412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэн Браун » Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ) » Текст книги (страница 211)
Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)
  • Текст добавлен: 18 декабря 2025, 07:30

Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"


Автор книги: Дэн Браун


Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 211 (всего у книги 346 страниц)

2

Оливо, опустив глаза в тарелку, молча ест свои макароны с маслом и пармезаном – на самом деле пармидзаном – так называется немецкая подделка из просроченных плавленых сырков, остатков детской смеси и корок пармезана, завалявшихся на дне сумки-холодильника немецкого туриста, вернувшегося из Италии. Не знаю, понятно ли объясняю.

Справа от него сидит Гектор, слева Даниела – новенькая воспитательница, которую Оливо видел вчера плачущей во дворе, после того как Октавиан сказал ей: «Да пошла ты на хер, толстожопая сердечница с бионической сиськой».

Почему Октавиан сказал ей «пошла ты на хер…» и так далее? Потому что пару дней назад Даниела призналась за ужином, что в детстве ей делали операцию на сердце и она носила прибор, контролирующий сердцебиение.

Пока Даниела рассказывала об операции и обо всем остальном, Оливо сидел, уткнувшись в тарелку с макаронами с маслом и пармидзаном, точно так же, как сейчас, и про себя думал: «Понимаю, стараешься завоевать доверие этих трудных подростков, но как только они подловят момент – сразу воспользуются тем, что ты сказала, чтобы тебе же сделать больно. Поэтому молчи, молчи, молчи…»

Но Даниела не замолчала и спустя два дня плакала во дворе, куда вышла под предлогом выкурить сигаретку.

Оливо тогда прогуливался там и, заметив ее в слезах, ненадолго задержался под деревом, которое скрывало Даниелу, ее сигарету и горькие слезы.

Она была новенькой, но не глупой и, значит, все поняла.

– Я плачу не из-за «сердечницы с бионической сиськой», – сказала она, шмыгая носом, – а из-за толстожопой.

Оливо посмотрел на нее и, ничего не ответив, продолжил свою прогулку – хе-хе-хе, милая все-таки эта толстожопая сердечница с бионической сиськой!

Кроме Гектора и Даниелы, по обеим сторонам от Оливо сидят Стефан, которого все уважают – хотя ему всего тринадцать, – ведь его отец торговец оружием, разыскиваемый почти всей европейской полицией, – и Роза, которая нравится всем, потому что у нее есть усики, она разговаривает только на синти[306]306
  Синти – одна из западных ветвей цыган.


[Закрыть]
и постоянно танцует под свою колонку. Сколько ей лет, точно никто не знает, но говорят, что двадцать, судя по усикам главным образом, – в таких местах, как это, легенды рождаются очень быстро. Не знаю, понятно ли объясняю.

На этом безопасный сектор заканчивается.

Дело в том, что на другой стороне стола восседают Октавиан, Галуа и Пабло – банда Мунджу в полном составе. Субъекты, мягко говоря, враждебные: их Оливо расположил в порядке возрастающей опасности. На обороте титульной страницы имевшейся у него книги «Дон Кихот»[307]307
  «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» – роман испанского писателя Мигеля де Сервантеса Сааведра (1547–1616) о приключениях одноименного героя.


[Закрыть]
заметка сделана твердым простым карандашом Н3 – единственным по-настоящему подходящим для письма. Не знаю, понятно ли объясняю.

Октавиан, как хитрый и коварный наместник Мунджу, управляет всеми происками и интригами. Его любимое развлечение – сеять злобу, обижать словесно и придумывать наказания и мучения, чтобы делать несчастными других. Он довел свою деятельность до совершенства и достиг удивительного успеха, потому что грамотен и хитер, как тайваньский макак Macaca cyclopis.

На втором месте Галуа – худой, безжалостный гончий пес и ищейка Мунджу. Что-то среднее между гиеной подвида Crocuta crocuta и архидьяконом из «Собора Парижской Богоматери» Гюго[308]308
  Виктор Гюго (1802–1885) – французский писатель, одна из главных фигур французского романтизма, политический и общественный деятель.


[Закрыть]
. У него роль ретранслятора: получать приказы от Октавиана и Мунджу и передавать их Пабло, а на досуге Галуа не брезгует тем, что обдирает, зачищает и собирает скелеты животных.

