Текст книги "Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 (СИ)"

Автор книги: Дэн Браун

Соавторы: Тесс Герритсен,Давиде Лонго,Эсми Де Лис,Фульвио Эрвас,Таша Кориелл,Анна-Лу Уэзерли,Рут Уэйр,Сара Харман,Марк Экклстон,Алекс Марвуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 280 (всего у книги 346 страниц)

– Ханна, пожалуйста… – начал он. И замолчал. Она не знала, что он собирался сказать. «Пожалуйста, не говори Эйприл? Пожалуйста, не презирай меня? Пожалуйста, держись от меня подальше?»

Она ждала продолжения, сердце было готово выскочить из груди.

Но Уилл лишь покачал головой.

– Будь осторожна, – наконец произнес он. И вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой, словно боялся кого-то потревожить.

После

Ханна открывает дверь «Рогаликов Бонни», и старомодный колокольчик издает серебристый звон. Она стоит некоторое время на месте, переводя дыхание и ожидая, когда прояснятся запотевшие линзы очков. Окинув взглядом маленькое кафе, Ханна видит, что тут, несмотря на то что она опоздала на десять минут, никого нет.

На секунду она испытывает облегчение. Может, Джерайнт отказался от своей затеи и уехал домой? Она не станет ждать его, просто отправит сообщение: «Я приходила, но не застала вас на месте». Ханна уже готова была с чувством выполненного долга перед молодым человеком повернуть назад, как вдруг из кухни выбегает, вытирая руки о фартук, женщина:

– Здравствуйте, милочка, я не слышала, как вы вошли. Какое место вам нравится?

– Я… – Ханна колеблется. – У меня вообще-то здесь назначена встреча с одним знакомым. Он, кажется, не пришел. Я, пожалуй…

Ханна поворачивается к выходу. Женщина бодро, услужливо перебивает:

– Молодой человек? С соломенными волосами? Нет-нет, он пришел, сидит в заднем зале. Он сказал, у вас с ним будет важный разговор, и попросил выделить столик в спокойном месте. Вообще-то сегодня у нас везде спокойно. Не знаю, что отпугивает туристов, вряд ли дождь – дождя, считай, не было совсем.

Женщина безмятежно смеется. Ханна чувствует, как у нее вытягивается лицо, и пытается принять выражение, более приличествующее человеку, который рад, что проделал долгий путь не зря.

– А-а, хорошо, благодарю вас, – вяло произносит она.

– Вам что-нибудь принести? Чай? Кофе? Или, может быть, скон?

– Я… э-э… бутылку минералки, пожалуйста. Без газа.

Женщина кивает:

– Сию минуту. Поднимайтесь наверх, по лестнице.

Ханна кивает, вешает сумку на плечо, проходит под аркой и поднимается по короткому лестничному пролету.

Джерайнт, сидевший за столиком у окна, при появлении Ханны встает:

– Ханна? З-здравствуйте.

В окно светит солнце, окрашивая кончики ушей Джерайнта в розовый цвет, отчего кажется, что он краснеет, хотя, так ли это, сказать трудно.

– Здравствуйте, – неуверенно отвечает Ханна.

Джерайнт церемониально отодвигает стул, Хана садится, чувствуя себя абсолютной дурой. Ее разбирают сомнения – стоило ли соглашаться на встречу? Хорошо хоть, что тут нет посторонних. Вот только из дальнего угла кафе будет очень неудобно уходить, если беседа примет нежелательный оборот.

– Хотите заглянуть в меню? – после короткой паузу спрашивает Джерайнт.

Ханна отрицательно качает головой:

– Нет, я не голодна, спасибо. Я уже кое-что заказала внизу. Как дела?

Вопрос дурацкий и бессмысленный, но она не может придумать ничего лучше. Как видно, Джерайнт тоже, поскольку он с радостью ухватывается за него.

– Хорошо, то есть я очень рад, что вы согласились прийти. Я хотел сказать, что не был уверен…

«Вы не оставили мне другого выбора», – с досадой думает Ханна. Впрочем, теперь, когда они встретились лицом к лицу, глупо высказывать неудовольствие. Джерайнт волнуется и кажется совершенно безобидным.

– Так вы говорите, что дружите с Райаном? – спрашивает она, заметив, что у собеседника иссяк запас банальностей.

Тот кивает в ответ.

– Да, он работал в «Гералд», когда я поступил туда после окончания университета. Почти мой наставник. – Джерайнт смотрит на свои руки, его лицо буквально на глазах становится старше на несколько лет. – Такой классный парень. Жуть берет, как подумаю, что с ним произошло.

