лет, которые я провел тихо и спокойно, я слегка в шоке, что окружающие вдруг стали относиться ко мне как к какому-то вредному старикашке.

Так что, прошу вас, простите меня за это неудобство. Я хотел поделиться новостями из зала суда, но, похоже, этого не произойдет. Надеюсь, вы не сильно разочаровались.

Глава 30

Ну все, я дома, в халате. Должен признаться, настроение у меня не очень. Такое ощущение, что я всех раздражаю. И эта затея с книгой меня беспокоит. Кажется, я переоценил свои силы. Хотелось бы, чтобы у романа был достойный финал, и вряд ли сцена, где я в домашней одежде пью чай, подходит для этого. Если интересно, чай с ромашкой. Успокаивает нервы.

Утром приедет Хелен, чтобы поддержать меня «в минуту душевной невзгоды», как она в шутку сказала. Надеюсь, она захватит пирожные и сумеет отвлечь меня от грустных мыслей. Хелен не планировала заезжать, но только я положил трубку, как она тут же перезвонила и сообщила, что заглянет ко мне в десять, чтобы подбодрить. Надо бы одеться поприличнее ради нее.

Пришла Хелен. Волнуется, что я грустный и будто бы даже похудел. Я повторяю, мне не грустно, просто устал. И сбросить пару кило мне не помешает, особенно с учетом всех коробок с пирожными, что она притаскивает.

Стоило ей переступить порог, как она принялась суетиться: наводить порядок, где не нужно, и зачем-то взбивать подушки, которые и так выглядят прилично. Не хочу показаться неблагодарным, но незачем так порхать вокруг меня. Вполне достаточно датских слоек с миндальными хлопьями. Как здорово, что она принесла целую коробку сладостей, и мы заварили чайник «Английского завтрака», чтобы сполна насладиться угощением.

На улице светит солнышко, так что мы уселись в саду, за столиком, – конечно, в тени. Две минуты на такой жаре, и я покраснею как рак. Ох, одно дело, когда тебя вышвыривают из зала суда во время разбирательства, и совсем другое – когда приходится терпеть взгляды, что сопровождают подобную сцену; чувствуешь себя так, словно тебя вывернули наизнанку. О моей выходке рассказали в новостях, в вечернем выпуске.

Хелен принесла макет книги в обложке, которую согласовало издательство. К счастью, они выбрали второй вариант. Выглядит неплохо. Честно говоря, сейчас, наверное, не самый подходящий для этого день. В любое другое время я был бы вне себя от радости, увидев, как мое творение воплощается в жизнь, но сегодня я веду себя как настоящий ворчун. Бедняжке Хелен приходится терпеть мое общество, хотя она слишком мила, чтобы сказать об этом; кроме того, она рада, что приехала. Вы ее не видите, но она одними губами произнесла: «Рада». Так ведь поступают хорошие друзья? Они всегда рядом, даже если ты ведешь себя как полный идиот. Хелен считает, что я переволновался из-за суда и написания книги и вот теперь пожинаю плоды недавнего стресса. Я слишком упрям, чтобы согласиться, но Хелен улыбается, прячась за чашечкой чая, потому что понимает, что права.

Надо было попросить какого-нибудь зеваку записать, что произошло сегодня во время слушания. Это идея Хелен. Потрясающая мысль, правда? Займусь этим завтра. По крайней мере, так у нас будет хоть какое-то представление, что творится в зале суда. Ведь именно это вам интересно; вряд ли вы хотите слушать мою болтовню о погоде. Предложу кому-нибудь фунтов пятьдесят… Ой, погодите, Хелен качает головой и указывает куда-то вверх.

Да ты что, шутишь?! Ладно, хорошо, сто фунтов в день за информацию. Надеюсь, за такие деньги мы получим достойный материал. Сколько экземпляров книги придется продать, чтобы возместить расходы?

Кого это нелегкая принесла? Кто-то стучит в парадную дверь. Кто это, черт возьми?! Единственный человек, чье присутствие я способен вынести сегодня, сидит со мной в саду. Не буду открывать.