Последний из трех – Пабло. Неотесанный и тупой оболтус на службе у Мунджу и всех остальных. Всегда вооружен заточками, собственноручно изготовленными из ложек и вилок, анахронический экземпляр вымершей птицы додо Rahpus cucullatus, банально выполняет все, что прикажут, зачастую совершает ошибки, чувствует себя виноватым, потеет, бормочет и выпрашивает заслуженное наказание.

Напротив них сидят Джессика, Федерика и Гага – каждая адепт секты Мунджу со своими обязанностями.

К тому же шестнадцатилетняя Джессика – девушка Мунджу. Очаровательная и сверкающая, словно медуза Aurelia aurita, все усилия прилагает главным образом для демонстрации своей гладкой, увлажненной кожи и для того, чтобы выглядеть привлекательной и внешне безобидной. С этой целью скрывает свой ум под прической каре и смотрит низкопробные сериалы, а потом притворяется, будто не помнит имен персонажей.

Федерика – ее лучшая подруга, спутница и компаньонка – фламинго рода Phoeniconais minor, тощая девушка, психопатка, помешанная на запорах, размерах груди, шоу талантов и тату. Почти все время советует другим, как бороться с прыщами, прославляет Джессику, потому что та «просто чудо», и следит за модными блогершами в надежде однажды стать одной из них.

Последней следует Гага, недавно прибывшая в приют. Она ждет, что в ближайшее время вольется в свиту Джессики. В связи с этим все ее старания, как у сомика-чистильщика Otocinclus, направлены на поддержание в опрятном состоянии и порядке комнаты этих двоих – в надежде, что ее примут в подруги на полную ставку. Кроме того, много спит, плохо учится и смеется невпопад.

Само собой, во главе стола, прямо напротив Оливо, сидит властелин этих дементоров[309]309
  Дементоры – бестелесные летающие стражи тюрьмы «Азкабан» из цикла романов Джоан Роулинг о Гарри Поттере; питаются человеческими, преимущественно светлыми эмоциями.


[Закрыть]
, Джокер[310]310
  Джокер – персонаж американских комиксов, главный суперзлодей вселенной DC.


[Закрыть]
без грима, орк[311]311
  Орк – представитель злобного варварского народа в романе Джона Р. Р. Толкина «Властелин колец».


[Закрыть]
без бороды, нетленный мистер Хайд[312]312
  Мистер Хайд – антагонист в романе Р. Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».


[Закрыть]
, Халк, который уже никогда не станет Брюсом Бэннером[313]313
  Роберт Брюс Бэннер – настоящее имя Халка, супергероя комиксов издательства Marvel Comics.


[Закрыть]
. Короче говоря, Мунджу.

Оливо поглядывает, как он уплетает три порции пасты аль форно[314]314
  Паста аль форно – традиционное блюдо итальянской кухни – макароны, приправленные соусом бешамель, томатами и сыром.


[Закрыть]
, шесть эскалопов, две тарелки картошки и один невероятного размера кусок бисквитного торта. Именно столько, молча, уставившись в тарелку, не удостоив соседа ни единым взглядом, только что поглотил Мунджу.

Можно было подумать, что ему даже в голову не приходит, будто это Оливо разболтал о тайнике с травкой, запустив таким образом процесс его исключения из приюта, где Мунджу за последние годы обзавелся девушкой, бандой приспешников и прибыльной сетью сбыта наркотиков.

Оливо не может поверить своим глазам, но, похоже, дела обстоят именно так: Мунджу помалкивает и ест с немой прожорливостью барсука Meles meles Linnaeusзверька, с которым он делил в прошлом увлечение подземными лабиринтами. Не знаю, понятно ли объясняю. Между тем трое его прихвостней и подруги громко болтают, прикалываются и смеются, как обычно совершенно не интересуясь происходящим на другом конце стола, где сидят воспитатели и лузеры.

«Ну вот видишь», – только собрался подумать Оливо, всю ночь пролежавший с готовым лопнуть в любую секунду мочевым пузырем, разглядывая белый потолок в ужасе от мысли, что встретит кого-нибудь из них по дороге в туалет, и представляя самую страшную месть, однако же… Правду говорят: страхи оказываются иногда сильнее того, что может случиться на самом деле…

Именно это сейчас и происходит.