– Меня тоже, – тихо соглашается Ханна. – Как… – Ей трудно быстро подобрать слова. – Как он сейчас?

– Неплохо, я полагаю. Сначала ему было тяжело. Я навещал его в том ужасном месте для выздоравливающих. Ну, знаете, где воняет капустой?

Ханна кивает. Ее кивок своего рода ложь. Она понятия не имеет о месте, упомянутом журналистом. Ей мучительно вспоминать, что она и Уилл бросили Райана, хотя ее мужа отчасти можно извинить. Имей такую возможность, Уилл не потерял бы контакта с Райаном, как не потерял его с Хью. Это Ханна сбежала из Англии, оборвав все связи с выпускниками Пелэма, отказывалась возвращаться к старому и ворошить память. Уилл хотел пригласить Райана и Эмили на свадьбу с Ханной, устроить настоящую встречу воспоминаний и заказать для друзей отель в округе Бордерс, однако Ханна настояла на простой церемонии, согласившись только на присутствие игравшего роль свидетеля Хью и своего отца. Уилл по обыкновению, не желая доставлять ей лишних страданий, пошел на попятную.

Теперь, слушая рассказ Джерайнта о злоключениях Райана после инсульта, Ханна понимает, как подло они поступили, и ее окатывает волна сожаления, смешанного с раскаянием.

– Он очень рад, что вернулся домой к Белле, – заканчивает Джерайнт. – Возвращение домой очень хорошо на него повлияло. А еще то, что он снова может разговаривать и работать на компьютере. Райан на стенку лез, когда не мог говорить и писа́ть. Такому человеку, как он, трудно постоянно держать язык за зубами, верно?

Слова Джерайнта вызывают у Ханны робкую, но искреннюю улыбку. Потому что журналист попал в точку. Несмотря на черный юмор, она способна оценить иронию судьбы, так разительно изменившей положение Райана, человека, всегда дольше всех и громче всех разглагольствовавшего на любом сборище, прижимавшего собеседника к стене на кухне, чтобы обрушить на него тираду о поздней стадии капитализма или о Марксе и Энгельсе. Злой рок вдруг заставил его замолчать и выслушивать треп медсестер, когда он был не в состоянии вставить: «Боюсь, вы ошибаетесь…» или «Послушайте, милочка, если бы вы читали Дэвида Гребера[495]495
  Профессор Лондонской школы экономики, антрополог, анархист по убеждениям.


[Закрыть]…»

– Точно, – соглашается Ханна.

Они на долгое время замолкают. Джерайнт помешивает кофе, устремив взгляд на черную гущу, словно надеясь, что из непрозрачной жидкости на поверхность всплывет подходящее начало разговора. На мгновение Ханне кажется, что он сейчас откроет рот, но на лестнице слышатся шаги, они оба одновременно оборачиваются и видят хозяйку кафе с подносом, на котором балансирует бутылка минералки и стакан со льдом. Улыбаясь обоим сразу, женщина опускает поднос на маленький столик:

– Ваш заказ, милые мои. Если еще что-то понадобится, кликните. Я буду внизу и услышу. А сейчас не буду мешать.

Хозяйка уходит.

Ханна открывает воду, наполняет стакан – не столько, чтобы утолить жажду, сколько для того, чтобы чем-то себя занять. Затем, чувствуя, что, если не начнет разговор первой, они так и будут сидеть и молчать, она задает вопрос:

– Так вы о чем-то хотели меня спросить?

Джерайнт краснеет. На мгновение на его лице появляется выражение нелепого облегчения, словно Ханна простила ему тяжкий грех. Он энергично отхлебывает кофе и начинает:

– Да. Но прежде хочу поблагодарить вас за то, что согласились на разговор. Могу представить, насколько вам трудно много лет спустя возвращаться к этой теме.

«Аминь», – мысленно произносит Ханна.

– Немного расскажу о себе. Впервые я услышал об этом деле в подростковом возрасте, и оно… оно меня реально захватило. В этом деле, в личности Эйприл было нечто такое… – Джерайнт внезапно замолкает.

«Кто бы сомневался», – думает Ханна. Она прекрасно понимает, что имеет в виду Джерайнт, вспоминая милое скуластое лицо Эйприл на снимках, фотографии Эйприл со сползшей с плеча бретелькой на берегу Исиды. Эйприл была воображаемой подружкой любого прыщавого тинейджера, и тот факт, что ее убили, сделал фантазии о ней несбыточными и безопасными.