Хелен пошла к двери. Возможно, она просто хотела отдохнуть от меня. Иногда она бывает чудаковатой и говорит, что я транслирую во Вселенную слишком много негатива. Мне кажется, о таком судачат только в столице. В наших краях никто не говорит о Вселенной или какой-то энергии. Если вы еще не догадались, у меня сегодня негативная энергетика. Это на меня совсем не похоже. Я, конечно, не из тех, кто носится как заведенный и стоит на голове, но обычно я в хорошем настроении, по крайней мере, в нормальном. Но сегодня я брюзга. Вот подходящее слово. И вот что я скажу: сейчас, когда в моем саду объявился мистер Поттс, уровень моего недовольства станет намного выше.

Мистер Поттс попросил выключить диктофон. Какая наглость с его стороны, однако. Хотя, полагаю, не мне его судить. Он притащился, подготовив речь. Прежде всего мистер Поттс извинился, и я его простил. Я убежден, что всякий раз, когда кто-то протягивает оливковую ветвь, чтобы помириться, следует принять извинения (если веришь в их искренность) и двигаться дальше. Близкими друзьями вы не сделаетесь, пожалуй, но хотя бы перестанете думать о конфликте.

Мне показалось, мистер Поттс говорил от чистого сердца. Он сказал, что обратился к психологу, чтобы решить проблемы с алкогольной зависимостью. Он читает книги по психологии и саморазвитию, как я и говорил. Мистер Поттс заявил, что не оправдывает свое поведение, однако, как он полагает, именно алкоголь стал одной из причин, по которой он сделал то, что сделал, – взял камеру и снял происходящее в «Кавенгрине». Он был не в себе. А еще он прельстился наградой, поэтому положил в конверт пачку денег и хотел вручить мне. Я отказался. Сказал, чтобы мистер Поттс забрал конверт, но только что обнаружил его на каминной полке, за часами. Пожертвую тогда эту сумму местному собачьему приюту или семье Бруно, если когда-нибудь ее найду.

Мистер Поттс обмолвился, что сегодня его первый день отказа от алкоголя. Даже сегодня утром он выглядел лучше, чем в те четыре дня в «Кавенгрине». Свежевыбритый, в красивой рубашке и брюках. Выглядит почти как раньше. Он признался, что и до заварушки с убийством любил выпить, но ему удавалось это скрывать. Не мое дело, и я, конечно, не хочу ставить его в еще более унизительное положение. Жизнь налаживается, и это все, что имеет значение. Он продал дом и снимает квартиру в Лидсе вместе с женой и сыном, пока не найдет новую работу. Сообщил, что едет на собеседование в отель в Манчестере. Думаю, переезд пойдет ему на пользу. Всегда говорят, что лучшее время для отказа от вредной привычки – это серьезные жизненные перемены. Помогает смена обстановки, что-то в этом роде.

Но в основном мистер Поттс хотел поговорить об Оливии, новобрачной. Он сказал, что прокручивает в голове все, что произошло в отеле, и убежден, что Оливия каким-то образом причастна к убийству Бруно. Признаюсь, я согласен. Вспоминаю разговоры, которые подслушал, и что-то тут не сходится.

Мистер Поттс сообщил, что вчера видел, как Оливия с мужем прятались за зданием суда. Они ругались. Мистер Поттс утверждает, что слышал, как Патрик выпалил: «Ты спрятала орудие убийства. Я не собираюсь идти туда и притворяться, будто мы ни при чем!»

Тут нас прервала Хелен. Она подумала, что, возможно, именно Оливия убила Бруно, потому что это у нее был с ним роман, а мать взяла вину на себя, чтобы защитить дочь от пожизненного заключения. В этом есть смысл. Зачем Бруно приезжать в «Кавенгрин» в день свадьбы Оливии, если у него интрижка с матерью невесты? Скорее всего, он нагрянул, чтобы помешать свадьбе.

Мы втроем судили да рядили, словно старые друзья. Время от времени я припоминал, что мистер Поттс мне не приятель, и слегка хмурился, но все же он сообщил весьма полезные сведения. Если, конечно, это правда. Мистеру Поттсу вряд ли стоит доверять, как оказалось. Но зачем ему направлять меня по ложному следу?

Итак, мы предположили, что Оливия убила Бруно, чтобы он не сорвал свадьбу. Или, может, на самом деле Бруно убил Патрик, узнавший об измене жены и движимый ревностью? На руках у присяжных есть все доказательства, чтобы упрятать Сью за решетку, но что, если мы все неправильно поняли?