3

Порой кажется, что все идет к лучшему, то есть все в порядке, но только до тех пор, пока не замечаешь какую-нибудь мелочь и не понимаешь, что ошибался: на самом деле все идет прахом, хуже некуда, до омерзения. В двух словах: ты зашкваренный или, как сказала бы Аза: плаваешь по уши в помойной яме, из которой шансов выбраться у тебя столько же, сколько их было у Людовика XVI[315]315
  Людовик XVI (1754–1793) – последний монарх Франции из династии Бурбонов. Был отстранен от власти, официально лишен престола, предан суду и казнен на гильотине.


[Закрыть]
, когда он стоял на коленях у гильотины.

Именно такую мелочь, лежа в кровати, уже несколько часов усиленно перетирает в голове Оливо. Раз за разом он прокручивает момент, когда после обеда Гектор разрешил всем уйти и Мунджу, поднимаясь, мельком бросил взгляд в его сторону.

Он не то чтобы посмотрел, а так, знаете ли, взглянул исподлобья. Однако чем больше Оливо роется в мыслях, возвращаясь к тому моменту, тем четче проявляется еле заметная, сложенная из маленьких букв, но вполне читаемая фраза: «Я ЗНАЮ!» – и под ней совсем мелко: «Ну и огребешь ты у меня, наглая свинья!»

Вот почему, когда в дверь стучат, он тут же вскакивает на ноги.

– Оливо?! – зовет Гектор. – Можем поговорить минутку?

– Да. – Оливо с облегчением выдыхает.

Гектор открывает дверь, но не входит, что означает – дело срочное.

– Послушай… – говорит он. Если Гектор начинает с «послушай», не жди ничего хорошего. – Директриса Атраче вызывает тебя в свой кабинет: там кто-то хочет поговорить с тобой.

Быстро прикидывая в уме, Оливо сразу понимает, что его ждут плохие новости. Но если перебрать в голове все, какие только возможно, плохие новости, их может статься не так уж и много. Что это за человек хочет с ним поговорить? И почему в кабинете Атраче? Однако трудно придумать новость хуже той, что Оливо получил, когда ему было восемь лет, – известие о том, что остался сиротой, без отца и матери; тогда же он узнал подробности их смерти.

– Оливо?

– Да.

– Пойдем?!

– Да, – кивает и показывает, что ему нужно завязать шнурки на ботинках.

– Ну давай, я в коридоре.

Оливо ожидает, пока закроется дверь, и поворачивается к Азе. Она, сидя задницей на столе и поставив ноги на стул, стрижет ногти. Но тут же отвлекается от своего занятия и смотрит на него:

– Ну чё?

– Что «чё»? Нужно идти к директрисе.

– Так в чем проблема, головастик в обмороке? Не съест она тебя! Хотя, конечно, если посмотреть на размер ее талии…

– Как думаешь, что ей нужно?

– О, какой вопрос! Усыновить тебя, переписать на тебя свой банковский счет, выдать за тебя свою дочь или самой жениться на тебе, вымыть тебе ноги собственными слезами, клонировать, избрать тебя мессией[316]316
  Мессия – ниспосланный свыше божественный спаситель человечества.


[Закрыть]
и подарить почку, хотя, глядя, как ты ешь, я бы свою почку и на выходные тебе не одолжила… Ну с какого хрена я должна знать, что она хочет! Пойди да узнай! Ты сирота, не от мира сего, у тебя нет друзей, нет девчонки потрахаться, нет денег, нет образования, нет будущего, и через пару часов ты не исключено что останешься и без головы, которую Мунджу прищемит дверью. Что хуже этого может еще с тобой случиться? Впереди только лучшее, разве нет? Иди-иди, головастик Винни-Пух, а я здесь крепость поохраняю. Если придет Мунджу по поводу яичек, скажу ему, чтобы зашел через полчасика.

Оливо и Гектор идут по коридору, поворачивают к заднему выходу, чтобы миновать холл, где другие воспитанники смотрят фильм и играют в карты. На улице дождь, сегодня суббота – значит у Гаги, Федерики, Стефана и Октавиана никаких занятий в школе, у Джессики никакой практики в парикмахерской, не работают и профессиональные курсы электриков и токарей у Мунджу и Галуа. В субботу днем все на базе.

– Директриса разрешила мне тоже присутствовать. Не возражаешь? – спрашивает Гектор, когда они проходят через актовый зал.

– Угу.

– Сколько слов сказал уже?

– Двести тридцать восемь.

Гектор быстро подсчитывает в уме. Он уже поднаторел в этом.