– Как бы то ни было, – продолжает Джерайнт, – я продолжал читать все статьи по этому делу и в начале текущего года сам написал одну. Она была озаглавлена «Смерть мажорки – десять лет спустя. Десять вопросов, оставшихся без ответа». Не читали?

Ханна отрицательно качает головой.

– Моя статья нашла широкий отклик и… Короче, мне поручили подготовить серию из десяти подкастов.

– Ясно, – произносит Ханна. Непонятно почему, слово «подкаст» раздражает ее еще больше, чем «статья». Тут ей вдруг приходит в голову неожиданная мысль. – Вы, случаем, не записываете наш разговор?

– Э-э… нет. Пока нет. То есть для себя я обычно делаю запись, однако сегодняшний разговор не пойдет в эфир. Я еще не закончил расследование. Вы не хотите, чтобы я записывал? Я могу делать пометки от руки, если так будет вам спокойнее.

– Да, я предпочла бы последнее, – напряженно сообщает Ханна. Она понимает, что поступает нелогично. Какая разница между ссылкой на бумажную запись и ссылкой на запись в телефоне? И все-таки ей невыносима мысль, что ее дрожащий голос будет вновь и вновь звучать в кабинете журналиста, когда тот начнет работать над текстом о трагедии.

– Да, конечно. – Джерайнт убирает телефон и достает авторучку и блокнот. – Хочу сразу честно заявить: я не намерен обелять Невилла или доказывать его невиновность, если убийца действительно он. Именно поэтому я и хотел с вами поговорить, убедиться, что ничего не напутал. Я лишь хочу понять, что произошло. В этом деле есть пробелы, которые я так и не сумел заполнить.

Ханна оставляет это заявление без комментариев. Она с такой силой сжимает стакан, что белеют пальцы.

– Вы не против… я могу вас попросить по порядку вспомнить, что случилось в ту ночь?

Лицо Джерайнта приобретает новое выражение, он сплетает и расплетает пальцы, играя авторучкой.

Ханна делает глубокий вдох. Для нее во всем этом нет ничего нового, она проходила через такое тысячу раз. Боль, по идее, должна была притупиться, но она по-прежнему сильна. Однако лучше будет выложить все. Может, тогда он успокоится и распрощается со своей фантазией.

– Это произошло поздно вечером. Я сидела в баре колледжа. Хью тоже там был. И Райан. Эмили работала в библиотеке. Уилл уехал на выходные домой. В тот вечер шел последний показ «Медеи», пьесы, в которой играла Эйприл, мы все собрались отметить успех и все такое. Прошло примерно три четверти вечера, когда Эйприл ушла к нам в квартиру переодеться. Вскоре я отправилась на ее поиски.

Вспоминая, Ханна закрывает глаза. Она вновь ощущает мягкую траву под ногами, когда шла вместе с Хью через Парк аспирантов. Снова видит свет в окне Эйприл.

Видит и Невилла. Консьерж выскользнул из подъезда номер 7, двигаясь подозрительно бесшумно для такого высокого мужчины. Ханна застыла на месте, испугавшись, что он ее заметит, но если он и заметил, то не подал вида. Невилл, свернув в сторону, торопливо скрылся в темноте, а Ханна подошла ко входу в подъезд.

И потом… потом…

– Я поднялась по ступеням на нашу лестничную площадку. Дверь была открыта. – Собственный голос Ханны звучит в ее ушах как чужой. – Как в тот раз, когда я вернулась и застала в квартире Невилла. Мне следовало догадаться: случилось что-то неладное. А я не сообразила. Ничего не заподозрила, хотя видела, как Невилл выходил из подъезда.

Картины прошлого, выжженные в памяти, начинают оживать, словно освещенные вспышкой молнии. Вот она берется за дверную ручку. На ковре валяется пучок черных волос – парик Эйприл для «Медеи». А потом…

В этом месте пленка обрывается. «Разум предохраняет себя от чрезмерной боли», – говорил психолог, отчего в душе Ханны полыхнула ярость, так возмутил ее таившийся в словах психолога намек: мол, вы пытаетесь все забыть, думаете только о себе.

– Что было после, я плохо помню. – Ханна подносит стакан к губам и делает большой глоток, чувствуя, как от ледяной воды немеет горло и ломит зубы.

– Память так к вам и не вернулась? – спрашивает Джерайнт, чиркая в блокноте.

Ханна качает головой.

– Иногда бывают проблески во сне. Но я не могу сказать, в какой степени эти воспоминания реальны, а в какой мой разум пытается воссоздать увиденное на свой манер. Мне не на что опереться. Однако я определенно видела, как Невилл выходил из подъезда после того, как покинул нашу квартиру. В этом я ни капли не сомневаюсь.