– Трехсот шестидесяти двух будет достаточно. – Кивает головой.

Они выходят на задний двор, где паркуют машины воспитатели, посетители, обслуживающий персонал и родственники воспитанников (немногочисленные). Приют находится в помещении бывшего обжигового завода – кирпичной фабрики. Не знаю, понятно ли объясняю. Последний его владелец подарил завод частному фонду, который содержит в нем приют и управляет им. Фонд называется «Мы есть!», в провинции Турина у него шесть подобных учреждений для детей и подростков, а также интернаты для уже выросших воспитанников, таких как Мунджу. Среди подопечных кого только ни встретишь: сироты, иностранцы без вида на жительство, чудные и проблемные, с суицидальными наклонностями, отбывающие срок вместо реального заключения в колонии, парни и девчонки, спасенные от занятий проституцией или от родителей – насильников, эксплуататоров, жестоко с ними обращавшихся, а также отстающие в развитии дети – наследие еще тех времен, когда их содержали вместе со всеми.

Оливо живет в одном из укромных, удаленных от Турина приютов, предназначенном для ребят, которые оказались в тяжелых жизненных обстоятельствах, нуждаются в помощи либо прячутся по необходимости от злоумышленников, готовых их похитить или причинить вред. Именно поэтому здесь все ходят в школу в небольшой горный поселок, а не в город и всегда в сопровождении. По этой же причине им нельзя пользоваться соцсетями и выкладывать в интернет фотографии, чтобы исключить риск раскрыть свое местоположение. Но на самом деле все это делают, и мобильники у всех есть, и симки, спрятанные в унитазах, под плитками, даже в творческой мастерской. Но для Оливо, как и для Розы, это вообще не проблема: у них никогда не было мобильников.

Раньше Оливо жил в приюте в Павии[317]317
  Павия – город в Италии в регионе Ломбардия.


[Закрыть]
. Перед этим – в провинции Болонья. Еще раньше – в приемной семье, где все было плохо. А совсем-совсем раньше – в приюте под Миланом.

И сам он никогда не просился уйти. В один из дней вдруг входил воспитатель, социальный работник, психолог или директриса и сообщал, что на следующей неделе он, Оливо, сменит «место жительства». Так обстоят дела.

Он никогда не спрашивал почему. Ему не нужно было собирать чемоданы, он брал лишь джутовую сумку, в которую кидал пять пар зеленых носков, четверо трусов, пять маек, два свитера, две толстовки, четверо коричневых вельветовых брюк и джутовый мешочек для зубной щетки. Ботинки одни – хайкеры, что на нем.

Единственная громоздкая вещь – книги, но ведь в приютах почти везде есть минивэны, какими обычно пользуются хиппи, сантехники, приглашенные на день рождения аниматоры, квартирные воры, и на таких же минивэнах перевозят детей, именно.

Помимо прочего, в джутовой сумке у Оливо лежат три серые шерстяные шапочки – вроде той, что у него на голове. А условия, о которых он просит – и судьи, занимающиеся опекой, уже знают об этом, – чтобы на новом месте у него была отдельная комната, его книги и библиотека поблизости.

Об этом и размышляет Оливо Деперо, пока быстрым шагом идет с Гектором через двор в кабинет директрисы приюта.

В то же время он уже успевает мысленно составить список из семи припаркованных на небольшой площадке машин. Вышло так, что он не знает хозяина лишь одной из них.

На приборном щитке незнакомого авто замечает сложенную газету, прочитывает и запоминает статью в ней, а в салоне усматривает и фиксирует в памяти еще двенадцать предметов, расположенных на сиденьях, дверцах, ковриках и подголовниках. На крыше машины виднеется круглая отметина, уже разъевшая краску кузова. Ага, теперь-то он понял, кто ждет его в кабинете директрисы.

Однако Оливо не догадывается зачем. Если только это не касается той старой истории, что случилась во Франции. Или той, что в Швейцарии.

Маловероятно.

4

Кабинет директрисы – это классический кабинет руководительницы частного сообщества, опекающего приюты, то есть женщины, которая никогда не будет богатой, если только не станет красть или продавать на органы своих подопечных.

Однако дама настолько преисполнена важности от занимаемой директорской должности, что сочла необходимым обзавестись столом под красное дерево еще и для того, чтобы не выглядеть лузером перед воспитателями, которые пишут свои отчеты на письменных столах из «Икеи», подкладывая под их ножки сложенные бумажные салфетки, чтобы не шатались.

Директриса Атраче, женщина лет пятидесяти, жаль говорить это, но абсолютно типичная директриса – от химии на голове до оправы очков. А также, если проследить, спускаясь ниже по фигуре, в твидовом юбочном костюме, с жировым спасательным кругом на талии, в дымчатых чулках и туфлях на низком каблуке.

Рядом с ней на стуле, сбоку от письменного стола под красное дерево, сидит женщина, на вид моложе директрисы.

Ее Оливо никогда не видел.

Женщине точно больше сорока, но ненамного, у нее длинные каштановые волосы по плечи. И ее вполне можно назвать красивой. Мешает только нос, слегка напоминающий боксерский, но в то же время это и достоинство, позволяющее считать ее просто настоящей красавицей.

На ней черная кожаная мотоциклетная куртка нараспашку, из-под которой виднеется слишком легкая, не по сезону блузка. Она одна из тех, кому никогда не бывает холодно, а если и замерзнет, то забывает об этом, потому что ей и без того хватает о чем думать.

– Садись, Оливо, – произносит директриса.

Оливо опускается на единственный стул, находящийся напротив женщин. Гектор остается стоять на шаг позади него, потому что ему некуда сесть.

– Я тебя вызвала, чтобы кое с кем познакомить, – говорит директриса, указывая на женщину, перелистывающую бумаги в папке и не обращающую на них никакого внимания. – Это касается комиссарши…

– Комиссара, – перебивает женщина безобидным, как перочинный ножик, голосом. – Знаю, многие мои подруги-коллеги предпочитают, чтобы их называли в женском роде, но мне без разницы.

– Конечно, – осекается директриса, – это формальности. В общем, Оливо, комиссар полиции Соня Спирлари попросила о встрече с тобой, и мы подумали, что нет причин отказывать ей в этом. Надеюсь, ты со мной согласишься?

Оливо не произносит ни «да», ни «нет», он мучительно теребит заусенец на большом пальце. Кожица у ногтя разрослась и прямо сейчас требует особенно осторожного обращения.

– Привет, Оливо! Давно хотела познакомиться тобой, но думала, может, лучше сначала изучить дело. Я имею в виду, как ты догадываешься, материалы социальных служб, экспертизы, старые полицейские протоколы и те, более ранние – от французской полиции. Швейцарская, однако, нам еще не переслала досье по делу Беллами. Швейцарцы никогда не торопятся. Наверное, ты знаешь это лучше меня, ведь ты жил в Швейцарии?

Оливо укладывает заусенец ровно на то место, откуда выковырял. Слюнявит меж губ кончик указательного пальца и, как кисточкой, увлажняет кожицу около ногтя, результат получается совершенно удовлетворительный. Эпидермис на пальце выглядит нетронутым, словно заусенца там никогда и не было. Улыбается, довольный собой и успешно выполненной работой. Знает, что комиссарша, с этого момента и впредь буду называть ее именно так, скорее всего, воспринимает его улыбку как пофигистскую. Терпение.

– Не волнуйся, Оливо, в твоей карточке и это написано. – Листает личное дело и на второй странице читает: – «Когда он кажется рассеянным и совершенно не интересующимся темой, его внимание в любом случае на максимуме, его склонность составлять логические связи ошеломляющая, способность накапливать данные и многочисленную и сложную информацию сходна с компьютерными возможностями, когда задания делятся между основной памятью и оперативной памятью, то есть кэшем…» – на самом деле я понятия не имею, что это за кэш… – Женщина прерывается, чтобы посмотреть, чем занят сидящий напротив юноша.

Оливо скребет маленькое пятнышко на ногте, на деле оказавшееся всего лишь игрой света.

– Любопытное получается дело, – продолжает женщина, – эксперты оценили тебя как невероятно умного и проницательного человека, но все сданные тобой тесты демонстрируют уровень IQ[318]318
  IQ (сокращ. от англ. intelligence quotient – коэффициент интеллекта) – уровень интеллекта человека по отношению к среднестатистическому показателю для его возраста.


[Закрыть]
абсолютно нормальный. Будем откровенны, в семи выполненных тобой тестах на определение умственных способностей ты всегда набирал одинаковое количество баллов – сто два, что соответствует уровню среднего итальянца. Говорят, невозможно, чтобы один человек получал одно и то же количество баллов семь раз. Но у тебя получилось. Понятия не имею, как это тебе удалось, но отныне и впредь буду говорить с тобой, учитывая, что ты способен делать вещи, которые другим не под силу, согласен?