– Вы, вероятно, не знаете, что Джон Невилл родом из моего города, – произносит Джерайнт.

Ханна поднимает взгляд:

– Вот как?

– Да. Его мать жила за углом, не так далеко от моей тетки. Этот факт, конечно, не снимает с него вины, но позволяет взглянуть на всю историю с другой стороны. Я наслышан о доводах защиты и пробелах в доказательствах стороны обвинении. Дело не только в уликах на месте преступления, хотя они сами по себе непонятны. Никто так и не смог толком объяснить, почему на теле Эйприл не обнаружили следов ДНК Невилла. Ладно, преступник мог быть в перчатках, но он вряд ли сумел бы задушить Эйприл, не получив царапин, без борьбы. К тому же никто не слышал никакого шума, хотя в комнате под вашей квартирой находились люди. Кстати, вам известно, что, по некоторым сведениям, Эйприл на момент смерти была беременна?

Ханна неловко опрокидывает бутылку с водой. К счастью, воды в ней почти не осталось. Ханна торопится подхватить бутылку, прежде чем та скатится со стола, ее щеки пылают, она пытается сообразить, что ответить на столь сомнительное утверждение.

– Извините, – произносит Джерайнт, словно это он уронил бутылку, отодвигает блокнот в сторону и промокает маленькую лужицу салфеткой. – Прошу прощения. Вы, как я вижу, не знали?

– Нет, – упавшим голосом отвечает Ханна. Она невольно подносит руку к своему животу. Ее беременность еще не так уж сильно заметна. Знакомые видят изменения в ее фигуре, но Джерайнт, возможно, полагает, что она просто немного полновата. Ханне почему-то не хочется говорить ему о ребенке.

Она ощущает странную внутреннюю дрожь, это чувство заставляет ее насторожиться. Что это? Ребенок пошевелился? До сих пор она не ощущала его движений, которые, если верить книгам, появляются между двадцать второй и двадцать четвертой неделей беременности. Миновала как раз двадцать третья, и Ханна, затаив дыхание, пытается понять, что это было, – зашевелившийся ребенок или непроизвольное сокращение мышц. Она совершенно перестала слушать, и журналисту приходится ее окликнуть:

– Ханна? Вам нехорошо?

– Все нормально. – Она с трудом возвращается к теме разговора. – Просто я… Нет, я не знала. Честно говоря…

Она замолкает. Ей не хочется бросать в лицо Джерайнту обвинение во лжи, иначе ее могут счесть предвзятой, заранее составившей свое мнение. Но в то же время слова журналиста ее рассердили. Эйприл и беременность? Смешно.

– Не хочу быть невежливой… – Ханна обрывает предложение и, как делала много раз в прошлом, перестраивается на ходу. – Я была ее соседкой по квартире и лучшей подругой. Я очень сомневаюсь, что она утаила бы от меня такую новость. И почему тогда адвокаты Невилла не упомянули этот факт в суде? Мне кажется, это вымысел. Извините.

– О, я с вами согласен, – торопливо подхватывает Джерайнт. – Когда я первый раз об этом услышал, тоже не поверил. Но когда спросил Райана, он подтвердил.

Ханна не находит слов и смотрит на собеседника, приоткрыв рот. Подходящих слов она по-прежнему не находит, и повисает тягостное молчание. В голове Ханны, как пчелы в стеклянной банке, теснятся и рвутся наружу мириады слов. Райан. Эйприл. Беременна.

С какой стати Эйприл было признаваться именно Райану? Если только…

До ее сознания доходит смысл слов Джерайнта:

– Райан считает, что защита не упоминала об этом, поскольку это выглядело бы как перекладывание вины с больной головы на здоровую. Понимаете? Как упрек в беспорядочных половых связях с целью обелить обвиняемого за счет очернения жертвы. Адвокаты решили, что присяжным это не понравилось бы и что Невилла будет проще спасти, если указать на другие пробелы. Вот только… у них ничего не вышло.

– Райан сам вам подтвердил?

Джерайнт молча кивает.

– А он не упомянул, почему Эйприл рассказала об этом именно ему?

Журналист отрицательно качает головой.

Ханна откидывается на спинку, пытаясь разобраться. Концы не сходятся. Неужели это правда? Или Эйприл устроила очередной розыгрыш?

– Дело в том, – произносит она наконец, – что Эйприл, как известно, была большой выдумщицей.

– Что вы имеете в виду? – озадаченно спрашивает Джерайнт.