Оливо снова принимается за заусенец и поднимает голову.

– Я бы сказал «нет», – спокойно отвечает он, глядя на окно за спиной комиссарши.

– Что ты имеешь в виду? – интересуется она. – Почему «нет», с чем ты не согласен?

– С тем, о чем вы хотите меня спросить.

– Оливо! – Директриса хватается за подлокотники кресла. – Позволь по крайней мере, чтобы комиссарш… комиссар тебе объяснила. Речь идет не о глупостях, смею тебе заметить. И хоть толика уважения с твоей стороны должна…

Комиссарша Спирлари жестом прерывает ее и улыбается, как бы говоря: «Все в порядке, вы – директриса, но я сама знаю, как мне разговаривать с подростком».

Она снова смотрит на Оливо.

– И как же ты узнал, о чем я хочу тебя спросить? – интересуется.

Оливо тем временем разглядывает воробья, усевшегося на подоконник.

– Вы ему рассказали? – обращается комиссарша Соня Спирлари к Гектору.

– Нет, – отвечает он. – Даже если бы хотел рассказать, я не знаю, о чем речь.

Женщина понимающе кивает головой и снова смотрит на Оливо, который в этот момент знаком подзывает Гектора и просит наклониться к нему. Воспитатель приседает возле него на корточки. Оливо оборачивается и что-то говорит ему на ухо. Гектор соглашается и встает:

– Он заметил след от мигалки на крыше вашего авто и прочел газету на приборной панели, открытую на странице, где рассказывается о деле. В общем, он не хочет выглядеть невежливым, он выслушает.

– Очень приятно. – Комиссарша Спирлари с легкой издевкой изображает поклон. – В таком случае можно немного приоткрыть окно?

Никто не двигается с места, так что подняться приходится директрисе. Стоило ей дотронуться до ручки, как воробей, скакавший по подоконнику, улетел. Оливо знает, комиссарша, как ни в чем не бывало листающая в этот момент его личное дело, специально попросила открыть окно.

– После аварии, в которой погибли твои родители, – продолжает она, – ты оставался в больнице больше года, перенес три операции на голове. Когда вышел оттуда, тебе было девять лет и ты впервые попал в приют, где находился целый год, до десяти лет, после чего тебя передали в приемную семью. Правильно?

Оливо молчит. Он снова занят заусенцем.

– Да, – говорит Гектор.

Комиссарша Соня Спирлари не смотрит на него и продолжает:

– В той семье ты пробыл восемь месяцев. Затем без каких-либо веских оснований, – недостаток социальной адаптации – основание; и не нужно думать, что если два дня не мыться, то дезодорант поможет скрыть это, – ты вернулся в прежний приют, где предотвратил попытку суицида мальчишки из соседней комнаты. Ни воспитатели, ни лечившие парня психологи так и не поняли, что было у него в голове, но ты, в свои одиннадцать лет, заметил, что он уже несколько дней потихоньку собирает разные средства для уборки, чтобы затем отравиться ими. Не имея никаких химических препаратов под рукой и желая снизить риски, ты умудрился разбавить и перемешать их с чем-то, что нашел на кухне или еще бог знает где, вплоть до присыпки от потливости ног. В итоге все же позволил ему выпить эту бурду и позвал воспитателей. Промыли желудок, и мальчишка был спасен. Ты так никогда и не объяснил, почему не предупредил о его намерениях, прежде чем он выпил эту отраву. Но больше попыток суицида парень не делал. Сейчас учится на врача и проходит фельдшерскую практику.

Директриса слегка кашляет. Она явно не в курсе этих подробностей.

– Спустя полгода тебя передали в новую семью. Казалось, все шло замечательно, двое маленьких детей супружеской пары обожали тебя, но ты раскрыл глаза супруге на мужа, который заложил магазин и дом, чтобы избавиться от непосильных игровых долгов, о чем та понятия не имела. Родители расходятся. Женщина хочет, чтобы ты остался с ней и ее детьми, но суд, учитывая вышеизложенные обстоятельства, отказывает ей в этом. Ты возвращаешься в приют, но на этот раз уже в другой. Два месяца живешь там и вдруг исчезаешь непонятным образом. Тревогу поднимают спустя три часа твоего отсутствия, тебя ищут полицейские, карабинеры[319]319
  Карабинеры – служащие итальянской системы правопорядка, выполняющие функции военной полиции – обеспечения общественного порядка и международных миссий.


[Закрыть]
и спасатели, но бесполезно – ты исчез. По всей вероятности, зная, что случилось ранее с твоим отцом, поисковики проверяют также реки и озера поблизости, но…

– Оливо это все хорошо известно, – перебивает ее Гектор, – да и нам тоже. Так что не понимаю, зачем нужно еще раз повторять.

Комиссарша Спирлари достает из кармана куртки чупа-чупс, разворачивает и кладет в рот.

Теперь Оливо с особым вниманием следит за ее движениями.

– Тебя искали несколько месяцев, – продолжает она, словно Гектор и не встревал. – По телевизору показывали твои фотографии, но ты, казалось, сгинул. Пока в апреле две тысячи тринадцатого, спустя год после исчезновения, в Швейцарии, на границе с Францией, в одном полицейском участке в Валлорбе – муниципалитете, где три тысячи жителей, – не появляется тринадцатилетний мальчишка вместе с израненной и истощенной девочкой с явным психическим расстройством. Полицейские несколько часов выясняют, что это за девочка, – оказывается, Грета Беллами, пропавшая в пятилетнем возрасте три года назад.

Однако, когда кидаются искать парнишку, который ее привел на станцию, с целью узнать, где и как он ее нашел, выясняется, что тот уже ушел. Спустя несколько дней, как только девочка приходит в себя, она рассказывает, что ее похитили и держали в пещере, пока не появился какой-то мальчик и не освободил ее.

Этот мальчик, следовало из рассказа ребенка, носил серую шапочку и коричневые брюки. То же самое подтвердили и полицейские. Пока мальчик и девочка добирались до города, долго шли пешком через лес, он все время молчал, а когда останавливались, чтобы отдохнуть и поспать, девочка слышала, как во сне парнишка разговаривал по-итальянски. Стоило показать полицейским и ребенку фотографии разыскиваемых итальянских подростков примерно того же возраста – местные служащие и девочка опознали Оливо Деперо, пропавшего год назад в районе Новары[320]320
  Новара – город на северо-западе Италии, в регионе Пьемонт.


[Закрыть]
.

Комиссарша Соня Спирлари, пока читала дело, держала за щекой чупа-чупс и теперь уже несколько секунд рассматривает его, выясняя, насколько он уменьшился. Затем смотрит на Оливо, который не сводит глаз с карниза за окном, где еще несколько секунд назад сидела птичка.

– После этого появления, – продолжает комиссарша, – следующие два года никто больше тебя не видел. Ты никогда не рвался объяснить, где и с кем провел это время, что ел, во что одевался и как согревался, жил ли под вымышленным именем или поддерживал с кем-то отношения. Но снова ты объявился в две тысячи пятнадцатом в горных лесах во французском Юре[321]321
  Юра – департамент на востоке Франции.


[Закрыть]
.

Полиция уже три года искала двух похищенных братьев – шести и восьми лет. Наиболее вероятной была версия о серийном маньяке, хотя в прессе следователи никогда не озвучивали ее. Рассчитывали лишь когда-нибудь найти тела детей. Но… в октябре две тысячи пятнадцатого дорожный патруль замечает, как из леса выходят трое ребят. Самый старший, тот, что идет впереди, одет в коричневые вельветовые брюки, на голове серая шапочка.

Всех доставляют в больницу. Полиция допрашивает их. Двое младших рассказывают, что их похитили и держали в пещере или шалаше, но воспоминания мальчиков противоречивы и сбивчивы. Единственным вменяемым выглядит подросток лет пятнадцати, которым, к слову, и был ты, – вменяемый, но ни за что не желавший раскрыть, как обнаружил детей. Не сомневаюсь, если ты тогда не рассказал, где и как отыскал мальчишек, то тем более не сделаешь этого и сейчас. Или все-таки расскажешь?

Оливо первый раз смотрит комиссарше в глаза. Они светло-карие с темным ободком и, когда на них падает свет, выглядят бархатистыми. Губы тонкие, а скулы слегка выступающие.

– Я бы сказал «нет», – отвечает он.