– Она обожала розыгрыши, хотя, если честно, они не всегда получались удачными. Эйприл любила выводить людей из себя. Иногда придумывала изощренные комбинации. Например, убедила Хью, что его телефон подлежит отзыву из-за проблем с обеспечением безопасности, и уговорила его позвонить в «Нокиа» и пройти диагностический тест. Однако номер, который она ему дала, принадлежал не «Нокиа», а ей самой. Эйприл прикинулась оператором телефонной компании, говорящей с иностранным акцентом, и шаг за шагом провела вместе с Хью воображаемый тест. Я сейчас уже не помню всех подробностей. В итоге Хью должен был ввести диагностический цифровой код – в то время на старых телефонах еще имелась цифровая клавиатура. Однако, когда он ввел все цифры, то получилось текстовое сообщение «Я балда».

– Ха! – вырывается у Джерайнта. Ему становится немного стыдно за неуместную веселость и за то, что он забыл, по какому серьезному поводу они встретились. – То есть, – робко произносит он, – вы считаете, что Эйприл разыграла Райана?

– Возможно. – Увы, ответ звучит неубедительно даже для нее самой. Сердце все еще неистово стучит, она никак не может разобраться, что к чему.

С какой стати Эйприл было говорить об этом именно Райану? И с какой стати Райан поверил бы ей?

Ханна вспоминает закрытую дверь комнаты Эйприл поутру, за которой явно занимались сексом, и то, как, спустившись к завтраку, она увидела веселого и ничего не подозревавшего Уилла в столовой. «Не будет нахальством попросить тебя прихватить для меня еще один кофе?»

– Извините, – приходит в себя Ханна, отодвигает стакан и встает. – Мне пора. У меня назначен прием. Надеюсь, я вам помогла.

Вранье. По-прежнему так и не вполне понятно, что именно нужно журналисту, однако какие бы планы он ни строил на ее счет, она не сообщила ему ничего нового. Зато на нее обрушился целый поток нежелательной информации, которую теперь предстояло обдумать, рассортировать и как-то с ней жить. «Зачем я сюда пришла? Почему я на это согласилась?»

– Да, спасибо, – благодарит Джерайнт. Он тоже поднимается и провожает Ханну до выхода, хотя ей отчаянно хочется попросить не делать этого. – Покорно благодарю. Вы позволите вам позвонить, если я что-нибудь еще раскопаю?

Вопрос заставляет Ханну остановиться, она старается придать лицу нейтральное выражение, чтобы не выдать охвативший ее ужас. Раскопает? Зачем ему что-то раскапывать?

– Что вы имеете в виду? – ровным тоном спрашивает Ханна.

– Ну, знаете, я говорю с разными людьми, с адвокатами Невилла, некоторыми членами семьи Эйприл. Если я что-то узнаю, это, возможно, вас тоже заинтересует.

«Нет, – хочет сказать Ханна. Не сказать – выкрикнуть во весь голос. – Нет, я хочу забыть об этом деле, оставить его позади, притвориться, что ничего не было. Оставьте меня в покое!»

Увы, не выйдет. Притвориться, что ничего не было, не получится. Особенно, если она действительно допустила ошибку. Джерайнт прав – Ханна целых десять лет пыталась заглушить эти мысли, оттолкнуть их прочь, спрятать подальше. А они не уходили насовсем, продолжали ее терзать. Почему Невилл год за годом подавал апелляции, саботируя собственное досрочное освобождение? Почему никто тогда не слышал шума борьбы? Почему на месте убийства не обнаружили ДНК Невилла? Эти вопросы плавали на поверхности сознания Ханны долгими часами от полуночи до рассвета, несмотря на попытки утопить их с помощью снотворного, терапии и повседневных рутинных дел.

А тут такая новость – Эйприл, возможно, была беременна. Последняя капля. Невозможно просто отмахнуться, проигнорировать.

Ханна прикрывает глаза. Перед внутренним взором появляется образ Невилла, изможденного, обессилевшего старика из новостного выпуска Би-би-си, вид у него затравленный, взгляд – умоляющий.

Ханна открывает глаза.

– Ладно. – Короткий, сдавленный ответ срывается с губ сам собой.

Она поворачивается, спускается, стуча каблуками, по лестнице, кладет на стойку бумажку в пять фунтов и, не дожидаясь сдачи, выходит. Добрая хозяйка озадаченно смотрит ей вслед.

– Вам нездоровится, милочка? – доносится из-за закрывающейся двери ее озабоченный голос.

Ханне хочется ответить «нет», сказать: «Со мной все в порядке, все будет хорошо».

Но она сама в это не верит.