– Хорошо, не стану на тебя давить. Еще и потому, что это не в моих интересах. В общем, чтобы покончить с экскурсом в историю, скажем так, в тот раз тебе тоже удалось бы исчезнуть, если бы, пока удирал, ты не попал под машину, водитель которой и привез тебя в город со сломанной ногой. Он сказал, что ты бросился на дорогу, чтобы спасти жабу из-под колес автомобиля, которую он чуть не раздавил.

– Bufo viridis, – произносит Оливо.

– Как-как? – переспрашивает комиссарша.

– Зеленая жаба, – поясняет Гектор. – Животные – его страсть.

– О, как замечательно! – говорит Спирлари, однако по ее лицу не заметно, что она и правда находит это замечательным. – Тогда-то тебя узнали и отправили в Италию с загипсованной ногой. Конец истории. Или, по крайней мере, так говорят документы, но что, несомненно, имеет значение, я уверена: кроме этих известных нам случаев, ты находил и других ребят. Вероятно, так спасал их, что они и не знали, кто был их спасителем. Или же подстраивал все так, чтобы детей находили, – например, оставлял улики, которые помогали полиции выйти на след. Спорю, теперь ждешь, что я спрошу тебя, почему ты все это делал?

Оливо уже некоторое время пристально разглядывает карман куртки женщины. Она замечает это и начинает выяснять, что с ним – с карманом – не так: пятно появилось, порвался или птичка оставила свой след?

– Думаю, Оливо был бы рад, если бы вы угостили его чупа-чупсом, – объясняет Гектор.

Комиссарша Соня Спирлари достает из кармана конфету.

– Это последняя, – говорит она, протягивая Оливо. – Надеюсь, поможет делу.

Оливо не берет конфету до тех пор, пока женщина не догадывается наконец-то положить ее на стол.

Только тогда Оливо протягивает свою худую руку, словно телескопическую удочку, аккуратно подхватывает чупа-чупс, разворачивает и кладет в рот. Смятый фантик засовывает в стакан для карандашей у директрисы на столе. Атраче морщится, глядя на это, но молчит, учитывая щепетильность момента.

– Думаю, ты знаешь, Оливо, что в последние месяцы в Турине пропали две девушки и двое юношей, возраст где-то между пятнадцатью и семнадцатью годами. Они все учились в одном колледже, но на разных специальностях. Об этом происшествии ты прочитал в газете, которую я оставила в машине, ведь так?

Оливо посасывает чупа-чупс.

– Да, – отвечает, – но я по-прежнему сказал бы «нет».

Женщина первый раз непроизвольно, словно что-то надавило ей на веки, опускает глаза. Оливо замечает теперь, что она уже несколько дней не высыпается и маскирует морщины под глазами макияжем, наложенным в спешке и неаккуратно, ведь обычно она не красится и потому так и не научилась пользоваться косметикой. Все это вместе с дезодорантом, с помощью которого она пытается скрыть отсутствие времени и желания принимать душ, говорит о том, что силы ее на исходе.

То же касается и еды: в кабинете воняет китайской жаровней, но директриса – макробиотичка[322]322
  Макробиотика – псевдонаучное учение о питании, основанное Джорджем Озавой и вобравшее в себя идеи дзен-буддизма. Согласно учению, для пользы здоровья необходимо употреблять в пищу сбалансированные и экологически чистые продукты, растущие в местах проживания человека.


[Закрыть]
, а Гектор любит готовить дома, значит, по всей видимости, запах исходит от комиссарши; очевидно, из-за того, что вот уже несколько месяцев она не питается нормально, хватая на ходу фастфуд, когда уже чувствует, что вот-вот потеряет сознание. Короче, если еще и держится на ногах, то благодаря крепкой комплекции, – которую унаследовала от своих предков-викингов, заядлых драчунов – стенка на стенку – и больших любителей животных жертвоприношений. Не знаю, понятно ли объясняю.

– Дело в том, что мы даже не представляем, кто похитил этих ребят и зачем это сделал, – говорит комиссарша. – Требований о выкупе не поступало, на связь с семьей, прессой или полицией никто не выходил. До сих пор не знаем, живы ли они. Единственное, на что можем надеяться, – это найти и задержать похитителя раньше, чем он выберет новую жертву. Ну, что скажешь? Поможешь нам?

Теперь Оливо Деперо тоже смотрит, насколько уменьшился его чупа-чупс.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю